Обе они были очень заняты. Эдит сильно страдала от жары. Отец поговаривал о том, чтобы спуститься в равнину, но тогда мы были бы далеко от воды. Кроме того, пришлось бы тащить в гору тяжелые предметы, подвергаться большей опасности в случае нападения туземцев. Да по временам в равнинах бывало еще жарче, чем под утесом у воды.
Эдит думала, что ей стало бы лучше, если бы она могла покататься по реке. Гарри, я, Пирс и Томми предложили ей кататься, когда она вздумает. Лодка была легкая, и двое из нас могли отлично управляться с ней. Поэтому каждый день - иногда два раза - мы делали прогулку к устью реки. Чтобы защитить Эдит от солнца, мы сделали навес на корме и брали с собой подушку, чтобы она могла прилечь.
Коза Нанни, как только видела, что ее госпожа садилась в лодку, сейчас же прыгала вслед за ней; казалось, она считала себя частью экипажа. Том говорил, что она, наверно, скоро научится грести рогами; но когда он попробовал учить ее этому искусству, она воспротивилась и продолжала спокойно лежать рядом с Эдит.
Мы нашли запас крючков для рыбной ловли, сделали лесы и иногда успешно ловили рыбу. Но обыкновенно мы были очень заняты на берегу и развлекались только во время этих прогулок. И тут, впрочем, не все время проходило в безделье. Гарри хотя и занимался рыбной ловлей, но всегда брал книги, чтобы Эдит могла учить его. Под ее руководством он делал гораздо больше успехов, чем на борту "Героини".
В один прекрасный, тихий день Гарри, Томми и я отправились с Эдит на лодке. Пирсу нездоровилось, и он остался дома. Доплыв до наносных песков у устья реки, мы увидели, что океан так спокоен, что решились грести несколько дальше от берега, к рифу, у которого мы один раз наловили хорошей рыбы. Мы бросили якорь в довольно глубокой воде, не подумав о том, как трудно будет вытаскивать его, и поймали много рыбы. Эдит, помогавшая нам вытаскивать рыбу, казалось, веселилась не менее нас, как вдруг пожаловалась на слабость и припала на подушку на корме лодки.
- Это скоро пройдет, - сказала она, - продолжайте свое дело и не обращайте внимания на меня.
Мы все трое закинули удочки и наловили еще рыбы. Гарри вытащил чудесную рыбу и только что обернулся к Эдит, желая показать ей свою добычу, как вдруг закричал:
- Годфрей! Смотри, смотри! Она умерла! О, как она бледна!
Я бросился на корму, схватил Эдит за руку, нагнулся над ней. Рука была тепла, Эдит еще дышала. Я понял, что это только обморок, но вид у нее был ужасный.
- Нужно вернуться домой как можно скорее! - крикнул я. - Гарри, обмахивай ее веером, а мы с Томом подымем якорь.
Я бросился вперед, и мы с Томом начали тащить якорь; он не подавался, несмотря на все наши усилия. Гарри бросил Эдит на минуту, чтобы помочь нам, но все было напрасно.
- Надо обрезать цепь, - крикнул я и, вспомнив, что у нас был топор, стал рубить часть цепи, которая проходила над шкафутом.
- Подымается ветерок, и мы скоро можем попасть в реку, - заметил Томми.
- Ну, это будет побольше ветерка, - ответил я, смотря в сторону океана, где черная туча подымалась вдоль горизонта. - Будет гроза. Может быть, это причина обморока Эдит.
Вода уже пенилась и кипела вокруг носа лодки. Впопыхах я так сильно ударил по борту, что образовалась трещина; надо было быть осторожнее. К счастью, топор был хороший, а то я сломал бы и его. Мне удалось сделать надрез на одном из звеньев цепи, и я намеревался бить снова по этому месту.
- Что же? Кончено? - спросил Гарри.
- Нет, далеко еще не кончено, - ответил я.
- Дай мне попробовать; может быть, я сумею, - сказал он.
Я охотно уступил ему топор: слишком важно было разрубить цепь вместо того, чтобы завидовать в случае, если Гарри окажется искуснее меня. Он пристально взглянул на место моих зарубок и запустил топор, по-видимому, с гораздо меньшей силой, чем делал это я. Удар пришелся как раз в центр. Каждый раз, что он заносил топор, удар приходился в одно и то же место, и менее чем в минуту цепь была разорвана. Мы быстро подняли ее другой конец. Я бросился к рулю. Томми взял весло и повернул лодку, а Гарри поставил парус, и мы полетели под быстро подымавшимся ветром. Ветер подул с двойной силой; останься мы на якоре несколькими минутами позже, я думаю, лодку залило бы и она пошла ко дну.
Я был очень рад, что нам удалось снять цепь. Однако нам оставалось еще переплыть мелководье. Эдит все еще была в обмороке. Я надеялся, что она придет в себя от свежего ветра, но так как мы шли по ветру, то она не чувствовала его.
Я тревожно взглянул на отмель, валы набегали на него, но они не были очень высоки и не слишком сильно разбивались о нее.
Можно было попытаться переплыть; да у нас и не оставалось выбора, потому что я знал, как встревожится отец, заметив, что подымается ветер.
- О, Годфрей, взгляни, какие валы! - крикнул Томми. - Ты думаешь, можно будет переехать?
- Нужно, - сказал я, - приготовить весла, чтобы лодку не пробило, в случае если настанет штиль.
Я крепко держал руль в руках, пристально вглядываясь в одну точку утеса, по которой можно было прямо пройти в канал. Мы поднялись на гребень громадной волны.
- Налегайте! Налегайте! - крикнул я.
Том и Гарри гребли изо всех сил. Мы опустились в водяную долину и затем стали подыматься на следующую вершину. Шипя, набежал другой вал. Если он подхватит нас, мы будем опрокинуты; но парус хорошо надулся, и гребцы работают усердно.
На одно мгновение я взглянул Эдит в лицо; глаза ее были открыты; она с удивлением осматривалась вокруг.
- Слава Богу, тебе лучше, - сказал я. - Будь спокойна, сейчас все будет хорошо.
Она слышала мои слова и не двинулась с места. Я затаил дыхание, так как мы были на самом опасном месте. Налетел новый вал, и я думал, что он опрокинет нас. Он приподнял корму лодки, и нас понесло среди пенящихся волн, пока мы не проскользнули в тихие воды реки.
Мы быстро прошли по реке и остановились у пристани, где нас ожидали отец с матерью. Мать испуганно вскрикнула, увидав бледное лицо Эдит.
- Ей теперь лучше, - сказал я, - а у вас станет и совсем хорошо.
Гарри и я вынули Эдит из лодки. Отец подошел, чтобы помочь нам, и унес ее на руках в коттедж. К моей радости, она вскоре поправилась. Может быть, ее внезапная болезнь спасла нас. Только что мы успели пристать к берегу, буря разразилась со страшной яростью. Однако она продолжалась недолго; солнце снова вышло, и все вокруг стало по-прежнему светло и прекрасно.
ГЛАВА VIII
Экспедиция на поиски овощей. - Хохлатые какаду. - Мы ближе знакомимся с Пуллинго и его семьей. - Томми пишет портрет с меня и с миссис Пуллинго. - Отправляемся на охоту. - Видим эму. - Убиваем двух кенгуру. - Встреча с беглыми каторжниками. - Отправляемся на рыбную ловлю. - Поспешное возвращение. - Посещение беглыми селения. - Находим жителей связанными. - Преследуем беглых. Они спасаются. - Исчезновение Эдит и Пирса. - Тревога матери. - Поиски в лодке вдоль берега. - Находим труп одного из беглых под утесом. - Возвращаемся, не найдя тех, кого искали.
Со времени отплытия баркаса прошла неделя, и мы все чувствовали себя как дома. Мать просила не брать Эдит дальше устья реки, да и сама она не желала больше далекой прогулки. По временам мы катались вверх по реке; хотя мы знали, что по соседству живут туземцы, мы не боялись, что они нападут на нас, так как не видали их челноков. Держась другого берега, мы легко могли избегать их.
Мы отправились к месту, где змея напала на Меджа, и оглядели всю местность вокруг, но не нашли никаких змей. Падди Дойль объяснял это тем, что большая змея, должно быть, съела всех остальных. Потому-то она и выросла до таких размеров.
Мы подымались и спускались по реке и ходили по всем равнинам, не испытывая страха. Иногда мы переезжали на противоположный берег за дичью, плодами и овощами для обеда. В зелени у нас был большой недостаток, и отец боялся, чтобы мы не захворали цингой. Мы развели сад и посадили семена, но, понятно, приходилось ждать, когда они выйдут.
Однажды Медж, Гарри и я в сопровождении Падди Дойля пошли с ружьями на южную сторону реки. Гарри слышал, что отец говорил о том, как бы достать какой-нибудь свежей зелени. Во время ходьбы мы увидели несколько деревьев из породы пальм.
- Погодите, - сказал Гарри, - я влезу на одно из этих деревьев; там найдется как раз то, что нужно капитану.
Гарри влезал на деревья лучше всех нас; когда он жил у индейцев, они заставляли его лазать очень высоко за кокосовыми орехами. У всех нас за поясом было, на всякий случай, по длинному ножу в футляре. Гарри положил ружье на землю, быстро взобрался на дерево и, пустив в дело нож, сбросил нам нечто, напоминавшее кочан капусты. Перелезая с дерева на дерево, он бросал нам такие же пучки листьев. Их набралось столько, что мы едва могли снести. Идя дальше, мы добрались до песчаных холмов, где нашли род бобов, росших на стебле, вившемся по земле. Медж думал, что они тоже могут пригодиться в пищу; мы наполнили ими свои сумки. Нам посчастливилось также убить нескольких голубей и попугаев. Мы вернулись в лодку сильно нагруженными, и я был очень рад избавиться от ноши, от которой у меня буквально болели плечи.
Мы только что собирались оттолкнуться от берега, как в воздухе показалась большая стая птиц; их белоснежные перья отливали розовым в лучах заходящего солнца. Это были хохлатые, или розовые, какаду, самые красивые птицы из когда-либо виденных нами. При виде нас они нисколько не испугались и остались на ветках, где, по-видимому, избрали себе ночлег.
Цвет этих птиц белый с легким розоватым оттенком; но шея, грудь и задняя часть хвоста окрашены в ярко-красный цвет. Отличительную черту этих какаду составляет их прекрасный хохол, который они то распускают веером над головой, то опускают на заднюю часть шеи. Перья хвоста длинны и украшены красными, золотыми, желтыми и белыми полосами, придающими им много красы. Птицы были от 13 до 16 дюймов в длину. Настрелять их было очень легко, но у нас и без того был большой запас пищи. Но мне очень хотелось поймать одного какаду живым, чтобы отвезти его Эдит. Гарри сказал, что мог бы поймать одну птицу, только нужно, чтобы она была молодая, а то будет трудно приручить.
- Вы чудесные малые, - заметил Медж, - а все-таки нам придется вырвать ваши красивые перышки и изжарить вас в один прекрасный день, когда у нас не хватит дичи.
Наступал вечер, и потому нам некогда было оставаться и любоваться красотой птиц. Поэтому мы поплыли назад через реку.
- Вы привезли нам хороший запас зелени, и как раз вовремя, - сказал отец. - Пока природа дает нам такую здоровую растительную пищу и пока у нас хватает пороху, мы не умрем с голода, и, если все это можно найти по пути на юг, мы можем отправиться с надеждой, что найдем достаточно пищи.
Мы постоянно ожидали нового посещения нашего знакомца Пуллинго, но он не приходил, и мы начинали думать, что он просто шел из одной части страны в другую и, увидя нас, из любопытства подошел к нашему лагерю.
Прошло несколько дней. Однажды утром Падди Дойль, стоявший на карауле, вдруг закричал:
- Вот идет мой старый друг с женой и семьей. Доброго утра, мистер Пуллинго! И вам, миссис, и дорогим малюткам. А один-то из них славный, большой малый, которым вы можете гордиться, мистер Пуллинго.
Мы увидели нашего знакомца туземца. С ним шел юноша - живой портрет отца; жена дикаря шла за ним с двумя детьми - мальчиком и девочкой. Юноша был, без сомнения, сын Пуллинго, но не женщины, которая была, вероятно, второй женой его отца.
Женщина и дети остановились в некотором расстоянии, мужчина и юноша подходили осторожно, держа по связке копий в руках. Падди знаками приглашал их подойти поближе и, чтобы ободрить их, положил свое ружье на землю. Они также положили на землю копья и подошли гораздо ближе. Падди пошел навстречу им. Дикари, по-видимому, поняли его и протянули руки, которые Падди пожал от всего сердца, очевидно, к сильному изумлению дикарей. Ирландец и старший дикарь заговорили, каждый на своем языке. Падди по временам разражался громким смехом при странных словах дикаря.
Зная, как важно приобрести расположение туземцев, я подумал, что теперь представляется удобный случай сделать Пуллинго какой-нибудь подарок. Я пошел в коттедж и попросил у отца, который только что встал, бус, зеркало и других безделушек, которые он привез для торговли с островитянами Южного океана. Я получил достаточно вещей, чтобы одарить всех, включая детей. Пуллинго взял вещи, но равнодушно посмотрел на них, очевидно, считая, что они не представляют особой ценности, - что и было в действительности.
- Может быть, он предпочел бы жареного попугая, - заметил Дойль, который только что посадил несколько птиц на вертела, чтобы зажарить их к завтраку. У нас их было так много, что мы вполне могли поделиться. Поэтому мы с Дойлем взяли по паре и снесли их на вертелах дикарю, глаза которого заблестели при виде птиц. Он и его сын почти вырвали у нас из рук попугаев и, ничем не выразив благодарности, поспешили к месту, где сидела женщина с детьми.
- Эй, мистер Пуллинго, неужели у вас это считается хорошими манерами? - вскрикнул Падди. - Вероятно, таков уже обычай в этой стране - нельзя сказать, чтобы хороший. Ну да только бы они дали долю детишкам, тогда я не буду сердиться на них.
Наблюдая над дикарями, мы заметили, что они разорвали птицу на куски и, прежде чем самим приняться за еду, дали по крылышку детям.
- Ну, раз вы заботитесь о детях, то на вас есть еще надежда, - сказал Падди. - Мистер Пуллинго окажется приличным малым, когда научится немного нашим обычаям.
Оказалось, что Пуллинго остался так же доволен Падди, как тот им. Вместе с женой и сыном он вскоре принялся за постройку хижины в некотором расстоянии от нас, под утесом. Постройка была не из важных: она состояла из длинных, тонких жердей, воткнутых в землю и расположенных в форме круга; верхушки связывались веревкой из травы, и все покрывалось грубой корой, привязанной такой же веревкой. Первая хижина предназначалась для Пуллинго и его жены; потом они выстроили другую, меньших размеров, для своего большого сына и маленьких детей.
Как ни грубы были эти постройки, они оказались лучше тех, которые мы встречали потом у туземцев, и доказывали, что Пуллинго был цивилизованнее большинства своих земляков. Мы не знали, были ли в соседстве другие члены его племени. Во всяком случае приятно было заручиться его дружбой, так как он мог дать благоприятные сведения о нас своим землякам и тем предотвратить их нападения на нас.
Забыл сказать, что Томми Пекк, безалаберный малый, обладал значительным художественным талантом - во всяком случае превосходившим способности всех остальных. Он забавлял Эдит, набрасывая ей рисунки и портреты в альбом, который она привезла с собой вместе с маленькой библиотекой. Сама Эдит умела рисовать только пейзажи.
- Не хотите ли иметь портрет принца Пуллинго и его прекрасной супруги, мисс Эдит? - спросил Томми. - Не думаю, чтобы мне удалось сделать его на память, но, может быть, я сумею уговорить их посидеть, пока буду писать.
- Пожалуйста, - ответила Эдит, - только я очень сомневаюсь, чтобы вам удалось уговорить их сидеть смирно.
- Предоставьте это мне, - сказал Том. - Одолжите мне ваш альбом, карандаш и резинку. Я попробую.
Вооружась всеми этими принадлежностями, он медленно пошел к лагерю Пуллинго; Гарри и я шли вдали, чтобы не мешать ему.
Подойдя к хижине, Томми отвесил поклон и объявил о цели своего прихода, показав альбом с портретами Гарри, меня и Попо. Нельзя сказать, чтобы эти портреты были лестны и для нас.
Не знаю, понял ли Пуллинго значение набросанных на бумаге линий; но жена его, по-видимому, поняла и, обернувшись к нему, выразила желание, чтобы с нее рисовали. Томми сейчас же поставил их перед собой и принялся за портрет. Дикари стояли смирно, пристально следя за ним, так что времени у него было достаточно. Томми пририсовал больше одежды, чем было на них в действительности, - ради приличия, говорил он, а так же в надежде, что они поймут намек и станут одеваться иначе, когда им приходится появляться в образованном обществе.
Он окончил портреты, наложил, где следовало, тени и показал их даме и кавалеру. Дама пришла в восторг - она показывала то на портрет, то на себя, потом на мужа и на его портрет. Кавалер, казалось, не был так доволен - может быть, он боялся какого-нибудь колдовства. Дама несколько огорчилась, увидя, что Томми закрыл альбом и не намеревается отдать ей. Томми пробовал объяснить ей, что он сделает копию и отдаст ей, что он и исполнил, а оригинал, который я поместил в своем дневнике, остался у Эдит.
По ночам в палатках было слишком жарко; потому, выстроив первый коттедж, мы принялись за постройку двух коттеджей для жилья и одного для хранения провизии. Хотя мы надеялись двинуться в дальнейший путь месяца через два, мы могли остаться и на более продолжительное время, и наши запасы рисковали испортиться. Пуллинго и его сын с величайшим интересом следили за нашей работой.
Но не все были заняты постройкой; нужно было также ходить на охоту. Чаще всего отправлялись Медж, Гарри, Падди Дойль и я; Пуллинго следовал за нами в почтительном отдалении. Мы не могли решить, собирается ли он охотиться; все его вооружение состояло из связки копий и куска твердого дерева, напоминавшего по виду палаш. Оружие это, засунутое за пояс, называлось бумеранг.
Нам очень хотелось убить нескольких странных животных, которых капитан Кук называл кенгуру. Головы их похожи на головы ланей, и мех такого же цвета. Они не бегают, как другие животные, потому что их передние ноги, употребляемые вместо рук, слишком коротки; но очень длинные задние ноги и сильные хвосты помогают им делать громадные скачки. Удивительно, как много прыжков они могут делать.
Мы встречали животных, похожих на двуутробок и летучих белок, которых принимали за летучих мышей; иногда нам случалось видеть диких собак, или динго, - отвратительных созданий дикого вида. Они всегда убегали при виде нас или при наших криках.
Мы так и не знали, понимает ли Пуллинго цель наших прогулок; если бы мы могли обмениваться с ним мыслями, он приносил бы нам большую пользу, указывая места, где водилась дичь. Я думаю, он просто почувствовал сильное уважение к нашим ружьям и ходил за нами, чтобы наблюдать их в действии.
В надежде найти кенгуру мы зашли дальше в глубь страны и очутились в открытой местности без деревьев; вдали виднелись низкие холмы и скалы. Мы только что хотели вернуться обратно, так как тут нельзя было подойти к дичи незамеченными, когда услышали восклицание Дойля:
- Эй! Взгляните-ка на громадную птицу, которая только что поднялась на ноги. Скорее, скорее! Не то она уйдет. Ее мясо стоит сотни пирогов из попугаев.