Не умеют рыбы вести свое подводное хозяйство, никто из них не разводит планктон для мальков, циклопов и дафнию для подрастающей молоди, никто не следит за плантациями тростника, кувшинки, рдеста, где собраны запасы пищи. А если никто не производит продукты питания, никто не думает о завтрашнем дне, не случится ли так, что многочисленные стаи мелкой рыбешки быстро уничтожат в озере все запасы, и начнется для жителей озера полуголодное существование… И где уж тут вырасти окуньку в красноперого красавца, закованного в голубые латы, где уж лещу вымахать с хороший медный поднос, а плотве дотянуть до полного килограмма. Не измельчает ли, не выродится ли рыбье население?.. Нет, - сказала природа и поручила щукам еще одну ответственную миссию. И теперь рядом со званием санитара мы находим у щук второй важный титул - регулятор численности и качества подводного мира.
Прожорливые стаи малька заполонили заливы, уничтожая по пути всю пищу. Озеру грозит перенаселение. И щуки, обычно терпеливо стоявшие в засадах, подстерегавшие зазевавшихся рыбешек, вдруг появляются в гуще малька. И мы не слышим здесь хлестких ударов хвоста, какие обычно сопровождают атаку хищника, не видим и самих молниеносных атак - щуки широко раскрытыми пастями подобно окуням, черпают молодь.
Водоем спасен, угроза перенаселения ликвидирована, плотва, окуни, лещи снова получили право спокойно нагуливать вес, и озеро, не знавшее зимних неводов, встречает вас, по-прежнему радостью хорошего улова.
Ну, а как же сами щуки - ведь у них нет врагов в озере, а не расплодятся ли они так, что однажды санитары станут просто убийцами?.. Бывает же такое - встретишь небольшое заливное озерко около Оки или Волги, забросишь блесну, и тут же сомкнется на ней пасть хищника. Щуки будут бросаться и бросаться к искусственной приманке. Их можно вытаскивать и вытаскивать на берег, поддавшись жадности. Но если жадность не знакома вам, то очень скоро вы убедитесь, что в этом заливном озерке, кроме щук, нет никакой другой рыбы. Нет здесь и лягушек, и раков, и улиток, а ведь еще весной вы встречали в этом водоеме и шустрых плотвичек, и неповоротливых карасиков, а какие концерты устраивали на берегу озерка лягушки? Что же случилось?
В этот раз природа, кажется, чуть-чуть ошиблась. Вода зашла весной в озерко из реки, вместе с весенней водой сюда попали и щуки, и плотва, и окуни, но вода вдруг быстро ушла, обратные пути к реке оказались отрезанными, и рыбы остались как бы в естественном аквариуме. Вот тут-то и оказалось, что в небольшой водоем попало сразу слишком много щук. Хищники уничтожили всех других рыб, выловили лягушек, поглотили раков и улиток и теперь принялись охотиться друг на друга.
Подождите. А ведь щуки и вправду могут поглощать своих собратьев. А не здесь ли мудрая природа предугадала наш вопрос, не здесь ли заказала она щукам дорогу к уничтожению всего живого?.. Развелось много щук, и все чаще и чаще одни щуки становятся добычей других, все чаще и чаще щурята-недомерки исчезают в пасти своих родителей. Да и поймать щуренка взрослой щуке порой проще, чем окунька или плотвичку: окуньки и плотвички вечно в движении - гоняйся за ними, а щуренок, как и взрослые охотники, он так же неподвижно замирает у листа травы и ждет свою добычу. Заметит его взрослая щука, уловит его малейшее движение, и следует атака по малоподвижной цели, атака более успешная, чем за быстрой плотвичкой, и щуренок обречен.
Не прочь полакомиться своими собратьями поменьше и окуни. В одном азартном строю несутся эти рыбы к стайке малька, вместе обрушиваются на добычу, но случится в другое время окуню побольше встретить опрометчивого окунька-недомерка, подвернется такой несмышленыш под нос окуню-патриарху, и не станет полосатый разбойник разбираться, кто именно перед ним.
Так, оставив хищникам право уничтожать друг друга, избавила природа водоемы от засилья подводных охотников. И только в том случае, когда не вовремя открытая плотина сбросит неожиданно для рыб воду, отрежет разом дорогу рыбам обратно в реку, оставит в одном крошечном озерке слишком много хищников, только тогда система равновесия природы окажется нарушенной. Строгий закон, который отводит всему живому свое место, свою роль, свои обязанности и права, вдруг забывается, и тут же начинается хаос.
О мудрой системе равновесия природы мы обязательно вспомним еще раз, когда подойдет осень, выпадет первый снег и настанет время проститься с последними перелетными птицами. Тогда, поздней осенью, мы еще раз отметим, как необдуманно может человек вмешаться в жизнь природы, нарушить ее законы и привести, совсем не желая этого, к гибели жителей леса. А пока мы поставим в нашем следственном протоколе первую точку: "Щуки не заслуживают преследования. Они просто необходимы там, где не ведется пока рыбного хозяйства, где человек не взял на себя полностью заботу о водоеме. Словом, щуки заслуживают только уважения и искренней благодарности".
А не кажется ли вам, что я поторопился сделать вывод и не все вспомнил о щуках?.. Ведь щуки после своего нереста тоже могут выбиться из сил, могут заболеть. А что, если заболеет эдакая громадина килограмма на четыре-пять - найдется ли в озере санитар, способный справиться с такой рыбиной? Кто предотвратит беду - болезнь?
Выдра. Конечно, она, неутомимый пловец, отличный ныряльщик и искусный рыболов, придет на помощь озеру… Это она совсем недавно порвала рыбацкие ловушки, поставленные в ручье…
Ручей соединял между собой два озера: одно большое и глубокое, где рыбы могли спокойно провести зиму, а другое, поменьше, заросшее и мелкое, настоящее пастбище для мальков. И по этому ручью еще в самом начале весны из глубокого озера отправлялись в мелкое озеро на нерест бесчисленные стаи плотвы, окуней и лещей.
Первыми по быстрой весенней воде ручья уходили в мелкое озеро щуки. Они осторожно подплывали к тому месту, где ручей впадал в глубокое озеро, долго таились у устья ручья, прижимаясь к берегу, потом одним ударом хвоста вырывались на чистую воду, тут же оказывались в узких берегах ручья и короткими перебежками двигались туда, где совсем скоро должны были начаться весенние игры щук.
На озерке еще не растаял лед, он только-только отошел от берегов и приподнялся из воды, но щуки глубокими, тяжелыми ударами хвостов уже объявили о начале нереста. Самки-икрянки одна за другой поднимались к кромке льда и, разгуливая взад и вперед у самой поверхности, дожидались самцов-молочников.
Небольшие, подвижные самцы-молочники появлялись из глубины один за другим и тут же неслись к затопленным болотным кочкам. Там они немного отдыхали после трудной дороги по ручью и терпеливо ждали, когда самка окончит свою призывную игру и медленно подойдет к самому берегу. Здесь, на листьях прошлогодней осоки, на затонувших ветвях останется щучья икра. Эту икру могут заметить утки, могут и чайки соблазниться крупными вкусными икринками, но что делать, если и этим птицам тоже положено по-своему заботиться, чтобы щук в озере не разводилось слишком много.
Нерест длится неделю, другую. Неделю, а то и больше щуки без пищи и отдыха разгуливают по заливам, и только потом, уставшие, обессилевшие, скатываются на глубину отдохнуть. Нет, сразу после нереста щуки еще не отправляются в обратную дорогу - им надо хоть немного набраться сил, чтобы преодолеть мелеющий ручей, лесные завалы по ручью и хитрые загородки-заборы, которые устроили рыбаки…
Такими загородками-заборами рыбаки перекрывали ручей по всему течению, оставляя лишь узкий проход, который, в свою очередь, тоже загораживался хитроумной снастью-курмой, точно такой же курмой, что, растянутая на шестах для просушки, губила неосторожных дроздов.
Жадные рыбаки забывали и здесь все свои клятвы и обещания. В курмы, расставленные в ручье, попадало порой так много рыбы, что хозяева снасти в таком случае просто не знали, что делать с уловом. Но в этом году разбойных рыбаков ждала неудача. На нерест в мелкое озеро и этой весной прошло много рыбы, настало время щукам возвращаться обратно, ручей мелел на глазах, заборы стояли прочно, не позволяя возможной добыче обойти ловушки стороной, ловушки-курмы были поставлены в самых предательских местах, но уже на следующий день все курмы оказались порванными.
Порванную снасть рыбаки быстро починили, снова установили в ручье, но на следующий день все курмы снова были испорчены - казалось, что кто-то нарочно вспарывал прочную мелкую сетку ловушек острым ножом…
От ручья в этом году все-таки пришлось отказаться, рыбаки ушли ни с чем, бросив на берегу испорченные курмы. Но вскоре в избушке около ручья поселился я, отыскал порванную снасть, конечно, сразу догадался, кто выжил на этот раз рыбаков из леса, и, конечно, принялся наблюдать за щуками, которые возвращались после нереста из мелкого озерка в глубокое по мелеющему весеннему ручью…
Каждое утро я пробирался осторожно на берег ручья, прятался в кустах черемухи и отсюда, из этого убежища, хорошо видел, как возвращаются щуки в озеро, где снова проведут лето, осень и новую зиму. Небольшие щучки двигались торопливо, редко задерживались для отдыха - казалось, они чего-то боялись и без оглядки неслись к глубокой воде, где можно сразу нырнуть и спрятаться под надежной корягой.
Большие щуки появлялись реже. Они плыли медленно, тяжело обходили каждый поворот берега, каждое затонувшее бревно, подолгу отдыхали в зарослях травы. Наверное, эти щуки очень устали - это были большие самки-икрянки, которым пришлось особенно потрудиться во время нереста.
Я подсчитывал щук, еще раз убеждался, что в озерах их не так-то мало, и очень ждал встречи с выдрой.
Конечно, только она могла портить рыбацкую снасть. Попав в курму, выдра тут же вспарывала сеть и, помогая себе лапами, выбиралась на свободу. И конечно, через такую дыру следом за выдрой могла выбраться на свободу любая щука, ненароком попавшая в ловушку.
Иногда выдра, видимо, забиралась в ловушку и не по ошибке - наверное, хитрый зверек по-своему считал просто необходимым подобрать ту рыбину, которая, попав в курму, и так уже становилась добычей, хотя и чужой. Частенько рыбаки находили в курмах и щучьи головы, и обгрызенные хвосты, а такие находки уже совсем точно говорили, кто "проверял" чужую снасть.
Сколько раз приходилось мне слышать о прожорливости выдры. Одни очень серьезно утверждали, что ненасытный зверек не ляжет спать до тех пор, пока не умнет двадцать килограммов отборных щук и лещей, другие называли еще более страшные цифры, но так или иначе все противники этого замечательного зверька сходились на одном: нет в озере страшнее хищника, чем этот тайный зверек-рыболов, одетый к тому же в дорогую шубку…
И вот наконец мое знакомство с "ненавистным" зверем состоялось… С утра я сидел в своей засаде на берегу ручья. Небольшой куст на противоположном берегу просматривался мной со всех сторон, и никто, даже проворная ласка не проскочила бы туда незамеченной. Итак, подходы к кусту, который мог служить засадой для выдры, я контролировал, хотя сам куст был густым, и я только при большом старании мог бы рассмотреть среди частых ветвей и высокой прошлогодней травы затаившегося там зверька. Там же, у куста, была тихая заводь, где и останавливались передохнуть почти все солидные щуки-путешественницы. Я хорошо видел их пятнистые, будто полинявшие бока, видел, как тяжело поднимаются и опускаются жабры у уставших рыбин, но совсем не предполагал, что все это время вместе со мной следит за щуками еще один наблюдатель.
Выдра выдала себя тихим шорохом и почти незаметным всплеском воды около прошлогодней осоки. Прошло всего десять - пятнадцать секунд, осока снова зашевелилась, зашелестела, затем слегка раздвинулась, и над травой показалась мокрая голова небольшого зверя, а следом за ней и спина приличной щуки.
Щука не двигалась. Охотник исчез с добычей в кустах. Я дождался вечера, дождался, когда выдра выбралась из засады, спокойно огляделась, спустилась к воде и медленно поплыла в сторону глубокого озера. В кустах, где таилась до этого выдра, я обнаружил два успевших подсохнуть хвоста и такую же обветренную щучью челюсть, рядом лежали остатки и той щуки, которую зверек поймал сегодня при мне.
Хвосты и челюсть никак не походили на остатки недавнего обеда, а половина нынешней добычи была припрятана среди корней и травы. Пока ничего не говорило о тех двадцати килограммах рыбы, которые, по утверждению наиболее рьяных противников выдры, были необходимы этому зверьку каждый день для пропитания.
Оба озера мне были хорошо известны, я знал здесь каждый куст, каждый камень на берегу. На следующее утро я внимательно обследовал все места, которые могли бы служить выдре обеденным столом, но ничего интересного не нашел, вернулся к ручью и обнаружил, что зверек уже побывал здесь…
Вчерашняя щука была съедена, от нее остались лишь хвост и голова. В этот день выдра уже не охотилась, и я мог наконец утверждать, что за сутки она обходится всего одним-двумя килограммами рыбы. Это было не так уж накладно для большого озера, если вспомнить, сколько рыбы похищают навсегда хотя бы те самые курмы, которые устанавливают весной в ручье.
Эта щука показалась мне странной. Она не пряталась, не отдыхала, а, увлекаемая течением, чуть боком плыла по ручью. Хвост рыбины почти не работал. Течение прижало щуку к берегу как раз около моего наблюдательного пункта. Странная рыбина уткнулась носом в траву, и несильная струя стала разворачивать ее хвостом вперед…
Что утомило так эту рыбу: болезнь, нерест, встреча с другим хищником, заборы, поставленные рыбаками и до сих пор оставшиеся в ручье, лесные завалы по ручью?.. Это было тайной самой бедняги, а фактом оставалось - ненормальное поведение… И выдра тут же оценила обстановку.
Так же неслышно, как и прошлый раз, она скользнула в воду, темной быстрой лентой мелькнула по дну, перевернулась на спину, показав на мгновение светлое брюшко, и схватила щуку снизу около головы.
Наверное, у жертвы уже не было сил сопротивляться. Она еле-еле повела хвостом и только на берегу раза два подкинула туловище.
Эту добычу зверь также растянул на два дня. Через два дня маленький рыболов снова занял свой наблюдательный пункт напротив моей засады, снова мимо нас проплывали сильные здоровые рыбы, и снова выдра не обращала на них никакого внимания, как не обращали внимания и те же щуки, затаившиеся под корягами, на весело резвящихся рядом рыбешек.
Летом я часто встречал следы этой выдры и около ручья, и по берегам озера, иногда видел и самого симпатичного зверька. У выдры на берегу озера было гнездо, где подрастали в тот год малыши, малышей надо было кормить, я находил остатки добычи этого неутомимого животного, находил его обеденные столы, никогда не видел там горы костей и всегда верил, что и на этот раз животное предпочло добычу более слабую, менее осмотрительную, и недоверчиво вспоминал при этом утверждения тех рыбаков, которым выдра рвала снасть, - мол, нет вреднее никого в озере, чем выдра…
Выдра тоже носит звание санитара и регулятора численности и качества животного мира. Все это так. А что будет с озером, если выдр разведется там очень много - не уничтожат ли они тогда всех обитателей водоема?
Конечно, нет. Вспомните закон территории, неприкосновенности чужих границ - две выдры не будут жить там, где можно охотиться только одному зверьку. Территория, дом, достается животному не на один день, не на сезон, чтобы опустошить хозяйство и уйти дальше - владения выдр сохраняются из года в год, и хозяева по-своему ревностно следят, чтобы пища не переводилась, - они не допустят перенаселения личного владения и выдворят из него конкурента. И только тогда, когда кто-то необдуманно поселит нескольких хищников на небольшой территории, оградит ее, не посчитавшись с законом территории данных животных, не обеспечит животных необходимой пищей, только тогда выдры, волки, медведи могут опустошить озеро, поле, лес. Пока же существует закон территории, закон "личного дома", обеспечивающего животного пищей, природе ничто не грозит…
Закону территории покорны и охотничьи собаки. Но в жизнь этих животных давно вмешался человек, и теперь хозяйство пса - это то место, где находится его владелец.
В деревне владения собаки - дом ее хозяина. Крыльцо, огород, куцые задворки, лужок под окном - вот и весь "дом" Шарика, Моряка или Пальмы. Но какое дело Тобику, Налетке, Дамке до того, что территория, отведенная им под личное хозяйство, слишком мала, - ведь за пищу для них отвечает человек. Это он, человек, захотел держать около одного дома сразу несколько псов. Это он, человек, навсегда запретил совершать охотничьи походы в соседние курятники и на скотный двор - так пусть он, человек, и беспокоится теперь о завтраке, обеде и ужине для своих собак. И собаки получают пищу из рук человека, и количество и качество этой пищи никак не зависит от размера личного участка, занимаемого собакой.
Кажется, мир и благополучие пришли к собакам - собаки перестали быть хищниками, их никто не преследует, они научились сторожить дом, отыскивать в лесу белку и куницу, а за это получили внимание и заботу людей. Все это так, но рядом с новым качеством собак и других животных, в законы жизни которых вмешался человек, может таиться очень серьезная опасность…
Давайте заглянем в небольшой, запретный для охоты участок леса, где живут лоси. Лосей здесь подкармливают - для них заготавливают ветки осин, веники, сено. Давно в таком оберегаемом лесу человек уничтожил волков, рысей, медведей - теперь врагов у лосей нет. Есть в достатке пища - кажется, пути к беззаботному существованию открыты, и лоси начинают усиленно размножаться. С каждым годом лесных быков и коров становится все больше и больше, прежние подношения человека уже не устраивают, и лоси в поисках пищи начинают расходиться в разные стороны. Они покидают стены созданного для них дома и подчас оказываются в условиях, мало похожих на жизнь в тайге. Не находя поблизости широких болот, густых зарослей осинника, высокостойных трав, лоси принимаются уничтожать молодые леса, посаженные человеком. Они пасутся теперь в сосновых и березовых посадках, уничтожают лесопитомники. И человек бьет тревогу - безобидные, мирные животные, законы жизни которых однажды попытался изменить человек, обернулись вредителями тех же пригородных лесов.
Вот такими же оборотнями могут стать и самые мирные собаки, заявившиеся стаей в лес…
Однажды я взял с собой в лес маленького пушистого щенка. Щенок всю дорогу жался к моим ногам, трясся при первом же шорохе и жалобно скулил, когда немного отставал от меня на лесной тропе. Но скоро малыш подрос, стал посмелей, научился уходить далеко от избушки и почти тут же принялся, охотиться за коренными жителями леса.
Первой жертвой щенка стали лягушки, но они оказались несъедобными. Маленький охотник оставил лягушек и принялся за мышей. Мыши ловились не так просто, как лягушки, их надо было подолгу сторожить около норок. Щенок, видимо, посчитал эту охоту слишком трудной и с утра пораньше стал уходить в лес.