- Я думаю только о светлейшем герцоге.
-Светлейший герцог, все герцог! -с неудовольствием сказала дукеза. -Прежде говорили, что герцог умер бы, если б не нашел своего сына! А теперь его же жалеете, когда этот сын возвращен ему!
В эту минуту Клементо услышал наконец голос старухи и обратился к ней.
- Матушка Кондоро! - вскричал он, протягивая ей одну руку, а другой держа арфу. - Ты здесь, матушка Кондоро?
- Пришла взглянуть, каково тебе здесь, сыночек!
- Хорошо, очень хорошо, матушка Кондоро, у меня и моя старая арфа, видишь? Только знаешь ли, - прибавил он, дружески подмигнув ей, - надо ехать по железной дороге, спроси старого Рикардо, вот история-то будет!
- Уж я знаю, вам не сладить с ним.
- Отчего нам не остаться здесь, матушка Кондоро? Здесь так славно!
- Уговорите, пожалуйста, дукечито, ради герцога, сеньора дукеза, - тихонько попросил Рикардо старуху, - времени нельзя терять.
- Что делать! - сказала Сара Кондоро. - Клементо, несмотря на свою кротость, тоже бывает настойчив!
- Я просто не знаю, что делать!
- Верю, верю, Рикардо, да ничего поделать нельзя. Уговоры ни к чему не приведут, уж я его знаю.
- Мне здесь дают вкусный шоколад, матушка Кондоро, - продолжал Клементо. - А посмотри только, как я нарядно одет!
- Совсем не узнать тебя, сынок!
- А когда мне теперь отдали мою старую арфу, так мне больше ничего и не надо, я совершенно доволен!
- Как он скромен! - расхваливала Сара Кондоро. - Милый Клементо! Его можно вокруг пальца обвести! Рада, рада твоему счастью, сыночек! Но о путешествии и не заикайтесь, - прибавила она, обращаясь к Рикардо, - на это и не рассчитывайте.
- Так что же это будет? Я в большом затруднении, сеньора дукеза! Будьте добры, посоветуйте.
- Ну уж в этом мне нечем помочь вам, Рикардо! Но, послушайте, отчего бы вам не поехать на лошадях?
- Путешествие заняло бы не один месяц!
- Кроме того, Клементо не выдержит жизни в чужой стороне. Он затоскует. Не правда ли, сыночек, ведь ты не хочешь уезжать из Мадрида?
- Нет, матушка Кондоро, здесь лучше всего!
- Но светлейший герцог, ваш отец… - проговорил Рикардо, взглянув на Сару, как бы ожидая от нее совета.
- Поезжай с добрым Рикардо к герцогу, - сказала она, - а потом вернешься в Мадрид.
- Да, да! Вот это славно, милый Рикардо! - согласился Клементо. - Мы вернемся сюда после! Ведь и арфу я возьму с собой?
- Ваша светлость, можете взять все, что хотите, вам стоит только приказать.
- Что хочу? - с довольным смехом сказал Клементо. - Э! Да это хорошо! Но мы ведь вернемся?
- Ну, вот вам, - обратилась дукеза к дворецкому, - долго жить у вас он не останется! Во всем же остальном он настоящий ягненок! Ну, сынок, теперь я видела тебя, знаю, что тебе хорошо, прощай же, мне пора идти.
- Прощай, матушка Кондоро! - равнодушно отвечал Клементо, снова взявшись за арфу и наигрывая на ее немногих оставшихся струнах.
Дукеза ушла, поклонившись старому слуге и унося с собой убеждение, что Клементо надолго не уедет из Мадрида. А это входило в ее тайные планы.
На следующий день все повторилось. Клементо опять давал обещание уехать завтра, хотя сначала, по-видимому, вполне осознал необходимость ехать к отцу, к герцогу.
Старый Рикардо был в отчаянии, он отправился к себе в комнату, чтобы придумать какой-нибудь решительный план, как вдруг к дому подъехал экипаж, и старик услышал, что слуги побежали встречать приезжего.
Подойдя к окну посмотреть, что за знатный гость приехал, он остановился в изумлении, не веря своим глазам. С запяток соскочили двое слуг герцога и откинули подножку. Во втором экипаже были чемоданы.
- Его светлость, сам… - пробормотал в испуге Рикардо.
Слуги высадили между тем болезненного старика, и тут только дворецкий, опомнившись, бросился встречать его.
Герцог Кондоро был высокий, худощавый гранд, правда, годы сильно согнули его. На нем был широкий сюртук, плед, меховые сапоги и серо-зеленая дорожная шапка с огромным козырьком.
У него было морщинистое лицо, впалые щеки, заострившийся нос, седые усы и длинные бакенбарды.
Увидев Рикардо, он оживился, даже глаза заблестели, так ему не терпелось узнать, что же с дукечито.
- А, и ты здесь! Помоги-ка мне, - крикнул он Рикардо.
- Ваша светлость… приехали… - сказал Рикардо.
- Нашел ты его? - спросил герцог, опираясь на своего поверенного и поднимаясь с ним по лестнице, между тем как слуги спешили приготовить для него комнаты и суетились около чемоданов.
- Точно так, ваша светлость, - отвечал Рикардо, знавший наперед, какое горе предстояло старику.
Неописуемая радость выразилась на лице герцога при этих словах.
- Нашел!.. Дукечито здесь! Слава пресвятой Мадонне! Я предчувствовал это и не мог спокойно ждать, сам поехал сюда!
- Но болезнь вашей светлости!
- Я ее теперь и не чувствую, Рикардо! Где же он? Где дукечито?
- На верхнем этaжe!
- Веди меня к нему, Рикардо! Мое старое сердце дрожит от нетерпения увидеть дукечито!
Рикардо не отвечал, помогая герцогу подниматься по ступеням. Он не решился подготовить его к предстоящему удару и вместе с тем боялся той минуты, которая должна будет разочаровать его!
Отец надеялся увидеть цветущего юношу, если и бедного, то все-таки одаренного всеми умственными способностями, и вдруг встретит несчастное существо, обиженное и природой, и воспитанием!
- Что это за странные звуки? - спросил герцог. - Уличная песня, но какая скверная, крикливая музыка, и инструмент совсем расстроен! Что за несносная музыка! Кто это здесь играет?
- Дукечито, - ответил Рикардо. Герцог посмотрел на него во все глаза.
- Дукечито? - спросил он, останавливаясь у дверей своих комнат, чтобы перевести дух. - Где ты нашел его, Рикардо? Ты колеблешься? Говори, я все хочу знать!
- На улице, ваша светлость! Старый гранд содрогнулся.
- Этого и надо было ожидать, - сказал он тихо. - Кем же он был? Ведь, конечно, не…
- Арфистом, ваша светлость.
- И этого можно было ожидать! - отвечал герцог, боявшийся, не преступник ли его сын. - Это тяжело, но еще не так ужасно.
Слуги отворили двери, и Рикардо ввел гранда в комнаты, смежные с теми, которые занимал сам с Клементо.
Старый герцог с минуту стоял неподвижно, прислушиваясь к нестройным, неприятным звукам, доносившимся из соседней комнаты, но эта ужасная музыка начинала теперь казаться ему совсем иной - отцовская любовь отыскала мелодию в самых нестройных звуках. Он молча прислушивался, и вдруг глаза его наполнились слезами… Он задрожал…
- Пойдем, Рикардо… пойдем к моему сыну, - проговорил он и направился к двери.
Растроганный слуга отворил ее.
Клементо не заметил вошедших, весь поглощенный своей арфой, он, вероятно, представлял себя снова на улице, перед толпой, теснившейся к нему послушать его музыку, и кривлялся…
Несмотря на то, что Рикардо позаботился придать его наружности, насколько это было возможно, благопристойный вид, герцог был поражен, увидев дукечито - несчастного идиота!
Этого уж гранд никак не ожидал! Удар был слишком жесток для сердца старика. Глубоко потрясенный, он закрыл лицо руками и не сказал ни слова.
Рикардо отвернулся, чувствуя, что у него на глазах выступают слезы.
Седой сгорбленный герцог выглядел в эту минуту таким несчастным, что верный старый слуга не мог этого вынести. Подойдя к дукечито, он сказал ему вполголоса несколько слов и взял арфу.
Клементо осмотрелся, вытаращив глаза, и встал в сильном смущении.
- Так вы… вы мой отец? - открыто спросил он, с удивлением глядя на герцога, старавшегося скрыть свое горе, боясь огорчить этим своего сына. Он думал, что тот мог заметить и понять его чувство!
Старик раскрыл ему объятия и прижал его к сердцу. Тут уж горе или тяжесть разочарования взяли верх - крупные слезы потекли по его седой бороде.
- Вот это хорошо, сеньор, что вы приехали, - сказал дукечито, - отлично! Теперь ведь мы уже не уедем отсюда, не правда ли?
- Да, сын мой, я приехал сюда, потому что мне хотелось поскорей увидеть тебя!
- Вот славно! Так мы не уедем? А мне здесь очень нравится. Рикардо отдал мне мою старую арфу, мне. дают шоколад, а он такой вкусный…
Старый герцог все смотрел на дурачка Клементо, сделавшегося разговорчивее. Он был так мал ростом, что герцогу приходилось смотреть на дукечито сверху вниз. Так вот дукечито, его сын, наследник его огромного богатства и герцогского титула! "Но он ли это? - спрашивал себя герцог. - Возможно ли, чтобы это был так давно отыскиваемый дукечито?"
После первых приветствий, которые со стороны Клементо были совершенно холодны, герцог попросил Рикардо рассказать ему, что он знает о найденном дукечито, и внимательно выслушал рассказ старика о дукезе и бывшем гувернере.
Сомневаться больше было невозможно - Клементо действительно дукечито! Старый герцог, в первую минуту отшатнувшийся от него, пересилил себя, чтобы не дать заметить этого Клементо. Он решил, что должен любить его как сына, и сожаление понемногу уступило место сочувствию. Недостатки сгладились в глазах старика, и тайная грусть смягчилась утешительным сознанием, что ведь все-таки дукечито найден.
Трогательно было видеть, как старик принуждал себя любить сына, чтобы вознаградить его за долгое время лишений. Он даже решил некоторое время тайно пожить в Мадриде, чтобы избавить дукечито от ненавистного ему путешествия, и велел Рикардо отдать приказание слугам не разглашать его приезда, чтобы к нему не стали съезжаться прежние знакомые.
Тяжко ему было видеть, что дукечито даже не сознает того, что он для него делает, и не любит ничего, кроме старой арфы. И этому, однако же, герцог нашел причину: Клементо слишком долго был одиноким и заброшенным, поэтому не может сразу привязаться к кому-нибудь. Он все извинял своему сыну и заботился только о том, чтобы окружить его всем тем, чего он был лишен волею обстоятельств, но потерянное не восстанавливалось, и дукечито Кондоро по-прежнему оставался несчастным существом, не жившим, алишь прозябавшим.
XIII. Последняя ночь
Карлисты спленным генералом Мануэлем Павиа остановились сначала в брошенном лагере, в лесу, и здесь ждали Тристани с его отрядом. Отряд этот, обращенный в бегство, через несколько часов в беспорядке начал прибывать в лагерь.
Жиль преследовал их и Доррегарая с его кавалеристами и совершенно разбил их.
Быстро отступая к северу, карлисты тащили за собой и пленника, которому приходилось терпеть страшные оскорбления и лишения, но он переносил их с мрачным спокойствием.
Изидор Тристани послал дону Карлосу верховых сообщить о результатах атаки и о захвате в плен Мануэля, потом велел завязать последнему глаза, чтобы он не знал численности их войска и чтобы не видел дороги, по которой они шли.
Отступление совершалось день и ночь с такой поспешностью, которая доказывала, что карлисты находятся в большой опасности. Это пробудило в Мануэле надежду, что Жиль освободит его, но вскоре надежда исчезла, так как он слышал, что маленький отряд Тристани увеличивается и карлисты громко ликуют.
Они хвастались атакой, говорили о новых нападениях и клялись не оставить в живых ни одного республиканца. Это было для Мануэля тяжелым ударом, и он просил Тристани дать ему какое-нибудь оружие, чтобы поскорее покончить с собой.
Но Изидор отвечал смехом,
- Такая геройская смерть не для вас, генерал Павиа! - говорил он презрительно. - Вы пленник короля Карла VII, и военный суд определит, быть вам расстрелянным или вздернутым на дерево. А пока вы пленник Тристани. Вот ведь судьба-то как изменилась, генерал! Капрал, которого вы прежде едва удостаивали взглядом, теперь ваш начальник, и вы должны относиться к нему с величайшим почтением, а? Кто бы мог ожидать? Не хотел бы ябыть в вашей шкуре! Что вы узнали? - обратился он к двум подошедшим карлистам.
- Не так далеко отсюда, капрал, есть старый замок, - сообщил один из них, - владелец уезжает в Мадрид и оставляет его в полное наше распоряжение. Тут можно устроить отличную тюрьму.
- Только бы нам покрепче запереть пленника, тогда он не станет больше задерживать нас! Вы уверены, что замок надежен?
- Его очень хорошо будут стеречь, а вверху, под крышей, есть комнаты, из которых бежать невозможно, - отвечали оба карлиста.
- Ну, так пусть пленник там ожидает приговора. Кто живет в этом замке?
- Теперь никто, кроме старого кастеляна.
- Отведите туда генерала Павиа Албукерке, да стерегите хорошенько! Вы отвечаете мне за него жизнью!
- Не беспокойтесь, капрал, оттуда не уйдет!
- Завяжите ему сначала глаза, - сказал Тристани. Карлисты увели Мануэля в старый замок, находившийся недалеко от Ираны.
Это было здание старинной архитектуры, в Испании еще встречается очень много подобных построек.
На нем не было никаких украшений, толстые, крепкие, грязно-серые стены его поднимались у подножия крутого горного хребта, поросшего деревьями. Здание имело всего три этажа, окна верхнего и нижнего несколько выдавались вперед. Портал и окна среднего, в котором жил обыкновенно сам хозяин, имели стрельчатую форму. Комнаты здесь были высоки и обширны, как залы.
Тяжеловесные каменные ступени лестницы были так же грубы и лишены украшений, как и стены.
Невысокие окна нижнего этажа, занимаемого обыкновенно прислугой, а теперь одним стариком кастеляном, были заделаны крепкими решетками. На внутреннем дворе, куда выходило широкое мощеное крыльцо, находились конюшни и разные хозяйственные постройки.
Владелец мрачного замка предпочел уехать в Мадрид от беспорядков войны, взяв с собой семейство и драгоценности.
Хозяин рассчитывал, что старый замок, добровольно оставленный карлистам, будет сохранен от разрушения. Замок окружали вековые деревья парка, а невдалеке шла дорога в Ирану. Теперь по ней никто не ездил, кроме карлистских отрядов.
Здесь предстояло Мануэлю ожидать своего приговора и умереть преждевременной насильственной смертью!
Вооруженные с головы до ног карлисты привели его в замок с завязанными глазами. Там их ожидал еще третий.
- Ну что, Джулио? Как дела? - крикнули они ему,
подходя.
- Это вы, Педро и Фернандо? Все хорошо, - отвечал он, идя к ним навстречу. - Что это за птицу вы привезли?
- Его надо запереть там, наверху, - сказал Фернандо, - и мы втроем будем стеречь.
- О, да это генерал! - вскричал Джулио. - Я уже вижу по пестрым перьям. Ну, теперь конец его командованию, теперь мы командиры!
- Ха-ха-ха! - смеялся Педро. - Птица-то онемела, не поет!
- Говорил ты с кастеляном? - спросил Фернандо.
- Все устроил. Мы можем распоряжаться и верхним, и нижним этажами, - отвечал Джулио. - В доме много хлеба, вина и мяса, кастелян готов поделиться с нами, а в лесу - бездна дичи.
- Ну и прекрасно, - сказал Педро. - Ступайте, - прибавил он, повернув Мануэля за плечо и подтолкнув к порталу.
Там было совершенно тихо и пусто, так как кастелян поселился в маленькой комнатке нижнего этажа и не показывался оттуда.
- Где ключи от верхней комнаты? - спросил Фернандо у Джулио.
- Там, в двери, - отвечал последний.
- Отведите скорей пленника, заприте его хорошенько, да возвращайтесь, можем поиграть в карты. У меня еще есть несколько реалов, а пока в моем кошельке деньги, я играть не перестану.
- Позаботься о вине, пока мы отведем пленника, - сказал Педро, и Мануэля повели к узенькой каменной лестнице. На площадке перед лестницей, которая вела в верхний этаж, была неуклюжая, толстая дверь, что очень обрадовало карлистов. Они отворили ее и, пройдя наверх, ввели Мануэля в маленькую комнатку. Толстые стены и крепкий замок не позволяли и думать о бегстве отсюда.
В комнате был сводчатый потолок, как в монастырских кельях, кровать с одеялом, стол, несколько старых стульев и низенький шкаф. Свет поступал через небольшое окно. Эта комната производила мрачное, неприятное впечатление, как настоящая древняя тюрьма. Из окна, находившегося как раз под плоской крышей, виден был только кусочек голубого неба.
Бесчисленное множество пауков опутало своими тонкими сетями потолок, все углы и рамы окна, отчего в комнате казалось еще темнее, тем более что пленника привели сюда уже вечером.
Развязав ему глаза, карлисты вышли из комнаты, заперли ее на ключ и сошли вниз к ожидавшему их Джулио. Он уже приготовил вино и карты, и все трое начали играть, пить, ругаться, стучать кулаками и петь.
Мануэль стоял со сложенными на груди руками и неподвижно смотрел в одну точку. Лицо его было мрачно. При нем не было даже оружия, чтобы он мог покончить с жизнью! Это, впрочем, была бы не слишком почетная смерть. Подойдя к окну и сняв паутину, он посмотрел на вечернее небо, загоревшееся первыми звездами. Долго стоял он в глубокой задумчивости, и, наконец, сердце его стало биться спокойнее, хотя грудь по-прежнему тяжело вздымалась. Он решил безропотно перенести все, даже смерть, потому что погибнет за родину, а что лучше такой смерти?
Он не увидит больше Инес, прекрасная девушка останется одна на свете, эта мысль заставляла его страшно страдать! Инес потеряла отца, должна была уйти из отеческого дома, а теперь, с его смертью, лишится последней опоры и всех надежд в жизни. Конечно, патер Антонио готов для нее на любую жертву, но Мануэля она любила со всем жаром первой любви! Его смерть будет для нее сокрушительным ударом! Он не мог даже проститься с ней.
Единственный выход из замка выводил на открытую лесную поляну, где его тотчас настигли бы пули карлистов.
Мануэль молча глядел на звездное небо, мысленно прощаясь со своей любимой. Наконец сон начал одолевать его, он лег и заснул.
На другое утро Педро принес ему хлеб, воду и фрукты. Он ни слова не сказал пленнику и, казалось, еще не опомнился от вчерашней попойки или остался в проигрыше, это заметно было по налитым кровью глазам и черным кругам под ними.
Мануэль подкрепился. Теперь, при дневном свете, он мог лучше рассмотреть свою комнату, а открыв окно, рассмотрел, насколько было можно, и местоположение старого замка.
Он не знал, в каком направлении его вели, но догадывался, что находится недалеко от Логроньо, и твердо знал, что в этой местности сосредоточены главные силы дона Карлоса, так как иначе его не привели бы сюда.
В полдень Педро снова явился, принеся дичь, добытую его товарищами. Мануэль слышал их выстрелы, но приписал их начинавшемуся где-то сражению. Следующие два дня по очереди дежурили Джулио и Фернандо.
Дни проходили за днями в томительном однообразии. Пленнику уже делалось невыносимо, приговор дона Карлоса слишком долго заставлял себя ждать. Наконец однажды послышался топот лошадей, а затем громкие приказания. Немного погодя у его дверей раздались шаги и голоса.
- Отвори дверь, - раздался голос Тристани. Наступила наконец решительная минута! Карлист Педро, открыв дверь, встал на пороге с большим подсвечником в четыре свечи.
Вошел Изидор Тристани с двумя карлистскими офицерами. Мануэль с достоинством встретил их, стоя у окна.