Тысячи километров проехали на автомашинах по дорогам Патагонии и проплыли на каноэ по верховьям Рио-Негро аргентинский охотник - трампеадор (траппер) Франческо и автор этой книги Антонио Арлетти.
В местах, где редко ступала нога человека, они охотились на пум, диких кошек, нутрий, гуанако, удили радужную форель. Нередко они подвергались смертельной опасности, частенько попадали в забавные ситуации.
Об этом необычном путешествии, о встречах с простыми людьми Аргентины Антонио Арлетти рассказывает легко, увлекательно, с мягким юмором.
Содержание:
Антонио Арлетти 1
ТРАМПЕАДОР - 1962г 1
НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ 1
НАША РЕКА 2
ТРАМПЕАДОР 3
БЛОХИ ДОНА ХУАНА 4
ПРЕСТУПЛЕНИЕ И КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ 6
ТРАГЕДИЯ В ЛАГУНЕ 9
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА: ГАУЧО 11
ВОСПОМИНАНИЯ ЛЕЧУСОНА 11
ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА! 13
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА: ТРИНИ 16
НЕБЛАГОДАРНЫЙ АИСТ И ВОИНСТВЕННАЯ ФОРЕЛЬ 19
ИНДЕЙЦЫ И КОСТИ ИСКОПАЕМЫХ ЖИВОТНЫХ 22
ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА: БЕЗУМНЫЙ ОТШЕЛЬНИК 23
ЧЕТВЕРТАЯ ВСТРЕЧА: ЯГНЕНОК 24
ADIOS, FRANCISCO! 26
БУЭНОС-АЙРЕС, СЕНТЯБРЬ 26
ПОСЛЕСЛОВИЕ 26
КОММЕНТАРИИ (ссылки на которые marin029 не нашел в тексте) 27
КОММЕНТАРИИ 27
Антонио Арлетти
ТРАМПЕАДОР
1962г
НА ПРОЕЗЖЕЙ ДОРОГЕ
- Пума - скромное домашнее животное, которое постепенно одичало,- заключил Франческо, соскакивая с грузовика.
Его полное имя Франсиско де Гаррйдо. Но я ради краткости буду называть его просто Франческо. К тому же, признаться, мне не хочется раскрывать его подлинное имя.
Это не вымышленный персонаж, а живой, реальный человек, немало повидавший на своем веку. И я опасаюсь, что иные из описанных здесь историй могут стать причиной международных осложнений.
Последняя фраза моего друга, произнесенная на превосходном испанском языке, звучала буквально так: "El puma es un pobre muchacho que se ha traviado" - "Пума - бедное дитя, ступившее, однако, на неверный путь". Как видите, мой перевод этой фразы несколько вольный, но он, безусловно, передает ее смысл.
Так или иначе, но Франческо с необычайной легкостью сокрушил миф о пуме, которому я слепо верил.
Мои познания в зоологии всегда были весьма скромными. Но одно я помнил твердо: пума - животное ловкое и хитрое. Нечто среднее между львом и пантерой, этими двумя наиболее грозными и опасными из хищников. Я всегда с почтением думал об изящной пуме, бесшумно крадущейся к жертве.
Мне казалось, что от этого коварного обитателя Патагонии можно ждать всего, и уж, во всяком случае, лучше держаться от него подальше. Я рисовал себе пуму этаким апашем пустыни, способным бесцеремонно ворваться в загон, свалив ворота ударами могучих лап.
Но раз Франческо считал пуму бедным, испорченным ребенком,- значит, при встрече с ней не обязательно дрожать мелкой дрожью. Можно даже, набравшись храбрости, рассмеяться ей в лицо и обругать ее папу с мамой.
Я был глубоко разочарован. Рассеялась как дым милая сердцу надежда описать драматическую охоту на этого льва Южной Америки. А ведь у меня еще со времен детства был приготовлен на этот случай богатейший запас красивых фраз, почерпнутых из книг Сальгари : "И тут я заметил две фосфоресцирующие точки". "Я чувствовал рядом злобное дыхание хищника". "Уже теряя сознание, я увидел, как издыхающий могучий лев извивался в предсмертных судорогах".
А Франческо невозмутимо продолжал: "Una vez, однажды пума попала в один из моих капканов для лис. Всю ночь она пыталась вырваться. Когда я увидел ее на рассвете, у меня не было с собой винчестера. Пришлось добить ее палкой".
Какая жалкая проза! Погибнуть от ударов палки!
Поистине бесславный конец для животного, которого побаиваются даже многие хищники. А уж попасть в лисий капкан, когда есть капканы для львов,- просто стыдно. Словом, смерть бедной пумы была вдвойне бесславной.
Почти все сведения о капканах, о повадках здешних животных я узнал со временем от Франческо.
Он терпеливо делился со мной своим опытом в тщетной надежде сделать из меня охотника такого же искусного, как он сам. А он был одним из немногих настоящих охотников, которые еще уцелели между рекой Колорадо и Огненной Землей.
С помощью владельца грузовика мы принялись сгружать наше снаряжение и переносить его с проезжей дороги к песчаному берегу реки.
Каноэ. Четыре весла. Молоток, топор, ручную дрель, гвозди, смолу, паклю, ножи мачете, ружья, удочки. Брезент, два одинаковых спальных мешка.
Четыре одеяла, несколько пар белья.
Двадцать килограммов муки, две трехлитровые банки оливкового масла, по два килограмма рису, фасоли, гороху и чечевицы. Столовую соль. Сковородку, кастрюлю, две алюминиевые тарелки, вилки, ложку, сахар и несколько пустых консервных банок. При случае они вполне могли заменить чашку и стакан. Сухой хлеб, мед.
Винчестер двадцать второго калибра и тысячу патронов к нему, двуствольное ружье и четыреста гильз. Двадцать пять почти новых капканов, моток тонкой проволоки для силков, два охотничьих ножа.
Три книги и старую географическую карту, на которой весьма приблизительно были нанесены все реки этого района.
С таким вот "богатым" снаряжением нам предстояло вдвоем совершить долгую охотничью экспедицию по рекам северо-западной Патагонии.
До места "старта" мы добрались после двух дней езды на подозрительно дребезжащем грузовике, который обычно возил муку в несколько горных аргентинских селений. Свой путь мы начали из поселения итальянцев-садоводов, заложенного смешанной итало-аргентинской компанией всего лет тридцать тому назад. Сборы были довольно поспешными, так как владелец грузовика решил выехать на день раньше.
Метеосводки гласили, что в Андах ожидается ненастье. До зимнего перерыва оставалось совсем немного, и хозяин машины торопился разделаться с последним грузом. Он долго уговаривал нас отказаться от безрассудной затеи, но под конец за небольшую плату согласился доставить двух безумцев к реке.
Меня и Франческо он втиснул в кабину, а снаряжение свалил на мешки с мукой. При этом он не преминул предупредить нас, что возил всякие грузы, но вот лодки, да еще в горы, ему возить не приходилось.
Ровно в пять утра, с точностью, недостойной истинных аргентинца, испанца и итальянца, мы тронулись в путешествие через Кордильеры, конечной целью которого был берег реки со странным индейским названием Кольон-Кура. Оттуда мы должны были отплыть на каноэ и, пройдя по течению рек втрое большее расстояние, вернуться на прежнее место.
Впрочем, наше возвращение во многом зависело от удачи.
Когда-то в этих местах индейцы героически отстаивали свои последние укрепления. И хотя теперь нам не грозила опасность встретиться с воинственными indies, встреча с бурными порожистыми реками была куда менее приятной; правда, тот, кто плавает ко рекам - я говорю о горных реках, достойных этого названия,- вполне может обойтись без компаса и секстанта, но его подстерегает не меньше опасностей, чем мореплавателя.
И хотя все это было нам давно известно, уже после нескольких часов езды мы мечтали только об одном: поскорее добраться до реки.
Невозможно даже описать, каким пыткам подвергается человек в кабине грузовика, особенно если в нее втискиваются сразу трое взрослых мужчин.
По дороге нам то и дело приходилось останавливаться, чтобы немного прийти в себя. Иначе' мы рисковали навеки застыть в самых неестественных позах, как те мудрые факиры, что из любви к святой простоте скрещивают ноги и затем никакими силами не могут их разжать.
В довершение всего проезжая дорога была совершенно разбита. На первой же остановке я сорвал подтяжки. При каждом толчке пуговицы пребольно били по косточкам, и май непрочный позвоночник явно начал поддаваться.
К тому же, когда все трое плохо знают друг друга, к физическим испытаниям добавляется обычная неловкость.
Впереди длинная дорога, и мы еще успеем наговориться вволю. А пока каждый предпочитает помолчать и подумать в предрассветной темноте. Но очень скоро даже думать стало не о чем. Ведь наши интересы были сейчас донельзя простыми, даже примитивными.
Владелец грузовика прикидывал, сколько он заработает на муке и как ему обернуться до первого снега. Франческо снова и снова перебирал в памяти, все ли мы взяли с собой. Я же который раз повторял правила вождения каноэ и рецепты приготовления еды. Ближе к полудню мы обнаружили, что забыли захватить шпиг. Это был первый плод глубоких утренних размышлений Франческо.
Как истинный испанец, он просил поручить выбор сала именно ему. Испанцы весьма неравнодушны к шпигу и считают себя в этом вопросе величайшими знатоками. Обычно они предпочитают слегка несвежий шпиг. Как и французские любители дичи, они убеждены, что у хорошего шпига должен быть запашок.
И вот Франческо вообще забыл о шпиге, о двух килограммах лежалого шпига, который должен был стать неотъемлемой частью наших завтраков. Конечно, если потреблять его разумно, экономно.
Шпиг на кончике вилки еле-еле поджаривают и затем кладут на еще горячие гренки. При сборах Франческо очень живо описал, как это делается.
На отсутствие аппетита ни он, ни я не жаловались, и предложение Франческо показалось мне весьма разумным. Тем более что нас ждали сильные холода.
Естественно, что оплошность старого охотника меня огорчила, но, испытывая в тесной кабине немыслимые муки и воюя с подтяжками, я не оценил всех последствий этого упущения. Франческо и камионеро поговорили о том, что не мешало бы купить шпиг в пути, но так ничего и не сделали.
Мы уже проехали последнее испанское поселение, а покупать шпиг в других местах они не хотели.
Лучше уж вообще обойтись без него.
В час дня, миновав плодородные поля и цветущие долины, мы остановились в лагере разведчиков нефти у подножия Кордильер.
Там мы размяли затекшие ноги и перекусили.
И вот уже мы снова трясемся в грузовике по бескрайнему, пустынному плоскогорью; дорога петляет, то убегая спиралью вверх, то устремляясь вниз.
Поздно ночью мы добрались до одинокой гостиницы.
НАША РЕКА
Утром мы дольше обычного пролежали в кроватях, ожидая, пока стихнет снегопад. К счастью, тоненькая пленка снега на шоссе была неопасной, и в девять часов мы тронулись в путь.
К четырем часам дня, как и обещал камионеро, мы добрались до места. Одолев бесконечный подъем, водитель показал нам нашу реку. С высоты мы увидели пенящиеся воды, которые с грозным шумом катились по узкому, дикому ущелью.
Грузовик начал медленно, осторожно спускаться, и вскоре мы обнаружили мост, скрытый прежде вершиной горы. Дорога была столь извилистой и трудной, что у нас не было ни возможности, ни желания определять, большой он или маленький.
Спуск длился долго, и мы совершенно измотались. Тогда-то Франческо и стал рассказывать о пуме, хотя спрашивал я о ней еще днем раньше.
Наконец мы были у цели. Остановились за мостом, единственным на протяжении двух тысяч километров от Атлантики до самой чилийской границы.
Сгрузив снаряжение, мы немедля расплатились с владельцем грузовика, который очень боялся застрять здесь из-за снегопада. И хотя предприимчивый камионеро очень торопился, он все же не забыл пожелать нам счастливого пути и дать кучу всяких наставлений. Добрый камионеро несколько раз повторил, что, если мы по каким-либо причинам изменим свое решение, он охотно захватит нас на обратном пути и бесплатно отвезет домой.
Бедняга не понимал, как можно добровольно отправиться на лодке по этой гибельной реке, если у вас вся жизнь впереди. Он считал это заведомым самоубийством.
Впоследствии, когда мы задержались на несколько месяцев и не вернулись в намеченный срок, наш камионеро решил, что его пророчество, увы, сбылось. Он говорил всем и каждому, что знал заранее - добром это путешествие не кончится.
Мрачные предсказания владельца грузовика, грозный вид пенящихся вод, полнейшее безлюдье вокруг и хмурое небо обрушились, как пена огнетушителей, на пожар нашего энтузиазма. Кроме того, расставание, даже с малознакомым человеком, всегда навевает грусть.
Но одно было ясно: мы не откажемся от мысли плыть по реке на каноэ. Правда, когда мы переезжали мост и сгружали снаряжение, течение показалось нам слишком быстрым, но и это не могло нас остановить. Первые отрывочные впечатления очень скоро подтвердила тщательная разведка местности.
Моим взорам предстала одна из красивейших горных рек Аргентины. Метров сто в ширину, она текла меж скал, поросших не очень густым кустарником. Скалы постепенно становились все меньше, а само ущелье, показавшееся нам диким и узким, вблизи выглядело более дружелюбно. И хотя небо хмурилось и грозило дождем, воды реки были кристально прозрачными и переливались всеми хроматическими цветами от зеленого у берега до голубого посредине.
Обнаженная опора моста и усеянный галькой пляж, где мы сгрузили снаряжение, говорили о том, что половодье уже кончилось. Наши наблюдения подтверждала и узкая, поросшая зеленью отмель.
Но даже сейчас вода неслась с внушительной быстротой. Если можно употребить здесь альпинистский термин, я бы сказал, что река была шестой степени трудности.
Хотя течение у каменистой отмели было несильным и вода тут не клокотала, бугорки пены в центре и скрытая мощь потока, зажатого в узком ложе, подтверждали, что искать в реке союзника не приходится. Мы стояли на правом берегу, и река тоже постепенно сворачивала вправо, исчезая за ближним холмом. Дальше, насколько хватал глаз, воды неслись в узком пространстве между двумя высокими стенами скал: лишь миновав их, мы сможем узнать, что нас ждет впереди. Ведь не случайно мост был выстроен именно здесь, в наиболее тихом месте реки.
Мы, как умели, погрузили нашу поклажу в каноэ. Киль уже был в воде и слегка подрагивал, словно и лодке не терпелось отправиться в плавание.
Мы с Франческо провели последний военный совет. Итак, мы выступаем в поход! Нам предстояло обогнуть излучину, держась ближе к холму, и затем пристать к берегу в первом же удобном месте. Времени до наступления темноты оставалось совсем мало - только чтобы поужинать и устроиться на ночлег. Утром мы поплывем на поиски района, где можно поохотиться.
Отплытие прошло весьма буднично и без происшествий. Я стоял в каноэ, а Франческо на берегу держал для страховки толстый канат, привязанный к корме. Каноэ медленно скользило по воде, а Франческо спокойно шел за ним по берегу. Изредка я подгребал веслом, чтобы лодка не врезалась кормой в прибрежные камни.
Первое знакомство с рекой оказалось вполне приятным. Я был совершенно поглощен сложными маневрами и испытывал вполне понятное волнение; Франческо сосредоточенно и важно шагал по берегу, умело скрывая обуревавшие его чувства. Он вел каноэ на поводке с достоинством мажордома, прогуливающего собачку своей госпожи.
Обогнув мыс, река вновь потекла на коротком расстоянии по прямой, и мы пристали в маленькой бухточке, защищенной скалой.
Палатку мы поставили в том месте, где густые заросли кустарников протянулись живой изгородью между двумя деревьями с могучими стволами.
Эта палатка была гордостью Франческо. Видавший виды брезент носил на себе следы жестокой борьбы с непогодой и временем.
Подобно некоторым сортам дерева, наш брезент уже миновал период зрелости и подошел к порогу старости. В поспешных дорожных сборах мы, к несчастью, все же нашли время, чтобы по совету одного приятеля смазать брезент смесью машинного масла и рыбьего жира. Результаты этой восстановительной терапии были не слишком ободряющими.
Брезент приобрел цвет печени и стал твердым и несгибаемым, как сталь. Пришлось скатать его и связать, иначе бы он тут же распрямился с металлическим скрежетом.
Размеры палатки всего два метра на два, и я подумал, что устроиться в ней сразу двум человекам будет делом нелегким. Но, не обладая в этой области серьезными познаниями, счел за лучшее промолчать. Теперь, когда палатка гордо стояла на берегу и можно было исследовать ее до мельчайших подробностей, я поздравил себя с точностью своих расчетов. При одной мысли о приближавшейся ночевке у меня кровь стыла в жилах. Узкий и низкий треугольный вход в палатку казался мне поистине бесчеловечным. В памяти всплывала неумолимая в своей холодной логичности теорема Пифагора.
Я подумал, что проклятая теорема снова, как и в далекой юности, будет меня мучить даже во сне. Гипотенузы входа были весьма и весьма короткими.
Высота не превышала метра, а полезное пространство для каждого из нас составляло примерно шестьдесят сантиметров. Единственным утешением оставались лишь неизменные два метра длины. Отсюда я заключил, что, если мне удастся улечься в палатке горизонтально, мои ноги не будут высовываться наружу. Палатка открывалась спереди и сзади, так что специально проветривать ее не приходилось.
Пол был устлан слоем незнакомых мне трав, которые Франческо собрал с необыкновенной быстротой. Он положил на траву два новых действительно непромокаемых спальных мешка, и ранчо было готово.
- Chichita, pero cumplidora! - с улыбкой сказал Франческо, созерцая дело рук своих. Однако ни это слегка ироническое замечание, ни легкая усмешка не могли скрыть, что старый охотник гордится палаткой не меньше, чем нежный отец своей косоглазой, но на редкость умной дочкой.
Вдруг он схватил ружье и выстрелил.
- Через несколько дней у нас будет матрац из шкур,- объяснил Франческо и как ни в чем не бывало направился к кустарнику.