Слова его оказались верными - через некоторое время ветви стали хлестать путников меньше - ослик, стало быть, попал на какую-то тропку. Она продолжала взбираться все в гору; туман редел; начали проступать очертанья деревьев. Еще немного - и лес и туман остались за плечами шедших; под черным небом кругом разостлался черный простор; кое-где мелкими желтыми искрами обозначились звезды.
- Дорога!.. - сказал Мартин, почувствовав под ногами камни.
- А ведь она та самая, по которой мы шли днем!.. - произнес Марк. Он остановился; то же сделали и остальные.
Замок и лес, из которого они только что выбрались, были не видны; вместо них белело громадное озеро со вздыбленными и недвижными волнами.
- Скоро начнет светать!.. - заметил Мартин. - Надо уходить скорее!
Только что путники двинулись дальше, слева впереди показалось красное, дымное облако; под ним виднелась озаренная множеством факелов длинная вереница вооруженных всадников, поблескивали доспехи; посредине ехал рыцарь в епископской мантии.
Мартин схватил ослика под уздцы и кинулся в сторону; за ним метнулись и остальные; все припали к земле.
Отряд проследовал шагах в ста от беглецов и стек вниз к замку.
Мартин выждал некоторое время, чтобы не наткнуться в темноте на отсталых, и поднялся на ноги.
- Теперь скорее!.. - проговорил он; Луиджи захлестал ослика и все поспешили дальше. Мартин знал тропку, сокращавшую путь на Лукку, и вскоре после восхода солнца свернул на нее с проезжей дороги. Ненадолго путников вновь обступил густой лес; через какой-нибудь час он сменился травяной заболоченной равниной.
Марк, шедший позади всех, часто оглядывался: как раз в ту пору должны были хватиться в тюрьме пленника; Мартин, продолжавший оставаться вожаком, казался невозмутимо-спокойным, так же как и его друг Адольф. Горячие лучи солнца отогрели наконец неаполитанца; он оживился и принялся болтать, перемежая болтовню радостными восклицаниями и смехом; он даже сплясал на ходу подобие сарабанды.
- А я ведь все время ждал вас!.. - сказал он между прочим. - Верил, что не бросите! Потому и пел, чтобы подать весть, где я! Меня еще вчера взяли б на пытку, если бы эта лиловая балда не запоздала! Ну и купанье же было дьявольское - так и казалось, что черти сейчас схватят за ноги и уволокут на дно!.. А холодище какой, брр!!.. Молодчина, Янушка!.. - и он затормошил приятеля, потом отскочил и запел во всю силу легких.
- Не вопи!.. - ответил Ян. - Погоня ведь будет за нами!
- Э!!.. - беспечно возразил Луиджи. - За нами на Болонью да на Пистойю бросятся, а мы вон куда - на Лукку взяли!
- По всем дорогам поскачут!.. - проронил Мартин. - Людей хватит!
Все оглянулись, но на пустынном горизонте ничего не виднелось: впереди и по бокам сияли бесчисленные озерки, зеленел и частью уже желтел камыш - скрыться было бы решительно негде. Тропка иногда выбегала на гать из хвороста и неукрепленных бревен и она колыхалась под ногами.
В полдень Мартин сделал привал для обеда и через четверть часа заторопил всех дальше: с минуты на минуту могли появиться преследователи. Луиджи притих, наморщил лоб и то и дело стал оборачиваться…
- Вот что?.. - заявил он. - Как только кто завидит погоню - сейчас же все назад возвращайтесь, будто к епископскому замку направляетесь, а я в болото залезу.
Путники сделали не более сотни шагов и Марк издал легкое восклицание; вдали, на дороге, точно горсть муравьев, наметились черные точки; они катились с небольшого взгорка.
Луиджи мгновенно скрылся за спинами товарищей, присел и ужом скользнул в осоку и низкий кустарник, подходивший в том месте к самой тропе; шурша им, он стал пробираться в глубину болота. Мартин сразу заворотил ослика и все медленно направились навстречу неизвестным.
Мартин вынул свою лютню.
Всадники быстро приближались; их было десять человек, вооруженных копьями; из-за спин выглядывали оконечья луков. О сопротивлении нечего было и думать.
- Кантату пресвятой Деве!.. - невозмутимо распорядился Мартин.
Марк взял аккорд, загремели басы, мощно зарокотала октава; их повел сочный, высокий баритон. Хор получился необыкновенный.
Всадники были уже совсем близко; Мартин отогнал ослика с середины узкой дороги и остановил товарищей.
Передний затянул повода и взмыленный вороной конь его стал как вкопанный; подскакали и перегородили дорогу и остальные; запаренные кони тяжело водили мокрыми боками.
- Кто такие, куда идете?!.. - охриплым голосом резко крикнул передний.
- Артисты из Болонского университета!.. - ответил Мартин. - Идем в замок епископа.
- Откуда?
- Из Пистойи!
- Не встречали ли кого-нибудь по дороге?
- Как будто нет… Впрочем, вчера под вечер две крестьянки-старухи проходили!
Преследователи переглянулись.
- Я так и думал!.. - сказал предводитель. - Это болонских рук дело!
- Не болонских!.. - убежденно возразил поравнявшийся с ним всадник. - В камеру сегодня мы впятером ведь вошли - на наших глазах тот человек вороном скинулся и в окно улетел! Разве такого башня удержит? Только лошадей зря перемучили!
- А зачем же веревка тогда была спущена?.. - ответил предводитель.
- А нарочно, чтобы глаза всем отвести!..
Предводитель привстал на стременах и, прикрыв ладонью глаза, осмотрел даль - она была пустынна.
- Что ж… - проронил он, - поворачивай коней!.. Счастливого вам пути!..
Путники приподняли колпаки и шляпы и вооруженный отряд тронулся обратно легкою рысью.
Чтобы не навлечь на себя подозрений, Мартин и Адольф наломали из гати и из ближайших кустов веток и развели костер; все с наслаждением растянулись вокруг него; до того велика была усталость, что, кроме Адольфа, никто даже не прикоснулся к еде. Мартин и Марк неотступно наблюдали за все уменьшавшимися всадниками и за местом, где прятался неаполитанец.
Прошло с добрый час; епископские люди скрылись совершенно, время было выручать Луиджи. Ослик был снова оседлан, Адольфа и Яна, успевших крепко заснуть, растолкали и маленький караван отправился обратно.
- Э-э-й!!. - окликнул Мартин.
В ответ послышалась возня в кустах, они стали шататься, раздвигаться и у самых корней их зачернело страшное эфиопское лицо.
- Бросьте веревку!.. - задыхаясь, сказал голос Луиджи. - Утопаю… трясина!..
Марк поспешил к ослику, вытащил из мешка веревку и кинул конец неаполитанцу. Тот с трудом высвободил руку и ухватился за него. Адольф перенял у Марка другой конец, взял веревку себе на плечо, нагнулся и, словно бык, попер почти засосанного трясиной товарища, вырывая телом его с корнями кусты; глянцевитая торфяная грязь облепляла его от волос на голове до пяток и только лоб белел, будто перевязанный тряпкою.
Раздался всеобщий смех. Даже ничем невозмутимый Адольф разинул огромную пасть и грохотал подземным грохотом.
- Дьяволы!.. - с сердцем произнес обессилевший Луиджи.
Еще пущий смех встретил это слово.
- Черти!!. - уже с улыбкой добавил он, несколько отдышавшись.
Ему сообщили, что преследователи вернулись обратно; окончательно воспрянувший духом Луиджи поднялся на ноги, отыскал неподалеку большую лужу, разделся догола и принялся черпать воду шляпой и мыться, потом выполоскал платье и накинул на себя плащ Марка.
Вновь спасенному дали отдохнуть, ослика оседлали, накинули поверх сум для просушки одежду Луиджи и караван тронулся в сторону еще далекой Лукки. И только что он вытянулся по тропе, его нагнала низко летевшая большая черная птица.
- Воронок!.. - закричал Луиджи и поднял обе руки над головой.
Птица с радостным карканьем опустилась ему на плечо.
ГЛАВА XXIX
Еще два дня благополучного странствования и тропа привела путников к маленькому, взобравшемуся на холм городку, защитившемуся невысокими кирпичными стенами и частыми башнями: это была Лукка; на просторном выгоне около нее раскинулась шумная и пестрая ярмарка; далеко разносилось ржание лошадей, крики ослов и гомон людей; среди площади, образовавшейся между карруцами, на высоком шесте чернела широкополая шляпа с длинным орлиным пером - знак того, что торг состоит под покровительством какого-то синьора; иногда вместо нее вешалась боевая рукавица.
Продиранье ночью в дремучем лесу прошло для путников небезнаказанно и к ним сейчас же стали привязываться, предлагая свои услуги, странствующие портные и владельцы передвижных лавочек готового платья.
- Синьоры?.. - кричали хозяева и приказчики, заманивая прохожих к себе и даже хватая их за руки. - Штаны, колеты, куртки, береты - всякого цвета!
- Не штаны, а радуга!.. - зазывали другие, раскидывая товар на руках, а то и прямо на земле.
- К нам пожалуйте - зашьем, починим, латки положим, в полчаса - творим чудеса - делаем из старого новое!
- А ведь и впрямь нам надо починиться?.. - сказал Луиджи. - Мы совсем в оборванцев превратились!
Предложение было разумное и путники отдались во власть двум приглянувшимся подмастерьям; те отвели их в палатку, около которой, сидя прямо на земле, проворно работали иглами несколько человек. Действительно, в какие-нибудь полчаса все было готово и даже разутюжено.
- Ей Богу, франты!.. - сказал Луиджи, облачившись и охорашиваясь.
В таверне, куда товарищи зашли посидеть и выпить вина, они узнали, что в городе сегодня предстоит свадьба богатого синьора Гвиниджи и что приезд невесты ожидается с минуты на минуту; путники порешили отдохнуть как следует и остались ночевать в городке.
На башне зазвонили в колокол и все, коротавшие время в кабачках, высыпали наружу: со стороны поля приближался длинный и многоцветный поезд невесты.
Она ехала верхом в розовом платье; четверо рослых слуг несли над ней балдахин такого же цвета, предохранявший ее от солнца, впереди в две шеренги шли трубачи и барабанщики; позади следовали фамильные знамена нескольких поколений; многочисленная свита замыкалась вооруженным отрядом.
Из ворот города навстречу поезду показался, весь в бледно-зеленом бархате, рыцарь; на левой руке его золотилась длинная перчатка, на ней сидел сокол с алым колпачком на голове.
За рыцарем выехали и полукругом расположились близ ворот его пышно разодетые родственники и близкие.
На башне сверкали трубы ожидавших сигнала музыкантов; заходившее солнце обливало их косыми лучами. Снизу подали знак и с башни раздались звуки встречи; откликнулись приближавшиеся трубы и барабаны; сбежавшиеся отовсюду толпы народа разразились приветственными криками. Два шествия слились в одно и стали втягиваться в город. Из усеянных зрителями окон на невесту и жениха посыпались цветы.
Начало темнеть и городок превратился во что-то сказочное: на крышах, на стенах, из окон, отовсюду выставились зажженные факелы и казалось, что гигантским костром запылал весь город; на черном небе заалело зарево, стало светло как днем; улицы запрудили нарядно одетые обыватели. Из дома Гвиниджи разносилось пение, звуки рогов и флейт.
Луиджи потолкался с товарищами в толпе заполночь и затем вернулся с ними в кабачок, где был оставлен ослик и все уснули как убитые.
Еще день пути и равнинная местность начала холмиться; вдали наметились горы. Дорога сделалась оживленнее и лучше, то и дело стали попадаться встречные - все указывало на близость большого города.
Ранним утром путники завидели суровые башни и стены многолюдной, богатой Пизы.
- Вот где можно дела делать!.. - прищелкнув языком, сказал Луиджи и кивнул в сторону города. - Главное торжище мощами на весь мир, можно сказать!
- Надобно будет и нам купить!.. - отозвался Марк.
- Зачем?.. - изумился Луиджи. - Да мы их теперь везде наберем сколько угодно! Отсюда их целыми кораблями увозят!
- А как отличают мощи от простых костей?.. - спросил Марк.
- По степени глупости покупателя!.. - заявил Луиджи.
Базар в Пизе, как и во многих других городах, находился не в городе, а снаружи его, под стеной у ворот. Путники пробрались среди толпы продавцов и покупателей к башне, миновали проезд под нею и попали на тесную и извилистую многолюдную улицу. Прежде всего они отыскали тратторию, заняли для себя комнату, устроили ослика и Луиджи повел своих товарищей на знаменитый мост Меццо, перекинутый через широкую, синюю ленту Арно.
Вдоль моста двум я бесконечными рядами тянулись столы, лари, передвижные и деревянные лавочки с навесами; пространство между ними заполняла густая и необычайно пестрая толпа в одеждах разных народностей: были здесь юркие греки, смуглые сирийцы и арабы в белых чалмах, фригийцы в красном, светловолосые немцы, и подвижные французы, и долговязые медлители-бритты. Весь этот разноплеменный люд, как пчелы вокруг сотов, теснился вокруг продавцов и почтительно приценивался к грудам лежавших и висевших почернелых и желтых костей, каких-то перьев, полотняных грязных тряпок и всевозможной дряни. У сходов с моста помещались несколько лавок уличных писцов, являвшихся в то же время чем-то вроде бродячих нотариусов, у которых заключали всякие письменные договоры и сделки.
- Перья из крыл архангела Гавриила!!.. - воскликнул один из продавцов, махая над головой белым пером. - Помогают при трудных родах, хороши для деторождения!..
- Часть паруса с лодки апостола Петра!.. - возглашал другой, показывая кусок рваного донельзя брезента. - Предохраняет от кораблекрушения!..
К нему разом потянулись несколько жилистых, грубых рук.
- Чепчики с младенцев, избитых проклятым Иродом!.. - выкрикивали дальше. - Ума придают детям.
- Частицы шкуры святого осла, на котором въезжал в Иерусалим Спаситель… прыть увеличивают при беге!
- Кусок колесницы Ильи пророка!.. Отводит громовые удары!
- Мощи младенца, замученного Иродом!..
Какая-то пожилая женщина набожно приложилась к чему то иссохшему, как вяленая рыба, и потом потрогала пальцем.
- Почем?.. - басисто спросила она.
- Три золотых. За благочестие твое за два отдам!
- А почему головки у младенца нет?
- У царя Ирода осталась.
- А ручки и ножки где же?
- Палачами отрублены! Ты думаешь, в святые-то легко попасть? Можешь и с ножками получить - на два золотых дороже!
Женщина отошла, подумала, потом вернулась.
- Заверни младенчика-то!.. - сказала. - Один золотой даю, больше нету!
Продавец махнул рукой, накинул на "мощи" тряпку и подал покупательнице.
- Кошку сушеную купила!.. - шепнул Луиджи на ухо Марку. - Я сам тут пару таких же продал!
Спутники Луиджи, еще не видавшие подобных зрелищ, шли растерянные и ошеломленные; даже у невозмутимого Адольфа расширились глаза и в них светилось почтение и недоумение: драгоценная святость возвышалась кругом целыми ворохами. Один Луиджи шел с самым равнодушным видом.
Марк уже полез было в карман, чтобы купить что-то необыкновенно полезное, но Луиджи тронул его за плечо, издал многозначительное "пет" и качнул головою; Марк спрятал деньги обратно.
С моста Луиджи провел товарищей к собору; на широкой паперти его и по сторонам главного входа сидели за столиками упитанные каноники; от одного к другому из них переходили кучки богато одетых иноземцев или приезжих из далеких местностей Италии. Все набожно прикладывались к святыням, затем начинали торговаться.
- Тут продаются мощи первый сорт: свистнешь, так не залают! - пояснил Луиджи. - Публика сюда идет самая удойная!
Каноник, мимо которого они проходили, позвонил в маленький колокольчик.
- Пеленки Христа… - мягким распевом произнес он.
- Частица жезла Аарона!.. - проворковал сосед его.
- Кости святых мучеников, погибших при Нероне!.. - предложил третий.
Закупки производились в огромных размерах и заказы принимались и записывались канониками как самый обыкновенный товар.
Луиджи, не пропуская ни одного столика, прикладывался к каждой реликвии, его примеру следовали Ян и Марк; последний имел подавленный и недоумевающий вид; Мартин шел словно каменный, не прикасаясь ни к чему; Адольф делал то же.
- Не жизнь, а помидоры!.. - шепнул Луиджи Марку, кивая на упитанных каноников. - Изумрудами не так выгодно торговать, как гнилыми костями!
- Зачем ты целовал все это?.. - сурово обратился к нему Мартин, когда они отошли на некоторое расстояние от собора. - Ведь там наполовину нечеловеческих костей напихано - я сам конские видел!..
- Пст!.. Не богохульствуй!.. - убежденно ответил неаполитанец. - Только черту известно - конские они или только такими тебе кажутся - бес ведь силен! А во-вторых, и среди них может попасться что-нибудь порядочное! Поцелуй - ничего не стоит, а душе - глядишь - польза!
Мрачная Пиза с ее жадными обитателями, у которых, как стало казаться Марку, у всех карманы были набиты костями мертвецов, спутникам Луиджи не понравилась; везде, даже в тавернах, разговоры велись главным образом о мощах, о сделках и о проделках с ними.
Уже с полудня по улицам то и дело стали попадаться пьяные; Марка поразило не только количество их, но и число каноников среди них; некоторые валялись по улицам или, шатаясь, шли в обнимку со своими покупателями и горланили кощунственные или языческие песни о похождениях Венеры и Зевса.
В одном из кабачков, куда зашли посидеть и закусить путники, им с трудом отыскалось место за большим столом; рядом с ними оказался долговязый патер с грубым лицом, рубленным одними прямыми чертами; длинный нос его совершенно неожиданно задирался на самом конце вверх. Маленькие глазки его владельца часто помаргивали и поблескивали.
С ним спорили двое - один генуэзец в обычной для этого города черной одежде, другой пестрый венецианец.
- А ей-ей, дорого хочешь!.. - говорил длиннолицый и бледный генуэзец с тонкими змеями бровей. - Ведь кости у тебя совсем неизвестного мученика!
- А тебе бы за эту цену полфунта апостола Петра, что ли, отпустить?.. - с иронией пробасил патер. - Шалишь!.. Нигде дешевле моего не получишь! И ты напрасно скупишься, - обратился он к венецианцу, - всего одну лодыжку святого взял: на одной лодыжке далеко не уедешь!..
Путники заночевали в Пизе и с первыми лучами солнца покинули базар мертвецов.
За восточными воротами начиналась дорога на Флоренцию; по обе стороны ее узкими полосами тянулись кладбища древнеримских времен.
Путники шли, точно в аллее из памятников - башен, саркофагов, часовен и земляных насыпей; все было полуразрушено, заросло кустами и деревьями; давно опустошенные усыпальницы глядели черными впадинами входов; Ян несколько раз останавливался и разглядывал художественные скульптурные украшения на них; могилы бедных людей - маленькие, чуть заметные холмики либо неглубокие провальцы - ютились повсюду; над ними трудилось множество гробокопателей, добывавших полуистлевшие кости и глиняные статуэтки разной величины. Аллея тянулась с четверть стадии; дальше памятники исчезали и только несколько курганчиков сменили их. Над ними тоже работали десятки людей.
Луиджи, успевший устроить в Пизе какой-то оборот с мощами одного из сорока тысяч младенцев, избитых Иродом, беззаботно распевал песни; Марк и Мартин обменивались впечатлениями и мыслями. Мартин с негодованием говорил, что духовенство толкает людей в объятия дьявола, а не Бога.
Ухо Луиджи уловило фразу: - "надо быть честным" - и он повернул к Мартину лицо.
- А что такое значит "быть честным"?.. - с любопытством осведомился он.