Я посмотрел в окно и увидел здоровущего кота с непомерно большой головой, который шагал по дороге от лодочного сарая и бобровых загонов. Мое ружье лежало в "пикапе", поставленном на самом виду перед домом. У Эрни весь арсенал в перманентном ремонте. Найти ружье, которое стреляет, да еще и патроны нужного калибра - немыслимое дело. Но он откопал и то, и другое! Тем временем я не спускал глаз с пумы, а та не спеша продолжала переставлять свои мягкие лапы. Поигрывая плечевой мускулатурой, сохраняя самообладание, зверь шел прямо к дому.
- Сними ее прямиком из окна, - кровожадно прошипел я.
- Нет. Подкрадусь из-за дома.
Бывалый медвежатник загорелся как мальчишка. Он потихоньку отворил заднюю дверь, но я услышал, как чуть скрипнула задвижка. Пума тоже услышала. По воздуху пронеслось рыже-бурое пламя - и исчезло в лесу.
Самцы-кугуары проходят по многу километров в поисках самки. Но и самки во время течки покрывают даже большие расстояния, чтобы найти себе жениха. Раз мы четыре дня шли по следу за такой пумой. Она миновала по пути десятки оленей, но поела только раз лежалой убоины да дважды подкрепилась на ходу дикобразом. Мы прошли за ней на лыжах уже около ста километров, все по одному и тому же огромному кругу. На третий день - или на вторую ночь - она встретила двух ухажеров, между которыми разыгралась сцена в мексиканском стиле, после чего оба вышли из строя, в то время как наша дамочка отправилась забавляться с третьим мальчиком.
Самки очень заботятся о детях. Однажды мы выследили кошку и убили двоих из ее трех пятнистых котят. Вдруг Сэдсэк растерялся и никак не мог сообразить, на каком дереве сидит мать с третьим котенком, хотя в том, что они где-то на дереве, мы не сомневались. Стемнело, мы оставили мертвых котят и устроились на ночлег у родника в полутора километрах от этого места. Ночью кошка вернулась за обоими котятами и оттащила их в небольшую пещеру, где спрятала и последнего живого детеныша. Там мы и нашли их всех наутро.
Пока котята маленькие, мать оставляет их в норе одних, когда идет на охоту, чтобы самой поесть. Когда котятам исполнится недель пять, примерно за неделю до того, как у них начнут сходить пятна, пума, убив очередную жертву, идет за котятами и приводит их к добыче поесть убоины. Рядом с добычей она оборудует новую нору, но котята с тех пор становятся настоящими бродягами. Независимо от того, есть ли у нее котята или нет, пума очень любознательна и обязательно заглянет в каждую попавшуюся на пути старую нору койота или волка и в медвежью берлогу и знает десятки таких логовищ в своей вотчине.
Если не говорить о прямом наблюдении животных, то больше всего об их питании, численности, местообитании, повадках и даже настроении можно узнать, когда ходишь по следам. Не все следы свежие, и часть задачи состоит в определении их давности - по количеству намерзшего в следе льда, по тому, был ли след оставлен в оттепель или в стужу, замерзает ли он или оттаивает, по наличию следов других животных под ним, поверх или поперек него и по знанию их повадок. Умелый следопыт ковыряет, щупает, разглядывает след, а главное, помнит, как менялась погода на протяжении истекших суток, когда дул ветер, был буран, менялась температура. Если след старый, приходится вспоминать погоду за несколько дней, а то и недель. В голове у хорошего следопыта, определяющего звериный след с первого взгляда, переносная метеостанция.
В бассейне Черной живут еще два представителя семейства кошачьих. Северная граница распространения рыжей рыси, которая примерно вчетверо крупнее домашней кошки, раньше проходила приблизительно вдоль реки Кенель, но в последние годы она сместилась километров на пятьдесят к северу, от ручья Бейкер-Крик до Черной. Другой вид - канадская рысь. Ростом она почти с рыжую, а лапы похожи на лыжи. Рысь живет повсюду в центре Британской Колумбии и на севере. Рыжая чуть что взбегает на дерево, а канадская скачет с дерева на дерево, точно соболь. В то же время на зайцев канадская рысь охотится в основном по гарям и в порослях по вырубкам. Ее следы часто принимают за следы пумы, но рысь всегда ступает только по верху снега, каким бы рыхлым и глубоким он ни был, а пума проваливается в снег, как человек без лыж. Притом след пумы намного крупнее, хотя по форме почти не отличается от следа домашней кошки. Рысь - изящная безобидная кошка с кисточками на ушах, длинноногая. Стоит себе тихонько, как тень, сбоку от тропы, наблюдает за проходящими. Изредка она ворует домашнюю птицу и даже может схватить ягненка. Это бывает в голодный год на нижней точке десятилетнего цикла.
Пума в силах убить лося или карибу, но в целом популяция пум почти полностью зависит от поголовья оленей. Где нет оленей, нет пум. С декабря по апрель олени сходят на зимние пастбища по склонам больших долин. Зимуют они обычно ниже 1200 метров над уровнем моря. Так как пумы питаются в основном оленями, они тоже бродят примерно по тем же горам, переходя с пастбища на пастбище и все время держась чуть повыше стада.
Зима - самое удобное время для охоты на пуму: следы на снегу виднее, и можно выбрать себе трофеи с добротным мехом. Шальные горожане, не спускающие палец с курка, - главная опасность и для охотника и для собаки - охотились на оленей, и уже никто не путается в лесу под ногами. Добраться в горы в это время, правда, непросто, тропы непроходимы, а проселки в таком виде, что идти по ним можно только на лыжах. В последние годы жизнь сильно облегчили снегоходы.
Оленьи пастбища расположены в гористой местности, по крутым склонам нужно то карабкаться вверх, то спускаться вниз, так что требуется хорошее лыжное снаряжение. Я вешу около семидесяти килограммов, и оджибуэйские рамочные снегоступы, сто двадцать на тридцать сантиметров, для меня в самый раз на все случаи жизни. Перетягивает их мне Минни, прочно и аккуратно. С этими легкими рамками я обращаюсь варварски и обычно одну-две лыжины за зиму сломаю. Я таскаю при себе всё для починки - бамбуковые планки и дратву, чтобы не застрять вдали от цивилизации со сломанными лыжами. Моток дратвы может пригодиться в сотне других случаев помимо ремонта снаряжения. Крепления нужно пригонять точно. Если крепление жмет или натирает, моментально отморозишь палец.
Одежду тоже надо продумать. Недопустимо, чтобы человек шел весь мокрый - пот должен свободно испаряться. Обычно я ношу резиновые сапоги с кожаным верхом, но, когда термометр падает до десяти ниже нуля, перебираюсь в носки из гагачьего пуха и индейские мокасины. В них и ступать легко, и спать удобно. Шерстяное не должно быть в обтяжку. Я надеваю носки, блузу, свитер и легкую, отороченную росомахой парку. На случай пурги у меня есть вязаная шапка-чулок с прорезями для глаз. Обычно при ходьбе на мне одна рубашка и одна смена белья, а на привале, когда останавливаюсь сварить чайку, поддеваю вторую. Белье из гусиного пуха тоже хорошо надеть на привале, а в мороз в нем и спать неплохо.
Ходить на лыжах - само по себе удовольствие. Скоро войдешь в ритм и научишься использовать пружинную силу, заложенную в доброй паре снегоступов. Тому, кто приноровился, идти на них ничуть не труднее, чем ступать пешком по земле. Сердце сжимается, как вспомню эти прогулки по снежным просторам.
ПОПРЫГУНЬИ С БЭЦЭКО
- А вы здесь откуда... И куда это вы направляетесь?
Льюис Кэррол. "Алиса в Зазеркалье"
Когда мы с Сэдсэком вернулись в наш лагерь у Бэцэко, Слим удил рыбу в водоеме ниже по течению Черной. Он пришел к заходу солнца. Куропатки были уже ощипаны и положены в маринад.
- Ага, цыплятинка? А охотнадзора не боишься?
- Сегодня утром открылся сезон.
Смакуя бэцэкский коктейль, мы приступили к обмену сведениями. Слим сбился со счета и не мог сказать точно, сколько рыб он поймал и выпустил, зато он видел целых четыре выдры. Выдра-мать влезла на крышу бобрового домика и лаяла, как собачонка, предупреждая Слима, что на свою реку она его не пустит. Несколько проходных нерок метали икру. Слим поймал несколько трех-четырехфунтовых форелей в Бэцэко, а на ком червяков вытащил десятифунтовую мальму. Крючок застрял в глотке, и рыба потеряла много крови. Поэтому Слим убил ее, кинул на берегу, а сам пошел дальше вверх по реке продолжать свои изыскания. Когда он вернулся, три норки рвали рыбу на части. Он разрезал на куски тушу, и в заключительной сцене зверьки брали подарки прямо у него из рук.
Крупные мальмы попадались мне и в гораздо меньших речках, но такие находки не всегда значат, что крупная рыба водится там постоянно. Год на год не приходится. Многое зависит от погоды, температуры и скорости течения, обилия корма, интенсивности отлова и от самой рыбы. По некоторым речкам она поднимается в весенний паводок или в начале лета, а потом несколько месяцев живет в верховьях, дожидаясь нереста.
На Бэцэко мальмы много. Практически в любом ручье, имеющем выход к Тихому океану, попадется хоть несколько крупных рыб. Многие пренебрегают мальмой, относя ее к жесткомясой рыбе, а ведь в других краях рыболовы-спортсмены считают ее первоклассным трофеем и мясо ее очень ценят. Я с удовольствием потрачу целый день в поисках омута, где прячется мальма, и в попытках поймать ее. На маленьких притоках такие затоны обычно бывают где-нибудь в недоступном месте каньона, даже если их видно прямо с автомагистрали. С ростом рыболовства в наших водах и с учетом того, что ловля более ценных пород ограничена, мальм давно выловили бы всех до единой, если бы их не было так трудно поймать.
Некоторые рыбы, например стальноголовый лосось, на время уходят в океан, где жизнь сравнительно безопаснее, а позже, когда придет пора нереста, возвращаются назад в речную систему. Эти беженцы моря первое время отличаются от коренных речных жителей серебристой окраской. На этом фоне пятна цвета лососины со светло-голубым ореолом едва различимы. В нафаршированном и запеченном виде такая рыба необычайно вкусна. Пожалуй, даже вкуснее своих сестер, выловленных на их настоящей родине - в чистых студеных родниковых ручьях или горных озерках, лежащих на высоте в полтора-два километра.
И Бэцэко, и ее приток Коглистико берут начало к северу от хребта Итча на склонах горы Болдфейс, достигающей 1760 метров в высоту. Неподалеку - берег истока реки Чилкотин, в отдаленном, почти безлюдном краю. "Пикапом" можно доползти до водораздела этих двух бассейнов, а оттуда до Клускуса доехать в фургоне. Дорога начинается в Назко от фактории Пола и какое-то время идет около озера Верши по эскерам, узким извилистым гребням, пропиленным и вылепленным ледниковыми потоками. Иногда они напоминают железнодорожные откосы. Проложенная недавно до верховьев Бэцэко грунтовка для борьбы с лесными пожарами на участке длиной тридцать пять километров идет по старой индейской тропе - от Верши до Бэцэкского плоскогорья. Дорога почти доходит до нижней границы ареала обитания карибу.
Бэцэко богата форелью и мальмой. Я изъездил ее почти всю. У озера Коглистико река медленная и извилистая. Она течет по дну глубокого ущелья почти до слияния с Черной, а затем стремительно падает вниз через очень узкие теснины. По берегам есть плоские луговые участки и много живописных мест для привала. Ниже озера водопадов нет, но немало порогов и завалов бревен. На обеих речках прилежно трудятся бригады бобров, занятых довольно скверным делом - они валят тополя поперек течения. Один охотник, приехавший пострелять гусей на Бэцэко, спускался по реке на моторной лодке и врезался в бревна. Он потерял и лодку, и ружье, и едва не потерял жизнь. Я бы рискнул спускаться по Бэцэко только в резиновой лодке, с которой на такой реке легче управиться. В верхнем своем течении река Коглистико пересекает горный край с лугами и сфагновыми болотами, а дальше вьется по устланному лугами дну глубокого ущелья почти весь остаток пути до озера Коглистико.
Сэдсэк, довольный уютной постелью, вырытой им под елью в куче сухой хвои, одним грустным глазом наблюдал за нашими действиями. Внезапно он встрепенулся, вскочил на ноги и загудел сторожевым лаем, а через мгновение и мы услышали топот копыт и скрип седел.
Верхом на яркоглазых пегих пони появились две девушки из племени назко. На них были шитые бусами куртки из оленьей кожи с бахромой, голубые джинсы, темные ковбойские шляпы и яркие шейные платки. У седел торчали ружья. Сбруя пристегнута пряжками, над задней лукой небольшие вьюки. Снаряжение первоклассное. Словом, кавалеристы при полной походной выкладке, хоть на край света скачи.
- Тахоотча, Бил, Слим, - робко произнесла девушка постарше. - Что делаете это место? ("тахоотча", собственно, значит "что у вас нового?", но употребляется как приветствие).
Всадницы проделали трудный путь и вымокли до нитки, но то, что они нагрянули к нам как снег на голову, казалось им такой потехой, что они едва сдерживались, чтобы не прыснуть со смеху.
- Да так, туда-сюда шатаемся, рыбку удим, то да се, - сказал я. - А вы, девочки, дом свой не потеряли?
Сдерживаемый смех вырвался наружу, словно я сказал нечто крайне остроумное.
- Не-ет, - протянули девушки. - Мы, Джо, за бычками гоняемся. Слышим, вы стреляете, переплыли посмотреть.
По пересеченной местности к северу они гонялись за отбившейся от стада Джо скотиной и переправились через Черную примерно в километре ниже по течению от нас. Одна лошадь перемахнула через быструю и порожистую реку как уточка, а другую понесло, и она еле выплыла.
- В краю назко секреты не держатся. Вымокли вы здорово, а купаться в реке сейчас уже холодновато.
Удивительно, что они решились слезть с лошадей: без провожатых индейские девушки в лесу пугливы, как лани. Пока гостьи сушились у костра, я налил им кофе, а Слим расседлал их лошадок. Наш привал приобретал картинный вид: лохматый пес, индейские девушки у костра, куропатки на вертелах, дымящийся кофе, крепкий дух сохнущей сбруи. Пьянящая обстановка. Девушки вытащили ружья из чехлов и принялись чистить. Мы со Слимом перевернули байдарку кверху дном, и я накрыл стол на четыре персоны.
- Шеф докладывает, что ужин будет готов через несколько минут, - сказал Слим.
- Не тяжелое, - сказала старшая, критически осматривая мое ружье. - К седлу подвесить - будет что надо.
- Нам не по деньгам, - сказала вторая.
На постной морде Сэдсэка с втянутыми щеками было написано страдание, но, после того как девушки его приласкали, пес стал поглядывать на меня с омерзительным самодовольством. Сэку почесали за лохматыми ушами, и он был на седьмом небе. Его форель была конфискована, но Слим быстро поймал ему еще пару рыб, а я завернул их в фольгу, зарыл в песок под костром и нагреб сверху углей. Когда рыба была готова, Сэк торопливо с ней расправился и опять помчался к своим новым подругам.
Я соорудил походный обед: куропатки под луковым соусом, бобы, печеный картофель, салат, помидоры, персики и фруктовый кекс. Все ели с жадностью и приговаривали, что я отменный повар, но на их аппетиты мудрено было бы не угодить.
Потом девушки не помыли, а почистили посуду песком, тихо болтая на своем изумительно сложном языке - карьерском, на котором говорят индейцы в бассейне Черной. На юге в язык естественно проникают чилкотинские примеси, а на западе ощущается влияние языка белла-кула, но по-настоящему чистая певучая карьерская речь звучит удивительно красиво. Карьерский налегает на звуки, произносимые со стиснутыми зубами и в нос, и неиндейцу, желающему освоить его, фактически приходится заново учиться говорить. Считается, что этот язык меньше чем за десять лет не выучишь. Мой стаж - двадцать, но пока я правильно выговариваю только одну фразу, с каковой и обращаюсь при случае к настырным собакам индейцев. Она звучит так: слово "хейст", за которым следует причмокивание "ц-ц-ц", что означает: "иди домой, отвяжись".
Смуглостью шелковистых лиц девушки напомнили мне один из женских типов Центральной Европы. В тонких чертах, хрупком стане и прямой осанке угадывалось как бы что-то азиатское, только вот волосы и глаза посветлее. Глаза миндалевидные, явно восточные, а скулы высокие, как у северянок. Изящные, с тонкими концами пальцы. Голоса красиво модулированы, настоящие женские голоса.
- Вам Чарли Кремо не попался? - спросил я. - Он уехал в Чайни-Фолз ныне утром.
Его они не встретили, но видели его след. Они знали обо всем происходящем в лесу. О том, чего они не заметили сами, их оповестил бы "мокасинный телеграф".
- У нас есть для вас лишняя палатка, - предложил я. - Если у вас нет других планов.
Нет, сказали девушки, они пойдут дальше по Бэцэко и завтра будут там искать бычков.
- А еды у вас вдоволь?
По взгляду, которым они обменялись, я понял, что не очень-то.
- Может, возьмете пару форелей к завтраку?
- Вот это здорово, - сказала главная парламентерша. - А то мы было уже собрались в Назко за едой.
Мы помогли нашим гостьям оседлать лошадок и дали им еды на весь следующий день. Ружья у них были, может быть, была и рыболовная снасть. Голубики в лесу пропасть, куропаток уйма. Добывать пропитание они, конечно, умеют.
- За эту парочку можно не волноваться, - сказал Слим после их ухода. - Росли верхом на пони. Зоркие не хуже кошки, а лес знают как свои пять.
Было уже совсем темно, но поднималась заманчивая охотничья луна. Мне показалось, что в водоеме, внизу под скалой, несколько раз взбуравила воду крупная рыба. Я осмотрел наживки и подумал, что лучше будет взять муху посветлее. Пошуровал в коробке и нашел нетронутую белую бабочку на отличном шестом номере. Ее опавшие крылья и тяжелое тело были скорее опаловые, чем белые. В коробке она провалялась много лет, и я никак не мог вспомнить, откуда она взялась.
Наживка подозрительно напоминала творения доктора Бейкера. Доктор говорит, что собственноручно привязывает наживки, чтобы упражнять гибкость пальцев, но, поскольку на практике держать экзамен по муховязанию ему приходится нечасто, я почему-то думаю, что он привязывает мух в зимние вечера, просто чтобы предаваться заветным мечтам о форельной ловле. Бабочка, которую я достал из коробки, не принадлежала к числу фирменных наживок доктора. Эти наживки - черные как смоль мухи в нескольких вариантах нарядов и оперений на крючке номер десять. Помню, как однажды я ловил на такие наживки, бросив якорь на отмели. Стемнело, но я не мог заставить себя смотать удочки: фирменная муха доктора Бейкера наголову разбила учение, предписывающее вечером ловить на светлую приманку.
Я прикрепил новый поводок и вывел опаловую бабочку на взлет, как только в воде опять показалась та рыба или кто-то из ее приятелей. Подойдя к воде, я оценил обстановку: заброшено неплохо. Двадцать пять метров свободной лески, наживка упала за камнем. В воде крутеж: крючок засел намертво. Несколько секунд никаких событий. Рыба сидит в глубине, как бульдог. В лунном свете она выпрыгивает метра на три над водой и пулей летит во тьму вниз по реке вместе с запасом лески.
Почти на ощупь мало-помалу веду леску назад в водоем. Прыжки и рывки все реже. Слим подает мне садок. Показывается круглое, мощное тело. Это крупная радужная форель фунтов на шесть. До этого трудно было определить, что за рыба. Вполне мог быть и небольшой стальноголовый лосось.