Солдаты некоторое время молчали, а потом Франц не выдержал и сказал:
– Хороший был человек.
– Хороший, – со вздохом согласился Гаспар.
– Да уж лучше тебя! – воскликнул Чико. – И тебя! И тебя! И…
– Тебя, – подсказал Курт.
– Возможно, – согласился Чико и насупился. – Если честно признаться, так я паршивый человек. Я ведь специально сказал про мороз и про храбрость. Я знал, Саид не выдержит… – тут Чико замолчал и отвернулся.
И все молчали. Всем было гадко, холодно и стыдно.
А сержант тем временем лежал все в том же положении на все тех же нарах, смотрел на потолок и, чтобы поскорее заснуть, считал сучья на бревнах. Сучьев было много, как солдат в эскадроне, а сон все не шел. А тут еще Мадам! Нет, картами она уже больше не шуршала, она уже давно сложила их и спрятала, надела шубу, запахнулась в нее поплотней… И вот теперь сидит, молчит и ждет, когда же он к ней повернется и начнет разговор. Да только не дождаться вам его, сударыня, сердито подумал сержант и еще сердитей усмехнулся…
Как Мадам вдруг спросила:
– Сержант, о чем вы думаете?
Сержант не шелохнулся, не ответил. Конечно, думал он, сейчас промолчать – это верх неприличия. По-хорошему, нужно было бы отшутиться или хотя бы сказать какую-нибудь первую попавшуюся глупость. Однако глупостей и так уже и сказано, и сделано достаточно. Последней глупостью… А и действительно, подумал сержант, а что было его самой последней глупостью? Но решить этого он не успел, потому что Мадам спросила на этот раз вот что:
– Сержант, а вы женаты?
Сержант закрыл глаза. Вот уж действительно, подумал он, женщины – это удивительные создания. Порой они необыкновенно чутки, но нередко являют собой верх бестактности!
– Я вас не обидела? – тихо спросила Мадам.
Ну вот опять! Сержант открыл глаза и про себя спросил: она это нарочно, что ли?! После чего он достаточно громко вздохнул, сел, недобро посмотрел на Мадам и сказал:
– Я сделал что-нибудь не так? Или дал повод?
Мадам улыбнулась и отрицательно покачала головой. И продолжала неотрывно смотреть на сержанта. То есть она по-прежнему ждала ответа. И поэтому сержант был вынужден сказать:
– Да, у меня была жена. Но недолго – одиннадцать дней.
Мадам хотела промолчать – и нужно было молчать дальше, она это прекрасно понимала… но все-таки не удержалась и спросила:
– Она… ушла от вас?
– Ушла, – тихо сказал сержант. Потом, немного помолчав, еще тише добавил: – Нет, не ушла. Ее убили.
И вот опять то же самое! Мадам опять прекрасно понимала, что больше спрашивать нельзя ни в коем случае… Однако не из любопытства, а вот как-то само получилось:
– За что?
– Не знаю, – на этот раз просто ответил сержант. – Это было недавно, под Смоленском. Голод такой, вы понимаете. А она – маркитантка. И вот… Вот так вот получилось! И никого не нашли.
Сказав это, сержант как-то странно пожал плечами, опять лег на нары и принялся пристально смотреть в потолок.
– О! Одиннадцать дней! – прошептала Мадам…
И сержант догадался – считает. Одиннадцать дней под Смоленском – а это значит, думает она, это было уже не отступление, а самое настоящее бегство. Голод, холод – и вдруг маркитантка, вино и горячая похлебка. То есть понятно, дальше думает она, почему это он вдруг женился! Хотя женщины мыслят иначе, они все это могут представить и так: кругом отступление, паника, предательства… и вдруг венчание! Как это романтично, как…
– Сержант!!!
Сержант от неожиданности вздрогнул и обернулся. Рядом с сидящей Мадам стоял Курт – очень растерянный. Почувствовав неладное, сержант поспешно встал и спросил:
– Что случилось?
– Партизаны ушли!
– Как?!
– Я не знаю! Но в лагере пусто. А тут еще Саид…
Но сержант его уже не слушал – он резко поправил на себе шинель и поспешно вышел из землянки. На поляне и в самом деле никого видно не было. Подбежав к ближайшему костру – а он уже почти что догорел, – сержант остановился и осмотрелся. И опять нигде никого видно не было. Да и смотреть было не очень-то удобно, потому что и все остальные костры уже не горели. То есть темно было, ни огонька кругом и ни души! Только возле самого леса чернела под лунным светом карета, а рядом с ней стояли оседланные лошади – их, между прочим, лошади! А где партизаны? Они что, растерянно думал сержант, и в самом деле ушли, сменили дислокацию? А с пленными как? Почему не увели с собой, не расстреляли, даже, в конце концов, просто не повесили… А бросили! То есть оставили за полной ненадобностью! Так это, что ли? Странно, очень странно! И сержант задумался. Он же прекрасно понимал, что ничего просто так на этом свете не случается, всему есть свои объяснения – и объяснения логичные, а не кивание на всяких там Белых Дам…
И тут он услышал:
– Господин сержант! Что теперь будем делать?
Сержант оглянулся и увидел, что к нему подходят солдаты: Чико, Курт, Франц, Хосе и Гаспар.
– Так! Хорошо, все здесь, – сказал сержант. – А где Саид?
Солдаты молчали. Потом Курт выступил вперед и доложил:
– Он вызвался! Нет, я послал его… разведать, где что. И его нет и нет, нет и нет! Ну, и тогда вышел я. Смотрю – нет совсем никого. Значит, он с ними ушел.
– С кем? С партизанами? Саид?! – рассердился сержант.
– Ну! – сказал Курт и оглянулся.
И тут уже вперед выступил Чико. И дерзко сказал:
– Да, а что! Это с любым могло случится. В наше время! Вот партизаны взяли и ушли. Может, они тоже этого не хотели! А вон им приказали – и всё, и тут не поспоришь!
И больше Чико уже ничего не сказал. Он только сделал большие глаза и быстро скосил их в сторону. Сержант глянул туда…
И сразу всё понял! На противоположной стороне поляны, под деревьями, стояла их карета. И там же была Мадам – она уже сидела на облучке и всем своим видом давала понять, что уже она готова к дороге. И в самом деле, подумал сержант, ехать давно пора! И это какая удача! Лагерь пуст, значит, никто им не помешает, а переправа здесь недалеко, так что, может, даже уже к утру они будут в ставке и там сдадут эту Мадам, кем бы они ни была, а потом…
Но сержант опять вспомнил про Саида и нахмурился. И сказал:
– Нет! Вначале: где Саид! Мы без него никуда не уйдем! Курт, где Саид?
Курт молчал. Вид у него был очень виноватый. Чико сказал:
– Господин сержант! Курт здесь совсем не причем!
– А кто? – гневно спросил сержант.
Но Чико не ответил. А опять начал делать больше глаза…
И вдруг:
– Сержант! – услышали они голос Мадам. – И вы, господа солдаты! Что случилось? Или мы уже никуда не спешим? Нас что, уже не ждут в ставке, так, что ли? Или вы просто боитесь ко мне подойти? Так я ведь не кусаюсь!
И они пошли, и подошли к Мадам – первым сержант, а за ним все остальные. И, остановившись чуть поодаль, они теперь ждали, что же Мадам скажет им дальше. А Мадам не спешила! Вначале она сняла свои изящной вязки рукавички, жарко подышала на замерзшие пальцы, после опять надела рукавички… и только после этого заговорила:
– Я что-то перестала вас понимать, друзья мои. При свете дня вы были совершенно другими. Ведь не зря же я тогда воскликнула: "О, какие бравые герои несут меня к славе!". И я тогда верила в это! Но, к сожалению, теперь-то я прекрасно понимаю, что это не так. Даже, если честно, то на вас теперь просто жалко смотреть! Разве не так, сержант? Вот, например, что с вами такое случилось? Вы уже не собираетесь в ставку? Да или, в конце концов, вот ваши лошади и вот ваше оружие! Так разбирайте же его, так садись же в седла! И в путь! А вы чего ждете, сержант?
– Мадам! – строго сказал сержант. – Я ничего не жду. Я пока хочу только одного – понять, что же такое здесь случилось. Почему партизаны ушли? И почему они бросили нас? Им что, трудно было отправить нас в какое-нибудь другое место? Или хотя бы просто перебить?
– А зачем это им? – удивилась Мадам.
– Как зачем? – не понял сержант.
– Да очень просто! – улыбнулась Мадам. – Зачем им вас убивать? Какая им от этого выгода? А если это выгодно русскому царю, так пусть он им за это заплатит. Но он не платит, и поэтому они не убивают. Именно так мне это объяснил их командир. И разве этот его ответ нелогичен?
Сержант молчал. А Курт спросил:
– И что он вам еще говорил, этот их логичный командир?
– А он говорил еще вот что, – охотно продолжала Мадам. – Он сказал, что господин Матео Шилян, друг нашего господина сержанта, приходился ему близким родственником. Да, я не оговорилась – именно приходился. Потому что в августе Матео Шиляна арестовали и повесили. Местные власти. Командир очень любил Матео. И поэтому теперь, в память о своем погибшем родственнике, он дарует свободу его лучшему другу и верному боевому товарищу, то есть нашему господину сержанту. И, это, как мне представляется, тоже логично.
– А что русский ротмистр? – спросил сержант. – Как он на это посмотрит?
– Никак, – ответила Мадам. – Потому что он давно уже уехал. Да и чего вам дался этот ротмистр? Денег от царя он не привез, и поэтому господин Бухматый считает себя свободным от каких-либо обязательств перед ними обоими. Кто-нибудь хочет меня еще о чем-нибудь спросить?
Но все, конечно, промолчали. Мадам усмехнулась, сказала:
– Тогда последнее. Чтобы потом не было никаких недоразумений. Вроде тех, что кто-то, как я слышала в землянке, говорил, будто он верит в существование некоей мифической особы. Но не будем называть ее по имени. Не правда ли, любезный Чико?
Но Чико не то, что ничего не ответил, но даже и не поднял головы.
– Вот и отлично! – сказала Мадам. – Я вижу, из вас может быть толк. Тогда последнее…
И теперь уже она вдруг опустила глаза и некоторое время смотрела прямо перед собой… А потом повернулась к сержанту и заговорила вот о чем:
– Мне очень не хотелось об этом говорить. Потому что это не столько мой секрет, сколько дело государственной важности. Ну да сейчас такие времена, что всё окончательно перепуталось! И вот что еще очень важно: если кто-то из нас будет чего-то не знать, или даже просто не понимать, то это может привести к очень нежелательным последствиям. Итак, кто я такая? Несчастная слабая женщина. И поэтому чем дольше длится эта проклятая война, тем мне становится всё тяжелей и тем чаще я думаю вот о чем: как хорошо быть мужчиной! Мужчина волен принимать решения. Мужчина всегда прав! А женщина, увы, всегда и во всем виновата. И поэтому как только у мужчин что-нибудь не заладится, так они сразу обвиняют женщин! И тут они уже все до единого равны – что вам солдат, что генерал. Разница только в том, что солдат обвиняет женщину в том, что это будто бы из-за нее он заблудился в лесу, а генерал – на то он и генерал! – утверждает, что это единственно из-за меня одной проиграна вся нынешняя кампания, разгромлена полумиллионная армия, потеряно четыреста знамен и прочее и прочее и прочее! И тогда по приказу этого давно уже ни на что не способного генерала меня хватают как последнюю воровку… Да, именно воровку, господа! Потому что это, мол, именно я и украла победу у нашего дотоле непобедимого императора! И мне уже грозят расстрелом! И тогда я… Нет, я, конечно, не кричу, я же не ослепший от гнева и страха мужчина, а я спокойно, тихо говорю: "Господин генерал, вот вы тут утверждаете, что это именно я и похитила у нашего возлюбленного императора победу. Но откуда вам знать, похищала я ее или нет? А вдруг он мне ее подарил? А если в карты проиграл? Или уступил еще каким-либо образом? Вам это неизвестно? То-то же! Тогда давайте не будем спешить с выводами, а сперва попробуем узнать, каково же мнение на этот счет у самого вашего подзащитного! И поэтому я требую, чтобы прежде, чем принимать какие-либо решения, вы предоставили бы мне возможность обратиться лично к императору и объяснить ему, а мне, поверьте, есть, что объяснить…". Ну, и так далее! Надеюсь, вы всё понимаете, – сказала Мадам, одновременно переводя дыхание. И продолжала: – И тогда он, тот генерал, решил всё это следующим образом… И приказал… Только дальше вы и без меня все знаете! И вообще, да всё это теперь неважно, господа! Так что если одни из вас по-прежнему считают меня ведьмой, а другие русской шпионкой, и поэтому и те и другие мечтают поскорее от меня избавиться… Ну что ж, тогда бегите, господа! Но только будьте осторожнее! Потому что у переправы, которую сейчас наводит через реку император, вас обязательно перехватят или партизаны, или русские регулярные части. Еще раз повторяю: будьте осторожны, господа!
Сержант громко хмыкнул. Все посмотрели на него. Сержанту стало неудобно, он сказал:
– Прошу прощения, Мадам! Но вы же сами только что говорили, что мужчины сами принимают решения. Так что уж позвольте дальше мне распоряжаться самому!
– Как вам будет угодно! – сердито сказала Мадам.
– Благодарю покорнейше! – в тон ей ответил сержант. И тотчас подумал: шпионка! русская! Вот не сойти мне прямо сейчас с места!
И он тут же шагнул в сторону, то есть сошел очень легко, и щелкнул пальцами – и Мари тут же ткнулась ему в руку. Шпионка, шпионка, подумал сержант, только какая теперь разница! И еще: где Саид?
И так и Чико спросил:
– А Саид?
На что Мадам ответила:
– А он, похоже, и в самом деле ушел вместе с местными крестьянами. Так что ждать его теперь бесполезно.
И замолчала. А сержант задумался…
И тут вдруг где-то вдалеке раздался выстрел – пушечный. И тотчас же еще один! Еще! Франц, просветлев лицом, сказал:
– А это наши пушки! У русских пушки настроены на полтона ниже.
– Так что же мы теперь? – нетерпеливо спросил Хосе. – Эй, вы!
Но никто из солдат не желал ничего говорить. А вот пушки, те, помолчав, опять загрохотали.
– А это уже русские! – радостно сказал Франц. – Вы слышите? Совершенно другая тональность! Потому что…
И замолчал. Потому что сержант поднял руку. После сказал:
– Ладно, чего тут теперь! Потери – один человек. А лошадь цела. Курт! Лошадь Саида смотришь ты. И чтобы как следует! Понял? А теперь всем по седлам! Марш! Живо!
И так оно тогда и было – живо, даже очень. И не прошло и двух минут, как маленький отряд уже стремительно двинулся по узкой лесной дороге.
В полусотне шагов от которой, в низкой лощине, в самой гуще ельника…
Саид посмотрел на огонь, потом оглянулся на сидевшего рядом с ним Вьюна – и резко тряхнул головой. Потом взял кружку, гадливо поморщился… и начал пить. Он пил долго, пил короткими и резкими глотками… и всё же выпил всё до дна, отставил кружку и зашептал:
– Бисмоллую Рахману Рахим…
– Рахим, рахим! Замаливает, значит, – шепнул один караульный другому.
Тот согласно кивнул и, протянув солдату огурец, сказал:
– На, закуси. Этот фрукт никем не возбраняется.
Саид взял огурец и улыбнулся. Караульные улыбнулись ему в ответ и посмотрели туда, откуда слышалась канонада. Ну а Саиду было все равно, стреляют или нет. Он, может, даже и не слышал этой стрельбы. Он пристально смотрел прямо перед собой, и, опять же, ничего не видел…
А только вспоминал, как он примерно с час тому назад крадучись выбрался из землянки – и тоже, как сейчас, никого не увидел! И это в целом лагере, где только что было полным-полно народу! Военная хитрость, подумал Саид, подполз к ближайшему костру… Но там никого не оказалось! Тогда он подполз ко второму – и там никого. В сугробе было холодно, но Саид не сдавался; он полз и полз, и полз… Пока, и это уже было здесь, в чаще, не встретил Вьюна. Вюьн ему очень обрадовался, но голоса на всякий случай подавать не стал, а молча привел к этому костру. Караульные, еще издали заметив Саида, отставили ружья, вскочили и замахали ему руками, приглашая к теплу. Саид с опаской подошел к ним. Он тогда видел их впервые, это тогда были для него совершенно незнакомые люди. А вот зато теперь, после этого гадкого обжигающего напитка, они стали ему несколько понятнее и он теперь смотрел на них совсем иначе. А они смотрели в лес, в его сплошную темноту и внимательно прислушивались. Однако в лесу было так же тихо, как и темно.
– Успеют? – спросил первый караульный.
– Должны, – сказал второй. – До этой Студзёнки верст пятнадцать, не больше.
– А эти, пленные, тоже ушли?
– Да, только что. Вот только один остался. Наверное, понравилось у нас. А что! У нас ему все можно!
И караульные опять повернулись к Саиду. И он заговорил: сначала тихо, а потом все громче и громче, нимало не беспокоясь о том, что партизаны не знали арабского языка:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Я разве прежде был слепым? Нет, я всегда был зрячим. Но я, как та зарытая живьем, я, как расщипанная шерсть… Да, это было так! Подошли они ко мне и сказали: "Саид, тебя зовет паша". И я пошел, я думал, что мне выйдет послабление. Но он, паша, как, впрочем, всякий рум… А вы не румы, нет. Алиф лам мим! Теперь я знаю, отчего цветущая страна вдруг становится пустыней – это когда в страну приходит саранча: желтая, красная, черная и голубая, конная, с пушками, всепожирающая! Поля затоптаны, селенья сожжены… И вот теперь, когда нам стало нечего есть, мы перегрызем сами себя. Мне очень стыдно, что я, житель пустыни, пришел в вашу страну как саранча! Я…
Ну, и так далее – он тогда долго говорил. И караульные, конечно же, не понимали, что именно говорит им этот странный человек в еще более странных одеждах, но все же им казалось, что он не желает им ни малейшего зла.
Артикул десятый
КРУШЕНИЕ БЛЕСТЯЩЕЙ КАРЬЕРЫ
Ночь, наконец, кончилась и начало светать. Отряд беглецов спешил по лесной дороге: впереди ехали солдаты, а чуть позади них карета и сержант. Сержант держался в седле ровно, но и в то же время как-то странно. Мадам, сидевшая на козлах рядом с кучером, некоторое время внимательно смотрела на сержанта, потом не удержалась и окликнула:
– Господин сержант!
Но сержант не ответил, а только подался вперед, к гриве Мари.
– Господин сержант! – уже громче повторила Мадам. А потом: – Господин офицер! – А потом даже: – Шарль!
Сержант только мотнул головой, но к Мадам так и не повернулся. Тогда Мадам привстала, заглянула ему в лицо и, опускаясь рядом с Гаспаром, сказала:
– Спит.
И в самом деле, сержант спал в седле, а его верная Мари, чтобы не разбудить хозяина, старалась ступать как можно мягче. Что ж, это очень хорошо, подумала Мадам – во-первых, отдохнет, а во-вторых, и нам будет спокойнее. И, повернувшись к кучеру, тихо сказала:
– Благодарю вас, Гаспар, ведь вы спасли мне жизнь.
– О, пустяки! – отмахнулся тот, явно нерасположенный к беседе.
– Не нужно скромничать, – улыбнулась Мадам. – Ведь стоило вам промолчать, и я бы утонула в реке. Вместе с каретой.
– И все равно не стоит благодарностей, Мадам.
– Ну отчего же! Не думаю, чтобы в вашем ведомстве были в чести великодушные порывы. Уверена, что это там большая редкость. А редкости нужно ценить!
Гаспар понял, что от разговора ему не уйти, и поэтому решил хотя бы не оставаться в долгу. Он тоже улыбнулся и спросил:
– А в вашем ведомстве?
– Не понимаю, о чем вы говорите! – очень сердито, но и в то же время достаточно тихо сказала Мадам.
– Я тоже вас не понимаю.
– И все-таки огромное спасибо.
Гаспар долгое время молчал, а после чуть слышно признался: