- Значит - не обманывать… - ответил Мартин.
- Это кто же так учит?
- Евангелие.
Луиджи покачал головою.
- Вот потому-то папы и запретили читать его!.. - убежденно сказал он. - Прочли - и черт знает что в башках у вас поделалось! Вся жизнь, братишки, обман! Только мертвые могут обойтись без него. Твоя "честность" просто глупость!
- Нет, Мартин прав… - вмешался Марк. - Не делай людям того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе!
- Это еще откуда? Из Торы, что ли?.. - воскликнул Луиджи. - Всего на три дня я расстался с вами, а до чего вы поглупели без меня!..
- Ведь ты совсем язычник!.. - заметил Мартин.
- Врешь - католик, вот крест! - он вытащил из-за воротника шнурок и маленький крестик, - и верую, как и все! А вот вас двоих следовало бы подвесить за хвост да поджарить с полчасика!
- А вот этого хочешь?.. - пророкотал Адольф, показывая кулачище.
- Кушайте сами, моя умница! - откликнулся неаполитанец, запел и стал погонять ослика, замедлившего шаг.
ГЛАВА XXX
Ровная, много веков выстоявшая дорога была очень оживлена; местность кругом нее раскидывалась холмистая, поля чередовались с густыми лесами; то здесь, то там виднелись деревни, укрепленные замки и небольшие городки, обнесенные стенами; иногда приближаясь, иногда совсем вдали синела Арно. Путь несколько раз пересекали впадавшие в нее речки; над ними выгибались арки мостов.
Путники шли не спеша и объедались чуть не даром продававшимся виноградом; Адольф поглощал его такое количество, что Луиджи уверял, что если он шлепнется, то с ним случится то же, что с арбузом.
На третьи сутки в легкой фате тумана залиловели впереди горы Флоренции и перед вечером путники достигли до городских ворот. Опять вырос перед ними лес из башен синьоров и множества церквей; опять раскинулся лабиринт темных и узких улиц.
Первое, что бросилось в глаза, была особенная одежда обитателей города - на всех были надеты зеленые, красные или коричневые и белые плащи с капюшонами и шапочки-колпаки с околышами тех же цветов, с медалями на них.
На площади путники остановились в изумлении: посредине ее, сыпля искрами, горели два костра и на них жгли цельные куски сукон разных окрасок; груда их лежала в ожиданий очереди; это под наблюдением старшин цеха уничтожали забракованный ими товар: Флоренция славилась лучшими в мире сукнами, бархатом, скульпторами и ювелирами и строго блюла за доброкачественностью своих производств. Близ одного из костров тесною кучей стояли оборванные и отощалые люди без колпаков и скованные цепями - то были рабы, выведенные на продажу. Покупатели приценивались, ощупывали и рассматривали их как скот.
Площадь окружали различные лавки; около ювелирных мастерских и перрукьеров на длинных скамьях сидели и беседовали люди; отовсюду слышался говор и восклицания. Иногда в роскошных паланкинах по четверо дюжих рабов проносили знатных дам, выглядывавших из-за раздвинутых занавесок. Ближайшая кампанилья рассыпала высоко в воздухе серебро - зазвонила к Аве-Мария; отозвались десятки колоколен - "пчелы запели над городом", как говорили тогда.
Путники находились в это время на мосту через Арно. Закатывалось солнце; часть гор, кольцом окружающих Флоренцию, и вершин кампанилл казались нарумяненными. Широкая река сделалась густо-синею, как сапфир; вместо берегов тянулись сплошные линии трех- и четырехэтажных белых, розовых, красных и коричневых домов, обрывавшихся прямо в воду; у некоторых окон чернели привязанные лодки; последние лучи делали картину еще ярче и разнообразнее.
- Совсем Венеция!.. - воскликнул Луиджи. - Ну где у вас, пивные бочки, такая красота найдется?!
Путники остановились у края моста, чтобы посмотреть на необыкновенный вид и на бронзовую древнюю статую Марса.
Перил на мосту не имелось; Ян зазевался на статую и вдруг взмахнул руками, вскрикнул и исчез в одно мгновение. Марк, Луиджи и Мартин и еще несколько прохожих бросились на противоположный бок моста и увидали, что течение подхватило Яна и быстро несет по направлению к домам. Луиджи, а за ним и Марк, сшибая с ног встречных, пустились бежать за лодкой.
- Любопытно, как теперь эта каналья выберется?.. - проговорил какой-то всадник, проезжавший мимо и остановивший вороного коня.
Голова Яна маячила далеко; он, видимо, стремился выбиться из быстрины и это ему удалось: его понесло под самыми окнами домов. Из нижнего этажа одного выкинули конец веревки, но она осталась за его спиною; из окон посыпались еще концы и даже буйки - явно было, что случаи падения с моста не редкость.
Уже терявший силы и наглотавшийся воды Ян ухватился наконец за веревку; его заворотило и трое женщин и двое мужчин принялись вытаскивать его.
Ян пособлял сколько мог ногами и через несколько минут уцепился за подоконник и исчез в доме.
Мартин и Адольф погнали ослика вслед за убежавшими товарищами и свернули в улицу, залегавшую позади набережной из домов.
В каком именно из них Ян нашел приют, определить было трудно, и оба немца остановились на изломе и стали ожидать появления своих.
Из одного из домов доносился шум и хохот; немного погодя из него высыпала кучка мужчин и женщин; среди них, оставляя за собой лужи, шел мокрый Ян; колпак его унесло водой, спутанные волосы прядями висели в разные стороны; рядом с ним выступал и радостно разглагольствовал Луиджи.
Провожавшие остановились и начали прощаться и приглашать своего нежданного гостя опять посетить их, но уже через дверь.
Ян благодарил, как умел; за него рассыпался неаполитанец.
Провожаемые веселыми пожеланиями, трое путников присоединились к ожидавшим товарищам и уже без всяких приключений достигли до ближайшей траттории.
Посетителей в ней было немного; Ян отправился переодеваться в отведенную им комнату, а остальные расположились своим кружком около стола.
- Ну, друзья?.. - сказал Мартин. - Пособили мы вам чем могли, проводили до безопасных мест, пора нам и восвояси!..
Все замолкли.
- А ты куда пойдешь?.. - обратился он к Марку.
Луиджи насторожился.
- Глупо теперь возвращаться в Болонью!.. - вмешался он, не дав Марку ответить. - Думаете, стража у ворот и сыщики не приметили ваших диковинных морд? Будьте покойны - только покажетесь - вас туда же запрут, где и я сидел!
Явился переоблачившийся во все сухое Ян и стал на сторону Луиджи.
- Чего ради рисковать?.. - убеждал тот. - Отложите на год свой университет и только! Не прикованы ведь вы к этой собаке - Болонье?.. Учиться везде можно. Здесь что угодно найдете - город знаменитый!
- А какой лучше - Флоренция или Неаполь?.. - спросил Марк.
- Да понятно, Неаполь - равного ему в мире нет!..
- Так почему же нам прямо в него не идти?
- Эка хватил: да до него пол-Италии надо отплясать! Куда нам торопиться - доберемся полегонечку! В Риме побываем… туда люди из-за тысяч парасангов пробираются, чтобы святым апостолам поклониться, а вы, черти несчастные, и думать забыли о них?
Все, кроме Мартина, согласились с доводами неаполитанца; упорный немец стоял на том, что он должен учиться, а не шататься по всему миру.
- Милый, чудовище мое?.. - уже криком кричал Луиджи. - Да шлянье это - то же ученье, даже выше его - разница только та, что ты штаны протираешь, а я пятки! На одном месте сидеть - глупостью обрастешь! Притом ты музыку сочиняешь, а Неаполь город певцов и музыкантов!
Последний довод заставил, наконец, Мартина сдаться и товарищи порешили задержаться на некоторое время во Флоренции и идти дальше всем вместе. Душою товарищества сделался Луиджи.
Судьба вбросила Яна в окно к художнику Бенвенуто Кастро, и по мысли Луиджи путники решили отблагодарить его квинтетом. Под вечер второго дня они выстроились против его дома, прозвенела лютня и отовсюду стали высовываться любопытные. Из окна Кастро выглянули три женских лица, позади них показались двое мужчин - хозяин дома - человек среднего роста с небольшой бородкой и другой громадный, лохматый, с длинной бородищей. Второй был тоже художник, Джиовани Киджи.
Внезапным громом грянуло мощное - "Тебе Бога хвалим", сложенное по-новому Мартином; словно гроза разразилась над улицей; звуки перешли в торжественный гимн и стихли с далеким рокотом.
Восторгу слушателей не было конца, ими унизались все окна; внизу толпа заполнила всякое свободное пространство.
Певцы исполнили еще несколько кантат и песен и выбежавшие наружу Кастро и Киджи повлекли их в дом. Толпа долго не расходилась, все ожидая, не споют ли еще что-либо удивительные певцы.
Хозяйки уже хлопотали на кухне - самой большой комнате в доме, в те времена почти всегда исполнявшей обязанности столовой.
Спасительницами Яна оказались две совсем юные свеженькие девушки - сестры Кастро и жена его, статная молодая женщина с лицом Юноны.
Яна не вел, а влек под руку долговязый Киджи.
- Наш брат, художник!!.. - утробно вопил он, указывая головой, рукой и глазами на Яна. - А эти господа все артисты!.. Но до чего хорошо поют - как в раю - дом даже трясся! - "Тебе Бога хвалим", - фальшиво загремел он, воздев одну руку и достав ею до потолка… - Тоже можем постоять за себя, а?!.. - он захохотал и принялся распихивать всех по табуретам.
Марк подошел к окну и выглянул из него; совсем близко стремительно неслась многоводная река; видны были арки моста, прохожие и проезжие, дома набережной, башни за ними. Надо всем бледно голубело вечернее небо.
За ужином царили веселье и смех. Всех потешали Луиджи и лохматый Киджи. Последний был совершенно лишен способности соизмерять свой голос с размерами помещения и не говорил, а азартно орал либо грохотал, словно ожившая бочка; поминутно он вскакивал, чокался, давил ноги соседям и так пособлял своему неугомонному языку руками, глазами и плечами, что даже вертлявый неаполитанец казался рядом с ним мумией фараона.
Вино лилось рекою. Под чоканье стаканов прогремело "Гаудеамус", потом перешли к другим песням; высокий баритон Марка и подземная октава Адольфа имели неописуемый успех. Киджи тоже пел, но, так как не знал ни слов, ни напевов и не имел слуха, то рявкал невпопад и тотчас же принимался мурлыкать, пока ему не начинало казаться, что наступило время опять "подпустить голоса".
В окно глядела уже ночь; доплыл удар колокола, послышался другой, более отдаленный, чуть слышно долетел третий…
- Приказ гасить огни!.. - проговорил Марк. - Нам время уходить!..
- К черту огни и приказы!!.. - возопил Киджи. - Да здравствует свобода!..
- Да ведь улицы запрут?.. - вмешался Мартин.
- К черту улицы!.. по воде поедем!!.. - заорал опять Киджи. - Пей до зари и наплевать на все!
Пирушка длилась далеко за полночь. Пили, пели, плясали, хозяин бил в бубен. Маленький Луиджи станцевал в паре с длинным Киджи фанданго, Ян пустился вприсядку, Киджи хохотал, неистово топал и потрясал спадавшею ему на плечи черною гривой.
Дамы наконец ушли спать; шумно собрались по домам и гости.
Лодка, причаленная на длинной веревке, была подтянута под самое окно и вся компания грузно перебралась в нее; лодка закачалась, как в бурю.
- Осторожнее, осторожнее!!.. - послышались сверху знакомые женские голоса; все подняли глаза и увидали своих дам, следивших за их посадкой с высоты третьего этажа.
Им в ответ снизу замахали шляпы и береты. Луиджи запел серенаду в честь дам и лодка понеслась по течению. Светил месяц, простор реки расстилался зачарованный и пустынный; башни, церкви, дворцы цепенели в глубоком сне..
Уже лодка слилась с синею мутью, а дамы все стояли у окна; среди безмолвия чуть звенел тенор Луиджи; наконец замер и он и только долго еще старательно бухал совсем вдали бубен.
На другой день Ян и Луиджи, согласно данному ими обещанию, отправились в мастерскую Кастро и Киджи, помещавшуюся на краю города во дворе монастыря Св. Креста, в обширном сарае. Около него валялись глыбы белого мрамора; изнутри доносился частый стук молотков. Широкая дверь стояла распахнутой и Луиджи заглянул в нее.
На лице его появилась приятная, или, как он говорил, "высокопоставленная" улыбка.
- Господам художникам - привет!!.. - произнес он, подняв шляпу, и наотмашь черкнул краем ее по полу.
- А!.. АН. - взревела навстречу ему утроба Киджи. - Драгоценные певцы!
- Добро пожаловать!.. - отозвался другой, мягкий голос и из-за камней появились в белых передниках Кастро и Киджи; мастерская у них была общая, в ней работали человек десять помощников, заготовлявших вчерне заказы.
Гостей сейчас же повели осматривать мастерскую. При ней имелось особое отделение для уже готовых произведений. Особенное внимание уделял Киджи работам своего друга и почти не задерживался около своих.
- Смотри, какая красота?.. - вопил он, указывая на верхнюю крышку саркофага, исполненную для какой-то важной дамы. - Ведь живая лежит, отдохнуть прилегла! Гениальная вещь!!..
- Ну уж ты… наговоришь!.. - с улыбкой возражал Кастро. - Вы лучше посмотрите на его работы!.. - он указал на огромную каменную чашу-купель, ножка которой состояла из трех уродливых карл, державших ее на согнутых спинах. - Джиованни - фантаст; сколько у него проникновения в загробный мир, а я только бытовик!..
Ян заметил кучу зеленоватой глины, лежавшую на полу около невысокого столика, уставленного статуэтками разных величин и изображавших всевозможных страшил, зверей и демонов.
- Из нее мы сперва модели лепим, - воплощаем замыслы!.. - пояснил Киджи. - А потом уже по ним высекаем из камня. Ну-ка, попробуй, слепи что-нибудь?
- Да я глину и в руках никогда не держал!.. - возразил Ян.
- Так подержи - это же не крыса, не укусить! Валяй, не бойся! Ты ведь такой же художник, только по серебру, а мы по камню!
Ян, а за ним и Луиджи взяли по комку свежей глины и через несколько минут в руках у Яна она превратилась в голову бородатого человека, в которой можно было уловить некоторое сходство с Киджи.
Киджи заревел в полном восторге.
- Великолепно!!., талант, гений, гений - честное слово!.. Бросай к чертям свое ювелирство - ты прирожденный скульптор!.. - вопил он, показывая статуэтку и наступая всем по очереди на ноги. - Вон у соловья ни хрена не выходит, а у тебя - живой человек!.. Ей-Богу, иди к нам! Место тебе отведем даром!
- Полно смеяться… - смущенно отнекивался Ян. - Я же ведь понятия ни о чем не имею!
- Вздор: в три с половиной минуты узнаешь!.. Все тебе объясним!..
- И впрямь, попробуй себя?.. - вмешался Кастро. - Искра Божия в тебе явная!
- Валяй, чем ты рискуешь? - поддержал Луиджи. - Глупее ведь ты уже все равно не сделаешься!
Ян сдался и четверо новых приятелей отправились в ближайший кабачок, где собирались художники, запивать вином свой союз.
Марк с остальными двумя товарищами вышел утром на улицу и только что они попали на площадь - увидали приближавшуюся процессию: двое каких-то людей вели под уздцы маленького ослика; на спине его, лицом к хвосту сидел связанный человек средних лет; за ним шумно гомонила толпа; некоторые улюлюкали и насмехались, другие свистали и указывали пальцами на героя шествия. Его подвезли к низенькому эшафоту и прикрутили веревкой к столбу: наказанный был торговец, замеченный в обвешивании покупателей.
Кто-то из толпы швырнул в него куриным яйцом и угодил в лоб; по лицу привязанного потек желток и зрители разразились хохотом.
Трое товарищей посмотрели на обычное в те времена зрелище и тронулись к собору. Марк вдруг ахнул и, расталкивая толпу, бросился к проходившему невдалеке человеку в черном плаще с выразительным, вдумчивым лицом.
- Синьор Карнаро?! - воскликнул он.
Встречный оглянулся, узнал Марка и улыбка осветила глаза его.
- Вот где пришлось встретиться!.. - произнес он, здороваясь.
- Я вас искал в Болонье!.. - сказал Марк, - я там артистом был!
- Почему же "был", а не есть?.. - спросил Карнаро.
Марк немного замялся.
- Да так… история одна случилась, нас несколько человек ушли. Вот они тоже со мною!.. - добавил он, указывая на своих спутников.
- Что ж, учиться нужно желать, а можно везде!.. - ответил Карнаро, кивнув на поклон Мартину и Адольфу.
- Мы этого и хотим!.. - заявил Марк. - Вы ведь собирались в Болонье быть?
- Судьба выше наших желаний!.. - с усмешкой заметил Карнаро. - Я тоже должен был уйти из Болоньи; теперь здесь имею учеников!
- Школа у вас, да?
Карнаро улыбнулся горячности собеседника.
- Если хочешь, назови так!
- Где же вы учите?
- Где придется. В непогоду под мостом через речонку, в стадии отсюда; в хорошие дни в овраге или на горах: неподалеку имеется давно заброшенный и забытый театр древних времен.
- А нам вы позволите послушать вас?
- Очень рад!.. Только завтра я уйду на неделю - если хотите, отправимся, чтобы не терять времени, вместе?
Предложение философа было принято восторженно; друзья проводили своего нового учителя до дома и поспешили в тратторию, чтобы собраться в путь и предупредить о своей отлучке Яна и Луиджи.
ГЛАВА XXXI
Как только открылись на другой день ворота Св. Петра, первыми вышли из них на простор полей Карнаро и трое немцев; впереди перебирал ножками ослик, на время предоставленный Луиджи товарищам. Сам он остался в городе вместе с Яном, увлекшимся новыми знакомыми.
Утро было свежее, бодрящее; радуя глаз, кругом мягко выгибались невысокие разноцветные горы. Марк с жадным вниманием допытывался от Карнаро ответа на свои мысли, которых много прошло в голове его со дня ухода из монастыря. Коснулась, между прочим, речь и Пизы с ее базаром мощей. Марк с болью переживал внезапно обнаружившийся обман и надругательство над тем, к чему привык с детства относиться с глубокой верой и уважением.
У Мартина, наоборот, прорывалось озлобление и негодование.
- Все это плоды невежества!.. - ответил Карнаро. - Но волноваться не надо: все проходит в мире… спящие еще спят, но они проснутся!
- Какие спящие?.. - спросил Марк.
- Папа с его советниками!.. - был ответ. - Что бы вы ни видели - помните, что все в мире - и солнце и свет - произошли из тьмы и хаоса!
В разговорах время неслось незаметно и, после обеда и отдыха в одной из придорожных тратторий, путники пустились дальше. Погода стала меняться; небо медленно заволакивалось тучами и, когда на известковых горах впереди завиделся монастырь Св. Лоренцо, стала нависать уже ночь. Сделалось душно, чувствовалось, что вот-вот пойдет дождь, но его все не было; тишина и оцепенение овладели миром.