В течении следующих 7 - 10 дней я делаю примерно одно и то же. Три раза в день я приношу лошади корм и воду, и примерно 10 минут общаюсь с ней, приручая. Я добиваюсь, чтобы она воспринимала меня как другую лошадь. Одновременно я мысленно фиксирую звуки и знаки, которые это животное использует для передачи каждого из 47-ми сообщений. Правда, в ежедневном общении она будет активно использовать только около 30. Знаком того, что первая стадия приручения пройдена, служит высунутая навстречу мне голова моей подопечной и возмущенное требование "Где мой чертов завтрак!", когда я утром вхожу в конюшню. И если меня отпихивают от кормушки, куда я положил еду, со словами "Прочь с дороги, неповоротливый чурбан, не видишь, я умираю с голоду!", я понимаю, что теперь я - свой друг-лошадь, меня понимают и полностью мне доверяют. Кроме того, к этому времени я уже достаточно хорошо изучил темперамент и характер лошади. Я уже знаю, с кем мне придется иметь дело. То ли это нервное, пугливое животное, требующее массу терпения и постоянной поддержки; то ли это безмятежное послушное создание, которое всеми силами будет стремиться к спокойной жизни; то ли доминирующая личность и сильный характер. Мои действия на следующем этапе приручения обусловлены существующей диспозицией. С нервной лошадью, требующей постоянной поддержки, придется двигаться вперед медленно и аккуратно, проявлять массу терпения, постоянно хвалить и говорить комплименты. С послушной лошадкой все обстоит тоже более или менее просто. Но один раз в пяти или восьми случаях вы встречаете очень сильный, доминирующий характер, который необходимо дисциплинировать. Самый первый шаг - это показать, что именно я здесь вожак табуна, я тот, кто руководит всеми. Усваивание этого сообщения занимает некоторое время, особенно, если лошадь занимала в табуне главенствующее положение, и привыкла командовать, а не подчиняться командам. Но это тоже не слишком тяжело, если вы не пожалеете времени и терпения, и воспользуетесь лошадиным языком и методами для установления дисциплины.
Как поддерживается дисциплина в табуне очень хорошо видно на примере группы лошадей, идущей по дороге. Главная лошадь (чаще всего кобыла) идет впереди всех.
Если кто-то пытается выйти вперед, или просто подойти ближе, вожак поворачивает голову, угрожая ощеренными зубами. Заложенные назад уши означают: "А ну-ка назад, нахал!"
Если нарушитель не внял предупреждению и не оставил своих попыток, босс ударяет его зубами. Если и этого окажется мало, главная лошадь может укусить наглеца. В случае нарушения кодекса поведения в табуне, наказание бывает быстрым и неотвратимым, инцидент исчерпывается в считанные секунды. Остальные лошади, как правило, на нарушителя не реагируют и продолжают спокойно двигаться в установленном порядке. Итак, если я имею дело с сильным характером, и его обладатель отпихивает меня с дороги со словами: "Пошел прочь, малявка!", я незамедлительно резким движением подношу сжатый кулак к его носу тем же движением, каким главная лошадь поворачивает голову к нарушителю. Увидев кулак, лошадь отпрыгивает в свой угол бокса, высоко поднимает голову и смотрит на меня, как бы спрашивая: "Какого черта ты это сделал?" Когда я положу еду в кормушку, лошадь подойдет совершенно спокойно. Так продолжается два - три дня: утром она встречает меня фразой "Где мой чертов завтрак?", я приношу еду, но при попытке оттолкнуть меня в сторону, выставляю кулак: "Назад, я тут главный!". Этот способ позволяет в течение нескольких дней без какой-либо борьбы или запугивания объяснить лошади, кто вожак табуна, кому надо подчиняться. Совершенно недопустимо, чтобы кулак хоть раз коснулся лошади, так как это только демонстрация угрожающего жеста. Теперь, когда я установил свое доминирующее положение, пора переходить к следующему этапу: посадка в седло и езда.
К нам попадают лошади с разных концов страны. Но основной наш контингент - это лошади, живущие в радиусе 20–50 миль от нашей фермы. Когда их привозят, мы не всегда можем сразу приступить к работе, поэтому начальную стадию мы поручаем одной из наших лошадей. И надо сказать, они делают для нас огромную работу. Все не так плохо, как может показаться. Мы просто помещаем новичка на одно из пастбищ, где уже пасется одна из наших самых спокойных и опытных лошадей, которая и становится учителем для новобранца. Мы их вместе кормим каждый день. Обычно в первый день новая лошадь задает стрекача на другой конец поля, в то время как старая и опытная уверенно рысит к кормушке. Еду мы раскладываем в два ведра, которые ставим примерно в 20 ярдах друг от друга. Пока умная лошадка ест, мы с ней разговариваем, не обращая никакого внимания на истинный предмет нашего интереса. В конце концов, молодой становится интересно, что это старушка лопает с таким удовольствием, но подойти ближе, чем на 20 ярдов она пока не решается. Когда Джек, Тэбби, Иантелла или Ростеллан (любой из них) поедят, мы уходим прочь. Конечно же, Джек сразу направится посмотреть, а что там во втором ведре? Он без колебаний продолжает трапезу, но мы уходим, не обращая внимания. Молодая лошадь непременно подойдет поближе, чтобы понюхать, чего там давали Джеку покушать, а потом ей станет интересно, что он есть сейчас. Через день - два молодая тоже начинает есть из ведра, и мы сразу начинаем с ней разговаривать, так же, как с Джеком. И даже если она все-таки испугается и убежит, то все равно через некоторое время вернется к ведру. Через 7–10 дней мы уже беспрепятственно можем подходить к ведру, тихонько разговаривать с лошадью, обдувать ее дыханием изо рта, порой даже и положить на нее ладонь. К этому моменту я, как правило, становлюсь для лошади членом нашего маленького табуна, которого она воспринимает совершенно нормально.
Примерно через неделю мы начинаем на время кормления приводить этих двух лошадей во двор. Это тоже довольно легко. Моя жена или другой помощник надевает недоуздок на учителя и ведет его. Я подхожу к ученику, беру ведро, из которого он ест, и направляюсь в сторону двора. Если в ведре еще остался корм, ученик бросится за мной. Через достаточно короткое время, когда я поднимаю ведро, в которое он опускает морду, малыш послушно следует за мной. Таким образом, он привыкает следовать за мной без недоуздка.
Два-три дня спустя, я несу ведро не позади себя, а впереди, чтобы лошадь шла не следом за мной, а рядом. Это первый маленький шаг к тому, чтобы научить лошадь ходить рядом, когда моя рука лежит у нее на шее. Когда она привыкнет, то будет следовать за мной, как только я положу руку ей на шею. При этом голова лошади опущена, как бы придавлена моей рукой. После этого очень легко закрепить веревку вокруг шеи лошади и вести ее. Далее, если вы будете ставить ведро на землю и держать над ним недоуздок, то лошадь, опустив морду в ведро, окажется в недоуздке. Очень важно ни разу не вступить в борьбу с лошадью. Всегда во время работы с лошадью я с ней тихо и спокойно разговариваю; если мне удается прикоснуться к лошади, я закрепляю успех, имитируя кончиками пальцев и ладонью прикосновение носа кобылы к жеребенку, стараюсь прислониться к лошади всем телом, придавая ей уверенности, обнимаю рукой поперек спины, имитируя прикосновение шеи и головы дружелюбной лошади. Через неделю наша подопечная привыкает к тому, что еда ждет ее в конюшне. Когда я открываю ворота, она пытается протиснуться мимо меня, чтобы быстрее добраться до еды. Я же иду спокойным шагом и при попытке обогнать меня, показываю кулак, говоря: "А ну-ка назад, ужасная зверюшка!" "Что, черт возьми, с тобой происходит?" - отвечает мне лошадка, резко подавшись назад, подняв голову и включая тормоза. Так мы ходим день или два, пока в его глазах я не стану вожаком, за которым он должен следовать, не пытаясь вырваться вперед. Повторю, что за все время лошадь ни разу не испугалась, не заволновалась, не рассердилась.
Самым большим успехом нашего метода приручения я считаю маленькую кобылку по кличке Спитфайер. Впервые я увидел ее на ярмарке в Лланибитер. К ее ногам жался жеребенок, а следующий уже был в животе. Когда ее вывели на ринг, она попыталась сбежать, бросившись прямо в толпу. После всеобщей суматохи ее поймали и привели обратно. Купил ее мой друг. В течение следующего полугода я видел ее всего несколько раз. Но где-то в конце весны мой друг предложил мне поменять одну из моих лошадей на эту кобылу. Он говорил, что ничего не может поделать с этой мерзавкой, даже не смог поймать ее, чтобы отвести на случку и поклялся продать ее на собачьи консервы, если я не заберу кобылу себе. Я поехал взглянуть на предмет нашего разговора. В ту пору ей было 8 лет, очень миниатюрная, темно-гнедая, с хвостом и гривой серебристого цвета. У нее уже дважды или трижды были жеребята, но сейчас, похоже, она стала бесплодной. Мне не приходилось видеть более изможденного пони такого возраста. Мы ударили по рукам, и в шесть вечера я приехал за покупкой. Это была моя ошибка. Если вам нужно перевезти трудную лошадь, никогда не намечайте это мероприятие на вечер. Такие вещи следует делать с утра, когда впереди еще долгий день. Кобылка паслась на ближнем к двору поле с небольшим табунком пони. Четверо людей с палками встали по сторонам узкого прохода к воротам. Мне это не понравилось, но я промолчал, потому что находился на чужой ферме. Люди встали наизготовку и приготовились к развлечению. К счастью, все прошло довольно гладко. Кобыла с шестью другими пони вошла во двор, а потом ее удалось загнать в денник. Она попыталась удрать, перепрыгнув через 6-футовую стену, но получила затрещину и отступила. Позже я выяснил, что она пять раз сбегала, перепрыгнув такую стену. Также она умудрялась перепрыгивать через железные ворота высотой 4 фута 6 дюймов. Я собственными глазами видел, как однажды она перепрыгнула через рельсы, положенные на столбы высотой 3 фута 6 дюймов, позади которых был откос 10 футов глубиной. Мой друг объяснил, что он пытался загнать ее в денник много раз, и только сейчас у него это получилось. Уверен, что это случилось благодаря тому, что всем пони дали возможность спокойно зайти во двор, а не гнали их. И так как Спитфайер никто не трогал, она спокойно последовала за всеми. Никто не подходил к ней ближе, чем на 20 ярдов. И так как весь табун оказался во дворе, у кобылы не было возможности перепрыгнуть ворота. Затем мы перевели пони из большого двора в малый. Им потребовалось полчаса, чтобы пройти расстояние в 50 ярдов, но мы их не торопили, просто слегка направляли в нужное место. Когда весь табун оказался в большой конюшне, мы стали по одной выпускать лошадей. Трижды Спитфайер пыталась пробиться к двери и вырваться наружу. В конце концов, мы с кобылой остались вдвоем в помещении 18 х 14 футов. Настал момент истины: пора было надевать недоуздок. Я взял недоуздок и, войдя в помещение, направился к пленнице. Она ринулась убегать с непостижимой скоростью. Когда она немного успокоилась, я снова попытался приблизиться, что заставило ее снова пуститься наутек. Но спустя какое-то время ее движения стали медленнее, и я смог подойти и дотронуться до нее кончиками пальцев. Передо мной мелькнули передние копыта и зубы. Мне пришлось стукнуть ее по морде, и кобыла отступила в угол. Я был вынужден вернуться в свой угол и начать все сначала. Минут через 20 я снова смог прикоснуться к ней пальцами, и она снова меня атаковала. Я снова стукнул ее по носу, и мы разошлись по своим углам. Так прошло более двух часов, с нулевым результатом: как только мне удавалось дотронуться до кобылы, она атаковала меня, получала по носу, и мы расходились по углам. Уже темнело, и мне следовало поторопиться. Единственное, что мне оставалось, это взять в руки деревянный щит и прижать лошадь к стене. Я почти преуспел, когда Спитфайер взвилась в воздух и перепрыгнула через щит. Пришлось начать все сначала. Минут через 20 мой маневр все же увенчался успехом, и мне удалось положить на кобылу ладонь. Но как только моя ладонь начала скользить вверх по ее шее, она повернулась и оттяпала мне кусок руки. Пришлось отступить. Как только она почувствовала, что может вырваться, то сразу нырнула под щит, приподняла его головой и улизнула. Мы снова оказались в начальной точке. Не переставая тихо и дружелюбно разговаривать, я снова сумел прижать лошадь к стене. На этот раз мне удалось накинуть на нее недоуздок и закрепить его.
Теперь передо мной встала другая проблема: как ее вывести из денника. Но все оказалось гораздо легче, чем я предполагал. Я закрепил на недоуздке вторую веревку и вывел ее из-за щита, открыл дверь денника и позволил кобыле выбежать под навес вслед за мной. Пока она кружила возле меня под навесом, я постепенно укорачивал веревку. Когда я приблизился, она попыталась атаковать меня передними копытами и зубами, но я увернулся и оказался сбоку. Перехватив веревку так, что моя рука плотно легла под подбородком, я встал вплотную сбоку от лошади, и она стала успокаиваться. Мы с ней шагом кружили по периметру, плотно прижавшись друг к другу, и она постепенно становилась все тише и тише. Потом мы без приключений прошли через двор и вошли в трейлер, где я ее и привязал так, чтобы в случае необходимости суметь быстро отвязать. К счастью, она больше не пыталась меня атаковать, потому что здесь ей могло бы повезти больше. Добравшись до дома, я оставил кобылу на ночь в конюшне.
Я считаю необходимым объяснить, что именно мы с кобылой говорили друг другу. Когда она оказалась в деннике, я смог на ней сконцентрироваться и приступить к обычной процедуре: успокоить ее при помощи голоса и ЭСВ. Почувствовав на себе мои пальцы, она атаковала меня, потому что в прошлом, очевидно, с ней плохо обращались, и она считала, что единственный путь избежать нежелательного контакта - это нападение на любого, кто пытается к ней прикоснуться. Итак, она бросилась на меня, говоря: "Назад, назад, назад, или порву на паззлы!". В ответ она получила от меня по носу, что означало: "Если ты будешь так делать, то я сам порву тебя на паззлы". После этого мы расходились по своим углам, чтобы начать все сначала. Теперь о времени. Если бы я все сделал, как следует, то начал бы работать с кобылой утром. Весь процесс мог бы занять часа три-четыре, но я спокойно добился бы того, чтобы положить ладонь ей на плечо, а затем дело дошло бы и до недоуздка. Но я был ограничен световым днем, а оставить лошадь до утра и затем вернуться к ней, было самым неправильным, что только можно придумать. Пришлось использовать другие методы, которые при нормальных обстоятельствах я не использую.
Всю следующую неделю трижды в день я сам давал кобыле корм и воду, чистил ее, шаг за шагом продвигаясь по пути приручения, пока она не начала полностью доверять мне и чувствовать себя в моем присутствии расслабленно. Она больше не пыталась вместо корма употребить части моего тела. Так мы подошли к следующему этапу: я начал пытаться взнуздать эту лошадь. Так как я в первый раз оставил ее в довольно большом помещении, я не стал переставлять ее в другое место, и она была просто привязана в стойле. Как только я ее отвязал, она начала бегать по помещению, так что у меня голова пошла кругом. В конце концов, она снова оказалась в стойле. Дав ей постоять две-три минуты, я стал приближаться, сохраняя полное спокойствие и расслабленность, чтобы иметь возможность воздействовать с помощью ЭСВ, и успокаивая ее голосом. Дотронувшись пальцами до плеча лошади, я стал продвигать руку так, чтобы она легла вокруг шеи кобылы, после чего надел недоуздок. Достигнув такого успеха, я стал выпускать Спитфайер на ночь пастись с другими лошадьми. Каждый раз процесс возвращения в конюшню занимал массу времени. Даже если по внешнему периметру двора стояли люди, она выбирала самого малорослого и перепрыгивала через него, стремясь на волю. Правда, в течение двух месяцев мы достигли значительного прогресса: Спитфайер научилась спокойно заходить в открытые ворота конюшни. Никаких проблем с верховой ездой она не создавала, буквально с первого раза, как я на нее сел. Кобыла легко подчинялась контролю и управлению с помощью ЭСВ, оказалось, что она - прекрасная верховая лошадь и совершенно фантастический прыгун. Правда, она долго не позволяла дотронуться до копыт, и прошло много времени, пока ее удалось подковать без особых трудностей. Я сумел добиться такого результата только потому, что разговаривал с лошадью на понятном ей языке, и помог ей постепенно избавиться от ненависти, которую она испытывала к людям. В конце концов, Спитфайер очень привязалась ко мне.
Уже следующей зимой она подходила ко мне, когда я выходил на пастбище с ведром овса и шла за мной к конюшне, опустив нос в ведерко. К концу июня лошадка окончательно успокоилась и стала абсолютно послушной, хотя оставалась горячей и имела в запасе достаточно хитростей, так что новички ездить на ней по-прежнему не могли. Я продал Спитфайер молодой супружеской паре, и она им очень пришлась по душе. Все было славно, пока молодая женщина не забеременела. Её муж решил, что ездить на этой кобыле уже не для нее. Так лошадь снова оказалась на ярмарке в Лланибитер. Едва оказавшись на ярмарке, я понял что здесь же находится Спитфайер. Я ее чувствовал. Я прямиком направился к большой конюшне, где и обнаружил мою обожаемую Спитфайер. Я сожалел о том, что продал ее, и не хотел упустить возможности вернуть лошадку обратно. Так она снова оказалась у меня, и сейчас носит жеребенка от англо-арабского жеребца. Надеюсь, ее жеребенок хотя бы наполовину будет также хорош, как его мать. Спитфайер - это тот случай, когда метод приручения стал единственным средством, которое помогло добиться результата. Если бы она не попала к нам, ее, скорее всего, пристрелили бы.