Синие тунцы Западной Атлантики размножаются в Мексиканском заливе, но весной и летом уходят на север, по крайней мере до Ньюфаундленда. До 1939 года рыбопромысловые флотилии вылавливали в североамериканских водах тунцов только младших возрастных групп, главным образом от двух-до пятилетнего возраста весом от четырех с половиной до сорока пяти килограммов. Сравнительно небольшой объем вылова в несколько сот тонн тунца в год обеспечивал устойчивые уловы. Что же касается гигантских особей, возраст которых мог доходить до тридцати пяти лет, то их ловили спиннингом в основном те, кто имел достаточно средств, чтобы купить или арендовать крупные моторные баркасы.
В 1950-х годах дает себя знать новая опасность, угрожающая тунцам: на мировом рынке начинает завоевывать признание консервированный тунец в качестве пищевого продукта как для людей, так и для собак и кошек, принадлежащих богатым людям Северной Америки. Тунцовый промысел стал быстро расширяться, но он все еще был ориентирован в основном на рыб молодых возрастов. Между тем великовозрастные гиганты, от существования которых зависит успешное воспроизводство и сохранение самого вида синего тунца, стали главным стимулом бурного развития любительского лова, в котором теперь участвуют тысячи мужчин и женщин, поднакопивших деньги и получивших возможность поразвлечься добычей трофеев.
К 1960 году в море ежегодно выходили на зафрахтованных судах свыше 11 000 "спортсменов" в надежде поймать на крючок и вытащить "трофейного" тунца, с которым можно будет сфотографироваться. Один из них установил в 1979 году мировой рекорд, поймав в водах Новой Шотландии тридцатидвухлетнего синего тунца весом в 680 килограммов. С тех пор таких тунцов люди уже больше не видели и вряд ли когда-либо увидят.
В 1950-е годы максимальный улов промыслового флота в Северной Атлантике достигал 150 000 крупных синих тунцов в год; однако к 1973 году общий улов снизился до 2100 крупных тунцов. В 1955 году один только норвежский промысловый флот добыл 10 000 тонн мелкого тунца, но в 1973 году его добыча составляла лишь чуть больше сотни рыб. В прежние годы португальские рыбаки регулярно вынимали из больших сетных ловушек по 20 000 тунцов в год, а в 1972 году они поймали всего лишь двух. В Гибралтарском проливе начиная с VI века устанавливалась огромная сетная ловушка; если в 1949 году в нее попались 43 500 тунцов, то в 1982 - уже всего 2000, да и то сплошь маломерки.
В конце 1950-х годов в Японии возникает весьма доходный рынок сбыта тунцов, которых сначала поставляли иностранные рыбопромысловые компании. Однако по мере усовершенствования технологии быстрой заморозки и модернизации океанских морозильных рыболовных судов Япония сама включилась в тунцовый промысел. Когда в 1958 году вступил в эксплуатацию первый американский сейнер-тунцелов (чудо техники) "Сильвер Минк", быстро завоевавший репутацию самого лучшего рыбопромыслового судна, которое когда-либо было спущено на воду, рыбопромысловые компании Японии, США и многонациональные корпорации поспешили подхватить инициативу. Они конкурировали между собой в строительстве наиболее крупных и наиболее эффективных современных рыболовных судов, способных обнаружить и успешно истреблять тунцов в любой точке Мирового океана.
Последним словом тунцеловного судостроения был "Запата Пасфайндер" - суперсейнер длиной более 75 метров, скорее похожий на прогулочную яхту какого-нибудь греческого пароходного магната, чем на рабочее судно. Тунцелов стоимостью в 10–15 миллионов долларов был оборудован спутниковой навигационной системой и имел на борту вертолет для поисковой разведки тунцов. Капитанские покои включали гостиную с баром, роскошную спальню и ванную комнату с позолоченными кранами. Судно предназначалось для лова, заморозки и транспортировки тунцов. Выручка за один промысловый рейс планировалась в сумме пяти миллионов долларов, а капитан мог заработать 250 000 долларов в год. Однако общую сумму прибыли, полученной от промысловых операций судна, установить невозможно, как невозможно назвать и его истинных владельцев, представлявших различные, в том числе смешанные, компании. Тем не менее, по оценке осведомленных обозревателей тунцеловного промысла, "Запата Пасфайндер", вероятно, приносил сто процентов чистой прибыли на вложенный капитал каждый год промысловой эксплуатации. В погоне за столь соблазнительной прибылью "Запата Пасфайндер" и однотипные с ним суда учинили такую кровавую бойню мировой популяции тунца, что к концу 1970-х годов все эти суперсейнеры вынуждены были выйти из промысла, поскольку тунцов больше не стало.
Помимо строительства сейнеров-тунцеловов, японцы делали большие успехи в области ярусного лова тунцов и к 1962 году добывали до 400 000 тонн этой рыбы в год. Однако к 1980 году улов всех трехсот японских судов ярусного лова составлял лишь 4000 тонн синего тунца.
В середине 1960-х годов было установлено, что эта огромная рыба в течение своей долгой жизни накапливает в своем организме опасное количество ртути, содержащейся в загрязненной морской среде. Это открытие привело к запрещению продажи мяса тунца в большинстве стран Запада, и какое-то время сторонники охраны природы тешили себя надеждой, что оставшиеся в живых гигантские рыбы смогут избежать гибели и продолжить воспроизводство вида. Надежда оказалась напрасной. К 1966 году лов тунца приобрел такую популярность среди любителей-рыболовов, что в том году только в водах Ньюфаундленда было добыто 388 гигантских тунцов. Поскольку тунцов ловили лишь ради "спортивного интереса", то после обязательных "трофейных" фотосъемок огромные туши тунцов, как правило, выбрасывались за борт.
Вместе с тем к 1968 году с расширением японского рынка национальных гастрономических продуктов увеличился спрос на "jumbo magura"- сырое мясо синего тунца. Не обращая внимания на содержание ртути (если они даже знали об этом), японские эпикурейцы стали платить до 25 долларов за фунт "jumbo magura", и североамериканское сообщество "рыболовов-спортсменов" сразу же ухватилось за возможность получить непредвиденную прибыль.
В 1974 году компании по фрахтованию рыболовных судов в Норт-Лейке (на острове Принца Эдуарда) - самозваной "тунцеловной столице мира" - помогли своим клиентам добыть 578 гигантских синих тунцов, а затем продали большинство свежемороженых туш в Японию. Экспедиторы и судовладельцы едва могли поверить в свою необыкновенную удачу. Если не хватало "спортсменов", способных ловить "большую рыбу", пускались в ход тунцеловные тралы, применение которых, с точки зрения рыбаков, приблизительно соизмеримо с ночным ловом форели в пруду при помощи перемета.
В 1978 году в Японию было поставлено для переработки на "jumbo magura" 3000 гигантских тунцов, но уже к 1981 году "тунцеловная столица мира" сумела добыть всего 55 штук. Как мне сказали в мотеле для "спортсменов" в Норт-Лейке, синие тунцы "изменили пути своих миграций, но должны скоро вернуться". Ко времени сдачи в набор настоящей книги они еще не вернулись, а судовладельцы уже продавали свои суда или отчаянно пытались соблазнить энтузиастов - любителей рыбной ловли новыми объектами - как насчет акулы, а?
Бизнес с "jumbo magura" приносил японским предпринимателям такие солидные барыши, что в 1974 году они организовали финансирование "рыборазводного хозяйства" в Новой Шотландии при содействии и поощрении Министерства рыболовства Канады. Хозяйству разрешалось отлавливать в сетные ловушки, установленные вблизи залива Сент-Маргарет, всех крупных тунцов, которых затем переводили "на откорм" в отгороженные сетями подводные загоны. Там их кормили "на убой" макрелью, пока они не достигали нужного веса и кондиции. Затем их забивали, охлаждали льдом и отправляли самолетами в Японию. Если в 1974 году такой процедуре подвергались пятьдесят гигантских тунцов, то уже в 1977 году было поймано, откормлено, забито и поставлено, на радость японским гурманам, около тысячи штук. В настоящее время в "хозяйстве" кончаются "запасы", поскольку за последние несколько лет ему за год не удавалось поймать больше двух десятков крупных рыбин. По-видимому, они опять ушли куда-то в сторону!
Такая же горькая судьба ожидает и многих других членов рода тунцов. Эпитафией синим тунцам звучат слова из недавно вышедшей из печати книги ихтиологов Джона и Милдред Тиль "Саргассово море": "Мелких синих тунцов от пяти-до восьмилетнего возраста и еще более мелких моложе пяти лет, живущих большими стаями, ловят крючковой снастью в Восточной Атлантике и кошельковыми неводами - в Западной… Ловится большое количество даже очень мелких тунцов весом меньше килограмма. Крупные синие тунцы исчезли, и этот вид рыб утратил свое промысловое значение… Опустошать запасы тунца нецелесообразно, однако подобное соображение никогда не мешало нам уничтожать других "доходных" обитателей моря - китов, омаров и пикшу".
В Северной Атлантике были уничтожены многие другие виды рыб, включая малоизвестную меч-рыбу. О ней в начале XVII века так писал Николя Дени: "Меч-рыба большая, как корова, имеет шесть-восемь футов в длину… у нее на рыле меч длиною в три фута и шириною почти в четыре дюйма… Очень хороша на вкус в любом виде. Ее глаза - величиной с кулак".
Первоначально обитавшая в большинстве мест рыбного промысла, она не вызывала в былые времена особого интереса у рыбаков. Однако к 1900 году ее вкусное мясо стало пользоваться спросом у жителей прибрежных штатов США, а затем по мере совершенствования холодильной техники свежемороженое филе меч-рыбы завоевало признание на всем континенте. Сначала ее добывали главным образом с помощью гарпуна, но после второй мировой войны спрос на меч-рыбу стал неуклонно растр, и рыбаки перешли к применению ярусов. К началу 1960-х годов запасы меч-рыбы, никогда не отличавшейся большой численностью и медленно восстанавливающей свои потери, были доведены до полного истощения. Затем ученые обнаружили, что ее мясо содержит такую высокую концентрацию ртути и других токсических веществ, что употреблять его в пищу людям опасно. Продажу меч-рыбы в США запретили, в результате чего ее промысел сократился, и она продается только на "черном рынке".
Нам ничего не известно о том, как влияют вредные химикаты на организм самих рыб, хотя то, что вредно для нас, очевидно, не может быть полезным, для уцелевших от промысла рыб. Так или иначе, но численность меч-рыбы, видимо, продолжает сокращаться.
Если вообще стоит беспокоиться о судьбе, ожидающей акул, то нижеследующий пример должен по крайней мере вызвать сочувствие к этим постоянно преследуемым людьми существам. Гигантская акула - это действительно огромное животное, второе по величине из всех морских обитателей. Отдельные убитые особи превышали в длину десять с половиной метров и весили около 15 тонн. Гигантская акула - сколь огромна, столь и загадочна. Мы почти ничего о ней не знаем, разве что она не опасна для людей, предпочитает стайный образ жизни и цитается планктонными рачками, которых она отфильтровывает через частокол жаберных тычинок. Это гигантское медлительное чудовище получило свое название благодаря привычке, выставив спину вровень с поверхностью воды, медленно плыть по воле течения. Именно эта привычка и оказалась для нее гибельной при контактах с современным человеком.
Мясо гигантской акулы не представляет для нас никакой ценности, иное дело печень. Ее печень весит около полутонны и очень богата витаминами. После второй мировой войны в Восточной Атлантике гигантскую акулу преследовали с таким усердием, чтобы добыть ее печень, что она фактически была уничтожена в этом регионе Мирового океана. Во времена колонистов гигантские акулы в изобилии водились в заливе Мэн и тысячами истреблялись поселенцами в водах залива Кейп-Код ради получения жира для светильников. Кончилось тем, что эти безвредные существа навсегда исчезли с восточного побережья США.
Гигантская акула встречалась в изобилии и в водах восточного побережья Канады, где она не считалась ценным промысловым объектом. Тем не менее рыбаки считали ее вредной рыбой, поскольку она иногда запутывалась в их сетях. Именно это обстоятельство побудило канадское Министерство рыболовства в 1940-х годах объявить гигантской акуле войну. (Сначала на борьбу с ней в воды Тихоокеанского побережья вышли вооруженные гарпунами суда службы охраны рыболовства. После того как гарпуны были признаны недостаточно убойным и не очень сподручным оружием, начали пробовать ружейный и даже пулеметный огонь. Но и пули, казалось, не могли достаточно быстро и эффективно убивать этих гигантов, поэтому министерство придумало более хитроумное устройство - зазубренный стальной таран с искривленным острием, заточенным до остроты бритвенного лезвия. Патрульные суда, вооруженные этим смертоносным приспособлением, гонялись за стаями гигантских рыб и таранили их одну за другой, разрывая на части или, при удаче, разрубая их пополам. Одному патрульному судну удалось за один день изрубить восемнадцать исполинов.)
Численность гигантских акул сократилась настолько, что ныне считается удивительным, если в течение любого взятого года на северо-восточном побережье континента отмечается хотя бы два десятка визуальных наблюдений.
В 1616 году, когда капитан Джон Смит превозносил достоинства Новой Англии - "Вы едва ли найдете здесь какой-нибудь залив, мелководье или бухту с песчаным дном, где бы вы не могли в свое удовольствие насобирать двустворчатых моллюсков или омаров, или тех и других вместе", - он, сам того не зная, обрисовал картину, характерную для всего Атлантического побережья от мыса Хатте-рас до южного Лабрадора.
На мелководье Атлантического побережья обитали около двух десятков видов двустворчатых моллюсков - устриц, мидий и гребешков, обеспечивавших, казалось, неистощимый источник легко доступной пищи. Этим богатством охотно пользовались местные жители, о чем свидетельствуют сохранившиеся до наших дней заросшие травой груды раковин, оставленных аборигенами на многих местах их прежних жилищ. Тем не менее пришельцы из Европы вначале очень редко употребляли в пищу эти щедрые дары природы, предпочитая использовать их в качестве приманки во время лова трески.
На западном и южном берегах Ньюфаундленда устрицы исчезли из лагун с соленой водой еще до начала XVII века. На французском острове Микелон толстый слой устричных раковин подстилает груды раковин двустворчатых моллюсков. Эти скопления раковин двустворчатых моллюсков, когда я был там в 1960-х годах, на моих глазах пополняли новыми раковинами искавшие наживку рыбаки. Но никто уже не помнит, когда в последний раз в огромной лагуне Микелона видели живую устрицу. То же самое можно сказать и об островах Магдален, где зимними штормами наносятся на берег отложения раковин, вымываемых со дна, увы, безжизненных устричных отмелей.
Биологи - специалисты по моллюскам, размышляя о причине исчезновения устриц со столь обширного их ареала в Северной Америке, склонны видеть ее в изменениях климата. Они, видимо, не учитыва-ют, что легко доступные устрицы издавна использовались в рыбном промысле в качестве приманки. Им не только не приходит в голову мысль о возможности преступного расточительства того, что сегодня считается лакомством, они даже не понимают, как такое скользкое, водянистое создание вообще могло бы удержаться на крючке. Ответ достаточно прост: рыбаки отваривали устриц - этой уловке они, возможно, научились у индейцев племени микмак, которые и сейчас иногда пользуются устричной наживкой, считая ее самой неотразимой приманкой для рыб.
Неутомимый Николя Дени поведал нам из середины XVII века о щедрых устричных банках в водах Новой
Шотландии и Нью-Брансуика, где сейчас устриц нет и в помине. "В солоноводных лагунах этой бухты [Порт-Малгрейв] обитает множество прекрасных крупных устриц и других двустворчатых моллюсков… здесь [в Гавр-Буше] такое же изобилие устриц и моллюсков… [в Антигони-ше] отличные устрицы и еще больше их на левобережье речного устья… они громоздятся друг на друга, словно скалы… [в Пикту] огромные скопления отменных устриц… некоторые из них больше ботинка… они очень мясисты и приятны на вкус…" И в том же духе - по всему южному берегу залива Св. Лаврентия до самого Гаспе. Когда-то эти устричные банки были действительно богатыми. Теперь их нет или почти нет.
Баснословно богатыми были устричные банки у острова Принца Эдуарда, где они сохранились и поныне, хотя площадь их сильно сократилась, а "население" здорово поредело. В прежние времена в залив Бра-д’Ор на Кейп-Бретоне заходили за наживкой одновременно до тридцати рыболовных шхун.
Устрицы были не единственными беспозвоночными, которых использовали в качестве наживки. В дело шли также и мидии. В XIX веке отдельные рыболовные шхуны добывали за один рейс на банках до десяти тонн двустворчатых моллюсков. Мидии выполняли двойную функцию: балласта на пути к рыбопромысловым банкам и наживки по прибытии на банку. Однако наибольший урон наносили моллюскам прибрежные рыбаки, обжившие в местах прибрежного промысла трески каждую бухточку и заливчик. Наживка была под рукой - только копай и сгребай, сколько тебе нужно, моллюсков и пускай в дело приманку, благо что она очень нравилась треске и доставалась… задаром.
Этим, однако, не ограничивался ущерб, причиняемый обитателям литорали "прибрежными рыбаками" - колонистами и поселенцами. Часто на заливаемые приливами отмели выгоняли на откорм стада свиней; они выкапывали из ила двустворчатых моллюсков всех видов и размеров. В 1848 году представители индейцев Новой Шотландии возмущенно жаловались на то, что в результате таких действий были "истреблены все лучшие моллюски и ракообразные на наших берегах". Фермеры толпами устремлялись на отмели, где нагружали свои повозки илом вместе с молодью и взрослыми моллюсками и отвозили все это на свои поля для известкования и удобрения почвы.
Но настоящее опустошение запасов моллюсков началось лишь в конце XVIII века, когда их стали употреблять в пищу и когда во многие крупные и мелкие города Канады и США начали отправлять огромные партии устриц и других моллюсков. И все же самый губительный урон моллюскам и ракообразным нанес не промысел. Было подсчитано, что на 80 % банок, существовавших в XVI веке, моллюски погибли из-за бытовых, промышленных и сельскохозяйственных сточных вод, мелиорации заболоченной суши приливно-отливной зоны и насыпных работ, а также массовых наносов обломочных пород (результат вызванной деятельностью человека эрозии). Жители прибрежных районов очень хорошо знают, что даже сохранившиеся банки бывают настолько загрязнены, что добытые на них моллюски непригодны или небезопасны для употребления их в пищу.