Если еще в 1727 году власти штата Массачусетс выплачивали за каждую убитую рыжую рысь премию в размере тридцати шиллингов, то в 1930 году премия продолжала выплачиваться, но уже в размере десяти долларов. Подобная практика, применявшаяся почти везде, где селились европейцы, в конце концов привела к сокращению численности популяций рыси до ничтожно малых размеров в большинстве обширных районов ее прежнего обитания. На востоке континента рыжая рысь была истреблена фактически полностью у сегодня ее можно встретить разве чтс в нескольких лесных заповедниках, которые пока продолжают функционировать в восточных штатах США и приморских провинциях Канады.
Несколько веков преследования научили рыжую рысь так хорошо скрываться от людей, что только в конце 1960-х годов удалось обнаружить сравнительно большую популяцию в диких пустынных районах центральной части Новой Шотландии. Это "открытие" было сделано в результате инспекционного обследования мест обитания пушных зверей, проведенного провинциальным отделом землепользования и лесного хозяйства. Эти неожиданные "ресурсы" было решено использовать для привлечения охотников в провинцию.
Во исполнение принятого решения была организована "общественная охота на рыжую рысь" с центром в городе Труро, где, как гласило рекламное объявление, широко опубликованное в охотничьих журналах, "всегда в избытке дикие кошки для вашей своры гончих псов". Первая "общественная охота на рыжую рысь" имела шумный успех: что-то около 600 гончих собак, принадлежавших в основном охотникам из восточных и центральных американских штатов, было выпущено в леса Новой Шотландии. Охотники следовали за ними на автомашинах с двумя ведущими осями и на вездеходах, а кто побогаче - на вертолетах. Подобно большинству кошек, рысь, убегая от преследующих ее собак, быстро взбирается на дерево. Оттуда ее легко снять выстрелом, но многие охотники предпочитали только ранить ее, чтобы, когда она свалится на землю, гончие псы могли бы заживо растерзать ее на части.
Кульминационный момент ежегодного охотничьего спектакля наступает, когда железную клетку с пойманной рысью подвешивают на сук дерева, вокруг которого кружит до сотни обезумевших от ярости собак. Стоит заметить, что отдел землепользования и лесного хозяйства Новой Шотландии запрещает гражданам содержание в неволе рыжей рыси, и в то же время его собственные должностные лица поставляют ритуальную жертву для упомянутого спектакля.
Охотничья кампания с центром в Труро пользовалась потрясающим успехом. Согласно имеющимся данным, за зимний сезон 1969/70 года в Новой Шотландии были убиты 1729 рыжих рысей; в сезон 1975/76 года добыча в провинции составила 1862; еще 752 были добыты в соседней провинции Нью-Брансуик, в основном охотниками-спортсменами. Тем не менее великие дни "общественной охоты на рыжую рысь" приближаются к концу по мере систематического уничтожения последней цитадели рыжей рыси в районе восточного морского побережья ради… удовольствия и наживы.
Дикие собаки
Когда европейцы впервые появились на восточном побережье, среди его обитателей насчитывалось три диких члена семейства собачьих и несколько пород домашних собак. С тех пор два диких и большинство местных домашних видов исчезли, зато - и это можно считать уникальным событием - появился новый вид, который, вероятно, получит свою экологическую нишу в той части мира, где его сородичи погибли от рук современного человека.
Давайте сначала посмотрим, что случилось с домашними собаками. К их числу принадлежали так называемые лайки инуитов, несколько пород малорослых охотничье-ездовых собак индейцев с материка и загадочный "водолаз" - собака черной масти, похоже, типичная для Ньюфаундленда.
Местную породу лаек можно было встретить на Лабрадоре еще в 1890 году. Судя по фотографиям, она была похожа на арктических эскимосских собак, но отличалась от них большей стройностью и менее мохнатой шерстью, что было свойственно животным зоны более умеренного климата. Распад аборигенной культуры положил конец существованию лайки. До 1940-х годов в нескольких поселках на Лабрадоре, например в Найне, еще держали лаек в качестве ездовых и вьючных животных, но в последние годы их заменили мотонарты, и теперь там можно встретить разве что нескольких выродившихся собак, чья кровь вобрала в себя наследственные линии стольких пород, что распознать их совершенно невозможно.
Аналогичная судьба постигла собак с материка, принадлежавших индейцам. Явных признаков продолжения их рода, после того как минули первые десятилетия нашего века, не существует. Только одна из трех пород, и то претерпев изменения, могла сохраниться до наших дней. Первое упоминание об этом удивительном животном я нашел в отчете о плавании судна "Мэриголд" в 1593 году в район пролива Кабота, где команда повстречала "туземцев с их собаками черной масти, размером поменьше борзой, которые следовали за ними по пятам". Хотя историки утверждают, что беотуки (ньюфаундлендские туземцы) не держали собак, я нашел достаточно много доказательств, свидетельствующих об обратном. Более того, в дошедших до меня описаниях их неизменно называли "черными" собаками, отличными от пород, принадлежавших племенам с материка.
Несомненно одно: черная ньюфаундлендская собака (вероятно, местного происхождения) является главной родоначальницей современных лабрадоров, ньюфаундлендов и нескольких других пород охотничьих собак. Вплоть до 1950-х годов собак, имеющих отчетливые признаки родоначальной породы, можно было встретить в некоторых дальних портах на побережье Ньюфаундленда, где их попросту звали "водолазами". Может быть, несколько чистопородных особей сохранилось где-то и сейчас, но главное в том, что основная генетическая линия от ньюфаундлендского "водолаза" продолжается, чего нельзя сказать о ее хозяевах - индейцах племени беотуков, уничтоженных ньюфаундлендскими поселенцами и рыбаками до последнего мужчины, женщины и ребенка.
В XVI веке на северо-восточном побережье встречались две разновидности лисиц: рыжая лисица и серебристая (черная или черно-бурая). Они в изобилии водились во всех лесных районах побережья, причем имеющиеся сведения указывают на то, что "черная" лисица встречалась не реже, чем рыжая. Во всяком случае, Паркхерст сообщал с Ньюфаундленда в 1570-х годах только о черной разновидности. В конце XVI столетия Шамплейн поведал о том, что охотники на моржей на острове Сейбл "добыли большое количество отличных черных лисиц, шкурки которых они тщательно хранили". Джон Роуз, отмечая изобилие лисиц в районе Бостона, упоминал, что "некоторые были совершенно черными". Уже в 1780 году среди лисиц, добытых Картрайтом на Южном Лабрадоре, оказалось шестнадцать черно-бурых, двадцать восемь промежуточных разновидностей и только девятнадцать рыжих лисиц. В то время, как, впрочем, и сейчас, шкурки серебристочерных или черных лисиц были в хорошей цене, поэтому неудивительно, что теперь в остаточной популяции диких лисиц в восточной части Северной Америки эти разновидности почти не встречаются.
Лисиц рыжей масти еще можно увидеть в большинстве первоначальных районов обитания, но уже не так часто, как раньше, поскольку в результате растущего в последние годы спроса на лисий мех со стороны торговцев модными товарами численность рыжих лисиц заметно сократилась.
Менее удачно сложилась судьба меньшего по величине (немногим больше рослой кошки) белого песца. Его, как и белого медведя, считают теперь исключительно арктическим видом и официально именуют "арктической лисой". А ведь во времена первых европейцев песец был обычным обитателем побережья залива Св. Лаврентия на Лабрадоре и даже на Ньюфаундленде.
Песцы были двух цветов - белый и так называемый "голубой", а в действительности - серый. Паркхерст сообщал о том, что на Ньюфаундленде встречаются "черные, белые и серые лисицы". О черных мы уже говорили. Белыми могли быть животные типа современного песца. "Серые" могли относиться либо к "голубым" песцам в зимнее время, либо к белым или голубым песцам в летнем одеянии, ибо песец с любой окраской шерсти весной линяет, одеваясь в серовато-коричневый мех с преобладанием того или другого оттенка.
Песец отличается ненасытным любопытством и доверчивостью по отношению к людям, что делает его чрезвычайно уязвимым животным. Я знал одного траппера из Киватина, который за зиму добывал в арктических тундрах до сотни песцов, не удаляясь за пределы нескольких десятков метров от своей хижины. Ранней осенью он оставлял несколько туш убитых оленей на небольшом расстоянии от своего "двора", достаточном, чтобы он мог выдержать зловоние, распространявшееся от гниющих туш. На запах падали с сотен квадратных километров вокруг сбегались десятки песцов (осенью и зимой песцы ведут кочевой образ жизни). "Они путались под ногами, словно кошки, и казались совсем ручными", - говорил мне охотник. Затем, в ноябре - начале декабря, когда, по его мнению, мех становился самого лучшего качества, он закладывал в туши таблетки стрихнина и "пожинал урожай".
Скупщики мехов уничтожили большую часть местной популяции песцов северо-восточного побережья, и тем не менее в 1779 году Картрайту удалось добыть в заливе Сандуич 27 песцов - 30 % от общего количества песцов, добытых им в том году. Картрайт отмечал также, что в его время песцы еще размножались в заливе Сандуич. Даже в 1895 году А. П. Лоу писал о том, что песцы "в изобилии водятся в районе залива Гамильтон, но южнее - ближе к проливу Белл-Айл - встречаются гораздо реже".
Некоторые биологи утверждают, что песец никогда не был постоянным обитателем этого района и лишь в отдельные зимы он был вынужден мигрировать к югу из Арктики, когда там ощущалась нехватка пищи. Это утверждение перекликается с официальным мнением относительно первоначальных границ районов обитания белых медведей и моржей и столь же ошибочно. В то же время несомненно, что значительные миграции песцов на юг, хотя и с большими интервалами, действительно имели место. Последний раз это случилось в особенно суровую зиму 1922/23 года, когда множество этих маленьких зверьков вновь появилось на южном побережье Лабрадора и на севере Ньюфаундленда, где они отсутствовали в течение нескольких десятков лет. Однако они не были мигрантами в точном смысле этого слова - скорее, это были беженцы, которые, вероятно, не попытались вернуться в Арктику с приходом весны и оставались в районе залива Св. Лаврентия и на Ньюфаундленде до тех пор, пока последний из них не попался в капкан несколько лет спустя. Имеются веские основания полагать, что песцы могли бы снова заселить покинутый ими южный район, если бы этому не помешали два обстоятельства. Первым из них было непосредственное преследование песцов человеком. Другим - вторичный результат разрушительной деятельности современного человека. Последнее, видимо, явилось одной из причин исчезновения песцов, в первую очередь - из южных районов.
В своей книге "Млекопитающие Северной Америки" зоолог Виктор Кахалан пишет, что голубые песцы на островах Прибылова "питаются летом преимущественно птицами [особенно морскими] или птичьими яйцами. [Поскольку] эти птицы живут на скалах, песцы взбираются по почти отвесным голым стенам на высоту в сотни футов над бурунами… они часто уносят с собой как мертвых птиц, так и птичьи яйца и прячут их… для прокорма подрастающих щенят. Колонии птиц столь велики, что наносимый песцами урон, кажется, совсем не отражается на их огромной численности". Тем же занимаются песцы в восточных областях канадской Арктики и рыжие лисицы на Ньюфаундленде. Можно не сомневаться в том, что летнее питание песцов южных районов сильно зависело от птичьих колоний и что опустошение большинства их современным человеком нанесло чувствительный удар по выживаемости песцов.
В любом случае факт остается фактом - песец исчез на юге его былого ареала и в настоящее время обитает в арктических и субарктических районах. Исключение составляют случайные особи, дрейфующие на юг на паковых льдах (сопровождая белых медведей в роли шакалов) лишь затем, чтобы оказаться чужаками на чужой земле почти без надежды избежать ожидающих их там ружей и капканов.
В книге, которая в значительной мере состоит из эпитафий животным, не сумевшим пережить вторжение в их мир европейцев, хочется отвести душу историей об одном приятном исключении.
"Маленький волк" - так именовали индейцы Великих равнин животное, известное под названием "койот". Во времена аборигенов койоты обитали исключительно на Западе; особенно изобиловали ими Великие равнины, где эти животные сосуществовали с серыми волками. Однако было бы неправильно считать, что койоты влачили жалкое существование. Несмотря на высокий уровень смертности, этот вид - благодаря своей пластичности - продолжал обитать даже после того, как там были уничтожены серые волки. В борьбе за выживание со своим главным врагом - человеком - койот должен был сначала научиться тому, как уберечься от яда, западни, капкана и ружья, а уж потом начать восполнять свои огромные потери. Ниже следует еще один отрывок из книги Кахалана, написанной, заметьте, в 1947 году:
"Койот - это мусорщик, саниспектор и истребитель падали, причем все эти функции он выполняет бесплатно, лишь за "квартиру и стол"… Он быстро расправляется с дряхлыми, ранеными или голодающими животными. Будучи одним из заклятых врагов грызунов, койот сдерживает их распространение, снижает потери урожая зерновых и уменьшает опасность возникновения эпизоотий. На протяжении столетий койоты истребляют больных животных и заставляют держаться настороже выживших. Это благодаря койотам и другим хищникам, олени, антилопы и прочие копытные млекопитающие стали быстрыми, грациозными и жизнеспособными животными. Если бы не они [эти хищники], то они не только перенаселили бы районы своего обитания и вызвали бы чрезмерную нагрузку на местные пищевые ресурсы, но и разленились, растолстели и заболели бы циррозом печени.
Согласно подсчетам, в США, Канаде и на Аляске… ежегодно отстреливают, ловят в капканы и травят ядами в общей сложности сто двадцать пять тысяч койотов… Несмотря на такое преследование, койоты заметно увеличили свою численность и расширили районы обитания за счет высокой плодовитости, ловкости и пластичности… Они достигли берегов Северного Ледовитого… и Тихого океанов. Временами койоты появляются даже на таких удаленных от их родных мест территориях, как Мэн и Флорида. Время от времени в местных газетах восточных штатов появляются сенсационные сообщения о том, что там застрелены или попали в капканы "странные собакоподобные животные", в которых в конце концов опознавали "кустарникового волка".
"Несмотря на свои пороки, койот в самом худшем случае - всего лишь хитрый воришка, а чаще - полезный и достойный внимания член общества млекопитающих. Без него Запад был бы иным: равнины и пустыни онемели бы без его заунывного воя. Что бы ни случилось, я все же надеюсь, что "маленький волк" и его потомки всегда будут с нами".
Надежда Кахалана не находит сочувствия у земледельцев, охотников-спортсменов, охотоведов и политиканов, которые в большинстве своем питают постоянную и неразумную враждебность к "маленькому волку". Как я подозреваю, она отчасти вызвана тем, что все они видят в койоте не только конкурента, но и самого гнусного преступника, бросающего успешный вызов нашим притязаниям на единоличную власть над всеми жизненными формами. Если бы они могли сделать по-своему, койоты давно бы вымерли. Сам факт выживания и продолжения их существования на огромных пространствах нашего континента, где наши современники сумели уничтожить большинство других хищников, кажется этим людям невыносимым оскорблением.
К середине 1970-х годов "маленький волк" добрался до Новой Шотландии, а в 1982 году проник по насыпной дамбе на остров Кейп-Бретон. Единственными канадскими провинциями или территориями, где он пока не обнаружен, остаются остров Принца Эдуарда и Ньюфаундленд, но я не поручусь за то, что койот когда-нибудь не доберется и до этих островов. В южном направлении "маленький волк" достиг Атлантического побережья на всем протяжении от Мэна до Флориды. И невзирая на нашу смертельную вражду, он повсюду оседает прочно и надолго.
Секрет успеха койота, видимо, так и не получил своего объяснения, но мне кажется, что я знаю, в чем здесь дело. "Маленький волк" восточных районов заметно крупнее и темнее родственного ему койота на Западе, причем эти различия настолько разительны, что вряд ли могли развиться в ходе обычного эволюционного процесса всего лишь за одно столетие с начала распространения его на восток. Однако давно известно, что койоты легко спариваются с подходящими по росту домашними собаками. Я сильно подозреваю, что "кустарниковый волк", как его окрестили жители восточных районов, является продуктом скрещивания между собственно койотом, обыкновенным волком и одичавшей собакой и что нынешний "маленький волк" есть не что иное, как новый вид, соединивший в себе гибридную силу с пониманием человеческого поведения, присущим домашней собаке. Если это так, то секрет успеха "маленького волка" кроется в следовании им старой как мир поговорки: с кем поведешься, от того и наберешься.
Но в чем бы ни заключался секрет его успеха, я вслед за Кахаланом желаю благополучия сильному, умному и выносливому "маленькому волку", чей протяжный полуночный вой я снова услышал прошлым летом на Кейп-Бретоне - впервые после того, как полвека назад покинул западные равнины моего отрочества.
Около десяти тысячелетий тому назад волк был вторым после человека наиболее распространенным и процветающим млекопитающим в северном полушарии. Многочисленные разновидности и подвиды Canis lupus - серого волка - встречались, начиная от Японии, по всей Азии, Индии, Европе, Северной Африке и Северной Америке. При этом волки нигде не отличались большой численностью в смысле образования крупных популяций, ибо, подобно первобытным людям, они жили семейными группами, или кланами, в пределах собственных охотничьих участков, разбросанных на огромных пространствах и включающих в себя острова высоких широт, болота и джунгли субтропиков, лиственные леса зоны умеренного климата, иссушенную солнцем пустыню Гоби и вздымающиеся в высь хребты Альп, Гималаев и Скалистых гор.