Софи разглядывала возвышающийся перед ними фасад: три этажа, бесчисленное количество окон. Ребуль мог бы спокойно разместить здесь небольшую армию.
- И дом величественный. - Она остановилась и положила ладонь на руку Сэма. Он почувствовал, как она дрожит. - Сэм, я волнуюсь.
Он сжал ее пальцы и рассмеялся:
- Я тоже. Так и должно быть. Когда не волнуешься, то становишься неосторожным и совершаешь ошибки. Послушайте, вы все время держались просто великолепно. Еще одно небольшое усилие - и все кончится. - Он взял ее под руку и повел через сад. - Софи, сейчас ваша очередь действовать. Скажите мне, когда надо начинать снимать, указывайте, что должно попасть в кадр. Машите руками. Топайте ногой. Кричите. Рвите на себе волосы. Словом, изображайте креативного редактора. Уверен, аудитория у вас будет. Та дама из дома наверняка станет присматривать, чтобы мы не помяли ее лавандовую лужайку.
Они пофотографировали на террасе, потом в безупречно подстриженном саду, затем несколько раз сняли вид на море и все это время внимательно следили за солнцем, опускающимся все ниже. В какой-то момент Сэм достал из кармана телефон и сделал вид, что отвечает на звонок.
- Предлог, для того чтобы уйти, - объяснил он Софи. - Наверное, пора в дом. Там я и исчезну. Ну, пожелайте мне удачи.
Они зашли в дом с террасы, пересекли небольшой холл и попали в гостиную. Только дойдя до окна, они сообразили, что в комнате кто-то есть.
- Уверена, что вы сделали отличные фотографии: сегодня такой прелестный вечер. - Домоправительница встала из-за маленького инкрустированного столика, за которым что-то писала, и с улыбкой пошла к ним навстречу.
В эту минуту Сэму меньше всего хотелось видеть ее.
- Рад, что мы вас застали, - сказал он, изобразив ответную улыбку. - Мне только что позвонили, и я должен вернуться в город, но перед уходом мне хотелось бы поблагодарить вас. Софи останется и сделает еще пару снимков.
Домоправительница изобразила на лице одновременно огорчение и понимание.
- Жаль, что вы так спешите. - Она сделала шаг к двери. - Я покажу вам…
- Нет-нет, не беспокойтесь. Я сам найду дорогу. Еще раз спасибо. - Сэм поспешно вышел и закрыл за собой дверь.
Быстрым шагом он пересек парадный вестибюль, заскочил в столовую, на цыпочках прошел мимо обеденного стола на двадцать персон и гобеленовых стульев с высокими спинками, миновал комнатку для официантов и приложил ухо к тяжелой вращающейся двери кухни. Изнутри не доносилось ни звука, только приглушенное гудение холодильников. Он стремительно преодолел первое помещение, сверкающее нержавеющей сталью и медью, а во второй кухне остановился у двери, ведущей вниз, в погреб. Как Сэм и ожидал, она была закрыта. Он взглянул на часы. Шесть пятнадцать. В половине седьмого Софи встретится с Виалем и уведет его в бар отеля.
Приготовившись провести не слишком приятные четверть часа, он открыл дверцу подъемника для бутылок, "немого официанта". Как там говорил Виаль? "Никакой турбулентности, никакой качки. Вино прибывает к столу собранным и спокойным". Сэм надеялся, что так же будет и с ним.
На деле лифт оказался просто длинным и узким ящиком, приводимым в движение вручную, при помощи старомодного блока и веревки. Но сделан он был основательно, мог выдержать вес полдюжины ящиков с вином и был достаточно высоким для того, чтобы их можно было поставить друг на друга. По форме подъемник больше всего напоминал гроб, но Сэм постарался не задерживаться на этой мысли. Он осторожно втиснулся в узкое пространство и вздрогнул, когда под его тяжестью жалобно скрипнул блок; потом закрыл за собой дверцу и перевел дыхание. Темнота слабо пахла пробкой и разлитым вином - наверное, когда-то давно одна из бутылок разбилась во время путешествия наверх. Осторожно перебирая веревку, Сэм начал долгий и медленный спуск, закончившийся мягкой встречей с полом погреба.
Флориан Виаль последний раз заглянул в зеркало, придал усам задорный, изящный изгиб и двинулся в сторону ведущей в дом лестницы, пройдя при этом всего в паре шагов от скрючившегося в подъемнике Сэма. Он с приятным нетерпением ожидал новой встречи с Софи, особенно после того, как по телефону она сообщила, что ее партнер на ней присутствовать не будет. Конечно, он очень приятный молодой человек, но Виаль все-таки предпочитал интимный tête-à-tête с Софи, с которой к тому же можно будет разговаривать на французском - языке, специально созданном для галантной беседы.
Сэм слышал шаги Виаля по плиткам пола и дал ему еще несколько минут на то, чтобы подняться в дом и закрыть за собой дверь. К этому времени он уже начал ощущать легкий приступ клаустрофобии и онемение в ногах. Кроме того, в спину ему уже давно впивался какой-то гвоздь. Но дело было сделано. Теперь погреб принадлежит ему до самого утра, а предстоящая физическая работа будет даже приятной после пытки неподвижностью.
Сэм выбрался наружу, и блок скрипнул еще раз, словно прощаясь. Несколько минут он постоял в темноте, разминая затекшие спину и ноги. Хотя вряд ли кому-нибудь придет в голову заглянуть в погреб, наверное, стоило подождать еще пару часов, перед тем как включать свет и начинать работу. К тому времени весь Марсель будет сидеть за обеденным столом.
Освещая себе дорогу тонким лучом фонарика, Сэм прошел в задний конец погреба, где все было так же, как накануне вечером. У двери стоял гольфмобиль, а рядом с ним громоздились пустые ящики с эмблемой домена Ребуля. Их, конечно, придется заменить на ящики без опознавательных знаков, но для этого у них будет достаточно времени. Он зашел в кабинет Виаля, сел на хозяйское место и положил ноги на хозяйский стол. Филипп ответил после первого же гудка.
- Пока все в порядке, - сообщил Сэм.
- Ты в погребе?
- Я в погребе. Через пару часов начну паковать вино. Давай еще раз все повторим.
- Bon. Когда все вино упаковано, ты звонишь мне. Я жду в машине у Старого порта. Ночью дорога до дворца займет минуты три.
- Хорошо. Я позабочусь, чтобы ворота были открыты. Не забудь выключить фары, когда въедешь в парк. Я стану сигналить тебе фонариком. Ящики будут сложены перед входом в погреб. Погрузим их за пять минут. После этого сматываемся.
- Роджер.
- Какой Роджер?
- Это такое армейское выражение. Слышал по телевизору.
В темноте Сэм закатил глаза. Он и забыл о склонности Филиппа к милитаризму.
- Да, и вот еще что. Сколько времени займет дорога до этой твоей фермы?
- Ну, фургон не слишком скоростная машина, но мы поедем по трассе, так что, думаю, часа полтора, не больше.
- Хорошо. Договорились. Пока.
По мере приближения к финишу, Сэм становился все увереннее. Конечно, что-то могло пойти наперекосяк, такое всегда возможно. Но пока несколько минут ему хотелось побыть оптимистом.
Больше всего надежды внушала полная изоляция погреба от внешнего мира. Здесь не было окон, а потому никто не заметит пробивающийся в щель свет. А благодаря толстым кирпичным стенам и сводам потолка, никто его и не услышит. А главное, сигнализация, как выяснил Сэм во время предыдущих визитов, срабатывала только при попытке проникнуть в погреб, а не выйти из него. Так что электронная защита у Ребуля была не намного лучше, чем у Рота. Надо будет сказать об этом Элене. Она ухватится за возможность сделать адвокату еще одну выволочку за пренебрежение правилами безопасности.
Ненадолго Сэм позволил себе отвлечься от предстоящей работы и помечтать об Элене. Интересно, как она отнесется к его криминальным методам? Скорее всего, просто закроет на них глаза. Это в личном отношении, а в профессиональном у нее могут возникнуть изо всей этой истории небольшие проблемы, и тогда она ему задаст. Но вряд ли это продлится долго. В страховом бизнесе, как и в любом другом, где оперируют крупными суммами, результат оправдывает средства. За спасенные миллионы ему простят любые греки, так уж устроен этот мир.
За этими философскими мыслями Сэм задремал, а когда проснулся, то обнаружил, что уже десять часов и ему пора приниматься за работу. Он встал, протер глаза и нашел выключатель у главного входа. Ночью погреб выглядел больше и таинственнее, чем днем, при солнечном свете, льющемся в распахнутые двери. Сейчас сводчатый потолок тонул в густой тени, а коридоры, скудно освещенные электрическими лампочками, казались бесконечными.
Сэм нагрузил несколько пустых ящиков на гольфмобиль и тронулся вперед по проходу, отделяющему белые вина от красных. Первую остановку он сделал на улице Мервей, где проживали аристократы "Лафит" и "Латур". Достав из кармана список Рота, он разложил его на пассажирском сиденье. "Шато Латур" 1961-го - девяносто восемь бутылок. Он пошел вдоль стеллажа, вглядываясь в графитовые таблички. Вот нужный год. Сэм начал заполнять первый ящик. Винтаж был представлен как минимум тремя сотнями бутылок. Конечно, он не мог знать, какие именно из них принадлежали Роту, но решил, что это не важно. Адвокат жаловаться не станет. Вскоре Сэм развил удобный для работы ритм: доставал по две бутылки со стеллажа, на всякий случай проверял год на каждой этикетке, засовывал в отдельные ячейки в ящике, выпрямлялся и возвращался к полке. Заполнив ящик, он ставил его на специальную платформу гольфмобиля.
Закончив с "Латуром", Сэм взглянул на часы: почти на сотню бутылок у него ушло больше тридцати минут. Такими темпами придется работать часа три плюс время на переезды от полки к полке и к выходу из погреба. Значит, звонить Филиппу он будет где-то между двумя и тремя ночи. Интересно, как удается журналисту сдерживать нетерпение?
"Шато Лафит" 1953-го - семьдесят шесть бутылок. Сгибаясь, разгибаясь и курсируя между стеллажами и гольфмобилем, Сэм вспоминал, что рассказывал об этом вине Виаль. Впрочем, тот много не говорил, а целовал кончики пальцев. Но все-таки кое-что запомнить удалось. Особенно прочно засела в памяти одна тирада, начавшаяся с умеренного "сочетание утонченности и силы, деликатности и уверенности", далее коснувшаяся "изысканного аромата и глубины вкуса" и закончившаяся великолепным крещендо: "такая пышность, мощь, чистота и интенсивность, словно в нем слились лучшие качества всех остальных вин". Все это Виаль цитировал по памяти и на английском. Свое собственное мнение он выразил более сдержанно: "В конце концов, лучшее вино - это то, которое вам нравится".
"Фижак" 1982-го - сто десять бутылок. Укладывая бутылки, Сэм вспоминал шато: каменные колонны, аллея великолепных старых деревьев, посыпанная гравием дорога. Софи рассказывала, что дед нынешнего владельца приезжал в Фижак из Парижа только на один месяц в году, а все остальное время дом стоял закрытым. В такое трудно было поверить. Он покачал головой и взялся за новый ящик. Ему пришло в голову, что эта работа чем-то похожа на упаковку золотых слитков. На сколько долларов золота он уже погрузил? На миллион, на два?
"Петрюс" 1970-го - сорок восемь бутылок, пять магнумов. Один из них был на фотографии в "Лос-Анджелес таймс". Интересно, какой именно? И кто показал эту статью Ребулю? Кто спланировал и осуществил ограбление? Надо отдать ему должное, сработано профессионально. Даже сдержанный Букман высоко оценил мастерство исполнителя. Жаль, что нельзя будет как-нибудь посидеть с Ребулем за бокалом вина, обсудить все подробности и задать несколько вопросов.
"Шато Марго" 1983-го - сто сорок бутылок. И еще один вопрос: кто занимался закупками для Рота? Наверняка человек знающий. Во всей коллекции - ни одной сомнительной бутылки. Все вина высочайшего качества. Еще в Лос-Анджелесе, собирая материал, Сэм поразился тому, как выросла цена на бордо premier cru урожаев восьмидесятых. Между две тысячи первым и две тысячи шестым "Марго" подорожало на пятьдесят восемь процентов, а "Лафит" на сто двадцать три. Неудивительно, что Дэнни Рот рвет и мечет. Во сколько обошлось бы ему сейчас восстановление коллекции?
Ящики становились все тяжелее и тяжелее, а переходы от стеллажей к гольфмобилю вся длиннее. Невыносимо болела спина. Сэм мечтал о массаже и бокале вина.
"Д'Икем" 1975-го - тридцать шесть бутылок. Последние три ящика. Вино, о котором больше всего любят писать винные критики, пытающиеся описать неописуемое. "Богатое, жирное, пышное и мускулистое" - читая подобные описания, Сэм всегда представлял себе не бутылку вина, а женщину с полотна Рубенса. С чувством огромного облегчения он погрузил на платформу последний ящик и повез к выходу. Почти три часа. Выключив свет, Сэм осторожно приоткрыл дверь. После влажной и затхлой атмосферы погреба ночной воздух показался особенно чистым и прохладным, и он немного постоял, глубоко дыша. Впереди, в свете уличных фонарей, чернели прутья закрытых ворот. Какая-то машина проехала мимо парка, взбираясь на гору, и опять наступила тишина. Марсель спал.
Глава двадцать вторая
Звонок Сэма разбудил задремавшего в белом фургоне Филиппа. Вместо приветствия он смачно зевнул в трубку.
- Подъем, - объявил Сэм. - Пора на работу. Не забудь выключить фары, когда въедешь в парк.
Он услышал в трубке звук заработавшего двигателя, потом раздался хриплый голос Филиппа:
- Три минуты, mon général. Захвачу с собой штопор. Конец связи.
Сэм усмехнулся. Когда все закончится, пообещал он себе, надо будет найти какую-нибудь старинную медаль, наполеоновскую например, и вручить ее журналисту в знак признания его заслуг. Самое смешное, что он, возможно, станет ее носить.
Сэм пересек газон и спрятался в тени статуи императрицы Евгении. Сзади темнела спящая громада дворца, освещенная только двумя слабыми фонарями на крыльце, впереди чернел силуэт чугунной решетки. Молча извинившись перед императрицей за бесцеремонность, Сэм запустил руку в складки ее туники и нащупал кнопку, которой юный Доминик открывал ворота. Заслышав звук поднимающейся по дороге машины, он нажал ее, и створки медленно распахнулись. Merci, madame.
Следуя за тонким лучом фонарика, Филипп подъехал к дверям погреба и остановился рядом со штабелем ящиков. Отправляясь в ночную экспедицию, он с ног до головы вырядился в черное и теперь напоминал упитанного ниндзю. Даже лицо было закрыто черной шерстяной маской, модной среди террористов и грабителей банков.
- Я проверял, слежки за мной не было, - гордо доложил он. Когда ящики были погружены, Сэму пришлось деликатно намекнуть, что черная маска может привлечь нежелательное внимание полиции, и Филипп, мужественно скрывая разочарование, стащил ее и бросил на сиденье.
- Merde! Ворота-то закрылись! - воскликнул он, взглянув на бульвар.
- У них автоматический таймер, - объяснил Сэм. - Подберешь меня у статуи.
Они медленно выкатились из ворот, Филипп включил фары, прибавил скорость и свернул в сторону выезда из города.
Сэм полулежал на своем сиденье, чувствуя себя выжатым лимоном. Большая и самая трудная часть работы была сделана. Теперь оставалось только понадежнее спрятать концы, но это будет нетрудно и даже приятно.
- Ты разговаривал с Софи? - спросил он. - У нее все в порядке?
- Очень даже в порядке. Она звонила вечером. Они с Виалем выпили в отеле, а потом он пригласил ее на обед в "Маленькую Ниццу". Отличный ресторан, его шеф только что получил третью мишленовскую звезду. Говорят, он творит чудеса с рыбой. Надо будет как-нибудь туда заглянуть. В общем, она сказала, что отлично проводит время. По-моему, ей нравится Виаль. Я ей пообещал, что, если будут проблемы, позвоню ночью, а если все пройдет хорошо - утром.
Перед выездом на трассу Филипп затормозил у автомата, чтобы заплатить за проезд. Вся широкая, ведущая на север дорога принадлежала им одним.
- Она славная девочка, эта Софи, - продолжил журналист. - Конечно, любит иногда покомандовать, но славная. Я ее раньше не слишком хорошо знал, ну, как бывает между двоюродными. Виделись несколько раз на свадьбах да на похоронах в строго официальной обстановке. В Америке, наверное, то же самое, non?
Но Сэм не ответил. Распластавшись на сиденье и закинув голову назад, он брал реванш за две бессонные ночи. Дальше Филипп ехал молча и в тишине предавался приятным мечтам о том, как поедет в Лос-Анджелес брать интервью у Дэнни Рота. Калифорния влекла и манила его, как и многих французов. Такое удивительное место. Серфингисты, крутые байкеры "Ангелы ада", квадратные помидоры, киты, страшные пожары, оползни, грандиозный прибой, Сан-Франциско, Голливуд - в таком месте может случиться все что угодно. У них ведь даже губернатор из Европы.
В Эксе Филипп свернул с трассы на узкую дорогу, ведущую в Ронье и далее в Люберон. Он уже давно не заглядывал в эти места и теперь был поражен тишиной и безлюдьем, особенно странными после вечного шума и толчеи Марселя. Даже ночь здесь, казалось, была гораздо темнее, чем в городе. Миновав сонные деревушки Кадене и Лормарен, он двинулся вверх по горному серпантину, который, одолев гору, должен был привести его на север Люберона. Дорога была такой узкой, а скалы подступали так близко, что он ехал словно в извилистом туннеле. И темнота сгустилась здесь еще больше. Казалось, на тысячи километров вокруг нет никакого жилья. Неподходящее место для поломок двигателя. Сэм продолжал невозмутимо похрапывать.
Он проснулся, едва не свалившись с сиденья, когда машина свернула с асфальта на избитую проселочную дорогу, ведущую прямо к порогу дома. Филипп выключил двигатель, но оставил гореть фары. Он остановился у старого колодца, от которого осталась только полуразрушенная круглая стена из камня и покореженная металлическая рама со свисающим обрывком ржавой цепи. После долгого чесания затылка и красочных проклятий Филипп все-таки нашел спрятанный под камнем пятнадцатисантиметровый ключ от парадной двери.
Они вошли в дом, и с помощью еще одной порции ругани ему удалось отыскать среди гирлянд паутины электрический щит и рубильник. Пыльная сороковаттная лампочка тускло осветила середину комнаты.
- Voilà! Добро пожаловать в наш фамильный замок, - провозгласил Филипп и, смахнув с носа паутину, похлопал Сэма по плечу. - Хорошо поспал?
- Как дитя.
Сэм в самом деле чувствовал себя на редкость бодрым, как всегда бывало после хорошо сделанной работы. Следом за Филиппом он обошел ряд маленьких, пыльных комнат с низким потолком, совершенно пустых, если не считать старого трехногого стула и задвинутого в угол поцарапанного стола.
- А куда делась мебель?
Филипп остановился в комнатушке, когда-то, видимо, служившей кухней, а сейчас абсолютно голой. Лишь в камине лежало провалившееся в трубу птичье гнездо, да на стене висел выцветший календарь пожарной части Кавайона за 1995 год.
- А, мебель… Тут была пара недурных вещиц. Но стоило положить старушку в гроб, как родственнички явились на грузовике и все вывезли. Странно, что лампочки оставили. Наверное, до сих пор решают, кому что достанется. Но, слава богу, погреб они увезти не могли.
Он толкнул низкую дверцу в углу и щелкнул выключателем, отчего кинулись врассыпную все обитатели погреба.
- Надо будет привезти крысиного яду, а то они сожрут этикетки. Говорят, им нравится старый клей.