Глава 2
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
- Прежде всего, куда мы направляемся? - спросила Маргарита. - Надеюсь, не к мосту Мельников? Со вчерашнего дня я досыта насмотрелась на убийства, милая Анриетта!
- Я позволю себе доставить вас, ваше величество…
- Во-первых и в главных, мое величество просит тебя забыть "ваше величество"… Так куда ты меня доставишь?
- Во дворец Гизов, если у вас нет других намерений.
- Нет, нет, Анриетта! Отправимся к тебе. А там нет герцога де Гиза и твоего мужа?
- О нет! - воскликнула герцогиня с такой радостью, что изумрудные глаза ее засверкали. - Нет ни деверя, ни мужа, никого! Я свободна, как ветер, как птица, как облака… Свободна, вы слышите, королева? Понимаете ли вы, сколько счастья в этом слове: свободна? Я хожу, куда хочу, распоряжаюсь, как хочу! Ах, бедняжка королева! Вы не свободны! От этого-то вы и вздыхаете…
- Ходишь, куда хочешь, распоряжаешься, как хочешь! Разве это все? И в этом вся твоя свобода? Уж очень ты веселая, у тебя есть что-то, кроме свободы!
- Ваше величество, вы обещали сами начать откровенный разговор.
- Опять "ваше величество"! Послушай, Анриетта, мы поссоримся! Разве ты забыла наш уговор?
- Нет. "Я ваша покорная служанка на людях и я же твоя безрассудная подруга с глазу на глаз". Не так ли? Не так ли, Маргарита?
- Вот, вот! - с улыбкой ответила королева.
- Никаких родовых споров, никакого коварства в любви; все честно, благородно, откровенно; словом, оборонительный и наступательный союз, имеющий единственную цель: искать и ловить некую мимолетность, которая называется счастьем, если оно нам встретится.
- Прекрасно, дорогая герцогиня! Именно так! И в знак возобновления нашего договора поцелуй меня.
И две прелестные женщины, одна бледная, охваченная грустью, другая румяная, белокурая и смеющаяся, изящно склонили друг к Другу свои головки и так же крепко соединили свои губки, как и мысли.
- Так, значит, есть что-то новенькое? - спросила герцогиня, с жадным любопытством глядя на Маргариту.
- Разве мало нового произошло за последние два дня?
- Я говорю не о политике, а о любви! Когда нам будет столько лет, сколько королеве Екатерине, твоей матушке, тогда и мы займемся политикой. Но нам, прекрасная моя королева, по двадцати, - так поговорим о другом. Слушай, ты замужем по-настоящему?
- За кем? - со смехом спросила Маргарита.
- Ох, ты меня успокоила.
- А знаешь, Анриетта, то, что успокоило тебя, приводит в ужас меня. Мне придется выйти замуж.
- Когда же?
- Завтра.
- Вот так так! Правда? Бедная подружка! А так ли уж это необходимо?
- Совершенно необходимо.
- Черт побери, как говорит один мой знакомый! Это очень грустно.
- У тебя есть знакомый, который говорит "черт побери"? - со смехом спросила Маргарита.
- Да - А кто он такой?
- Ты все расспрашиваешь меня, а ведь рассказывать должна ты. Кончай свой рассказ, и тогда начну я.
- В двух словах дело обстоит так: король Наваррский влюблен в другую, а мной обладать не желает. Я ни в кого не влюблена, но не хочу принадлежать и ему. А между тем мы должны изменить наши отношения или, по крайней мере, сделать вид, что мы их изменили сегодня ночью.
- Подумаешь! Измени свое отношение к нему и можешь не сомневаться, что он переменит свое отношение к тебе!
- Так-то оно так, но беда в том, что мне меньше, чем когда-либо хочется меняться.
- Надеюсь, только по отношению к мужу?
- Анриетта, меня мучит совесть.
- В каком смысле?
- В смысле религии. Для тебя имеет значение вероисповедание?
- В политике?
- Да, конечно.
- А в любви?
- Милый друг, в любви мы, женщины, совершеннейшие язычницы и потому допускаем любые секты и поклоняемся нескольким богам.
- В одном-едином, не так ли?
- Да, да, - ответила герцогиня с чувственным огоньком в глазах, - в том боге, у которого на глазах повязка, на боку колчан, за спиной крылья и которого зовут Амур, Эрот, Купидон. Черт побери! Да здравствует служение ему!
- Однако у тебя весьма своеобразный способ служения ему: ты швыряешь камни в головы гугенотов!
- Будем поступать хорошо, а там пусть себе болтают, что хотят. Ах, Маргарита! Как извращаются и лучшие понятия, и лучшие поступки в устах пошляка!
- Пошляка?! Но, если память мне не изменяет, тебя расхваливал мой брат Карл?
- Твой брат Карл, Маргарита, страстный охотник, целыми днями трубит в рог и от этого очень похудел… Я не принимаю похвал даже от него. Кроме того, я же ответила твоему брату Карлу… Разве ты не слышала?
- Нет, ты говорила слишком тихо.
- Тем лучше, мне придется больше рассказывать тебе… Ах да! Маргарита! А каков конец твоей исповеди?
- Дело в том… в том…
- В чем?
- В том, что если твой камень, о котором говорил брат мой Карл, имел, так сказать, историческое значение, то уж лучше я на этом и кончу, - со смехом ответила королева.
- Все ясно! - воскликнула Анриетта. - Твой избранник - гугенот! Тогда, чтобы успокоить твою совесть, я обещаю тебе, что в следующий раз возьму себе в любовники гугенота.
- Ага! Как видно, на этот раз ты взяла католика?
- Черт побери! - воскликнула герцогиня.
- Хорошо, хорошо! Все понятно.
- А что представляет собой наш гугенот?
- Это не избранник; этот молодой человек для меня ничто и, вероятно, никогда ничем и не станет.
- Но это не причина, чтобы не рассказать мне о нем; ведь ты же знаешь, как я любопытна! Так что же он собой представляет?
- Это несчастный молодой человек, красивый, как Нисос Бенвенуто Челлини; он спрятался у меня, спасаясь от убийц.
- Ха-ха-ха! А ты сама не поманила его пальчиком?
- Бедный юноша!.. Не смейся, Анриетта, - в эту минуту он все еще между жизнью и смертью.
- Он болен?
- Тяжело ранен.
- Но раненый гугенот в наше время - большая обуза!.. И что же ты делаешь с этим раненым гугенотом, который для тебя ничто и никогда ничем не будет?
- Я прячу его у себя в кабинете и хочу спасти.
- Он красив, он молод, он ранен; ты прячешь его у себя в кабинете, ты хочешь его спасти; что ж, в таком случае твой гугенот будет весьма неблагодарным человеком, если не проявит большой признательности!
- Он уже ее проявляет; боюсь только… что больше, чем мне хотелось бы.
- А этот несчастный молодой человек… тебя интересует?
- Только… только из сострадания.
- Ох уж это сострадание! Бедняжка королева! Эта-то добродетель и губит нас, женщин!
- Да, ты понимаешь, ведь с минуты на минуту ко мне могут войти и король, и герцог Алансонский, и моя мать, и, наконец, мой муж!
- Ты хочешь попросить меня, чтобы я приютила у себя твоего гугенотика, пока он болен, а когда он выздоровеет, вернула его тебе, не так ли?
- Насмешница! Нет, клянусь тебе, что я не захожу так далеко, - отвечала Маргарита. - Но если бы ты нашла возможность спрятать у себя несчастного юношу, если бы ты могла сохранить ему жизнь, которую я спасла, то, конечно, я была бы тебе искренне благодарна. В доме Гизов ты свободна, за тобой не подсматривают ни муж, ни деверь, а кроме того, за твоей комнатой, куда, к счастью для тебя, никто не имеет права входа, есть кабинет вроде моего. Так дай мне на время этот кабинет для моего гугенота; когда он выздоровеет, ты отворишь клетку, и птичка улетит.
- Милая королева, есть одно затруднение: клетка занята.
- Как? Значит, ты тоже спасла кого-нибудь?
- Об этом-то я и говорила твоему брату Карлу.
- А-а, понимаю; вот почему ты говорила так тихо, что я не слышала.
- Послушай, Маргарита, это изумительная история, не менее прекрасная, не менее поэтичная, чем твоя. Когда я оставила тебе шестерых телохранителей, а с шестью остальными отправилась во дворец Гизов, я видела, как поджигали и грабили один дом, отделенный от дома моего деверя только улицей Катр-Фис. Вхожу во дворец и вдруг слышу женские крики и мужскую ругань. Выбегаю на балкон, и прежде всего мне бросается в глаза шпага, своим сверканием, казалось, озарявшая всю сцену. Я залюбовалась этим неистовым клинком: люблю красивое!.. Затем, естественно, стараюсь разглядеть и руку, приводившую в движение клинок, и того, кому принадлежит сама рука. Гляжу туда, откуда доносятся крики и стук шпаг, и вижу мужчину… героя, этакого Аякса, сына Теламона, слышу его голос - голос Стантора, восторгаюсь, трепещу, вздрагиваю при каждом угрожающем ему ударе, при каждом его выпаде; четверть часа я испытывала такое волнение, какого, поверишь ли, не чувствовала никогда, - я даже не думала, что это вообще возможно. Я стояла молча, затаив дыхание, забыв себя, как вдруг мой герой исчез.
- Как же это случилось?
- Его сшиб камень, который запустила в него какая-то старуха; тогда, подобно Киру, я обрела голос и закричала: "Ко мне! На помощь!" Прибежали мои телохранители, подхватили его, подняли и перенесли в ту комнату, которую ты просишь для своего подопечного.
- Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и понимаю тем лучше, что твоя история похожа на мою, как две капли воды, - сказала Маргарита.
- С той только разницей, что я служу моему королю и моей религии и мне вовсе не нужно прятать господина Аннибала де Коконнаса.
- Его зовут Аннибал де Коконнас? - переспросила Маргарита и расхохоталась.
- Грозное имя, не правда ли? - сказала Анриетта. - И тот, кто носит это имя, достоин его. Какой воин, черт побери! И сколько крови пролил!.. Надень маску, милая королева, - вот и наш дом.
- Зачем же мне маска?
- Затем, что я хочу показать тебе моего героя.
- Он красив?
- Во время битвы он казался мне бесподобным. Правда, то было ночью, в зареве пожара. А утром, при дневном свете, должна признаться, он несколько проигрывает. Тем не менее думаю, что он тебе понравится.
- Итак, дом Гизов отказывает в убежище моему подопечному; очень жаль, потому что дом Гизов - последнее место, где вздумают разыскивать гугенотов.
- Вовсе не отказывает: сегодня же вечером я велю перенести его сюда; один будет лежать в правой части комнаты, а другой - в левой.
- Но если они узнают, что один из них протестант, а другой католик, они съедят друг друга!
- О, этого можно не опасаться! Коконнас получил такой удар в лицо, что почти ничего не видит, а у твоего гугенота такая рана в грудь, что он почти не может двигаться… Кроме того, прикажи ему не говорить на религиозные темы, и все пойдет как по маслу!
- Будь по-твоему!
- Решено! Теперь войдем в дом.
- Благодарю, - сказала Маргарита, пожимая руку своей приятельницы.
- Здесь опять будете вашим величеством, - предупредила герцогиня Неверская. - Позвольте мне оказать вам в доме Гизов прием, подобающий королеве Наваррской.
Выйдя из носилок, герцогиня почти стала на одно колено, чтобы помочь выйти Маргарите, потом, указав рукой на дворцовые двери, охраняемые двумя часовыми с аркебузами, последовала за королевой, которая величественно шествовала впереди герцогини, сохранявшей смиренный вид, пока они были на виду у всех. Войдя к себе в комнату, герцогиня затворила дверь и позвала свою камеристку, очень расторопную сицилианку.
- Мика, - обратилась к ней герцогиня по-итальянски, - как здоровье графа?
- Быстро идет на поправку, - отвечала камеристка.
- А что он делает?
- Думаю, что сейчас он закусывает.
- Это хорошо, - сказала Маргарита, - появление аппетита - это добрый знак.
- Ах, правда, я и забыла, что ты ученица Амбруаза Паре! Ступай, Мика.
- Ты выгоняешь ее?
- Да, пусть сторожит нас. Мика вышла.
- А теперь ты сама войдешь к нему или лучше его пригласить сюда? - спросила герцогиня.
- Ни то, ни другое; я хочу посмотреть на него невидимкой.
- Но ведь ты будешь в маске!
- Да, но потом он сможет узнать меня по волосам, по рукам, по украшениям…
- Ах, милая королева, до чего ты стала осторожна с тех пор, как вышла замуж! Маргарита улыбнулась.
- Ну что ж… есть один способ, - продолжала герцогиня.
- Какой?
- Посмотреть на него в замочную скважину.
- Хорошо, веди меня.
Герцогиня взяла Маргариту за руку и повела ее к двери, завешенной ковром, затем встала на одно колено и посмотрела в замочную скважину.
- Отлично, - сказала герцогиня, - он сидит за столом лицом к нам. Подойди.
Королева Маргарита заняла место своей подруги и посмотрела в замочную скважину. Как и сказала герцогиня, Коконнас сидел за столом, уставленным разными яствами, и, несмотря на свои раны, воздавал им честь.
- Ах, Боже мой! - отстранившись от двери, воскликнула Маргарита.
- В чем дело? - удивленно спросила герцогиня.
- Не может быть! Нет!.. Да! Клянусь душой, это тот самый!
- Какой "тот самый"?
- Tсc! - прошептала Маргарита, поднимаясь и хватая за руку герцогиню. - Тот самый, который хотел убить моего гугенота, ворвался вслед за ним ко мне в комнату и на моих глазах ударил его шпагой! Ах, Анриетта. Какое счастье, что сейчас он меня не видел!
- Значит, ты видела его в бою? Он был прекрасен?
- Не знаю, - отвечала Маргарита, - я смотрела только на того, кого он преследовал.
- А как зовут того, кого он преследовал?
- Ты не назовешь его имени своему католику?
- Нет, даю слово.
- Лерак де Ла Моль.
- А теперь как он выглядит, по-твоему?
- Господин де Ла Моль?
- Нет, господин де Коконнас.
- Как тебе сказать? - ответила Маргарита. - По-моему…
Она остановилась.
- Ну, ну, - настаивала герцогиня, - как видно, ты сердишься на него за то, что он ранил твоего гугенота?
- Мне кажется, - со смехом ответила Маргарита, - что мой гугенот в долгу не остался, и такой шрам, который остался у твоего католика под глазом…
- Значит, они квиты, и мы можем их помирить! Присылай своего раненого ко мне.
- Только не теперь, попозже.
- Когда же?
- Когда ты переведешь своего католика в другую комнату.
- В какую комнату?
Маргарита только взглянула на подругу, та посмотрела на Маргариту и тут же расхохоталась.
- Ну хорошо! - сказала герцогиня. - Итак - союз! Более тесный, чем когда бы то ни было!
Искренняя дружба навсегда! - ответила королева.
- А каков будет наш пароль, наш условный знак, если мы друг другу понадобимся?
- Тройное имя твоего триединого бога: Eros, Cupido, Amor.
Подруги расцеловались еще раз, в двадцатый раз пожали друг другу руки и расстались.
Глава 3
КЛЮЧИ ОТКРЫВАЮТ НЕ ТОЛЬКО ТЕ ДВЕРИ, ДЛЯ КОТОРЫХ СДЕЛАНЫ
Возвратясь в Лувр, королева Наваррская застала Жийону в большом волнении. В отсутствие Маргариты приходила г-жа де Сов. Она принесла ключ, который прислала ей королева-мать. Это был ключ от комнаты, где находился в заключении Генрих Наваррский. Было ясно, что королеве-матери зачем-то нужно, чтобы Беарнец провел сегодняшнюю ночь у г-жи де Сов.
Маргарита взяла ключ и, вертя его в руках, продумала каждое слово из письма г-жи де Сов, взвесила значение каждой буквы и, наконец, как будто разгадала замысел Екатерины.
Она взяла перо, обмакнула его в чернила и написала:
"Сегодня вечером не ходите к г-же де Сов, будьте у королевы Наваррской.
Маргарита".
Потом она свернула бумажку трубочкой, всунула ее в полую часть ключа и приказала Жийоне, как только стемнеет, подсунуть ключ узнику под дверь.
Жийона
Покончив с этим, Маргарита подумала о несчастном раненом, заперла все двери, вошла в кабинет и, к своему великому удивлению, увидела, что Ла Моль уже одет в свое продранное, испачканное кровью платье.
Заметив ее, он сделал попытку встать, но зашатался, не смог удержаться на ногах и упал на софу, превращенную в кровать.
- Что это значит, сударь? Почему вы так плохо выполняете предписания вашего врача? - спросила Маргарита. - Я предписала вам покой, а вы, вместо того чтобы слушаться меня, делаете все наоборот!
- Ваше величество, я не виновата, - сказала Жийона. - Я просила, я умоляла его сиятельство не сходить с ума, а он сказал, что не останется в Лувре.
- Вы хотите уйти из Лувра?! - спросила Маргарита, глядя с изумлением на молодого человека, потупившего глаза. - Да ведь это немыслимо! Вы не можете ходить, вы бледны, у вас нет сил, у вас дрожат колени. И еще сегодня утром у вас из раны шла кровь!..
- Ваше величество! Сколь горячо я благодарил вас за то, что вы дали мне убежище вчера, столь же горячо молю вас позволить мне уйти сегодня.
- Я даже не знаю, как назвать такое безрассудство, - ответила изумленная королева, - это хуже, чем неблагодарность!
- Ваше величество! - умоляюще складывая руки, воскликнул Ла Моль. - Не обвиняйте меня в неблагодарности! Чувство признательности к вам я сохраню на всю жизнь!
- Значит, ненадолго! - сказала Маргарита, тронутая искренностью, звучавшей в его словах. - Или ваши раны откроются - и вы умрете от потери крови, или же узнают, что вы гугенот, - и вы не сделаете по улице и ста шагов, как вас убьют!
- И все-таки я должен уйти из Лувра, - прошептал Ла Моль.
- Должны?! - повторила Маргарита, глядя на него ясным, глубоким взглядом, и, чуть побледнев, произнесла:
- Да! Да! Понимаю! Извините, сударь! За стенами Лувра, конечно, есть женщина, которую ваше отсутствие мучительно тревожит. Это справедливо, это естественно, я это понимаю. Почему же вы сразу мне не сказали… или, вернее, как я сама не подумала об этом?! Долг гостеприимства - оберегать чувства гостя так же, как и лечить его раны, и заботиться о его душе так же, как и о его теле.
- Вы глубоко заблуждаетесь, - возразил Ла Моль. - Я почти одинок на свете и совсем одинок в Париже - здесь меня никто не знает. В этом городе первый человек, с которым заговорил я, был тот, кто хотел меня убить, а первой женщиной, которая заговорила со мной, были вы, ваше величество.
- Тогда почему же вы хотите уйти? - в недоумении спросила Маргарита.
- Потому, что прошлую ночь вы, ваше величество, совсем не спали, и потому, что сегодня ночью… Маргарита покраснела.
- Жийона, - сказала она, - уже темнеет, я думаю, что пора отнести ключ.
Жийона улыбнулась и вышла.
- Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же вы будете делать? - спросила Маргарита.