Ветреная сухая погода, столь благоприятная для консервирования мяса, несет мне и свои неудобства: почти совсем пересох бойкий (прежде такой полноводный) ручеек. Теперь за водой приходится ходить на озеро.
После ужина состоялся первый сеанс радиосвязи (радист у нас по совместительству Саша). Позывной СНИИГГиМСовского радиста на базе в Игарке - "клычок", а каждый отряд - тоже "клычок", но уже с цифрой. Мы - "клычок-6". Поэтому проводить сеанс связи на нашем отрядном жаргоне означало: "клычковать". Первый блин вышел отнюдь не комом - прохождение волн было превосходным, мы легко связались с базой и передали микрофоном, то есть обычным текстом, первую радиограмму: "У "клычка-6" все в полном порядке. Уже едим горчицу". Это означало: убили оленя (горчицу-то едят с мясом, а говорить о своем браконьерстве открытым текстом отряды не решаются - лицензий на отстрел оленей ни у кого из нас нет). При упоминании горчицы Леша поперхнулся куском жареной оленины, а Константин Иванович засмеялся:
- Молодец! Совестливый человек. Смущается.
Уже после сеанса связи, дав радисту отбой, Саша вспомнил, что забыл передать про неправильно составленную заявку в авиаотряд. Забросить-то они нас забросили, а вот ну-ка не захотят вывозить: дескать, нет печати на вашем документе, и все тут!
Ночью вдвоем с Лешей далеко от берега поставили на новых якорях наши сети, в том числе и высокую, зеленую, вязанную из толстой нитки семидесятку. На нее у меня особенная надежда.
1 августа
К утру ветер стих совершенно, и повисла в воздухе холодная неподвижная хмарь. Небо плотно укутано толстыми тучами, моросит мелкий, почти незаметный дождичек, вернее, просто водяная пыль. И очень холодно. С самого утра я затопил печку и тем самым разбудил всех, кроме Петьки. Он просто залез в глубь своего мешка и умудряется спать, неизвестно как осуществляя жизненно важный процесс дыхания. За эти дни мы с грехом пополам укротили нашу печку, и большая часть дыма сейчас выходит через трубу на улицу, но довольно много его все-таки лезет к нам в палатку.
- Что выбираем, джентльмены? - спросил Саша, вылезая из своего мешка. - Тепло или чистый воздух?
- Нет вопроса, - ответил Константин Иванович, - конечно, тепло. От тепла еще не умер ни один полярник. - После этого он разделся догола; на голое тело надел свою меховую шубу и шапку, на голые ноги - валенки и побежал на берег озера делать зарядку и купаться.
- Отчаянный мужик, - ежась от холода, кивает на голого Константина Ивановича, прыгающего по прибрежной гальке, Саша.
- Железный человек, - соглашается Леша, - смотреть на него - и то холодно.
Паштет из оленьей печенки, поданный мною к завтраку, имел большой успех. Кроме него и, разумеется, чая, была горячая рисовая каша и жаркое из оленины (как и все полевики, основательно мы едим утром и вечером, причем еда непременно должна быть горячей), Константин Иванович слегка переусердствовал с едой, а потому после завтрака прилег было на часик отдохнуть. Однако уже через десять минут он волевым усилием поднял свое могучее тело с постели:
- Нет, спать после завтрака - это не вариант! - и, быстро собравшись, отправился в маршрут, прихватив с собой и Сашу.
А мы с Лешей, подкачав резиновую лодку, отправились проверять заново поставленные вчера сети. Улов оказался превосходным: восемнадцать отличных рыбин (все до одной живые!) - чиры, муксуны, гольцы и сиги - более двух пудов деликатесной рыбы. Но весь улов сидел в наших старых сетях, а в замечательной семидесятке лениво шевелил плавниками лишь один здоровенный (килограммов, должно быть, на семь) налим.
- В прошлом году у нас в поле на Верхоянском хребте этих налимов было до пропасти, - говорит Леша. - Конечно, рыба эта сорная, и мы из нее только печенку брали, а саму ее ели, когда уже никакой другой рыбы не было, а рабочий наш Коля, главный рыбак, звал налима знаете как?
- Как?
- Нельмин муж. "Ну, чего там, - спрашивали мы, бывало, у него, - нельма?" - "Нет, - отвечает, - нельмин муж".
Когда я распорол налима, чтобы достать его знаменитую печенку (максу, как зовут ее якуты), меня ждало еще одно разочарование: рыба была больная - вся печень ее напрочь была изъедена какими-то гадкими червяками. Пришлось и самого налима, и его печень выбросить, к вящей радости чаек и песцов.
В полдень встал наконец Петька. Бродит он по лагерю голодный, холодный, грязный и несчастный. С большим трудом, угрожая насилием, удалось заставить его умыться и почистить зубы. Сперва я не хотел давать ему горячей еды, но потом сжалился и заново раскочегарил примус, чтобы разогреть чай, кашу и жаркое.
- Вот что, дорогой, - строго сказал я ему при этом, - давай кончать с этим полуденным подъемом. Если я каждый день тебе специально завтрак разогревать буду, нам бензину до конца поля ни за что не хватит. Отныне, значит, так: проспал завтрак - или ешь его холодным, или жди обеда или даже ужина.
Тем временем мелкий дождь перешел в хороший ливень, и буквально за пару часов вновь наполнился водой наш ручеек да и все колодцы тоже. А вода все продолжала прибывать. Пришлось нам заняться ирригационными работами: прокопать канал для отвода воды от палатки и насыпать из мелкого галечника небольшую дамбочку.
Поскольку погода стоит очень холодная и очень мокрая, печь топим не переставая (тяга у нас с каждым днем становится все лучше и лучше, и вот сегодня дыма в палатке практически нет). Перед тем как забраться в спальные мешки, набили печь углем так, чтобы большую часть "ночи" было тепло. Однако среди ночи неожиданно поднялся сильный ветер и напрочь вырвал нам трубу. Константин Иваныч с Лешей, выскочив из своих постелей, голые (но в брезентовых верхонках), выломали печь из галечного фундамента и выбросили ее, раскаленную и полную красных углей, на улицу в ручей. А что, вполне могли бы мы либо сжечь наш дом (то есть палатку), либо попросту угореть.
2 августа
Я по обыкновению встал рано, чтобы приготовить завтрак, а остальные члены нашего отряда все еще нежатся в своих меховых спальных мешках: сегодня очень холодно.
- Леша, - кричит Саша, - ты намедни говорил, что тебе тема для диссертации нужна. Могу предложить. Причем задаром - помни мою доброту.
- Давай, - соглашается Леша.
- Исследование длины "хыха" на Таймыре в зависимости от разных обстоятельств.
- Замечательная тема, - соглашается Константин Иванович, вылезает из мешка и резко выдыхает.
"Хых" летит через всю палатку. А Константин Иванович, как обычно, надевает свой тулуп и валенки и идет к озеру делать зарядку и купаться.
Константин Иванович с Лешей ушли в маршрут, а мы втроем (сегодня Петька, на удивление, поднялся вместе со всеми) занялись сборкой "Романтика", разборной легкой металлической лодочки. Из нее и двух резиновых лодок мы сделаем тримаран и на нем от истока Нижней Таймыры с работой поплывем вниз по течению дней через пять-десять, когда Константин Иванович даст на то соответствующую команду. Целый день, время от времени согреваясь горячим чаем, собирали мы эту лодку и таки собрали ее, несмотря на все мучения с крепежными болтами (они категорически не желали подходить к положенным отверстиям), причем Петька показал хорошие столярно-слесарные способности, за что и был поощрен юридическим начальником отряда (то есть Сашей) - Петьке позволили выстрелить в воздух из ружья.
Вечером состоялся наш второй сеанс связи, и вновь он был успешным: нас хорошо слышали, и мы хорошо слышали игарского радиста. Сообщили о том, что наша заявка в Хатангский авиаотряд составлена неправильно, и у нас могут возникнуть осложнения при снятии отряда с поля. Иван Филиппович, специально приглашенный радистом, заверил нас, что примет все меры, и попросил ни о чем не беспокоиться.
Глубокой ночью в очень сильный ветер и холод на резиновой лодке отправились мы проверять сети. Намучились ужасно, промокли до нитки, продрогли до синевы, оторвали один груз (конец сети теперь просто болтается в воде, и ветром его непременно скатает в комок), а поймали всего две рыбины: сижка да муксунка, недомерков.
- Нет, ребята, это не вариант, - сказал Константин Иванович, - в такую погоду сети больше не проверяем. Жизнь дороже рыбы. Заведомо.
За ужином опять ужасно объелись.
3 августа
Сегодня всем отрядом, включая даже Петьку, отправляемся в маршрут.
- А как же вы говорили, что лагерь без присмотра оставлять нельзя? - хитро прищурившись, спрашивает Петька Константина Ивановича.
- Один разик ничего, попробуем, - отвечает тот.
И вот мы всем отрядом бредем кочковатой, пропитанной вчерашним дождиком тундрой к предгорьям Бырранга, к тому месту, где из распадка между довольно-таки крутыми холмами вытекает ручей Скалистый (я уже, помнится, писал в своих записках, что в Бырранга и их предгорьях нет ни нганасанских, ни долганских, ни ненецких названий - сюда, на северный берег Таймырского озера, националы никогда не заходили, считая, что именно тут располагается ад, а вот геологи, топографы и геодезисты, разумеется, бывали и дали ручьям, речушкам и горам свои названия). По дороге Петька, прыгавший с кочки на кочку, умудрился пару раз шлепнуться в грязь и вымазался, как нечистая сила, но это его, впрочем, нисколько не расстроило. Саша же, провалившись ниже колена в лемминговую нору, чертыхается вовсю:
- Нет, надо перед бухгалтерией ребром вопрос ставить: этот район просто леммингоопасный, за это надо надбавки и коэффициенты к зарплате беспощадно поднимать. Есть же районы лавиноопасные, селеопасные, полярные и всякие прочие, почему бы не быть и леммингоопасным?
- Я полагаю, коэффициент в одну и восемь десятых будет вполне оправданным, - соглашается Леша, - а то что же это такое: идешь по тундре, а они кругом снуют... Да и нор вон сколько нарыли.
В подтверждение его слов из-под сапога Константина Ивановича выскочил маленький толстозадый зверек, испуганно пискнул и скрылся в норе.
По долине Скалистого ручья, как по трубе, дует сильный холодный ветер, пронизывающий до костей, да и от ледяного ручья несет холодом (вот только теперь я понял, сколько тепла приносит нам озеро), так что мы стараемся все время интенсивно двигаться. Скоро нам начинают открываться удивительной красоты картины, которые, наверное, увидишь только здесь, в высоких широтах Арктики (да, может, еще и в горах): дикие ущелья, на крутых поворотах которых ветер образует почти видимые вихри; причудливые ледяные и фирновые снежники; ледяные мостики над ручьями; живописные скалы, покрытые мхами и лишайниками, и даже, как ни странно, кое-какие растения и грибы (эти встречаются ближе к озеру). Я накопал большой пробный брезентовый мешок золотого корня, насобирал с полведра грибов (дождевиков и сыроежек). Геологи разбрелись по распадкам и колотят свои камни (мы с Петькой используемся просто как тягловая сила). Правда, Константин Иванович пытается Петьке кое-что рассказывать, возбуждая интерес к осмысленной работе. Однако того интересует в нашем походе совсем другое: он носится по крутым склонам и распадкам, рискуя сломать себе шею, катается на заду со снежников, орет во всю глотку от восторга - словом, вовсю наслаждается жизнью. Пару раз он попытался залезть по довольно отвесной скале на вершину горы (у Петьки первый разряд по спортивному скалолазанию), но тут уж Константин Иванович рассердился не на шутку:
- Вот что, дорогой, тут у нас работа, а не дом отдыха. Случись что с тобой, Саша под суд пойдет, да и нам все работы сворачивать придется, чтобы тебя, поросенка, спасать. Ну-ка, сейчас же слезай со скалы, и чтобы я тебя больше там не видел!
- Да ну, подумаешь, - хнычет Петька, - я и не по таким скалам лазил. Мы вон на соревнованиях...
- Кончай рассуждать! - рявкнул Саша и, схватив камень, запустил им в Петьку. - Дома с мамой торговаться будешь! А то сейчас сниму с тебя штаны да всыплю по первое число!..
- Уж так и всыплешь... - пробубнил Петька себе под нос и слез со скалы.
На обратном пути увидели мы на снежнике следы полярного волка.
- Смотрите, - сказал Константин Иванович, - когда мы сюда шли, этих следов не было. За нами идет...
- Зачем? - в испуге вытаращил глаза Петька.
- Сожрать тебя мечтает, - хихикнул Саша, - да больно уж у тебя шея грязная, боюсь, волк побрезгует.
- Правда, что ль? - обратился Петька к Константину Ивановичу.
- Да нет, - засмеялся тот, - я думаю, он сожрал за нами остатки того оленя, что я шлепнул. Ну и рассчитывает еще полакомиться.
Уже неподалеку от выхода с предгорий к пологой приозерной тундре увидели мы высоко на скале укрытое со всех сторон камнями и устланное мхом гнездо канюков (полярных коршунов) с уже довольно крупными птенцами. Петька тотчас собрался лезть вверх.
- Тебе что сказали! - вновь рявкнул Саша.
- Да я только птенцов потрогаю - и назад!
- А вот это уже вдвойне опасно, - наставительно сказал Константин Иванович. - И вообще ни к чему: чего зазря птицу тревожить.
- Так она же хищник, все живое тут истребляет - сами говорили...
- А это не твое дело, кто кого в природе истребляет, - сказал я. - Тоже мне Господь Бог нашелся: этих караю, потому как они - твари хорошие, а этих милую. Брысь!
На равнинной тундре, совсем недалеко от нашего лагеря, у Петьки из-под ног выпорхнула куропатка, отлетела совсем недалеко и спряталась в кочкарнике.
- Бегом в лагерь! - закричал Петька. - Хватаем ружье и на охоту! Куропатки стаями живут. Сейчас такого мяса добудем - пальчики оближете!
- Ну, во-первых, куропатки сейчас еще с птенцами, - урезонил его я.
- Во-вторых, попробуй-ка, найди ее потом в этом кочкарнике, - добавил Леша.
- В-третьих же, у нас оленины полно, зачем нам куропатка. Оленина-то вкусней, - поставил точку Саша.
- Неужели вкусней? - усомнился Петька.
- Вкусней, вкусней, - успокоил я его. Вечером за ужином опять страшно объелись.
- Нет, - сказал Константин Иванович, отдуваясь перед сном, - это не вариант. Нельзя так наедаться на ночь. Завтра устраиваем разгрузочный день.
4 августа
Как и следовало ожидать, никакой особенной разгрузки не получилось: завтракали как обычно, плотно.
С утра потеплело, полный штиль, пасмурно, накрапывает дождичек. Тем не менее в маршрут геологи пошли. А мы с Петькой остались возиться с сетями. В том, что сеть-сороковку, у которой мы позавчера оторвали один якорь, волнами и ветром скатает в ком, сомневаться не приходилось; а вот что то же самое произойдет и с толстой нашей семидесяткой, у которой при этом и наплава и грузила уцелели, было для нас полной и, признаться, неприятной неожиданностью. В тридцатьпятке (это единственная сеть, которая стояла нормально) сидел один маленький сижок, причем у самого края, почти на веревке. Обе пострадавшие сети вытащили на берег и целый день распутывали их, однако ставить не стали: я решил их заново и получше снарядить.
В небе над нами открылось большое движение: сперва на север прошел краснохвостый "ИЛ-14" с белым медведем на фюзеляже - ледовый разведчик, потом пропыхтел трудяга "АН-2" и сразу же следом - голубой кузнечик "МИ-8", тот самый, что забрасывал нас сюда.
- Видать, на реку Шренк пошел, - солидно сказал Петька (других мест вниз по Нижней Таймыре он не знает). - Помнишь, топографы говорили, что в устье реки Шренк у них большой лагерь стоит?
А к вечеру серенький нудный дождичек вдруг превратился в ливень. Да какой! Перед нами вновь стала проблема спасения палатки от наводнения. Бросив сети, энергично занялись ирригационными работами, а для начала я велел побросать топоры, геологические молотки - словом, все, что имеет деревянные ручки, в ручей. Петька выполнил эту работу с видимым удовольствием: бросать в воду разные предметы ему очень понравилось.
Наши геологи вернулись из маршрута довольно рано насквозь мокрые, но сразу же кинулись помогать нам в ирригационных работах, ибо было очевидно, что вдвоем с Петькой нам не управиться.
- Чем думали, - бухтит Саша, - когда палатку в самом низком месте ставили? Что имели в виду?
- Известно что, - сказал я, пожав плечами, - искали самое затишное место. Помнишь, какой ледяной ветрище был, когда мы прилетели сюда?
- А самое затишное место оказалось к тому же и самым мокрым, - ехидно заметил Петька.
- Нет, пусть уж лучше мокро, чем ветрено, - сказал Константин Иванович. - Конечно, неприятно ходить мокрым, но здешние ветра - это, я вам доложу, особенное испытание. Мало того что мерзнешь от них сильнее, чем от мороза, но это еще и опасно, потому как и палатку изорвать в куски может, несмотря на прочный каркас...
- Что и бывало у нас на мысе Цветкова, - вставил я.
- И дым от печки загнать в палатку... - продолжил Константин Иванович.
- Что бывает у нас сплошь и рядом, - добавил Леша.
- А ведь бывали случаи, когда ветер просто бросал стенку палатки на горящую печку, и в считанные секунды люди оставались в Арктике без дома. Считай, что голые... Но есть у здешних ветров еще одна особенность: нагоняют они на человека такую страшную тоску, что начинает щемить сердце, голову схватывает словно железным обручем, и хочется выть, рвать на себе волосы и кататься по земле. Бывали такие случаи в Арктике, бывали неоднократно...
- Да, - солидно согласился Петька, - Арктика не для слабаков.
- Ну конечно, - поддержал его Саша, - а исключительно для таких героев, как ты, Петька.
- А что, - сказал я, пожав плечами, - вот газета "Комсомольская правда" снарядила экспедицию, которая взялась пересечь страну от Чукотки до Мурманска. Нашли героев где-то в Свердловске и отправили на собачьих упряжках в это путешествие. С проводниками...
- Вот именно, - сказал Константин Иванович, - то есть с теми, кто всю жизнь в этих местах живет и, таким образом, по мнению газеты и ее читателей, ежедневно совершает подвиг. Смешно...
- А между тем, - продолжал я, - в этих самых местах работали и работают десятки отрядов геологов, геодезистов, топографов, биологов, да мало ли еще кого. И никакими героями они себя не ощущают - работают, только и всего. А эти, видишь ли, проехались из края в край - и уже герои; всего-то проехались, а те-то, прочие, работают, дело делают.
5 августа
С утра дует свирепый северный ветер ("землячок") и, как ни странно, моросит дождик (обычно при северном ветре дождя не бывает - либо вообще сухо, либо летит с неба ледяная пыль). Очень не хочется вылезать из спальных мешков. Лежа в постели, Леша сделал небольшое научное открытие; "хых" стал распускаться вширь. Тем не менее в маршрут геологи пошли.
Мы же с Петькой целый день готовили праздничный ужин - сегодня день моего рождения, мне стукнуло сорок шесть лет. Я приготовил рыбу под майонезом, оленью грудинку под соусом тар-тар и олений же окорок в пряном соусе. Вообще соусы - это высший пилотаж (если мне позволят так выразиться) кулинарии. Впоследствии, будучи в Соединенных Штатах Америки, посетил я один замечательный китайский ресторан. И нам сказали там, что все кушанья готовят "обычные" (это их термин) повара, а вот соусы приезжает раз в неделю готовить какой-то легендарный китаец-кулинар. И именно благодаря ему и этим его соусам ресторан и считается знаменитым.