- Они такие красивые и такие милые, - говорила она, вызывая откровенную ревность Адриана. - Так славно поют. У них такие хорошие манеры. Они играют на гитаре. Они по всем статьям превосходят любого англичанина. От них исходит своеобразное амбре.
- Ты хочешь сказать "благоухание", - поправил ее Ларри во избежание превратных толкований слова "амбре".
- Что ни говори, - продолжала Марго, пренебрегая его замечанием, - это настоящие мужчины, а не какие-нибудь никудышные слащавые слюнтяи.
- Марго, милая, - вмешалась мама, нервно поглядывая на уязвленного Адриана, - право же, это не очень любезно с твоей стороны.
- А я и не хочу быть любезной, - отпарировала Марго. - И вообще, жестокость часто оборачивается добром, если правильно ею распоряжаться.
Выдав сей загадочный образчик философических умозаключений, она покинула нас, направляясь к своему новейшему воздыхателю, загорелому рыбаку с роскошными усами. Адриан был до того унижен, что мои родичи сочли необходимым как-то умерить его отчаяние.
- Не обращай внимания на Марго, милый Адриан, - утешала его мама. - Это все только слова, она такая упрямая. Возьми еще персик.
- Упрямая, как осел, - добавил Лесли. - Уж я-то знаю.
- Хотел бы я знать, как мне стать похожим на крестьянских парней, - задумчиво произнес озадаченный Адриан. - Может быть, начать играть на гитаре?
- Нет-нет, только не это, - поспешно произнес Ларри. - В этом нет никакой надобности. Почему бы тебе не попробовать что-нибудь попроще? Скажем, жевать чеснок.
- Чеснок? - удивился Адриан. - Марго любит чеснок?
- Ну, конечно, - ответил Ларри. - Ты же слышал, что она говорила про запах от этих ребят. А какой запах ты чувствуешь прежде всего, когда приближаешься к ним? Чеснок!
Пораженный логикой этого рассуждения, Адриан стал прилежно жевать чеснок, но добился лишь того, что Марго, зажав нос платком, объявила, что от него разит, как от местного автобуса в базарный день.
В моих глазах Адриан был очень славной личностью; покладистый и добрый, он всегда был готов выполнить все, о чем бы его ни просили. Я чувствовал своим долгом сделать что-то для него, однако не мог придумать ничего толкового, разве что запереть Марго в его спальне, но и эту идею я тут же отверг как трудно осуществимую и способную вызвать мамино неодобрение. Решил обсудить этот вопрос с мистером Кралевским - может быть, он что-нибудь посоветует. И когда в очередной день занятий мы сделали перерыв, чтобы выпить чашечку кофе, я рассказал ему о безуспешном ухаживании Адриана за Марго - тема, сулившая нам обоим желанное отдохновение от непостижимых тайн квадрата гипотенузы.
- Ага! - воскликнул мистер Кралевский. - Пути любви не бывают гладкими. В самом деле, разве не станет жизнь скучноватой, если дорога к цели неизменно будет гладкой?
Философические думы моего наставника меня не очень увлекали, но я вежливо слушал. Мистер Кралевский аккуратно взял печенье наманикюренными пальцами, подержал его над чашкой и окунул в кофейную купель, прежде чем отправить в рот. Методично пожевал с закрытыми глазами, наконец вымолвил:
- Сдается мне, что сей юный Лохинвар излишне усердствует.
Я ответил, что Адриан-англичанин, а не шотландец, и вообще, разве может усердие быть чрезмерным? Известно ведь, что без старания успеха не добьешься.
- Э, - лукаво произнес мистер Кралевский, - в делах сердечных все обстоит иначе. Немножко равнодушия порой способно творить чудеса.
Соединив кончики пальцев, он задумчиво воззрился на потолок, и я понял, что мне предстоит быть очевидцем очередного полета фантазии мистера Кралевского, с его излюбленным мифическим персонажем - "дамой сердца".
- Помню, однажды я безумно влюбился в одну молодую особу, - начал Кралевский. - Разумеется, это должно остаться между нами.
Я кивнул и взял еще печенье, зная, что истории Кралевского короткими не бывают.
- Это была особа такой красоты и таких достоинств, что женихи теснились вокруг нее, словно… словно… пчелы вокруг банки с медом, - продолжал мистер Кралевский, довольный своим сравнением. - С первого взгляда я полюбил ее глубоко, беззаветно и безутешно, и я чувствовал, что ей это не совсем безразлично.
Он освежил горло глотком кофе, сплел пальцы вместе и наклонился вперед над столом; ноздри его расширились, большие выразительные глаза горели.
- Я неотступно следовал за ней, словно… словно… охотничий пес, идущий по следу, но она оставалась холодной и безучастной к моим ухаживаниям. Даже позволяла себе насмехаться над моей любовью.
Он примолк со слезами на глазах, затем энергично высморкался.
- Не могу описать, какие муки я испытывал - жгучая ревность, тяжкие бессонные ночи… Я потерял двадцать четыре килограмма, друзья начали волноваться за меня, и, конечно же, все они пытались меня убедить, что эта особа не стоит моих страданий. Все, кроме одного друга… э… человека, умудренного опытом, должно быть, он сам имел много романов, один из них даже в далеком Булукистане. Он-то и сказал мне, что я чересчур усердствую, доколе я упорно буду повергать свое сердце к ее стопам, она, подобно всем женщинам, будет смотреть со скукой на мои воздыхания. Но стоит мне изобразить равнодушие, тотчас, заверил меня мой друг, все переменится.
Кралевский ласково улыбнулся мне, многозначительно кивнул и налил себе еще кофе.
- Ну, и как, - спросил я, - изобразил он равнодушие?
- Разумеется, - сказал Кралевский. - Не теряя времени, я сел на пароход, идущий в Китай.
Замечательно, подумал я: какая женщина смогла бы утверждать, что сделала своим рабом мужчину, который вдруг сел на пароход и укатил в Китай. Такая даль - тут даже самой тщеславной особе достало бы времени поразмыслить над своим поведением. И что же произошло, нетерпеливо спросил я, когда мистер Кралевский вернулся из путешествия?
- Я застал ее замужем, - ответил Кралевский малость пристыженно, чувствуя, что не оправдал моих ожиданий. - Сам понимаешь, бывают женщины капризные и нетерпеливые. Но мне удалось поговорить с ней наедине, и она все объяснила.
Я слушал с напряженным интересом.
- По ее словам, - продолжал мистер Кралевский, - она решила, что я уехал навсегда, чтобы стать ламой, вот и вышла замуж. Да-да, моя возлюбленная дождалась бы меня, если бы знала, а так, снедаемая горем, вышла за первого попавшегося на ее пути. Не просчитайся я в оценке длительности путешествия, сегодня она была бы моей.
И он снова высморкался с сокрушенным видом.
Я переварил услышанное, однако не усмотрел в истории Кралевского каких-либо четких указаний - как помочь Адриану. Может быть, одолжить ему свою лодку "Бутл Толстогузый", чтобы он уплыл в Албанию? Не говоря уже о риске потерять свое драгоценное суденышко, я сомневался, чтобы у Адриана хватило сил грести так далеко. Нет, я был вполне согласен с Кралевским, что Адриан чересчур усердствует, но, зная капризный нрав своей сестры, предполагал, что исчезновение сего поклонника скорее обрадует, чем опечалит ее. Главная проблема Адриана заключалась в том, что он никак не мог оставить Марго в покое. И я решил, что должен сам взяться за Адриана, если хочу, чтобы у него была хоть какая-то надежда на успех.
Первым делом ему надлежало изобразить равнодушие и перестать ходить по пятам за Марго, как ягненок ходит за овцой, а потому я начал брать его с собой, отправляясь изучать окружающую местность. Заманить его в поход было не очень сложно: спасаясь от Адриана, Марго стала подниматься чуть свет и исчезать из дома еще до его появления, так что он по большей части был предоставлен самому себе. Мама попыталась заинтересовать его кулинарным делом, но после того, как Адриан оставил открытым холодильник, загубив половину хранившихся там продуктов, подпалил полную жира сковороду, превратил отличную баранью ногу в нечто неудобоваримое и уронил на пол в кухне полдюжины яиц, она была только рада поддержать мое предложение, чтобы он составил мне компанию.
Для человека, выросшего в городе, Адриан оказался прекрасным спутником. Он никогда не жаловался, терпеливо и точно исполнял мои лаконичные распоряжения, вроде "Держи!" или "Не шевелись - укусит!", и проявлял искренний интерес к тварям, на которых мы охотились.
Как и предсказывал мистер Кралевский, неожиданное исчезновение Адриана заинтриговало Марго. Хотя она ни во что не ставила его знаки внимания, отсутствие их почему-то ее уязвляло. Она пожелала узнать, чем мы с Адрианом занимаемся целыми днями. Я ответил достаточно сухо, что Адриан помогает мне в моих зоологических изысканиях. Он отлично преуспевает, добавил я; если так пойдет дальше, к концу лета я со спокойной душой смогу назвать его весьма компетентным натуралистом.
- Не представляю себе, как ты можешь водиться с таким пентюхом, - заявила она. - Лично я не встречала более скучного типа.
Я ответил, что это даже к лучшему, так как Адриан признался мне, что Марго ему тоже малость наскучила.
- Что? - возмутилась Марго. - Да как он смеет говорить такие слова, как он смеет!
Что ж, рассудительно ответил я, она сама виновата. В самом деле, как не посчитать скучным человека, который никогда не пойдет с тобой купаться или погулять и к тому же вечно грубит.
- Я не грублю, - сердито сказала Марго. - Просто я говорю правду. А если он желает погулять, будет ему прогулка. Надо же - наскучила ему!
Успех моего замысла так меня обрадовал, что я упустил из виду одно обстоятельство: Марго, как и другие члены моей семьи, могла стать весьма серьезным противником, если ее раздразнить. Вечером того дня она вдруг повела себя с Адрианом так учтиво, так мило, что все, исключая саму жертву, были удивлены и встревожены. Очень ловко Марго перевела разговор на прогулки и заявила, что, поскольку Адриану уже недолго осталось гостить на острове, ему необходимо побольше увидеть. И что может быть лучше пешего похода? Да-да, промямлил Адриан, это и впрямь лучший способ знакомиться с местностью.
- Я как раз собиралась погулять послезавтра, - небрежно произнесла Марго. - Такую приятную прогулку задумала, жаль, что вы с Джерри так заняты, не то могли бы пойти со мной.
- О, пусть это вас не беспокоит, Джерри может справиться один, - ответил Адриан с достойным порицания равнодушием к моей персоне. - Я с удовольствием пойду!
- Вот хорошо! - пропела Марго. - Уверена, тебе понравится, я выбрала один из самых чудесных маршрутов.
- Это куда же? - осведомился Лесли.
- До Лиапад, - беззаботным тоном сообщила Марго. - Я там сто лет не была.
- До Лиапад? - повторил Лесли. - Прогулка? Да ведь это в другом конце острова. Не один час идти.
- Ну и что, захватим еду и проведем в походе весь день, - сказала Марго. И добавила лукаво: - Если, конечно, Адриан не возражает.
Было совершенно ясно, что Адриан не стал бы возражать, даже если бы Марго предложила плыть под водой в скафандре до Италии и обратно. Я объявил, что, пожалуй, пойду с ними, поскольку этот маршрут интересен с зоологической точки зрения. Марго одарила меня недобрым взглядом.
- Ладно, пойдешь, только веди себя прилично, - произнесла она, неизвестно на что намекая.
Надо ли говорить, что Адриан бредил предстоящей прогулкой и превозносил доброе сердце пригласившей его Марго. Однако я не разделял его восторга. Объяснил ему, что до Лиапад идти долго и будет очень жарко, но Адриан заявил, что это его ничуть не пугает. Зная незавидные физические данные Адриана, я сильно сомневался, что он выдержит, но не стал говорить об этом вслух, чтобы не уязвить его.
В назначенный день мы в пять утра собрались на веранде. На Адриане были добытые где-то огромные ботинки, подбитые гвоздями, длинные брюки и фланелевая рубашка. Когда я решился заметить, что такой наряд не очень-то годится для перехода через остров при температуре около сорока градусов в тени. Марго, к моему удивлению, возразила - дескать, на Адриане самая подходящая походная одежда, она лично выбирала. При этом ее ничуть не смущало, что сама она была одета в прозрачный купальник и сандалии, а я был в шортах и майке. На спине Марго висел внушительный рюкзак, видимо, с нашими съестными припасами, в руке она держала толстую палку. Я захватил коллекционную сумку и сачок.
Вот с таким снаряжением мы тронулись в путь, причем Марго с места развила чрезмерный, на мой взгляд, темп. Очень скоро Адриан весь облился потом, и лицо его порозовело. Марго, несмотря на мои возражения, вела нас по открытой местности, сторонясь тенистых оливковых рощ. Кончилось тем, что я отделился и шел под сенью деревьев в нескольких сотнях метров от них, не отставая ни на шаг. Боясь, что Марго назовет его хлюпиком, взмокший Адриан упорно топал за ней по пятам. На пятом часу похода он с трудом волочил ноги и сильно хромал; его серая рубашка почернела от пота, а лицо приобрело тревожный багровый оттенок.
- Как ты насчет того, чтобы передохнуть? - справилась Марго.
- Разве что горло промочить, - прохрипел Адриан голосом дергача.
Я сказал, что это прекрасная идея; Марго остановилась и села на раскаленный камень на самом солнцепеке, где можно было бы запросто изжарить парочку быков. Скрытно порывшись в рюкзаке, она извлекла три бутылочки весьма сладкого шипучего лимонада местного производства.
- Вот, - сказала она, вручая нам по бутылочке. - Подкрепляйтесь.
Шипучий и не в меру сладкий напиток оказался к тому же горячим, так что он скорее усугубил, чем утолил нашу жажду. Около полудня мы наконец увидели берег моря, и в потускневших глазах Адриана затеплилась искра надежды. Дойдем до воды, объявила Марго, можно будет отдохнуть и искупаться.
Добравшись до береговых круч, мы спустились через нагромождение красных и коричневых глыб, которые придавали берегу сходство с распаханным кладбищем великанов. Адриан бросился на землю в тени огромного камня, увенчанного миртом и карликовой зонтичной пинией, и скинул рубашку и обувь. Мы увидели, что его ступни приобрели такой же тревожный багровый цвет, как лицо, да к тому же покрылись волдырями. По совету Марго, он для закалки окунул ноги в лужицу среди камней; тем временем мы с сестрой искупались и, освеженные морской водой, сели в тени под скалой. Я сказал, что теперь не мешало бы что-нибудь съесть и выпить.
- А ничего нет, - сообщила Марго.
Несколько секунд царила мертвая тишина.
- Как это, ничего нет? - спросил наконец Адриан. - А что же там в рюкзаке?
- А, это мои купальные принадлежности, - ответила Марго. - Я решила не брать еду, чтобы не перегружаться в такую жару, к тому же мы успеем вернуться к ужину, если скоро тронемся в путь.
- Как насчет чего-нибудь попить? - хрипло осведомился Адриан. - Есть хоть еще лимонад?
- Конечно, нет, - раздраженно сказала Марго. - Я взяла три бутылочки, по одной на каждого, правильно? Уж очень они тяжелые. И вообще я не понимаю, с чего это ты расшумелся. Ты слишком много ешь, небольшой пост тебе только на пользу. Тебе не мешает спустить жир.
Никогда еще я не видел Адриана таким: казалось, он вот-вот вспылит.
- Я не желаю спускать жир, как ты выражаешься, - холодно произнес он. - А если бы и захотел, то не стал бы для этого шагать через весь остров.
- В том-то и беда, что ты размазня, - фыркнула Марго. - Стоит немного пройтись с тобой, как ты уже кричишь - дайте есть, дайте пить! Привык все время жить в роскоши.
- В такой день освежить горло - не роскошь, а необходимость, - возразил Адриан.
Не видя особого смысла в их споре, я взял пустые бутылки из-под лимонада и отправился к роднику, до которого было идти около километра вдоль берега. Дойдя туда, я увидел человека, расположившегося у источника, чтобы перекусить. Его изборожденное морщинами, смуглое обветренное лицо украшали пышные черные усы. Ноги одеты в толстые носки из овечьей шерсти, как было заведено у местных крестьян, когда они работали в поле; на земле рядом с ним лежала широкая тяпка.
- Калимера, - приветствовал он меня без тени удивления и вежливо указал рукой на источник, словно предлагая воспользоваться его собственностью.
Я поздоровался, лег ничком на сотворенный влагой коврик зеленого мха и припал губами к светлой пульсирующей струе под перышками венерина волоса. Я пил долго и жадно; никогда еще вода не казалась мне такой вкусной. Смочив голову и шею, я сел с довольным вздохом.
- Хорошая вода, - сказал крестьянин. - Сладкая, верно? Точно фрукты.
Я подтвердил, что вода вкуснейшая, затем принялся споласкивать и наполнять бутылки.
- Есть еще родник вон там, - он указал на крутой каменистый склон, - но та вода совсем другая, горькая, словно вдовий язык. А эта сладкая, добрая. Ты иностранец?
Набрав воды, я отвечал на вопросы, но мысли были заняты другим. Вблизи лежали остатки трапезы крестьянина - полкаравая желтого, как первоцвет, кукурузного хлеба, большие белые, лоснящиеся зубки чеснока и горсть крупных, черных, как жуки, морщинистых маслин. От этого зрелища у меня потекли слюнки, и я остро ощутил, что с раннего утра у меня ничего не было во рту.
Наконец мой собеседник заметил, как я смотрю на его припасы, и с типично крестьянской щедростью взялся за складной нож, чтобы поделиться.
- Хлеба? - спросил он. - Ты хочешь хлеба? Я ответил, что с удовольствием взял бы немного хлеба, но дело в том, что нас, так сказать, трое. Моя сестра и ее муж, приврал я, тоже умирают от голода там, среди скал. Крестьянин защелкнул нож, собрал остатки своего завтрака и подал мне.
- Отнеси им, - сказал он, улыбаясь. - Я уже поел, а доброе имя Корфу не допускает, чтобы иностранцы умирали с голоду.
От души поблагодарив его, я завернул чеснок и маслины в носовой платок, сунул под мышку хлеб и бутылки и зашагал обратно.
- Доброго пути! - крикнул он мне вслед. - Держись подальше от деревьев - гроза надвигается.
Поглядев на ослепительно голубое небо, я решил, что он ошибается, но вслух ничего не сказал. Возвратившись к своим, я увидел, что Адриан угрюмо купает ноги в луже, а Марго загорает на камне, мурлыкая себе под нос. Вид доставленных мной припасов привел их в восторг, и они набросились на золотистый хлеб, маслины и чеснок, словно изголодавшиеся волки.
- Ну, так, - бодро произнесла Марго, когда мы кончили есть, произнесла с таким видом, точно это она раздобыла провиант. - Это было прекрасно. А теперь, пожалуй, пора трогаться в обратный путь.
Тотчас возникло одно затруднение: ноги Адриана, блаженствовавшие в прохладной воде, так отекли, что потребовались наши с Марго объединенные усилия, чтобы обуть его. Но и после того, как мы втиснули ступни Адриана в ботинки, он еле-еле передвигался, ковыляя, точно престарелая черепаха.
- Нельзя ли прибавить шагу! - раздраженно крикнула Марго безнадежно отставшему Адриану, когда мы прошли километра полтора.
- Я не могу идти быстрее, ноги отваливаются, - жалобно отозвался он.