Между тем в Канаде, в провинции Квебек, недавно против индейцев племени микмак были брошены полицейские подразделения. Индейцы, видите ли, хотели ловить лосося в реках, где его ловили из поколения в поколение их предки. Но на добычу рыбы в устьях этих рек претендуют промысловики, а на речных берегах - рыболовы-спортсмены. Впрочем, несмотря на то что индейцам запрещено, - по выражению представителя общества рыболовов-спортсменов - "применяя неизвестного происхождения нестандартные сети, лишать себя в будущем изобилия лосося", последний стал столь редкой и дефицитной рыбой, что в Новой Шотландии, Нью-Брансуике и в ряде районов провинции Квебек браконьерство превратилось в хорошо организованный прибыльный бизнес. Немногие оставшиеся в живых лососи - слишком ценная рыба, чтобы позволить ей жить дальше: ведь на черном рынке в 1983 году за нее платили по 10 долларов за фунт.
Данные, опубликованные федеральным правительством в конце 1983 года, свидетельствуют, что в Мирамиши - одной из последних самых богатых лососем рек Канады - за один этот год популяция лосося сократилась на 34 %, а с середины 1960-х годов - на 87 %. Нерестовые ходы в канадских реках сократились в среднем на 50 %, и, согласно неофициальному прогнозу, эта королевская рыба исчезнет до конца текущего десятилетия из всех лососевых рек к югу от пролива Белл-Айл.
Впрочем, возможны и исключения.
Одним из них может стать река Рестигуш, где аристократический Рестигушский клуб любителей ловли лосося владеет участком протяженностью в сорок пять километров. Члены клуба, среди которых были в свое время Кэботы из Бостона, Морганы, Уитни и Уинтропы из Нью-Йорка, а ныне находятся такие именитые "спортсмены", как президент нефтяной компании "Эксон", вероятно, сумеют и дальше "наслаждаться королевской рыбной ловлей, противопоставляя свои знания и сноровку хитрости, ловкости и силе королевского лосося". Однако этих рыб, скорее всего, придется выращивать на рыбоводных заводах, которые будут служить двойной цели: ублажать гурманов деликатесной пищей и помогать спортивному братству и далее наслаждаться "спортом" королей.
Глава 12
В море стало больше рыбы?
Со времени первого появления европейцев в водах Нового Света немало живых существ, попадавшихся на глаза нашим предкам, почти исчезло из нашей памяти, или в лучшем случае сохранилось воспоминание о них как о неких полумифических созданиях.
О таком загадочном существе, вероятно породившем первые слухи о русалках и водяных, мы узнаем из рассказа очевидца Ричарда Уитборна. В 1610 году он заметил в водах гавани Сент-Джонс "неведомое существо с ниспадающими на шею волосами". Очевидно, это был не морж и даже не тюлень, с которыми старые рыбаки были хорошо знакомы. Приблизившись к шлюпке, в которой находились матросы из команды Уитборна, оно испугало гребцов, и один из них "нанес ему сильный удар по голове". Но и после этого оно подплывало к другим шлюпкам. "Была ли это русалка или что-то другое, я не знаю. Пусть об этом судят другие", - писал Уитборн. Джосселин описывал встречу с "тритоном" или водяным в заливе Каско в 1670-х годах, а уже в 1870-х годах, если верить рассказу одного миссионера, близ островов Сент-Джонс в проливе Белл-Айл некий рыбак поймал в сеть русалку, которую он засолил и показывал любопытным.
Русалки как таковые никогда не существовали в природе, но породившие их образ морские млекопитающие были вполне реальными существами. Они относятся к отряду так называемых сирен, который включает дюгоней и ламантинов. Выжившие представители этого отряда встречаются теперь только в водах умеренного и тропического поясов, однако северный вид сирен - так называемая морская, или стеллерова, корова - жил в Беринговом море до 1760-х годов, а затем ее уничтожили охотники за ворванью (в течение тридцати лет после того, как ее открыли). Английский натуралист Пеннант в своем труде "Зоология Арктики", опубликованном в 1784–1787 гг., высказал предположение, что это или похожее на него животное "проникло через один из северных проливов в воды Гренландии, о чем свидетельствует найденная в этой стране г-ном Фабрикусом полусъеденная голова животного с зубами, полностью схожими с зубами [ламантина]".
Столь доверчивая сирена, как "русалка" Уитборна, имела, разумеется, мало шансов пережить вторжение европейцев. Если таковая и обитала в действительности в водах северо-восточного побережья, то это было в давно забытом прошлом.
Еще одно почти столь же уязвимое морское животное, которое действительно существовало, и притом в большом количестве, было уничтожено до начала XVIII века. 6 сентября 1535 года суда второй экспедиции Жака Картье встали на якорь под прикрытием острова Иль-О-Кудре в бухте Сен-Поль на реке Св. Лаврентия. Отметив присутствие в бухте белух, писарь добавил, что "вокруг острова встречаются несчетные количества de grande tortures - огромных морских черепах. Когда Сэр Хэмфри Джиль-берт писал проспект своей книги о богатстве морской фауны северо-восточного побережья, он в числе первых назвал "треску, лососей, тюленей, макрель, черепах, китов и моржей". Бреретон, посетивший побережье Новой Англии в 1602 году, писал, что обнаружил "черепах" на суше и на море. Черепахи, которых он видел на суше, вероятно, были морскими черепахами, вышедшими на берег для кладки яиц. Приблизительно в 1656 году Дю Крё включает в перечень "рыб" прибрежных вод Квебека черепах, тюленей и китов. Наконец, Джосселин не только насчитал в Новой Англии пять видов "морских черепах", но и наблюдал с борта судна, как "матросы… спустили на воду шлюпку и наловили разных черепах, встречавшихся в неисчислимых количествах в тех местах, куда проложило курс наше судно".
К концу XVII века подобные наблюдения были уже делом прошлого, а в наше время появление в этом регионе в любое время года хотя бы одной черепахи - обычно ложной каретты или кожистой черепахи - вызывает большую шумиху, особенно когда массивную тушу несчастного гиганта, убитого из ружья или загарпуненного, вытаскивают на берег, чтобы поглазеть на диковину.
Мы рассказали только о двух из многих возможных утрат, понесенных в прошлом сообществом морских животных. Расскажем теперь об огромном уроне, который люди нанесли или продолжают наносить другим животным. Вполне вероятно, что жестокой судьбой им также предопределено раствориться в мифологической мгле вслед за русалками и морскими черепахами.
Еще в 1610 году Шамплейн различал в водах Нового Света три вида представителей древнего семейства рыб - осетров. Одним из них был озерный осетр, изобиловавший в озерах Онтарио и Шамплейн и их речных системах, а также в эстуарии реки Св. Лаврентия. Это была крупная рыба от полутора до двух с половиной метров в длину и нередко весившая пятьдесят килограммов.
Два других вида были морскими осетрами. Взрослые осетры жили в море и заходили в реки только для размножения: небольшой обитатель эстуарий - короткорылый осетр, редко достигавший метровой длины, и действительно огромный атлантический осетр, некоторые экземпляры его весили до полутонны.
С давних пор соленая осетрина была распространенным блюдом в Европе. Еще в 1520 году французские рыбаки, промышлявшие в водах Нового Света, засаливали большие количества осетрины для внутреннего рынка. Одновременно осетрина служила одним из основных продуктов питания для рыбаков и первых поселенцев, да и для местных жителей. Осетры повсюду были в изобилии. По словам Джона Смита, в Новой Англии не было речки, чтобы в ней не водилось "великое множество" этой рыбы. Шамплейн отмечал, что "[в водах Новой Франции] было такое изобилие атлантических осетров, что от продажи этой рыбы в Германию и другие страны, где она пользовалась большим спросом, можно было бы ежегодно выручать по 100 000 фунтов".
Николя Дени, перечисляя богатства Нового Света, особо выделил осетра: "Некоторые экземпляры достигают в длину восьми, десяти, одиннадцати и двенадцати футов и имеют толстое, как у овцы, туловище… покрытое бляшками величиной с небольшое блюдечко… Их мясо вкусом напоминает говядину… Эти рыбы подходят к устью реки [и] выпрыгивают из воды на высоту, равную длине своего тела. Их добывают с помощью гарпуна… Есть также рыба другого вида, размером поменьше, но зато вкусом получше". Дени отмечал также, что плавательный пузырь осетра - прекрасный источник желатина - прозрачного клейкого вещества, считавшегося весьма полезным в медицине.
В 1630-х годах Уильям Вуд, находясь в Новой Англии, писал о том, что "осетры встречаются здесь повсюду, но лучше всего ловить их на мелководье у Кейп-Кода и на реке Мерримак, где их в большом количестве добывают, солят и отправляют в Англию. Некоторые рыбины достигают двенадцати, четырнадцати или восемнадцати футов длины". Несколько десятилетий спустя Джосселин напишет про тот же район, что "рыбы здесь так много, что по некоторым рекам даже опасно плавать на каноэ или другом легком суденышке подобного рода".
Приблизительно в 1650 году Пьер Буше писал об озерном осетре: "Его добывают в Квебеке [в верховьях рек]; в огромном количестве он встречается во всех крупных озерах… все рыбы большие - четырех, шести или восьми футов длины; я видел, как много осетров добывали перед Монреалем… соленая осетрина очень вкусна и долго не портится".
Несмотря на интенсивное истребление всех трех видов, даже в XIX веке осетров было так много и они были столь плодовиты (каждая самка откладывала до трех миллионов икринок), что вплоть до 1850 года их считали одной из самых распространенных рыб на Атлантическом побережье. Однако затем было обнаружено, что икра североатлантического осетра почти не уступает по вкусу икре его русского собрата. Одновременно возник немалый спрос на технический желатин, а в крупных американских городах возросло потребление свежей осетрины. Такое неудачное стечение обстоятельств не смог одолеть даже плодовитый осетр.
Рыбаки, используя сети, ружья, гарпуны и даже гранаты, так яростно накинулись на больших атлантических осетров и их меньших собратьев во время их нерестового хода, что в 1890 году на одной только реке Делавэр было добыто около двух с половиной миллионов килограммов осетра. В 1897 году группе рыбаков удалось за одну тоню поймать у Амагансетта 335 больших, шедших на нерест осетров. Поголовно истребляя осетров, люди не щадили даже икряных самок, лишая вид возможности размножаться, и поэтому вскоре осетры начали исчезать.
Несмотря на то что к 1920 году все три вида осетров, по выражению одного ихтиолога, стали "столь же редкими. как и уникальными", никаких действенных мер по их сохранению не принималось. Правда, в последние годы некоторые мероприятия по охране осетров были проведены, однако они не в состоянии восполнить тот ущерб, который уже нанесло многим нерестовым рекам и эстуариям загрязнение вод, несущее гибель личинкам осетровых рыб.
Никто не знает, сколько осетров осталось в живых в северо-восточном регионе, но, по общему мнению, количество выживших особей представляет ничтожную долю, процента от огромного числа их предков, населявших воды этого региона до вторжения людей.
Названный первыми французскими поселенцами "barse", полосатый морской окунь был одним из самых распространенных обитателей морей Нового Света. Редко уходя от берега дальше пяти-семи километров и предпочитая плавать в прибрежных водах, гоняясь за своей добычей в пенных бурунах, морской окунь первоначально встречался в акватории от залива Св. Лаврентия до Флориды и входил на нерест почти во все крупные и сотни мелких рек. Эта крупная и сильная рыба, часто достигавшая более двадцати килограммов веса (а при длине около двух метров нередко и семидесяти), считалась не менее, если не более вкусной, чем атлантический лосось. И было ее невероятно много.
Для первых поселенцев она казалась манной, ниспосланной морем. Картье отмечал ее "огромное количество" у Квебека, а Шамплейн - на нерестилищах рек залива Фанди, где "ею можно загружать целые суда".
Что же касается Новой Англии, то вот что счел необходимым сказать по этому поводу капитан Джон Смит: "Морской окунь - отменного вкуса рыба, как свежая, так и соленая. Она так велика, что одной ее головы хватит на обед хорошему едоку; к тому же она вкуснее лучшей говядины. Ее здесь так много, что я видел, как она запрудила собой всю реку… во время прилива ею можно было бы загрузить стотонный корабль… при смене прилива [я] видел такое множество вываливающихся из [сетной] ловушки рыб, что можно было бы пройти по их спинам, не замочив ног".
В 1634 году Уильяму Вуду едва хватило слов, чтобы воздать ей должное: "Морской окунь - одна из лучших рыб в этой стране, и если другие рыбы скоро приедаются людям, то окунь - никогда; эта превосходная, чуткая и быстрая, притом и жирная рыба имеет в своей голове кость, содержащую порядочное количество мозга… [он описывает различные способы ловли окуня в течение круглого года, заканчивая свой рассказ описанием сетного лова во время весенне-нерестового хода]… на полной воде англичане действительно перекрывают реки длинными неводами или окуневыми сетями… и во время отлива на месте остаются иногда до двух-трех тысяч [окуней], которых засаливают или отдают тем, кто… использует их для [удобрения] своих земельных участков".
В северных водах окуни, похоже, и раньше были помельче. Возможно также, что многовековое уничтожение морских окуней отразилось на состоянии их запасов в наши дни. Так или иначе, к 1870 году Джон Роуан обнаружил в реке Сент-Джон только "20- 30-фунтовых" рыб: "Превосходная вещь - охотиться на окуня с гарпуном… тихими июньскими вечерами в нескольких милях выше Фредериктона можно видеть десятки каноэ, несущихся по широкой речной глади… в погоне за стаями окуней, то поднимающихся к поверхности, то уходящих в глубину… Весла яростно шлепают по воде и остроконечные гарпуны врезаются в самую гущу стаи… [на реке Сент-Джон] морских окуней убивают ради развлечения… [но] на некоторых канадских реках много окуней промышляют подледными зачерпывающими сетями. Мне говорили, что на одной лишь реке Мирамиши за зиму его добывают более 100 тонн". Роуан не говорит, как использовалась пойманная рыба, но, судя по другим источникам, она в основном шла на удобрение.
Джон Коул в своей книге "Страйпер", опубликованной в 1978 году, предлагал нам взглянуть на причину истребления этого вида рыб другими глазами: "Кто вообще способен сосчитать, сколько этой рыбы добыли… флотилии, впервые открывшие для себя берега Нового Света с их гаванями, кипящими всплесками серебристых страйперов? И сколько этих страйперов погибло в перегороженных сетями бухтах, где после отлива оставались лежать тысячи сверкающих тел… в ожидании, когда колонисты-фермеры погрузят их на свои тачки и отвезут к месту погребения - на кукурузные поля? И кто когда-либо считал растущие с ростом населения уловы рыбопромысловиков, применявших всяческие орудия лова: удочки, яруса, переметы, сети жаберные, ставные, дрифтерные и кольцевые; невода, волокуши, сетные запруды, тралы, зачерпывающие сети, трехстенные обметные сети и сети в виде мешков, специально скроенных для подледного лова окуня, собирающегося зимой в огромные стаи на дне реки?.. И кто [может] оценить ущерб, нанесенный в течение двух столетий теми, кто с борта пятидесятифутового катера или стоя с удочкой в руках в полосе прибоя добывал рыбу ради удовольствия или ради пропитания?"
Поскольку никто не может ответить на эти вопросы, не будет никогда и статистической оценки. А вот мораль из всего этого извлечь необходимо. Морской окунь исчез из большинства рек и прибрежных участков, где раньше эта рыба водилась в изобилии, и ее остаткам грозит полное вымирание, впрочем, не столько от нашего хищнического промысла, сколько от неразумных действий, которыми мы превращаем водное царство в мертвое болото. Здесь мы снова предоставим слово Коулу.
"После бессчетных столетий обитания на восточном побережье нашей страны морской окунь уходит из жизни. Эта рыба, когда-то столь многочисленная, что закупоривала речные дельты… подвергается истреблению… Никто не оспаривает того, что популяции морского окуня переживают падение численности. О том же говорят… результаты ежегодных исследований темпов воспроизводства окуня в водах Чесапикского залива и реки Гудзон… Эти два водных бассейна, в которых находятся 99 % нерестилищ [сохранившихся] окуней северо-восточного побережья, становятся все менее продуктивными.
"Почему, - спрашивает Коул, - в водах, мутных от миллиардов икринок… почему не выживает ни одна возрастная группа? Охчего до настоящего времени падает численность популяций окуня и каждый апрель лишь небольшие группы взрослых рыб собираются в реках и море на бесплодный ритуал воспроизводства"?
И он объясняет, почему это происходит. Потому (и этому есть неопровержимые доказательства), что воды реки Гудзон и Чесапикского залива, как и большинство остальных вод нашего побережья, настолько отравлены отходами промышленности, бытовыми и сельскохозяйственными стоками, что молодь морского окуня, вместе с молодью бесчисленных других животных, просто не может в них существовать. "Через десяток лет, - говорит Коул, - при современных темпах падения численности морской окунь исчезнет как жизнеспособный вид из прибрежных вод Атлантического океана".
Гигантская скумбриевая рыба - синий (обыкновенный) тунец - одна из самых больших, наиболее процветающих и достойных внимания представителей рыбного царства. Достигая более четырех метров длины и около семисот килограммов веса, она способна плыть со скоростью близкой к ста километрам в час благодаря превосходной форме своего обтекаемого мускулистого тела. В известном смысле тунца можно считать "теплокровной" рыбой - это единственная рыба, способная регулировать температуру собственного тела. Синий тунец может маневрировать в воде с легкостью птицы, лавирующей в воздухе. В море, пожалуй, не найти никого, кто мог бы поймать тунца или… ускользнуть от него. Некоторые современные биологи называют его суперрыбой, однако уникальность тунцов признавалась людьми еще в глубокой древности. Наскальные изображения, выполненные древними живописцами микенской цивилизации античного Крита, полны трепетного восхищения перед тунцом.
Древние морские охотники добывали тунцов при первой возможности, и на протяжении многих веков другие поколения продолжали делать то же самое. Тем не менее благодаря своей жизнеспособности тунец сохранял свои позиции примерно до конца пятидесятых годов нашего столетия.