После короткой паузы, во время которой юнга наполнил чаши вином, Тейлор предложил последний тост:
- За успех нашего предприятия!
Барни не стал отказываться. Он не мог знать, о каком именно предприятии идет речь, и выпил вместе со всеми.
Было около полуночи, когда Чарлз Эванс попросил капитана выделить для пленника гамак.
- Пора баиньки, - сказал он с усталым видом, - а капитану Барни негде лечь.
Брэдли любезно разрешил пленнику покинуть каюту и устроиться у фальшборта на баке, где Боб Флетчер натянул для него гамак.
Начальник вахты и вахтенные матросы, находившиеся на верхней палубе, отнеслись к появлению Барни с плохо скрытой враждебностью, но тронуть его никто из них не посмел. Придерживая раненую руку, он кое-как улегся, закрыл глаза и вдруг почувствовал легкое головокружение. Очевидно, оно явилось следствием нервных перегрузок, значительной потери крови и алкогольных возлияний. Приоткрыв глаза, Барни повернул голову в сторону четырехоконного фонаря, укрепленного на фор-марсе, и попытался сконцентрировать на нем свое внимание. Вокруг светящегося пятна тут же образовалось огненное кольцо. Находясь в непрерывном движении, оно то расширялось, то сужалось, и Барни, не в силах более смотреть на эту странную игру света, снова закрыл глаза.
Чтобы побороть головокружение, он попробовал восстановить в памяти события минувшего вечера и первой половины ночи. Он вспомнил, как к борту его бригантины подошла лодка с двумя странными пассажирами, один из которых, возбужденный мужчина в летах, назвался губернатором острова; мужчину сопровождала молодая девушка, которую он представил своей дочерью. "Неужели они были теми, за кого себя выдавали?" - эта мысль настойчиво вертелась в воспаленном мозгу капитана Барни, казнившего себя за то, что он, не поверив их объяснениям, не внял их мольбам и не предпринял срочных мер по спасению судна. "Да нет, - тут же оправдывал он себя, - я вовремя отдал приказ открыть огонь по разбойникам. Если бы не измена Джима Флая и не трусость моих матросов, пиратская шлюпка покоилась бы сейчас на дне бухты".
Повернувшись лицом к борту, Барни начал прислушиваться к гулким и частым ударам сердца. Неожиданно, словно призрак из мрака, перед его затуманенным взором возник силуэт женщины в белом. Он всмотрелся в черты ее бледно-лилового лица и похолодел - лицо напоминало смеющуюся маску смерти. Дрожь пробежала по его телу. "Не за мной ли?" - подумал он, пытаясь перекреститься, но отяжелевшая рука отказывалась повиноваться.
Маска-фантом перестала скалить зубы, покрылась алой вуалью и через несколько секунд растворилась. На смену ей, однако, немедленно всплыл образ той самой молодой особы, которая была представлена ему как дочь губернатора. Она смотрела на Барни широко открытыми глазами, и в них читалась такая безысходность, такая печаль, что он невольно почувствовал себя единственным виновником ее несчастья.
- Я спасу вас, - прошептал Барни, и тут же в ответ услышал:
- Благодарю, капитан! Только сначала позвольте мне спасти вас.
Пленник вздрогнул и, повернувшись на голос, открыл глаза.
Рядом с ним стоял бомбардир Эванс, темная фигура которого резко выделялась на фоне марса-огня.
- Это вы, Чарли?
- Он самый. Я же дал вам слово позаботиться о вашей безопасности, а слово надо держать.
- Не преувеличиваете ли вы степень угрожающей мне опасности?
- Знаете, капитан, есть хорошая поговорка: береженого Бог бережет, - ответил бомбардир. - Если мои опасения напрасны - что ж, я отосплюсь завтра днем. А если какое-нибудь псих вернется с приза на фрегат и, пользуясь темнотой ночи, пришьет вас? Вы думаете, Господь, когда призовет меня к ответу, не вспомнит об этом? Вспомнит! "Где ты был, Чарлз Эванс, когда убивали твоего школьного товарища? - Вот первый вопрос, который он задаст мне. - Ты обещал охранять его - и что же? Нарушил данное обещание. Этот грех почище всех прочих грехов, тобою совершенных, а посему, Чарлз Эванс, каналья, гореть тебе вечно в геенне огненной…".
- Перестаньте, дружище, - нахмурился Барни. - Что это вы фантазируете? Нам не дано знать, за какие грехи призовет нас к ответу Всевышний.
- Чего уж там, - вздохнул бомбардир, - в Библии все грехи наши перечислены… Печально, капитан, однако большинство из них - на мне, и с души моей их не снять.
Они помолчали, думая каждый о своем. Потом Барни спросил:
- Как долго вы собираетесь оставаться на этом острове?
- Зависит от обстоятельств, - последовал уклончивый ответ.
- А что стало с гарнизоном здешнего форта?
- Часть солдат изменила королю и перешла на нашу сторону, остальные заперты в бараках.
Желая прояснить для себя еще один вопрос, капитан поинтересовался:
- Правда ли, что мужчина, искавший спасения на моем судне, - губернатор Генриетты, а находившаяся при нем молодая леди - его дочь?
- Так оно и есть, - кивнул Эванс. - Они сбежали от нас вечером того же дня, когда мы захватили крепость. Но, как заметил наш штурман, провидению было угодно вернуть их обратно.
- Очевидно, вы надеетесь получить за них солидный выкуп?
- Безусловно. Причем сэр Генри сам подсказал нам, как это сделать.
- Неужели? - Барни, заинтригованный, хотел знать подробности.
- Да. Только вопросов на сей счет задавать не надо, - Эванс понизил голос и добавил: - Я связан с моими компаньонами определенными обязательствами, капитан. Есть тайны, разглашение которых карается смертью.
После этого замечания разговор их продлился не более пяти минут и завершился тем, что бомбардир пожелал пленнику спокойной ночи, а сам стал прогуливаться вблизи его гамака с обнаженной саблей в руке.
Какое-то время Барни прислушивался к шагам своего сторожа и отдаленным выкрикам, долетавшим до фрегата со стороны бригантины; потом его утомленный мозг перестал реагировать на посторонние шумы, и он не заметил, как погрузился в глубокий сон.
Приснился ему остров, а на нем лагуна, спокойную гладь которой резал форштевень его рыбацкой лодки. Был предрассветный час, и он готовил снасть для ловли макрели. Вдруг на берегу мелькнул огонь. Свет его был необычным, серебристо-голубым и очень ярким. Горел он одну минуту, потом внезапно погас, снова вспыхнул и снова погас. "Что это было? - подумалось ему. - Остров необитаем и, кроме меня, здесь никто не бывает…". Не успел он так подумать, как за спиной его послышался лязг цепей, сопровождавшийся подозрительным шипением. В испуге оглянувшись, Барни почувствовал, что волосы у него на голове зашевелились и приняли вертикальное положение.
На корме лодки сидел огромный скелет с глиняной трубкой в зубах. Он был обмотан ржавыми якорными цепями и увешан всевозможным ручным оружием: саблями, пистолетами, абордажными топорами и кинжалами. Из носовой и глазных впадин его вырывались огоньки синего пламени и струился густой серный дым.
Ошарашенный этим жутким видением, Барни забыл осенить себя крестным знамением и стал ждать, что же произойдет дальше.
- Перестань стучать зубами, Джон Барни, - проскрипел призрак. - Ты что, никогда не видел приведений?
- Нет, - прошептал Барни, не в состоянии унять сумасшедшую дрожь, охватившую его.
- Странно. Я - призрак бомбардира Мура, которого капитан Кидд в девяносто шестом году спровадил к Дьяволу. Слышал об этой скверной истории? А? Он ведь огрел меня по голове деревянным ведром! Надо же. Раскроил мне череп, словно бешеному псу. А вина моя состояла лишь в том, что я единственный из команды осмелился сказать ему правду в глаза!
- Он поступил с вами дурно, сэр, - желая задобрить приведенье, посочувствовал ему Барни.
- Но и ему не повезло, - призрак издал кашляющий звук, означавший, по всей видимости, смех. - Да, его вздернули в лондонском "доке казней" как паршивую собаку и, облив смолой, выставили на набережной Темзы в назидание другим, более честным, мореходам.
Видя, что приведение не проявляет агрессивности, Барни осмелел и рискнул поддержать начавшийся разговор.
- Очевидно, вам не нужно было лезть на рожон, сэр.
- Получается, что так, - согласился призрак. - Но уж очень он меня достал! Еще и оскорбил в присутствии команды. Как такое унижение можно было стерпеть?
- Прошу извинить мою неосведомленность, сэр, - обращаясь к незваному гостю, Барни старался смотреть мимо него, - только мне хотелось бы узнать, что за огонь полыхает у вас внутри?
- Да так, чуток адского пламени, - ответил призрак, громыхнув цепью.
- Здорово же вас припекло… А что за странный огонь я видел на берегу?
- Ты словно вчера родился, приятель! Неужели не знаешь, что каждые десять лет над зарытым пиратским кладом загорается адский огонь? Тот, кто увидит его, может стать обладателем сказочного богатства.
- Выходит, здесь, на острове, тоже зарыт пиратский клад?
- Конечно… Острова для того и существуют… Мой старый недруг капитан Кидд спрятал здесь сокровища Великого Могола - три сундука алмазов и золотых гиней на тринадцать миллионов фунтов стерлингов! Э, что это? У тебя, Джек, глаза полезли на лоб?
- Хм, есть от чего, - пробормотал Барни.
- Не знаю. Я уже привык к этим сокровищам, и они не волнуют меня так, как, наверно, должны были бы волновать всякого, созерцающего их. Ты меня понимаешь? Сокровища, как и доступные женщины, быстро приедаются.
- Вы что же, являетесь владельцем этого клада?
- В известном смысле. Я охраняю его уже восемнадцать лет - с тысяча семьсот первого года. И буду охранять еще двести восемьдесят два года, если, конечно, не придет смена.
- Кто же сделал вас сторожем сокровищ Кидда?
- Сам Кидд, - ответил призрак, попыхивая трубкой. - Когда капитана вздернули, душа его без задержек отправилась в ад и там разыскала меня. "Приветствую вас, мистер Мур, - сказал мне призрак Кидда. - Давненько не виделись с вами". Я, понятное дело, ответил на приветствие и уверил капитана, что теперь у нас будет достаточно времени, чтобы до одури насмотреться друг на друга. Он рассмеялся: "Вот уж нет, мистер Мур. Придется вам поработать на Острове Скелетов. Там укрыты мои денежки, а сторожа при них не оказалось. Души семи матросов, невинно мной убиенных после укрытия клада, вознеслись на небо, а сюда, в преисподнюю, господь определил из нашей команды лишь нас двоих. Мне охранять свой клад не положено, стало быть, придется вам взять эту работенку на себя. Ступайте на Остров Скелетов, мистер Мур, и следите за сохранностью моих денег ровно триста лет или до тех пор, пока не придет смена".
- Наверно, тяжело это - быть сторожем чужих денег?
- Еще бы! Особенно, когда знаешь, что они тебе уже ни к чему… Конечно, сама по себе работа эта не пыльная, не требующая больших физических и умственных усилий. - Призрак повернул голову в сторону берега и неожиданно спросил: - Хочешь стать обладателем сокровищ Кидда?
- Кто не хочет, - уклончиво ответил Барни.
- Так давай махнем на остров, я покажу тебе тайник и раскрою секрет, как и что надо делать.
- Предложение заманчивое, сэр. Но если я соглашусь на него, то в итоге кто кем будет владеть, а? Я - сокровищем или оно - мной?
- Последнее верней, - последовал откровенный ответ.
- Ну, так вот что я вам скажу, сэр. Пусть лучше мне никогда не видеть этих алмазов и гиней, чем продать свою душу дьяволу и триста лет быть сторожем при них.
Видя, что призрак бомбардира Мура затосковал, Барни быстро перекрестился, и в тот же миг привидение, окутавшись клубами серного дыма, сгинуло.
Пока капитан Барни спал и видел удивительные сны, к борту фрегата причалил ялик. На нем прибыл боцман Бен Хэлси и двое матросов. Изрыгая проклятия и невнятные обрывки фраз, Хэлси с трудом поднялся по забортному трапу на верхнюю палубу, где столкнулся нос к носу с разбойником, несшим вахту.
- Эй, приятель, - пробормотал он, вращая своим единственным глазом. - Куда подевался Недорезанный Капитан?
- Капитан бригантины? - уточнил вахтенный.
- Да, накажи его Бог!
- Он спит, сэр.
- Что-о? - боцман схватил матроса за ворот рубахи и рывком подтащил его к себе. - Спит? Он смеет спать? Кто позволил?
- Не знаю… кажется, капитан, сэр…
- Где он спит?
- На баке.
Хэлси оттолкнул матроса в сторону, вытащил саблю и двинулся в носовую часть корабля.
У фок-мачты дорогу ему преградил Чарлз Эванс.
- Куда лезешь, старый пьянчуга? - не стесняетесь в выборе выражений, спросил он боцмана.
- Мне нужен пленный капитан, - угрожающим тоном ответил тот.
- Зачем он тебе?
- Хочу вынуть из него душу.
- Почему?
- Потому что он - дерьмо собачье, гадина, выродок, и морда у него противная! - боцман сорвался на крик. - Ты что, Чарли, не знаешь, какой прием он оказал нам вчера вечером?
- Какой?
- Он велел своим людям стрелять по нашей шлюпке!
- Всего-то! И кто же из наших пострадал?
- К счастью, никто.
- Так за что же лишать его жизни?
Боцман, заметив, что Барни вылез из гамака, насупился и проворчал:
- Это не единственный его грех, Чарли.
- Что еще?
- Он… он не захотел отдать свои золотые часы, когда квартирмейстер попросил их у него!
Услышав, в чем его обвиняют, Джон Барни не сдержался:
- Это вранье, мистер Эванс! Когда ко мне явился человек от квартирмейстера и спросил, который час, я тут же отдал свои часы ему.
Бомбардир понимающе кивнул. Потом, бросив на боцмана недобрый взгляд, процедил:
- Я верю этому человеку, Бен, потому что он, в отличие от тебя - джентльмен.
Боцман осклабился и попытался обойти Эванса стороной, но последний был на чеку и снова преградил ему путь.
- Советую тебе вести себя прилично, Бен, и отчалить как можно скорее! - теперь в голосе бомбардира звучала неприкрытая угроза. - В противном случае мне придется поучить тебя вежливости.
- Ты угрожаешь мне? - Хэлси побагровел, играя желваками; потом резко взмахнул саблей. - Прочь с дороги, хмырь болотный!
- Полегче, одноглазый! - Эвансу было наплевать на петушиную прыть боцмана; он без труда отбил выпад последнего и тут же сам ударил его саблей плашмя по плечу.
Бен Хэлси взревел от боли, мгновенно протрезвел и, сообразив, что в этом поединке выигрыш ему не светит, бросился наутек. Было слышно, как он окликнул двух матросов, прибывших с ним в ялике, а еще через несколько минут скрип уключин и всплески воды за бортом дали понять, что вся троица убралась туда, откуда явилась.
- Благодарю вас, мистер Эванс, - сказал Барни. - Вы спасли мне жизнь, и теперь я ваш должник.
- Пустяки, - пожал плечами бомбардир.
Утром следующего дня Эванс сообщил "лордам" о ночном происшествии и потребовал сурово наказать боцмана. Дело, однако, представлялось насколько серьезным, что для рассмотрения его и принятия окончательного решения следовало собрать расширенный совет братства. Брэдли приказал выпалить из носовой пушки и поднять на мачте сигнальный флаг - приглашение всем явиться на совещание. Флаг был из зеленого шелка, в центре его выделялась желтая фигура человека, дующего в трубу.
Вскоре с берега и с "Паломницы" подошли шлюпки, и палуба пиратского корабля загудела от топота босых ног, башмаков и ботфортов. Разбойники размещались, кто где хотел: на верхней палубе, на шканцах, на юте и на баке; одни расположились на внутренних трапах, другие - на рустерах, третьи - на стволах орудий; кто-то оседлал ящик, кто-то - бочонок, кто-то - перевернутое деревянное ведро. Несколько человек повисли на вантах, а юнги забрались на марсы.
Первым слово взял капитал. Он был краток.
- Джентльмены, - сказал он, подняв руку, - ночью произошел случай, требующий специального разбирательства. Собрание будет вести квартирмейстер. Он и изложил вам суть дела.
Дик Тейлор вышел на открытое пространство у грот-мачты.
- Друзья! Утром бомбардир Чарлз Эванс обратился ко мне с жалобой на преступные, как он сказал, действия боцмана Бенджамина Хэлси. Ты здесь, Чарли?
- Да, - отозвался бомбардир.
- Подойди сюда.
Эванс отодвинул плечом матроса, стоявшего у него на пути, и вышел к грот-мачте.
- Ты настаиваешь на рассмотрении указанной жалобы?
- Да.
- Это твое право, - кивнул Тейлор. - Бен, ты здесь?
- А как же! - отозвался боцман.
- Подойди.
Хэлси с явной неохотой поднялся с анкерка, на котором сидел, и, бормоча себе под нос лишь одному ему слышимые ругательства, вялой походкой приблизился к квартирмейстеру.
- Бен Хэлси, - сказал Тейлор, - знаешь ли ты, в чем обвиняет тебя Чарлз Эванс?
- Нет.
- Чарли, - квартирмейстер повернул голову в сторону бомбардира, - изложи суть своей жалобы.
Эванс поискал глазами Барни и, не обнаружив его, попросил квартирмейстера вызвать пленного капитана. Когда последний, сопровождаемый оскорбительными замечаниями отдельных разбойников, подошел к грот-мачте, бомбардир громко объявил:
- Джентльмены! Вам известно, что все мы, от капитана до юнги, должны пунктуально соблюдать правила, принятые нами. Одно из этих правил гласит: "Пощада будет дана тому, кто попросит. Никто не смеет посягать на жизнь пленника или дурно обращаться с ним после того, как ему была подарена жизнь. А тот, кто нарушит это правило, будет наказан пятьюдесятью ударами плети или так, как решит команда". Я прав?
- Да-а! Конечно! - раздался хор голосов.
- Вчера вечером, - продолжил бомбардир, - наши люди захватили бригантину. Ее капитану - он стоит здесь, перед вами, - была подарена жизнь. И что же?
- Что-о?! - закричали пираты.
- Этой ночью боцман пытался его убить!
От носа до кормы по судну прокатился сдержанный гул: одни осуждали поступок боцмана, другие, наоборот, сочувствовали ему.
- Бен Хэлси, ты признаешь, что покушался на жизнь пленного капитана? - спросил квартирмейстер.
- Да, - в ответе боцмана слышался вызов.
- Не объяснишь ли ты нам мотивы твоего поступка?
Хэлси провел ладонью по потной шее, потом тяжелым взглядом уставился на капитана Барни.
- Объяснение тут одно, - проворчал он.
- Говори громче! - закричали с юта. - У тебя что, от волнения голос пропал?
- Повторяю: объяснение тут одно. Этот негодяй, - боцман с ненавистью указал пальцем на пленника, - едва не погубил наших людей. Вместо того, чтобы сразу сдаться, он велел стрелять по нашей шлюпке.
Пираты снова зашумели.
- Тихо! - рявкнул квартирмейстер и, выхватив пистолет, выпалил в воздух. - Я сказал - тихо! Кто желает высказаться?
Голоса смолкли.
- Что, нет желающих?
- Есть вопрос! - поднял руку трубач Саймон Блейк.
- Спрашивай.
- Кто пощадил капитана бригантины?
Тейлор сунул пистолет за пояс и взглянул исподлобья на трубача.
- Пощадили его те, кто захватил. В их числе был и я.
- Капитан Брэдли подтвердил это решение, - добавил бомбардир, - и, со своей стороны, гарантировал пленнику неприкосновенность. Таким образом, боцман не только нарушил правило, под которым, кстати, стоит и его подпись; он игнорировал также решения квартирмейстера и капитана, показав своим поступком, что они для него - не авторитет.