- Уж больно сильно в нынешнем годе у нас рыбнадзор лютует, - сокрушается Виктор Терентьевич, накалывая ломтик янтарного гольца, - меня на прошлой неделе, однако, тыщи на четыре нагрели. Понагнали этого рыбнадзору, не поверите, аж из самого Гурьева, вот откуда! Один перелет сколько стоил!
- Да ведь здешний-то рыбнадзор вам, поди, друг, товарищ и брат за столько-то лет, а? - засмеялся Лев Васильевич и похлопал хозяина по плечу.
- Ну, мы столько раз их выручали и транспортом, и горючкой, и запчастями...
- Погодите, - удивился я. - Какой же рыбнадзор кого и как может поймать на этих безбрежных просторах?
- Никого на точках-то, конечно, не поймаешь, да и дорого это: никакими штрафами расходов не перекрыть, - согласился Виктор Терентьевич. - Да они никуда и не летают, сидят здесь, в Хатанге, и просто встречают отряды, возвращающиеся с поля.
Проверяют содержимое вертолетов да знай себе штрафы выписывают...
- Особенно когда отряды с рыбных мест летят: с Ленивой, с Усть-Таймыра, с устья Шренка, с Гольцовой... - перечислял опытный Лев Васильевич.
- Нет, с Гольцовой встречать отряды бесполезно, - махнул рукой геолог из Севморгео, - там лучшие рыбные улова высший генералитет уже лет десять как облюбовал, на военных вертолетах маршалов да ихних сынков возят туда рыбачить. Бывал я в тех местах - все у них там по высшему разряду оборудовано и даже специальная рота солдат эту рыбалку обслуживает. И что удивительно, десять лет выгребают оттуда гольцов, да каких - пуда по два, по три да поболее, а все равно река не скудеет...
- А чего ей скудеть? - пожал плечами Виктор Терентьевич. - Химию в воду там не льют, нерестилища не гадят, а простой рыбалкой Таймыр так просто не разоришь.
- Тем более ловят-то сетями, - встрял молчавший до того топограф, - а сеть для рыбы вещь безвредная и, главное, калибровочная: если ячея крупная, рыба сквозь нее свободно идет, а если, наоборот, слишком мелкая, рыба от нее, как от стенки отскакивает. А запутывается только та, что точно по размеру...
- Но не дай бог сеть ту упустить - вот тогда уже она погибель всему живому, что в реке, что в озере... - задумчиво сказал геолог из ВСЕГЕИ. - Рыба, та, что в нее попалась, сдохнув, начинает разлагаться и, пожирая кислород из воды, убивать в округе все, что дышит. И этот плавучий гроб носится в воде, набиваясь до отказа все новыми и новыми жертвами.
- Не-ет, - решительно сказал Петька, - уж мы-то на озере ни за что сетей терять не будем.
- Смотри, дорогой, - усмехнулся геолог из ВСЕГЕИ, - на тебя только и надежда.
Когда мы вернулись в наше общежитие, то никого из нашего отряда там не застали: все ушли в местный дом культуры смотреть боевик "Среди коршунов" (что-то про индейцев). Не дожидаясь их, улеглись спать: завтра рано вставать, завтра вылет, завтра будет, скорее всего, большой и трудный день.
Стоит все та же теплынь, но поднялся хороший ветерок, и все комары исчезли.
28 июля
Как и следовало ожидать, поднявшийся вчера ввечеру ветер принес непогоду: резко похолодало, низкие тучи закрыли все небо, из облаков сыплется наземь мелкая водяная пыль, дует резкий сильный и промозглый ветер.
Встали очень рано - в половине шестого. Константин Иванович сбегал в аэропорт и узнал, что рейс для нас будет выполняться в восемь утра - погода на пределе, надо быстрее вылетать, пока она не испортилась окончательно. Сегодня, как ни странно, протрезвел шофер. Он сам в семь утра вышел во двор и уселся на приступочку своего грузовичка, ожидая нашей команды. Быстро, в два приема, перевезли наше снаряжение в аэропорт и сразу же начали грузить вертолет "МИ-8" (сейчас в авиаотряде старичков "МИ-4", возивших нас на Тулай-Киряке-Тас, уже не осталось). Петька в вертолете полетит первый раз в жизни, и все ему там ужасно интересно.
Летели очень долго - часов около трех. Ветер сильно раскачивал машину, да и лететь пришлось довольно низко - плотные ватные облака, укутавшие все небо, прижимали нас к земле. Страшновато и весьма неуютно.
И вот оно под нами - великое озеро Таймыр. Я уже писал, что во многом аналогично оно великому Байкалу: так же с юга, запада и востока впадает в него неисчислимое количество рек, речушек и ручейков; так же подпирает гигантскую массу воды горная система: здесь это горы Бырранга (аспидно-черные со снежными прожилками скалы, которые мы видели с вершин Тулай-Киряки-Тас, и совершенно соглашались тогда с повериями нганасан, что именно там, в Бырранга, расположен ад - ладно, нынче и посмотрим); так же вытекает из этого великого озера одна-единственная река - могучая Нижняя Таймыра; так же чисты и вкусны воды грандиозного водоема; так же кишат они рыбой, птицей и зверем (деликатеснейшими, между прочим!); так же царят здесь красота и величие. Есть, впрочем, и много различий: вокруг Байкала стоит тайга, в воду смотрятся могучие сосны и кедры, здесь же - тундра, ни деревца, ни кустика, только мхи, да и то не везде, а чаще - лишайники; на Байкале часто бывают тишь и безветрие (за исключением, правда, тех случаев, когда налетают всякие там баргузины и прочие экзотические ветра), здесь же почти всегда волнение, в таймырские воды, как в зеркало, не поглядишься. Впрочем, хватит сравнений - наш вертолет уже уселся на галечную косу по правому берегу залива Нестора Кулика. Летчики торопят нас с выгрузкой и сами помогают: погода продолжает портиться, и они торопятся домой.
И вот мы остались одни. Первое и главное наше дело - поставить дом (палатку, и непременно с печкой). Затем по возможности - разобрать и укрыть все снаряжение. И поскорее приготовить ужин (непременно горячий и чаю, огненного чаю!). Если останутся время и силы, неплохо бы поставить сеть (хотя бы одну), а для этого надо разыскать ее в наших баулах и тюках, и вместе с нею -- резиновую лодку, надуть ее (слава богу, сеть я снарядил еще в Хатанге), придумать якорьки и, главное, выставить снасть в этакий ветрище.
Палатку (всего одну) ставили более двух часов под сильным ветром и намучились страшно. Место выбрали низкое, за двумя пологими буграми, чтобы не так чувствовались эти выматывающие всю душу ветра. Низина эта в некотором смысле рукотворная: лет, должно быть, пять-семь назад работали здесь на вездеходах какие-то отряды, и вездеходный след, размываясь водами, опускался все ниже и ниже к каменному основанию тундры, вот и образовалась эта низинка, по которой бежит теперь бойкий и довольно полноводный ручеек (мне это удобно: не нужно далеко ходить за водой). В крыше нашей палатки вырезана большая квадратная дыра - в ней мы закрепили кусок жести, сквозь который будет торчать труба железной печечки. Саму же печь установили на основание из крупного галечника и прочно прикрепили проволочными растяжками к деревянному каркасу палатки. Петька попробовал затопить ее, сунув пару щепок, но дым почему-то пошел не на улицу, а в палатку, и отопительный эксперимент пришлось отложить: сперва все установим, а уже потом займемся печкой. По периметру нашей большой семиместной брезентовой палатки поставили пять раскладушек (моя - у самого выхода, рядом с печкой), на них положили надувные матрацы, поверх - спальные мешки. Посреди палатки, рядом с центральным столбом, поставили раскладной стол и раскладные же стулья. Рядом со своей кроватью я расставил мешки и ящики с обиходными продуктами.
- А что, палатку всего одну ставить будем? - спросил я.
- Одну, сейчас, дай бог, только устроиться, сейчас не до роскоши, а там видно будет, может, и еще одну поставим, - сказал Константин Иванович. - Кстати, - обратился он к Саше, - у нас еще палатки есть?
- По-моему, есть у нас еще одна маленькая, двухместная, - пожал плечами Саша, - а может, и нет, не помню.
- Неуютно без запасной палатки-то, - поежился я. - Не дай бог, случится что, все-таки не в Крыму.
- А что может случиться? - поинтересовался Петька.
- Там увидишь, - пообещал Саша.
Сети все-таки поставили, и даже две: сороковку и тридцатытятку (это размер ячеи), использовав в качестве якорей бутылки с прибрежным песком. Ставить сети в такой ветер было почти подвигом. Поставили их поначалу очень неудачно, а когда выравнивали, то увидели, что в дели уже сидят пять рыбин (два чира и три сижка).
29 июля
Константин Иванович отправился в свой первый маршрут, хотя в лагере полно дел, большинство которых просто неотложные (вот как не терпится ему дорваться до работы!). Мне тоже не терпится проверить сети: уж если при постановке влетело туда пять красавцев, то сколько же их сейчас там? Ветер тем временем чуточку стих и дует теперь прямо с севера. Сразу здорово похолодало. Петька ходит грустный и нахохлившийся: тоскует. Мы с Лешей отправились проверять сети. Леша сел на весла, я выпутываю рыбу (вода очень холодна, но мои руки холодной воды не боятся). Поймали совсем неплохо - двенадцать рыбин (это, пожалуй, побольше пуда), большинство из которых чиры.
Я сварил на примусе ухи, нажарил чиров в кляре (нежнейшая получилась горячая закуска), сделал согудай из сигов и даже пару муксунов пустил на малосол.
За обедом Саша рассказал историю, полную драматизма, случившуюся с одним отрядом из ВСЕГЕИ в прошлом сезоне здесь же, на Таймыре.
- Работали они на правом берегу Малахай-Тари, неподалеку от устья ее, то есть приблизительно вот в этих самых местах, - пояснил он в основном Петьке, - только по южному берегу озера. Забрасывались, разумеется, из Хатанги. Люди бывалые, в высоких широтах не в первый раз, а потому учли все до последней мелочи...
- Здесь вам не Крым и даже не Нарым, - вспомнил я любимую присказку Натальи Ивановны.
- Точно, - подтвердил рассказчик. - Ну, забросились они в наилучшем виде, стали лагерь обустраивать и вдруг - батюшки-светы! - видят, что огромный рюкзак, в котором была вся, повторяю, абсолютно вся посуда, они забыли в аэропорту. Лежал он, родимец, в сторонке, да так там лежать и остался. Что прикажете делать? В тайге-то хоть деревянных ложек можно было бы понаделать, деревянных тарелок и всего такого прочего, а здесь? Были у них, правда, с собой два охотничьих ножа, и это все! На целых полтора, а может, и все два месяца. Ни чайника, ни кастрюли, ни кружки, ни тарелки - ничего! Хоть в пригоршнях чай да суп вари. Поставили они антенну, развернули рацию, а она не работает. Бились, бились да и бросили...
- Ну и что? - вытаращил глаза Петька. - Пешком назад в Хатангу пошли или весь сезон сырьем питались?
- Да нет, - пожал плечами Саша. - Первым делом сели и успокоились. Подождали, пока первый шок пройдет...
- Вот это правильно, - заметил я. - Первое правило, ежели заблудился в тайге или в тундре: сядь и переобуйся, то есть успокойся и приди в себя.
- Ну да... Потом выкатили пятикилограммовую банку сгущенки, открыли ее и сели всем отрядом есть. Непростая, между прочим, задача - втроем за раз сожрать пять килограммов сгущенки...
- Подумаешь, - сказал Петька, - с такой задачей я бы легко справился.
- Не скажи, - засмеялся Леша, - я раз на спор в общаге пять банок сгущенки съел, так меня чуть-чуть не вырвало.
- Ну вот, - продолжал Саша, - съели они сгущенку: какая-никакая кастрюлька, считай, уже есть. Потом вскрыли три банки тушенки, в новенькой кастрюльке заварили похлебку - вот у них уже и по кружке на брата... Так потихоньку-помаленьку весь сезон и отработали с божьей помощью... Так-то, Петька, в поле ничего забывать нельзя: каждую минуту предельная собранность и аккуратность. Иначе...
- А кто в Красноярском аэропорту карабин чуть не забыл, Пушкин? - ехидно сощурился Леша.
- Ну, было дело, - смутился Саша. - Так ведь вспомнил же...
- Вспомнил, - ухмыльнулся Леша, - после того, как я тебе про него напомнил. А ведь это не кастрюльки, а нарезное оружие.
После обеда часа четыре мучились мы с печкой: дым категорически не желал идти в трубу, а шел в палатку. Чего только мы не делали: меняли местами колена труб, горящей бумагой выжигали сажу и ржавчину из печки и из трубы, ножной помпой (от резиновой лодки) устраивали дополнительную тягу - ничего не помогало. Перепачкались в саже и золе, как черти; глаза у всех слезились от дыма; нас беспрерывно бил кашель, но мы продолжали трудиться, ибо понимали, что без печки тут не выжить. Наконец кое-какая тяга появилась, но все-таки большая часть дыма по-прежнему лезла в палатку.
Вечером пришел из маршрута Константин Иванович и принес мне подарков, да каких диковинных: золотого корня и даже грибов-сыроежек. Вот тебе и Бырранга!
- Не в Бырранга тут дело, а в озере. Вон какая махина тепла, я имею в виду воду озера, градусов семь-восемь есть, а это уже немало, - говорил Константин Иванович, стаскивая сапоги. - Растет эта благодать только у самого берега, а чуть дальше и чуть выше уже льды да снега. И обнажения открыты у озера лучше, - это уже он говорил, обращаясь к Леше и Саше. - И разрезики, я вам доложу, просто конфетки.
- А завтра вы опять в маршрут пойдете или нам помогать будете устраиваться? - спросил Петька.
- Нет вопроса, - с полным ртом ответил Константин Иванович, - конечно, в маршрут пойду. - И, спохватившись, добавил: - Вы уж тут без меня пока обойдитесь, ладно? Мне нужно быстренько обежать ближние склоны и план работ наметить.
- А мы с Сашей? - спросил Леша.
- Завтра работайте в лагере. Послезавтра начнем втроем, а может, и вчетвером, - сказал Константин Иванович, покосившись на Петьку. - Кстати, что это за еда такая обольстительная, - спросил он, отправляя в рот кусок золотистой рыбины.
- Ничего обольстительного, - пожал я плечами, - всего-навсего чир в пикантном кляре.
30 июля
Константин Иванович с утра опять ушел в маршрут, а у нас опять начались мучения с печкой.
Часа через два мы с удивлением увидели, что он возвращается.
- Берите рюкзаки, ножи, топор, - улыбаясь, сказал Константин Иванович, - я оленя добыл.
- Далеко отсюда? - быстро спросил Леша.
- Нет, километра три, не больше.
- Ура! - закричал Петька. - Идем за добычей!
- А ты останешься в лагере, - остудил его пыл Константин Иванович. - Негоже лагерь без присмотра оставлять.
- Да от кого его тут сторожить? - захныкал Петька.
- Мало ли чего, береженого бог бережет.
Красавец бык (побольше центнера весом) пяти лет от роду (судя по отросткам на рогах) лежал на бережке ручейка в небольшом распадке и широко раскрытыми остекленевшими глазами смотрел в небо, затянутое тучами. В два ножа мы с Константином Ивановичем освежевали его; я топором расчленил тушу, предварительно отрубив голову (хоть и говорят гурманы, что голова копытного - самый лакомый кусок, и на пиршествах у националов ее подают почетному гостю, мы голову всегда выбрасывали, вырезав только язык, слишком много с нею хлопот). Из потрохов взяли только печенку и сердце, все остальное оставили на разживу песцам, канюкам, чайкам и леммингам. Можно, конечно, было бы взять с собою и кишки (делать колбасу), и желудок, да отмывать все это, возиться и, главное, тащить в лагерь три километра страшно неохота. Выбросили также и ноги: выделывать камус нет у нас ни времени, ни возможностей, а варить холодец из лыток - и подавно.
С тяжеленными окровавленными рюкзаками (в каждом побольше пуда) побрели в лагерь. Идти и налегке по тундре не так-то просто, а тут частенько приходилось проваливаться по самое колено (особенно когда под ногой оказывалась леммингова нора); в одном же месте пришлось переходить бойкий и довольно полноводный ручей по ледяному мосту, оставшемуся еще с зимы. К счастью, обошлось без эксцессов, и добычу мы донесли в лагерь благополучно.
Вечером я жарил оленье седло, а ребята тем временем разворачивали рацию. Я уже говорил как-то, что истинная вырезка - это та мышца, которая не несет никакой нагрузки: та, что придерживает брюшину, и вот эта, лежащая в ложбинке между хребтиной и основаниями ребер. Вот из этого нежнейшего мяса я и состряпал жаркое. Затем, взяв в помощники Петьку, повесил вялиться огромные куски оленины (окорока и грудинку) под ледяные таймырские ветра. Так испокон веку консервируют тут мясо без крупинки соли. Главное - чтобы до образования черной, как гуталин, корочки на мясо не попало ни капли воды, ни луча солнца. Никаких мух здесь, слава богу, нет (а там, где они есть, мясо и рыбу надо смазать слабым раствором уксуса - на него не сядет никакое насекомое), и наши враги лишь дождь и яркое солнце. Мы прикатили две здоровенные пустые железные бочки (этого добра по всей Арктике полным-полно), положили на них кусок доски, оставшейся от каркаса (мы брали дерево с таким расчетом, что часть его уйдет на растопку), и на веревках вывесили нашу добычу. Погода для этой акции ну просто заказная: холодно, пасмурно, сухо.
Забегая вперед, скажу, что уже к концу следующих суток все мясо у нас покрылось ровной черной плотной коркой без единой трещинки. И когда один такой окорок мы с Петькой привезли домой, в Новосибирск (а лететь нам пришлось более двух суток по жаре более двадцати пяти градусов), мясо нисколько не пострадало. Когда же мы разрезали его, то под этой защитной корочкой ("мясо забыгало", говорят в Сибири) было оно розовое, нежное и практически парное. Мало того, и сама эта асфальтно-черная корка, пропущенная через мясорубку, превратилась в замечательный фарш.
Но вернемся к нам в лагерь, на берег залива Нестора Кулика.
Вечером был у нас праздничный ужин с водкой. Во-первых, отметили мы прибытие ("обмыли лагерь", как сказал Саша); во-вторых, обмыли первого оленя; в-третьих, выпили за то, чтобы это наше поле было удачным (в смысле геологическом). Вместе с огромной миской жареного мяса выставил я на стол малосольных муксунов. Однако Петька наотрез отказался их есть: его не устроил внешний вид рыб, и никакие уговоры не помогли.
Ветер между тем набирает силу. Что же, нам это только на пользу: мясо лучше забыгает. Не переусердствовал бы этот ветер: не повалил бы нам палатку и не сорвал бы сети.
31 июля
Ветер разыгрался не на шутку. Правда, палатка наша выстояла (печь ночью мы не топили и потому не боялись за нее), а вот сетей наших нет. Наши несерьезные якорьки (напомню, бутылки с песком) их конечно же не удержали. К счастью, ветер был прижимной, и наши сети, скатав в большой грязный ком, попросту выбросило на берег (а в сетях сидели два муксуна и два сига). Целый день мы с Петькой под ледяным ветром распутывали эти наши снасти (все наши геологи ушли в маршрут).
- Это еще, спасибо, ветер был прижимной, - говорю я, - а то сорвало бы наши снасти и унесло в открытое озеро: только бы мы их и видели...
- И превратило бы в плавучие гробы, - добавил Петька, - помнишь, что мужики у топографов рассказывали?
- Ну, из наших-то сетей навряд ли гроб получился бы, - сказал я, - эвон в какой ком их скатало. А вот без сетей да без рыбы остались бы мы за милую душу. Правда, есть у нас еще одна сеть - семидесятка. Если успеем, снарядим и ее да выставим подальше в озеро. В нее-то должна крупная рыба пойти.
С сетями промучились мы целый день, но распутали и разобрали их, практически ничего не потеряв. Затем взяли шесть здоровенных пробных брезентовых мешков (емкостью почти с ведро каждый), набили их песком и крепко-накрепко завязали: вышли прекрасные грузила.