- Места у вас благодатные: на десятки километров тянутся болота и озёра. Однако разводится ондатра плохо. А всё потому, что мы сейчас только берём, а ничего не даём ей. Ценный зверёк гибнет от весенних половодий, летом и осенью - от пересыхания водоёмов, зимой - от наледей. Страна же ждёт от нас всё больше и больше пушнины. Вы правильно сделали, начав работы по переселению ондатры, по улучшению кормовых угодий, и это надо продолжать. Но это ещё не всё. Я изучил ваши промысловые угодья и решил… Вот смотрите… - Руководители ондатрового хозяйства придвинулись к столу и склонились над схемой.
- Это Карагол - полноводное и большое озеро, а это, - Лаврушин водил по схеме тупым концом карандаша, - от него идут во все стороны лучи займищ. Если у выхода из Карагола поставить плотину со шлюзом, а на мелких водоёмах устроить каналы, соединив ими все плеса и озёра, то тогда можно будет регулировать уровень воды. Все вредные влияния природы, таким образом, будут ликвидированы. К этому добавить систематические биотехнические мероприятия, селекцию… И тогда… тогда, друзья мои, у вас будет передовое и мощное ондатровое хозяйство. Тогда вы ежегодно будете черпать из Карагола и его отног, как вы их называете, огромное количество мягкого золота.
- Вот здорово! - воскликнул восхищённо Прокопьев. - Я тоже когда-то об этом мечтал. Да вот…
- И не только это обещает Карагол в перспективе. - продолжал Лаврушин. - Ваши водоёмы станут прекрасным местом для рыбоводства, появится масса дичи. А ликвидация заболоченности приведёт к тому, что колхозы по берегам займищ будут косить хорошие травы для скота. И вы, Афанасий Васильевич, сможете осуществить тогда свои замыслы по разведению новых пород зверей. Как ваше мнение?..
Прокопьев, Жаворонков и Валентина Михайловна долго обсуждали проект Лаврушина.
- Я за этот проект, - сказал Прокопьев, только надо учесть и опыт устройства гнездовых валов по зеркалу озера, как это предложил Жаворонков. Это намного удешевит работы.
- А что это за гнездовые валы? - заинтересовался Лаврушин.
- Об этом он лучше сам расскажет, заметил Прокопьев.
- Во время спасения ондатры от наводнения, - сказал Жаворонков. - стало трудно устанавливать камышовые снопы, ветер сшибал их. Мы с Благининым и стали соображать, чем бы их заменить. И придумали гнездовые валы. В дно озера мы вбили восемь свай в виде крадрата, получился каркас, внутрь которого мы уложили куски сплавин высотой полтора метра. А если сваи ещё скрепить проволокой, то получится довольно прочное сооружение. На таком валу ондатра будет устраивать себе не только гнёзда, но и спасаться от наводнения.
Лаврушин внимательно слушал Афанасия Васильевича, одобрительно покачивая головой.
- Интересно, очень интересно. Обязательно напишите об этом в журнал, а мы порекомендуем промхозам устраивать такие валы на всех водоёмах.
Валентина Михайловна также высказала одобрение проекта.
- Всё это хорошо, - заметил Прокопьев Только кто это делать будет? У нас сил не хватит. Мы, конечно, и в дальнейшем будем производить переселение ондатры, подсадку трав, займёмся сооружением гнездовых валов, а это…
- Об этом не беспокойтесь, - перебил его Лаврушин. Я заеду в ваш райком партии и райисполком, затем буду в области, расскажу о проекте. Если они найдут его целесообразным - поддержат, представим проект в министерство. Я уверен, что наши предложения будут приняты, сюда пришлют машины, выделят средства…
- Хорошо бы! - мечтательно вздохнул Прокопьев.
- Через пару деньков я уеду, - сказал профессор, - но вы, друзья мои, продолжайте начатое дело. О нём я расскажу в центральной печати. С вас возьмут пример другие ондатровые хозяйства. Это даст толчок дальнейшему развитию звероводства. А к вам я буду часто приезжать…
- Обязательно, Вениамин Петрович. Теперь не отступимся! - заверил Прокопьев.
Через два дня промысловики проводили профессора
* * *
Свадьбу решили устроить у Валентины, на звероферме.
Охотники знали об этом и потихоньку от молодых к ней готовились. В районный центр были отряжены Борис Клушин и Ермолаич. Они закупили подарки.
Тимофей Шнурков заговорщически шептал промысловикам:
- Как поедут молодые до Валентининой избы, станем посередине дороги и полыхнём из ружей. Лошадь на зыбки, а мы им: "Извольте выкуп, от нас жениха берёте".
- Да ведь это старый обычай, возражали ему охотники.
- Что же, может и старый, да так принято, - уговаривал Тимофей. - И не в выкупе дело, а чтобы честь отдать.
Но молодые поехали не на лошади, как предполагал Тимофей, а на мотоцикле, незадолго до этого приобретённом Иваном. Мотоцикл быстро катил по уже просохшей просёлочной дороге, за рулём - Иван, сзади, придерживаясь за него. - Валентина. Зайнутдинов, наблюдавший с гривы за дорогой, бегом сбежал к охотникам, расположившимся на склоне.
- Едут!
- Готовься, ребятки! - скомандовал Тимофей.
Машина спускалась уже по склону, когда впереди выросла стенка из охотников. Они подняли ружья кверху и дали залп, гулко раскатившийся по степи. Благинин крутнул руль, и мотоцикл, обогнув промысловиков, проскочил мимо, выбрасывая из выхлопной трубы пучок дыма. Валентина, полуобернувшись, приветливо помахала рукой.
- Ну, что? - засмеялся Клушин, поглядывая на Шнуркова. - Конь на дыбки, а мы: извольте…
- Да-а, - вздохнул Тимофей. - Ничего не поделаешь, это машина… К дыбкам не привычная. Но честь Ивану отдали.
- Да ведь и Валентина тоже из нашего коллектива, - заметил Ермолаич. - И ей салют положен.
- Пли! - обрадованно выкрикнул Тимофей.
Ещё один залп нарушил степную тишину.
Охотники приехали на звероферму на двух бричках. Как было принято, в гривы лошадей вплели голубые и алые ленты, под дугой подвесили медные колокольцы. С шумом и смехом промысловики въехали в широко распахнутые ворота. На крыльце их встретили Иван с Валентиной. Оба по-праздничному одеты. Иван - в темносинем шерстяном костюме, в белой с расшитым воротником косоворотке, в петлице - подснежник. Валентина в белом шёлковом платье. С губ не сходит довольная улыбка. У крыльца полукругом девушки - работницы зверофермы, в праздничных сарафанах, на головах венки, сплетённые из подснежников, кукушкиных слёзок и медуницы. Анна Переверзева, зоотехник, высокая и статная, во всей фигуре которой ещё остались следы девичьей красоты, выступила вперёд и нараспев проговорила:
- Милости просим, гости дорогие!..
Охотники соскочили с бричек. Афанасии Васильевич подошёл к молодым, а за ним Тимофей Шнурков, держа на вытянутых руках красивую шкурку лисы, жёлтую с огненным отливом.
Пожимая руки Валентине Михайловне и Ивану, Жаворонков проговорил:
- По поручению нашего коллектива поздравляю молодых и желаю счастья. Мир да любовь!
- А это от нас главный подарок, - добавил Тимофей и набросил на плечи Валентины лисий мех. Лиса добыта нашим стахановцем Салимом Зайнутдиновым. Носите на здоровье, Валентина Михайловна! А остальные подарки позвольте сложить в избе…
Борис Клушин привычно накинул ремень от баяна на плечо и тронул лады. Грянул туш. Девушки образовали стенку, вдоль которой пошли в дом промысловики, неся в руках подарки, и задорно запели свадебную песню:
Нe по саду-садику,
Зелёному винограднику
Катались два яблочка…
Два, садовых и медовых.
Два, наливчатых и рассыпчатых.
Как во первом яблочке Иван Петрович,
Во втором яблочке Валентина Михайловна..
Михаил Степанович - отец невесты, недавно демобилизовавшийся из армии, и Анна Переверзева ввели молодых в дом и посадили на видное место за столом. За ними со смехом и шутками вбежали девушки.
В двух комнатах на столах, покрытых скатертями, закуски, вина.
- Прошу к столу, гости дорогие, пригласил Михаил Степанович. - Чем богаты, тем и рады.
- Не прибедняйся, Михаил Степанович, заметил Ермолаич. - Дочь - умница, жених - работящий. Двенадцать тысяч за сезон заработал. Чем не богаты!
- Да это я так, по старинке, - засмущался Михаил Степанович.
Гости задвигали стульями, подсаживаясь к столу. Тимофей прошёл поближе к молодым и сел рядом с Благининым.
- Не дожил, отец твой, Пётр Трифонович, до этого дня. Рад был бы старик, - сказал он, обращаясь к Ивану, - Теперь я посажённым отцом буду.
- А ты никак, Тимофей Никанорыч, уже заранее хватанул? - заметил Жаворонков, присаживаясь рядом.
Шнурков сощурился.
- Кто праздничку рад, тот накануне пьян. А почему?..
Для ясности я вам расскажу одну присказку, - ответил Тимофей и, не дожидаясь согласия, продолжил: Спугнули охотники зимой медведя из берлоги. Вылез Мишка, похудевший, голодный, пошёл по лесу искать, чем бы поживиться. Ходил-ходил, ничего не нашёл. Отправился на озеро и там на льду нашёл куропатку. Замёрзла, бедная, нахохлилась и сидит. Медведь её в лапы. А куропатка этак ему ласково: "Ну как ты, Миша, есть меня будешь такую: холодную, замёрзшую. Ты отпусти-ка на лёд, я потанцую и отогреюсь. Тебе горяченькую приятно будет меня скушать". "И то верно", - думает Мишка и отпускает. Та прыгает по льду, ганцы изображая, а медведь ходит вокруг да спрашивает: "Скоро?" "Скоро", - отвечает. Прыгала, прыгала куропатка, отогрелась. Р-р-раз! - и улетела. Мишка почесал в затылке, стукнул со злости себя лапой по голове и выругался: "Ну, на кой чёрт медведю нужны были танцы?!" Иван Петрович тоже всё ходил вокруг невесты, боясь объясниться. Я тогда ещё и не знал, кто она. Потеряет, думаю, девку, как тот медведь куропатку, упустит. Предупреждал его. Ан, нет, смотрю, удержал. Вот и хватанул с радости рюмашечку, не дождавшись свадьбы.
Когда все расселись, Михаил Степанович поднялся, расправил плечи и, приглаживая рукой редкие волосы, кашлянул для порядка:
- Ну, что ж, гости дорогие, выпьем за молодых. Пусть живут в радости и дружбе!
Гости под перезвон рюмок заговорили.
- И чтоб охотничьей гордости не теряли!
- И детишек бы полон дом имели!
- Горько!.. - вдруг выкрикнул Тимофей и запричитал: - Ой, горько!.. ой, горько!..
Эти слова напомнили Благинину те горькие минуты (а их было немало!), которые он пережил со дня неожиданной встречи с Валентиной: мелкие чувства ревности, потери возможного счастья, униженного самим своего достоинства. Как хорошо, что всё это осталось позади! Как хорошо, что они теперь с Валентиной навсегда вместе, и это традиционное "Горько!" зачёркивает все прошлые сомнения и открывает новые страницы ещё неизведанной, но, несомненно, большой настоящей жизни.
- Целуйтесь! - подтолкнула Ивана Анна Переверзева.
Иван, смущаясь, обнял Валентину, - у ней зарумянились щёки.
- Не робей! - подбодрил молодых Михаил Степанович.
- Ну что ж, коли народ требует… - тихо сказал Благинин и, ещё более смущаясь, поцеловал Валентину.
После второй рюмки между гостями пошёл хмельной говорок. Из общего гомона выделялись отрывочные фразы:
- Давай, Тимофей, ещё чокнемся. Крепче ноги будут, а то и не спляшем.
- Э-э, ещё и вприсядку тряхнём.
- Как работаем, так и гуляем, всегда с задором!
- Охотники - народ боевой!..
- В степи вспоены, в степи вскормлены. Простор любим.
- А у меня двойная радость, - говорил Михаилу Степановичу Жаворонков. Семья прибавилась. Аннушка сына родила.
- Пушник будет?
- Может быть.
- Выпьем по такому поводу.
- За всех пушников!
- Завидую я вам, молодым, - выкладывал свои мыс ли дед Нестер собравшейся вокруг него молодёжи. - Хорошая жизнь у вас, не такая, как у нас была. Куда мы, туда и нужда с нами, неразлучная наша сестренница Промышляешь-промышляешь, а в кармане вечно дыра, зато скупщики богатели. Вот и искали все охотники голубого зайца. Слух такой ходил между нами: живёт в степи голубой заяц, кто добудет его, тому во всём удача будет. Покойничек Иннокентий Демьяныч Икорушкин натолкнулся как-то на него, целую неделю по колкам гонял, измучился, исхудал, не выдержал и прибег к нам на стан Помогайте, говорит, не могу голубого зайца загнать. Мы на лыжи да за ним. Убили всё-таки этого зайца. И что вы думаете?.. Никакой он не голубой, а видно где-то лес горел, он и опалился. А Иннокентий и подумал, что что тот заяц, что удачу с собой носит. Так никто его и не добыл. Тяжело жилось, вот и выдумывали всякое…
Настя Прохорова, примостившись на кушетке, звонким голосом запела:
Лучше нету того цвету.
Когда яблоня цветёт…
Девушки дружно подхватили:
Лучше нету той минуты,
Когда милая идёт.
Мужские голоса взяли верх:
Как увижу, как услышу,
Всё во мне заговорит;
Вся душа моя пылает.
Вся душа во мне горит…
Ещё не успели смолкнуть последние слова песни, как Борис Клушин, растянув до отказа меха баяна, с высокой ноты взял сибирскую плясовую: "Подгорную".
С грохотом сдвигаются столы, образуется круг, и зверовод Паша Маслова, маленькая, курносая, начинает выбивать каблучками лакированных туфель дробь, подпевая
Где-то, где-то заиграли,
Где-то затальянили.
Нам ребята не по нраву,
Только место заняли..
Тимофей опрокинул в рот рюмку водки и ворвался в круг прошёлся, притопывая, под запевку:
Земляничка - ягодка.
Мне не двадцать два годка,
Мне всего семнадцать лет,
А от девчат проходу нет.
Девчата засмеялись, а Тимофей, не обращая на это внимания, прихлопывая ладошками по коленям, заметался, закрутился по кругу в такт баяну. Зинаида Власьевна, повар зверокухни, толстая и грузная, не утерпела и пошла за Тимофеем, отстукивая каблучками. Шнурков свистнул, подпрыгнул кверху, широко расставив в сторону ноги, и, едва коснувшись носками пола, заходил вокруг неё вприсядку.
Стонут под тяжестью пляшущих половицы, гремят на столе опорожнённые бутылки, перезваниваясь с рюмками.
Благинин смотрит на веселящихся людей, и ему самому хочется пойти в пляс, да считает неудобным оставить Валентину одну. Вдруг кто-то крикнул:
- Жениха и невесту на круг!
Иван с Валентиной вышли из-за стола, взялись за руки и под звуки баяна, выводящего "Выйду ль, выйду ль я на реченьку", медленно заскользили по кругу. В этот миг Ивану казалось, что они плывут в неведомую, но счастливую даль…
Глава двадцать третья
Сентябрь. Открытие нового охотничьего сезона. После четырёхмесячного перерыва снова собрались промысловики в избушку, выходящую своими светлыми окнами на камышовую отногу глубоководного озера Карагол. Снова традиционный костёр, свежая уха, приготовленная дедом Нестером, новые охотничьи рассказы Тимофея Шнуркова Новый план, новые обязательства! Теперь уже быстринцы решили соревноваться за два сезонных задания. Промысел Благинина в минувшем году показал, что такое обязательство реально, тем более, что весенняя работа по переселению ондатры дала свои результаты. Заведующий участком Благинин не выезжал с Карагола и летом, наблюдая за зверьками, подсчитывая их запасы, и составленные им после этого графики облова угодий говорят сами за себя. Ондатра прижилась на новых водоёмах и дала хорошее потомство.
Добыча с первых же дней пошла успешно. Особенно много пушнины стали давать новые водоёмы. Оправдалась закономерность, установленная учёными, что в течение первых лет на новых заселённых водоёмах происходит интенсивный рост поголовья ондатры, тем более, когда улучшаются кормовые условия.
Тимофей, Ермолаич. Салим и другие с первых же дней стали далеко перекрывать задания. Филька Гахов дни проводил на промысле, а по вечерам уходил в село Рямовое, где он учился в восьмом классе школы сельской молодёжи. В школе он не отставал от лучших учащихся, на промысле - от передовых охотников.
О Лаврушине ничего нс было слышно. Он как уехал, так и молчит, словно в воду канул. Но охотники не забыли о нём, часто вспоминают его задушевные беседы, рассуждают о его проекте преобразования охотничьих угодий. Когда приезжал на участок Жаворонков, кто-нибудь из промысловиков обязательно спрашивал, не написал ли чего профессор, но тот обычно отвечал: "Нет ещё, но напишет. Обязательно напишет. Дел у него сейчас много. Наверное, всё ещё проектом занят, вот и молчит".
Как-то в середине сентября к быстринцам приехал директор промхоза Прокопьев. Он ознакомился с положением дел на участке и, довольный, сказал Благинину:
- Собирай вечерком, Иван Петрович, охотников в красном уголке, радостную весть привёз. Да пошли за Валентиной Михайловной, она тоже нужна.
К вечеру все охотники были в сборе. Они шумно расселись за столиками в красном уголке в ожидании, что скажет директор. А Прокопьев, с каким-то торжеством осмотрел каждого охотника, не торопясь вытащил Из бокового кармана темносиней гимнастёрки какую-то бумажку, внимательно её прочитал, открыл перед собой коробочку (а что в ней, промысловикам не видно) и только тогда сказал:
- Получена телеграмма от министра. Я зачту вам её. "Директору Вагинского промхоза Прокопьеву, секретарю парторганизации Жаворонкову.
Поздравляю вас и ваш коллектив охотников с успехами в работе. Благодарю за проявленную инициативу в разведении ондатры. Выражаю уверенность, что ваш промхоз будет образцовым государственным хозяйством…"
Громкими аплодисментами ответили промысловики на приветствие министра. Было такое впечатление, будто много птиц выпорхнуло из рук охотников и они, взмыв вверх, заполнили комнату хлопаньем крыльев.
- Погодите, ещё не всё, - поднял руку Прокопьев, успокаивая охотников, и, выждав, когда шум смолк, продолжал:
- "Награждаю передовых людей промхоза значком "Отличник охотничьего промысла". Прокопьева… Ну, это меня значит…
Снова взрыв аплодисментов. Кто-то крикнул: "Правильно!"
- "Тимофея Никанорыча Шнуркова"… Получай, Никанорыч!
Тимофей подошёл к столу, на ходу одёргивая гимнастёрку.
Прокопьев крепко пожал руку охотнику, вытащил из коробочки значок и нацепил ему на грудь.
Затем директор вручает значки Благинину, Жаворонкову, Валентине Михайловне, Ермолаичу. Когда же зачитывает фамилию Салима, тот бледнеет, подходит к столу и беззвучно шепчет:
- А Салимке за что? Нет, Салимке нельзя значок. Он большую вину имеет…
- Получай, Салим! - весело хлопает его по плечу Сергей Селивёрстович. - Ты заслужил значок отличника хорошей работой, и от нас тебе ещё спасибо за обучение новой группы промысловиков. А про случай с лосем забудь, мы уже твоей вины не помним.
- Спасибо, от всего сердца спасибо! - говорит Салим и радостно смеётся, то и дело посматривая на значок и ласково поглаживая его рукой.
Когда первое волнение, вызванное награждением охотников, улеглось, Прокопьев достал из кармана письмо и протянул его Благинину.
- А это письмо от Вениамина Петровича. Не забыл нас учёный.
- Читай вслух! - выкрикнул Тимофей.
- Читай!.. - поддержали его охотники.
Благинин торопливо разорвал конверт и в наступившей тишине прочёл:
- "Шлю привет всем промысловикам участка и пожелание успехов в работе. Особый привет Тимофею Никаноровичу. Прошу извинения, что задержался с письмом. Был очень занят, пришлось ещё поработать над проектом. И теперь хочу порадовать вас, проект утверждён. С весны начнутся у вас работы…"