Я заметил, что Падди Дойль вместо того, чтобы работать с нами, погрузился в наблюдения за туземцами; хотя он и делал вид, что не обращает внимания на них, но все время выкидывал странные штуки, рассчитанные на то, чтобы возбудить их любопытство, что ему и удалось. Один из дикарей приказал товарищам отойти дальше - вероятно, чтобы было безопаснее, подошел на несколько шагов ближе и стал пристально смотреть на нас. Хотя, по нашим понятиям, он не был красавцем, но, стоя неподвижно, словно статуя, со связкой пяти копий с острыми, блестящими, зазубренными концами в левой руке, он являлся образцом действительно красивого дикаря. Перо цапли, воткнутое в его густые волосы, было продето в ухо, широкий пояс поддерживал очень узкие штаны из меха двуутробки. За поясом был заткнут нож или кинжал из кости или камня; на спину закинут маленький каменный топор. Правая рука была постоянно наготове, чтобы кинуть в нас одно из копий. Его высокая фигура, замечательно пропорционально сложенная, указывала на большую ловкость и проворство.
Падди сделал вид, будто только что увидал его, подвинулся на несколько шагов вперед, снял шляпу и отвесил ему глубокий поклон. Хотя дикаря, наверно, никогда не приветствовали таким образом, он понял, по-видимому, что белый чужестранец желает познакомиться с ним, указал на себя и проговорил:
- Пуллинго.
- С добрым утром, мистер Пуллинго! Надеюсь, что вы совсем здоровы. А как поживают миссис Пуллинго, мистер Пуллинго и все остальные члены вашей семьи? - крикнул Падди.
Дикарь сказал несколько слов довольно музыкальным тоном голоса, но невозможно было понять их значение; точно так же оставалось неизвестным, означало ли слово "Пуллинго" его имя. Как бы то ни было, это прозвище навсегда осталось за ним.
- Вот именно, - сказал Падди, как будто поняв каждое слово дикаря. - А меня зовут Патрик Дойль; я и вот эти мои друзья прибыли сюда, чтобы провести несколько недель, а может быть и больше, в вашей стране. Мы надеемся иметь удовольствие поближе познакомиться с вами.
Тон голоса Падди и его жесты, очевидно, внушили доверие дикарю и показали ему, что у нас не было враждебных намерений. Еще несколько минут он и Дойль простояли, смотря друг на друга; потом дикарь стал медленно отступать, все время оборотясь лицом к нам, дошел до женщины и мальчика и начал разговаривать с ними. Потом все трое встали, и пошли к берегу реки и скрылись за утесом.
Я недолго оставался на берегу; как только лодки разгрузили, мы снова отправились к бригу. Плот был уже почти готов. Но так как в реке начинался отлив, то отец, по совету Меджа, решил не посылать его, а привязать на ночь к лодке. Лодки снова нагрузили и, пока не стемнело, они ходили к берегу и обратно.
Когда они уезжали в последний раз, отец очень неохотно согласился сойти на берег вместе с остальным экипажем.
- Я не побоялся бы остаться на бриге, - заметил он. - Я уверен, что он выдержит, хотя бы нам и не удалось снять его.
Мы перевезли на берег столько провизии, что при бережливости ее могло хватить на несколько месяцев; привезли также оружие, боевые запасы, большую часть одежды, как нашей, так и экипажа, постельное белье и немного домашней утвари; кухонные принадлежности, обеденный и чайный сервизы; ящик с плотничьими инструментами; несколько лопат, заступов и других сельскохозяйственных орудий; тюки с новой парусиной, паруса и разную мелочь. Вообще, мы могли быть довольны количеством спасенных вещей. Еще до наступления темноты мы успели раскинуть несколько палаток. Самая лучшая была приготовлена для матери и Эдит; для других между двумя деревьями протягивалась веревка, на нее накидывался парус, края которого с обеих сторон прикреплялись к земле деревянными колышками.
Отец призвал нескольких матросов и приказал им тотчас же скосить всю траву на косе и вокруг наших палаток.
- Я следую указанию капитана Кука, - заметил он. - Я помню, как ему и его людям едва удалось спастись от гибели, когда дикари во внезапном припадке гнева подожгли траву вокруг его лагеря, откуда только что успели убрать порох и более ценные предметы. Дикари здесь, может быть, будут хорошо относиться к нам; но доверять им нельзя, так как мы не знаем, что может оскорбить их.
До сих пор мы были так заняты, что успели поесть только сухарей и выпить немного вина. Теперь мы развели костер, поставили чайник и котел, чтобы сварить кое-что из привезенной нами провизии. Нанни дала нам молока к чаю; можно было надеяться, что молока у нас будет много, так как травы для Нанни было достаточно.
Отец, не доверяя туземцам, поставил двух часовых на косе и двух других на берегу на случай ночного нападения. Потом мы все разошлись по палаткам, и так как не спали в предыдущую ночь и очень устали от работы, то быстро уснули.
Не знаю, сколько прошло времени, когда я проснулся от страшного раската грома как раз над головой. Я поспешно выбежал из палатки и увидел отца, офицеров и многих из матросов. Дождь лил потоками, ветер с яростью нес воду на берег, заставлял сгибаться высокие деревья. Сначала я испугался, что они полетят на нас, но припомнил форму их листьев и скудную листву и сообразил, что эта опасность не угрожает нам. Как я был счастлив, что отец не остался на бриге! Без сомнения, он разлетится в щепы и весь груз погибнет.
Отец прежде всего подумал о спасении лодок, стоявших в бухте. Сделав это, он спокойно посоветовал всем, кто не сторожил, вернуться в палатки.
- За жизнь нам нечего бояться, - сказал он, - а что касается до брига, то до рассвета мы ничего не можем поделать. Если буря утихнет, и он еще будет держаться, мы отправимся туда; если же погода не изменится, то да будет воля Господня. Мы должны быть благодарны, что остались живы и спасли так много необходимых для нас вещей.
Я был в полусне и потому последовал совету отца, вернулся в палатку и заснул, несмотря на продолжавшуюся бурю.
День уже наступил, когда я проснулся; дождь перестал, но на небе еще ходили тучи. Матросы пробовали развести костер из сырого хвороста и набранных ими листьев, но развести огонь было трудно. Отец ушел с Меджем на вершину утеса, чтобы посмотреть на бриг; но, судя по громкому реву валов, разбивавшихся об отмель и вдоль берега, я не надеялся, чтобы они могли увидеть судно. Буря вскоре прошла, и солнце пробивалось среди туч, несшихся к югу. Я разбудил моих молодых товарищей. Они проспали бурю и очень удивились, увидя сырую землю и услышав громовой рев океана. Палатка матери, устроенная прочно, устояла против бури; впрочем, и другие не пострадали, так как для того, чтобы они были сорваны, нужно было бы вырвать колышки из земли.
Мать и Эдит сидели у палатки, дожидаясь возвращения отца.
- Полная гибель брига сильно огорчит его, - заметила мать, - а у него нет надежды на спасение. Нужно сделать все, чтобы поддержать дух отца и показать ему, что мы довольны своей судьбой. Я чувствую безграничную благодарность к Господу за то, что ваш отец согласился сойти на берег; гибель судна кажется мне сущим пустяком. Я уверена, что тебе и Пирсу удастся уговорить остальных слушаться его приказаний.
- Да, мама; и я уверен, что Гарри сделает то же, - сказал Пирс, - и Томми Пекк, и Дикки Попо; а не послушаются, так мы заставим их слушаться.
Костер удалось развести; завтрак только что поспел, когда показались отец и Медж. Они еще издали покачали головой.
- От брига не осталось и следа, - со вздохом сказал отец. - Надеюсь, мы получим страховку в Сиднее. До последней минуты я надеялся спасти судно и груз. К счастью, мы успели снять хороший запас провизии, пороха и дроби. Я предлагаю поселиться где-нибудь здесь по соседству. Когда мы познакомимся с местными жителями, с природой страны и дикими животными, которые могут служить нам пищей, мы пошлем экспедицию в Сидней. Приобретя известную опытность, мы сравнительно нетрудно доберемся до английских поселений на юге.
Мать была вполне согласна с предложением отца: она находила вполне разумным остаться тут, пока мы не ознакомимся со страной, к тому же она почти столько же боялась долгого путешествия на суше, как и на море. Однако не все наши спутники разделяли это мнение, хотя и не высказались сразу.
Часто бывает, моряки, потерпевшие крушение и очутившиеся на берегу, уже не подчиняются дисциплине. Так было и тут: матросы не были непочтительны, но небрежно исполняли приказания отца. Он был офицером на военном корабле, не привык к порядкам на коммерческих судах и считал, что матросы должны повиноваться на берегу так же, как на корабле. Штурман и его помощник, очевидно, были на стороне матросов, так что из офицеров отец мог положиться только на Меджа. Поэтому они постоянно советовались между собой. Прежде всего нужно было решить вопрос о том, где устроить поселок в том случае, если подчиненные согласятся помочь устройству его. Но когда отец заговорил об этом со штурманом и его помощником, они сразу объявили, что не намерены оставаться тут.
- Видите, капитан Рэйнер, с вами жена и семья, а у нас дело совсем иное, - заметил штурман. - Мы хотим вернуться в свои семьи, к цивилизованной жизни; к чему оставаться здесь, когда у нас есть крепкая лодка, в которой можно легко добраться до Сиднея? Если вы дадите нам лодку, мы решили отправиться, как только разомнем ноги на берегу.
Отец ответил, что подумает; в ответ штурман пробормотал что-то, не долетевшее до нашего слуха.
Я говорил с Меджем об этом.
- Боюсь, что тут ничего не поделать, - заметил он. - Если нам не удастся убедить их остаться, пусть уходят; у нас нет возможности принудить их сделать то, что они не желают. Поэтому остается только положиться на себя. Я уверен, что Томми Пекк и Гарри останутся верны нам; надеюсь, что и боцман, и Падди Дойль, который, по-видимому, очень привязан к нам.
- Я отвечаю за Неда Бертона и еще за двух-трех человек, - сказал я.
- Ну так мы устроимся хорошо и без остальных, - весело сказал Медж. - Прежде всего надо выстроить коттедж для вашей матери и Эдит. Я сказал об этом вашему отцу; он ответил, что будет очень обязан мне, и я решил, что мы сейчас же примемся за дело и покажем, что мы ни в ком не нуждаемся. Я видел у устья реки подходящий строевой лес; если Дойль согласится пойти с нами, мы возьмем с собой топоры и примемся за рубку. Скажите другим; мальчики могут приносить сюда бревна, а ваш отец и Бертон класть их. Может быть, кому-нибудь станет стыдно, и он предложит свои услуги.
Гарри и Том очень обрадовались работе. Мы отправились. Матросы сидели вокруг костра, курили трубки, но не спросили нас, куда мы идем и что намереваемся делать.
Мы скоро дошли до места, где недалеко от берега, под утесами, росло много маленьких пальмовых деревьев с прямыми, чистыми стволами, как раз пригодными для нашей цели. Мы срубили два дерева, и мальчики понесли их, заказав срубить еще пару к тому времени, как они вернутся. Жара была сильная, и, если бы с воды не дул легкий ветерок, я думаю, мы не были бы в состоянии вынести ее. Медж скинул куртку, засучил рукава рубашки и бодро принялся за работу. Дойль сделал то же, и оба срубили по два дерева прежде, чем мне удалось повалить одно. Дойль пошел дальше, а я продолжал работать вблизи Меджа.
Я рубил дерево, как вдруг услышал необычайно громкий крик. Это кричал Медж. Я взглянул на него и, к моему ужасу, увидел его на земле в тисках громадной змеи, которая, высоко подняв голову, казалось, намеревалась всадить в него свои зубы. Топор его упал на землю так, что он не мог защищаться. Я бросился к нему с поднятым топором и, вероятно, привлек внимание змеи, потому что вместо того, чтобы броситься на своего пленника, она повернула голову ко мне. Не попади я, и змея укусила бы нас обоих. Раздумывать было некогда. Я нацелился прямо в голову змеи. К счастью, топор мой был недавно отточен. Одним ударом я снес голову змеи, которая упала рядом с моим другом. Тело ее еще продолжало обвивать Меджа, и мне с трудом удалось оторвать ее. Потом я помог Меджу подняться.
Многие лишились бы чувств при таких обстоятельствах. Медж только встряхнулся, чтобы убедиться, не переломаны ли у него кости, потом поднял топор и сказал:
- Благодарю вас от всего сердца, Годфрей; своим мужеством и присутствием духа вы спасли мне жизнь. Еще бы одно мгновение - и эта тварь впустила бы в меня свои зубы. Надеюсь, что такие змеи не водятся по соседству, а то неприятно будет жить тут.
Когда Дойль и мальчики подошли ближе, они еле поверили тому, что случилось, и убедились только тогда, когда увидели обезглавленную змею.
Прежде чем приняться за дело, мы обыскали все вокруг, чтобы убедиться, нет ли вблизи еще подобных змей, но ничего не нашли. Я никогда больше не видал змеи таких огромных размеров, хотя вообще в этой местности водилось много змей, среди которых встречались и чрезвычайно ядовитые.
Убедившись, что нам не грозит опасность, мы с Меджем снова принялись за рубку деревьев, а другие товарищи сейчас же уносили их в наш лагерь. Мы наказали им, чтобы они ничего не говорили матери и Эдит, которые вообразили бы, что местность наводнена змеями. К вечеру мы нарубили столько деревьев, что наши носильщики не могли перетаскать их в лагерь.
Когда мы вернулись, некоторые матросы помогали отцу и Бертону обтесывать бревна и складывать их. Другие болтались без дела.
Ветер все еще продолжал дуть с моря; прибой был сильный, и потому лодки не могли выйти на поиски груза, который мог быть выброшен в море. Матросам приходилось отложить свою поездку в Сидней.
Не видно было ни Пуллинго, ни кого-либо из туземцев; поэтому мы решили, что местность мало населена. Однако отец все же велел поставить на ночь часовых. Некоторые из матросов заворчали, и отцу и Меджу пришлось не спать всю ночь, чтобы наблюдать за ними.
На следующее утро ветер спал, океан ярко сверкал в лучах солнца, и прибрежное пространство воды было совершенно спокойно. Штурман и его помощник вежливо, но решительно попросили у отца позволения отправиться в баркасе вместе с теми матросами, которые пожелают ехать с ними. Отец указал им на могущие встретиться опасности в случае бури: берега совершенно неизвестны им. Он советовал им сделать некоторые улучшения на судне, но они сказали, что на это потребуется время, а они хотят отправиться немедленно. Тогда отец попросил их проехать вдоль берега к северу, чтобы посмотреть, что осталось от судна и не выбросило ли чего-нибудь на берег.
Штурман согласился, но просил, чтобы с ними поехал отец или Медж.
- Позвольте мне поехать, мистер Рэйнер, - сказал Медж, - а вы останьтесь на берегу с миссис Рэйнер и займитесь постройкой дома.
Я попросился ехать с Меджем в четверке; штурман с шестью матросами отправился на баркасе. С нами были три матроса; остальные, приведенные в хорошее расположение духа обещанием отца дать им баркас, остались с отцом и обещали помочь ему.
Прежде всего мы подплыли к утесу, на который выбросило бриг. Кругом ничего не было видно, кроме нескольких обломков, видневшихся в светлой воде. Они ясно говорили о судьбе несчастного судна.
- Я очень рад, что вашего отца нет с нами, - сказал Медж, - ему было бы страшно тяжело. Теперь посмотрим, не найдем ли чего-нибудь на берегу; я сомневаюсь, чтобы груз могло выбросить так далеко.
Некоторое время мы плыли вдоль берега, но не находили ничего, кроме обломков судна. Люди на баркасе выловили несколько досок для улучшения баркаса, как советовал отец.
Мы только что хотели повернуть лодку, когда я заметил плывущий по воде ящик. Сначала я подумал, что он пуст, но так как Медж заметил, что и пустой ящик может пригодиться, то мы направили лодку к нему. Ящик был довольно большой, и на крышке было написано: "Семена".
- Они могут быть очень ценны, если только не испортились от соленой воды, - заметил Медж. - Ваш отец, вероятно, привез их, чтобы посадить в саду.
Ободренные находкой, мы поплыли дальше и подобрали еще три маленьких ящика и бочонок пива. Штурман также выловил два бочонка и несколько ящиков. Мы сделали еще милю к северу, ничего не найдя; решив, что двигаться дальше бесполезно, мы вернулись на реку.
Медж сообщил все отцу.
- Я так и знал, - со вздохом проговорил он, - но все надеялся, что часть груза выкинет на берег. Впрочем, мы должны быть благодарны и за то, что нашли. Семена действительно ценны для нас, а так как они лежат в жестяной банке с деревянным футляром, то нечего опасаться, чтобы они были испорчены.
В одном из ящиков оказались консервы из фруктов; в другом - вяленые языки, которые не стали хуже оттого, что несколько промокли. Был еще ящик с чаем, также в жестяных банках. Это была приятная прибавка к нашим запасам. Пивом также нельзя было пренебрегать, в особенности если употреблять его умеренно. В ящиках, пойманных штурманом, оказалась также провизия. Выловил он и маленький бочонок с ромом. Отец сказал ему, что он может взять провизии на путешествие, но советовал не брать рома, потому что экипаж мог настоять, чтобы ему выдали большую порцию, чем следовало.
- Я не боюсь этого, - ответил штурман, - я сумею держать их в руках; они немного непослушны теперь, на берегу; а в море будет другое дело.
- Надеюсь, что сумеете, но предупреждаю: будьте осторожны.
Когда матросы узнали, что отец не только не желает удерживать их, но готов помочь им в снаряжении баркаса, настроение их совершенно изменилось.
У нас были нужные инструменты для приведения судна в лучшее состояние. Плотник с помощником прибавили к баркасу лишнюю обшивку, снабдили двумя мачтами и парусами. Недалеко от реки мы нашли чудесный родник, вытекавший из утеса. Трудно было только набрать достаточно бочонков для путешествия. Отец дал две небольшие бочки и посоветовал штурману вылить из бочонка ром и наполнить его водой.
- Нет, благодарю, - ответил он. - Мы можем зайти в любую реку и наполнить бочки; а экипаж будет доволен, если я буду давать им спиртные напитки.
Отец и Медж очень заботились о снаряжении судна всем необходимым для путешествия. Отец дал штурману свою карту, компас, подзорную трубу и квадрант на случай, если они слишком удалятся от земли и пожелают узнать, где находятся. Он написал также письмо купцу в Сиднее, имевшему свои торговые суда, прося его, в случае невозможности путешествия сушей, прислать через три месяца судно, чтобы перевезти нас в Сидней. Он прибавил, что если судна не будет через три месяца, то он поймет, что знающие страну люди считают, что можно безопасно пробраться по суше.
- Можете быть спокойны, сэр, - я передам ваше письмо, - сказал штурман, а помощник его обещался вернуться на судне.
Штурман, его помощник и десять матросов с брига сели в баркас; боцман и два матроса, один из которых был помощник плотника, остались с нами.
Мы дружески простились с нашими бывшими товарищами, моля Бога, чтобы Он дал им благополучное плавание. Медж, следя за тем, как они спускались вниз по реке, мне кажется, невольно сожалел, что не мог отправиться с ними. По крайней мере, я понял это из некоторых его слов. Конечно, на нем, как и на мне, и на Томми, лежала обязанность попробовать вернуться на наш корвет. Но он не мог решиться покинуть моего отца, а я тем более обязан был остаться с ним.
Постройка дома подвигалась, и скоро он должен был быть закончен. Дик Джойнт, плотник, сделал оконную раму для комнаты матери и обещался сделать различные предметы обстановки. Мы свезли на берег стол из каюты, три складных стула и две койки - для матери и Эдит.