III. План путешествия
Д’Артаньян пошел сейчас же к де-Тревилю; полагая, что кардинал через несколько минут будет извещен обо всем через проклятого незнакомца, по-видимому, его агента, д’Артаньян основательно думал, что не должен терять ни минуты.
Сердце молодого человека было переполнено радостью. Случай, представлявший ему приобретение славы и денег, с самого начала порадовал его сближением с обожаемою им женщиной, так что этот случай представлял ему большее счастья, чем он желал.
Де-Тревиль был в зале с своею обыкновенною свитой дворян. Д’Артаньян, который был в доме коротко знаком, прошел прямо в кабинет и велел сказать ему, что ожидает его по важному делу. Он пробыл там не больше пяти минут, как де-Тревиль вошел. При виде радости на лице молодого человека достойный капитан сейчас же догадался, что действительно у него была какая-нибудь новость.
Во все время дороги д’Артаньян думал, довериться ли де-Тревилю, или только просить у него открытый лист по секретному делу. Но де-Тревиль был всегда так хорош с ним, так предан королю и королеве и так искренно ненавидел кардинала, что он решился сказать ему все.
– Вы меня звали, молодой друг мой, сказал де-Тревиль.
– Да, капитан, и надеюсь, вы извините меня, что я вас потревожил, когда узнаете о каком важном деле мне нужно поговорить с вами.
– Говорите.
– Дело идет ни больше ни меньше, как о чести, а может быть, и о жизни королевы, сказал д’Артаньян, понижая голос.
– Что вы говорите? спросил де-Тревиль, осмотревшись кругом и обратив вопросительный взгляд на д’Артаньяна.
– Я говорю, что случай открыл мне тайну.
– Которую вы сохраните, молодой человек, я надеюсь, хотя бы это стоило жизни.
– Но я должен открыть ее вам, капитан, потому что вы одни можете оказать мне помощь в исполнении поручения, данного мне от ее величества.
– Это ваша тайна?
– Нет, капитан, это тайна королевы.
– Уполномочены ли вы от ее величества доверить ее мне?
– Нет, капитан, мне предписано напротив строжайше хранить эту тайну.
– Зачем же вы хотите изменить ей в отношении ко мне?
– Потому что без вас я не могу ничего сделать и потому что я боюсь, чтобы вы не отказали мне в той милости, о которой я хочу просить, если не будете знать, с какою целью я прошу.
– Сохраните вашу тайну, молодой человек, и говорите, чего вы хотите.
– Я желал бы, чтобы вы попросили для меня у господина Дезессара отпуск на пятнадцать дней.
– Когда?
– В эту же ночь.
– Вы уезжаете?
– Я еду по поручению.
– Можете ли вы сказать мне – куда?
– В Лондон.
– Имеет ли кто-нибудь интерес в том, чтобы вы не достигли своей цели?
– Я думаю, кардинал дал бы все на свете, чтобы помешать мне успеть в этом деле.
– И вы едете одни?
– Один.
– В таком случае вы не доедете в Бонди, поверьте слову де-Тревиля.
– Отчего же?
– Вас убьют.
– Я умру, исполняя свой долг.
– Но поручение ваше не будет исполнено.
– Это правда, сказал д’Артаньян.
– Поверьте мне, продолжал де-Тревиль, – что в предприятиях такого рода нужно быть четверым, чтобы приехать одному.
– Да, вы правы, капитан, сказал д’Артаньян; – но вы знаете Атоса, Портоса и Арамиса и знаете, могу ли я ими располагать.
– Не доверяя им тайны, которой я не хотел знать.
– Мы поклялись однажды навсегда в слепой доверенности и беспредельной преданности друг другу; впрочем вы можете сказать им, что вполне доверяете мне, и они не будут недоверчивее вас.
– Я могу послать каждому из них отпуск на пятнадцать дней, вот и все; Атосу, страдающему постоянно от раны, к Форжеским водам, а Портосу и Арамису для сопровождения ах друга, которого они не хотят оставить в таком болезненном положении, Выдача отпуска будет служить доказательством, что я позволил им ехать.
– Благодарю, капитан, за вашу беспредельную доброту.
– Найдите их сейчас же и чтобы все было сделано в эту же ночь. Да напишите прежде просьбу к господину Дезессару. Может быть, по следам вашим дел шпион и посещение ваше, известное в таком случае кардиналу, примет законный вид.
Д’Артаньян написал просьбу, и де-Тревиль, взяв ее из рук его, дал слово, что раньше двух часов утра четыре отпуска будут доставлены в квартиру путешественников.
– Сделайте одолжение, пошлите мой отпуск к Атосу, сказал д’Артаньян. Я боюсь иметь неприятную встречу у себя дома.
– Будьте покойны, прощайте, счастливого пути.
– Да, кстати, сказал де-Тревиль.
Д’Артаньян воротился.
– Есть ли у вас деньги?
Д’Артаньян постучал по кошельку, бывшему у него в кармане.
– Довольно? спросил де-Тревиль.
– Триста пистолей.
– Хорошо, с этим можно уехать на край света. Ступайте.
Д’Артаньян поклонился, де-Тревиль протянул руку, которую он пожал с уважением и признательностью. С самого приезда в Париж он не мог нахвалиться этим превосходным человеком, считая его всегда достойным уважения, честным и великим.
Оттуда он пошел прямо к Арамису, которого не видал с того знаменитого вечера, когда преследовал г-жу Бонасиё. Всякий раз, когда он его видал, он замечал на лице его выражение глубокой печали.
И в этот вечер Арамис сидел мрачный и задумчивый; д’Артаньян начал допрашивать его о причине этой глубокой задумчивости; Арамис сказал, что причина эта – комментарий на 18-ю главу Св. Августина, который он должен был написать по латыни к будущей неделе, и что это очень озабочивало его.
Друзья поболтали еще несколько минут, как пришел слуга де-Тревиля с запечатанным пакетом.
– Что это такое? спросил Арамис.
– Отпуск, которого вы просили, отвечал слуга.
– Я не просил отпуска.
– Молчи и бери, сказал д’Артаньян. – Вот вам пол-пистоля за ваши труды, мой друг; скажите г. де-Тревилю, что Арамис искренно благодарит его. Ступайте.
Слуга поклонился чуть не до полу и вышел.
– Что это значит? спросил Арамис.
– Возьми что тебе нужно для двухнедельного путешествия и иди за мной.
– Но мне нельзя оставить Париж теперь, не зная…
Арамис остановился.
– Что с ней сделалось, не правда ли? продолжал за него д’Артаньян.
– С кем? спросил Арамис.
– С женщиной с вышитым платком, которая была здесь.
– Кто тебе сказал, что здесь была женщина? спросил Арамис, побледневший, как смерть.
– Я видел ее.
– А ты знаешь, кто она?
– По крайней мере догадываюсь.
– Послушай, сказал Арамис: – так как ты много знаешь, то не знаешь ли, что сделалось с этой женщиной?
– Я думаю, что она возвратилась в Тур.
– В Тур? да, это так; ты ее знаешь. Но как же она уехала в Тур, ничего не сказавши мне?
– Она боялась, чтоб ее не арестовали.
– Почему же она не писала ко мне?
– Потому что боялась подвергнуть тебя опасности.
– Д’Артаньян, ты возвращаешь мне жизнь. Я думал, что она презирает меня и изменила мне. Я был так счастлив, когда увиделся с ней! Я и не воображал, что для меня она рискует своей свободой, а иначе зачем же ей было приезжать в Париж?
– За тем же, зачем мы сегодня едем в Англию.
– А зачем это? спросил Арамис.
– Ты это узнаешь после, Арамис, а теперь позволь мне остаться скромным, как девушка.
Арамис улыбнулся, вспомнив сказку, которую он рассказывал однажды вечером своим друзьям.
– Ну, если она уехала из Парижа и ты в этом уверен, д’Артаньян, то меня ничто здесь не удерживает; я готов следовать за тобой. Ты говоришь, что мы отправляемся?
– Теперь к Атосу и если ты хочешь идти со мной, то прошу поторопиться, потому мы и то уж много времени потеряли. Да скажи Базену…
– Базен едет с нами? спросил Арамис.
– Может быть. Во всяком случае не худо, если бы он проводил нас теперь к Атосу.
Арамис позвал Базена и приказал ему идти вместе с ними к Атосу. Потом Арамис взял плащ, шпагу и три пистолета и открыл несколько ящиков, думая найти там какие-нибудь завалившиеся пистоли. Но когда убедился, что поиски его напрасны, то пошел за д’Артаньяном, думая о том, как это гвардейский юнкер знал, также как и он, кто была женщина, которую он у себя принимал и знал лучше его, что с ней после случилось.
Выходя, Арамис положил руку на плечо д’Артаньяна, пристально посмотрел на него и сказал:
– Ты ни с кем не говорил об этой женщине?
– Решительно ни с кем.
– Даже с Атосом и Портосом?
– Ни слова.
– Это хорошо.
Успокоившись на счет этого важного дела, Арамис продолжал путь вместе с д’Артаньяном и скоро они пришли к Атосу.
Они нашли его с отпуском в одной руке и с письмом де-Тревиля в другой.
– Не можете ли вы объяснить мне, что значит отпуск и письмо, которые я получил? спросил удивленный Атос.
"Любезный Атос! Зная, что здоровье ваше расстроено, я согласен, чтобы вы отдохнули две недели. Поезжайте на воды Форжеские, или другие, по вашему усмотрению, и выздоравливайте скорее.
Преданный вам Тревиль".
– Отпуск и письмо значат, что ты должен следовать за мной, Атос.
– К Форжеским водам?
– Туда, или куда-нибудь.
– По службе короля?
– Короля, или королевы, мы служим их Величествам.
В эту минуту вошел Портос.
– Черт знает, что за странности, сказал он, – давно ли это в роте мушкетеров дают отпуск тем, кто его не просит?
– С тех пор, сказал д’Артаньян, как у них есть друзья, которые за них просят.
– А, сказал Портос, – тут, кажется, есть что-то новое.
– Да, мы едем, сказал Арамис.
– Куда? спросил Портос.
– Право, я об этом не знаю, сказал Атос, – спроси у д’Артаньяна.
– В Лондон, господа, сказал д’Артаньян.
– В Лондон? спросил Портос. – А что мы будем делать в Лондоне?
– Этого я не могу сказать вам, господа, вы должны довериться мне.
– Но чтобы ехать в Лондон, нужны деньги, прибавил Портос, а у меня их нет.
– И у меня нет, сказал Арамис.
– И у меня нет, сказал Атос.
– У меня есть, сказал д’Артаньян, вынимал из кармана свое богатство и кладя его на стол. – В этом кошельке триста пистолей: возьмем каждый по 75 – этого довольно, чтобы съездить в Лондон и обратно. Впрочем, успокойтесь, мы не все приедем в Лондон.
– Отчего?
– Потому что, по всей вероятности, некоторые из нас останутся на дороге.
– Разве мы идем на войну?
– И на самую опасную, предупреждаю вас.
– Вот что! а так как мы рискуем быть убитыми, сказал Портос, – то я по крайней мере желал бы знать, за что.
– Ты от этого ничего не выиграешь! сказал Атос.
– Впрочем, сказал Арамис, – я мнения Портоса.
– Дает ли вам отчет король в своих приказаниях? Нет, он вам просто говорит: господа, в Гасковии или во Фландрии война, идите туда сражаться, – и вы идете. За что? Об этом вы даже и не беспокоитесь?
– Д’Артаньян прав, сказал Атос: – мы все трое получили отпуск от Тревиля и триста пистолей Бог знает откуда. Пойдем на смерть туда, куда велят. Стоит ли жизнь того, чтобы делать столько вопросов? Д’Артаньян, я готов следовать за тобой.
– И я тоже, сказал Портос.
– И я, сказал Арамис, – тем больше, что мне не жаль оставить Париж, мне нужно развлечение.
– Не беспокойтесь, господа, развлечения будет довольно, сказал д’Артаньян.
– А когда мы едем? спросил Атос.
– Сейчас же, отвечал д’Артаньян; нельзя терять ни минуты.
– Эй, Гримо, Планше, Мускетон, Базен! закричали молодые люди своим слугам: – вычистите нам сапоги и приведите из гостиницы лошадей!
Действительно, каждый мушкетер оставлял свою лошадь и лошадь своего слуги в гостинице, как в казарме.
Планше, Гримо, Мускетон и Базен побежали туда.
– Теперь составим план компании, сказал Портос: – куда мы поедем прежде всего?
– В Кале, сказал д’Артаньян: – это кратчайшая дорога в Лондон.
– Хорошо, сказал Портос, – вот мое мнение.
– Говори!
– Если мы поедем вчетвером, это покажется подозрительно; д’Артаньян даст каждому из нас наставление; я поеду вперед по Булонской дороге, через два часа выедет Атос по Амьеньской дороге; Арамис поедет после нас по Нойонской дороге; что касается до д’Артаньяна, он поедет по какой хочет в платье Планше, а Планше поедет с нами вместо д’Артаньяна в гвардейском мундире.
– Господа, сказал Атос: – по моему мнению, не следует вмешивать в это дело лакеев: бывают случаи, что и дворяне изменяют тайне, а лакеи почти всегда продают ее.
– План Портоса мне кажется не выполнимым, сказал д’Артаньян, – потому что я сам не знаю, какие наставления дать вам. Мне поручено доставить письмо, вот и все. У меня нет и я не могу снять трех копий с этого письма, потому что оно запечатано; поэтому нужно, по моему мнению, ехать вместе. Письмо вот в этом кармане. Если меня убьют, один из вас возьмет его и поедете дальше; если его убьют, возьмет третий и так дальше; только бы один доехал, вот все, что нужно.
– Браво, д’Артаньян! я согласен с твоим мнением, сказал Атос. Но надо быть основательным; я еду на воды, а вы меня провожаете; вместо Форжеских вод, я буду пользоваться морскими – это в моей воле. Если нас задержат, я покажу письмо Тревиля, а вы свои отпуски; если на нас нападут, мы будем защищаться; если нас будут судить, мы будем стоять горой, что не имели другого намерения, кроме того, чтобы покупаться несколько раз в море; легко управиться с каждым из четверых отдельно, но все вместе мы постоим за себя. Вооружим наших лакеев пистолетами и мушкетами; если против нас вышлют армию, примем сражение, и тот, кто останется жив, как сказал д’Артаньян, доставит письмо.
– Хорошо сказано, вскричал Арамис, – ты не часто говоришь, Атос, но когда говоришь, то напоминаешь Иоанна Златоустого. Я принимаю план Атоса, а ты, Портос?
– И я тоже, сказал Портос, если он нравится д’Артаньяну. Так как письмо у д’Артаньяна, то без сомнения он начальник экспедиции; пусть он решит, и мы исполним.
– Хорошо, сказал д’Артаньян, – я решаю, что мы принимаем план Атоса и через полчаса едем.
– Решено! закричали хором три мушкетера. И каждый, протянув руку к кошельку, взял семьдесят пять пистолей и начал приготовляться к отъезду в назначенный час.
IV. Путешествие
В два часа утра наши четыре смельчака выехали из Парижа через Сен-Денисскую заставу. Было темно и они, неволею покоряясь влиянию ночи, молчали и везде ожидали засады.
На рассвете языки их развязались, а с появлением солнца возвратилась веселость; как накануне сражения, сердце билось, глаза выражали удовольствие; они чувствовали, что жизнь, которую предстояло, может быть, потерять, вещь вовсе не дурная.
Впрочем, вид поезда был самый воинственный: вороные лошади мушкетеров, их воинственная осанка, военная привычка ехать правильно, открывали невольно самое строгое инкогнито.
За ними ехали слуги, вооруженные с головы до ног.
Все шло хорошо до Шантильи, куда они приехали около восьми часов утра. Нужно было позавтракать. Они спешились пред гостиницей, над которой была вывеска, изображавшая св. Мартина, отдававшего половину своей одежды бедному. Слугам приказали не расседлывать лошадей и быть готовыми вскоре отправиться дальше.
Они вошли в общую залу и сели за стол.
Один дворянин, приехавший по Даммартинской дороге, сидел за этим же столом и завтракал. Он начал разговор о дожде и хорошей погоде, путешественники отвечали ему, он пил за их здоровье, они ответили ему тем же.
Но в ту минуту как Мускетон доложил, что лошади готовы, и они начали вставать из-за стола, незнакомец предложил Портосу выпить за здоровье кардинала. Портос отвечал, что с большим удовольствием, если незнакомец в свою очередь выпьет за здоровье короля. Незнакомец отвечал, что он не знает другого короля, кроме кардинала. Портос назвал его пьяницей; незнакомец обнажил шпагу.
– Ты сделал глупость, сказал Атос, – но делать нечего, теперь отступиться нельзя, убей этого человека и догоняй нас, как можно скорее.
Все трое сели на лошадей и поехали полной рысью, между тем как Портос обещал заколоть своего противника по всем правилам фехтовального искусства.
– Почему этот человек привязался к Портосу, а не к кому-нибудь другому? спросил Арамис.
– Потому что Портос говорил громче всех, тот и принял его за начальника, сказал д’Артаньян.
– Я всегда говорил, что этот гасконский кадет, – колодезь мудрости, прошептал Атос.
И путешественники продолжали путь.
В Бове они остановились часа на два, как для того, чтобы дать отдых лошадям, так и для того, чтобы подождать Портоса. Но как Портос не приезжал и не прислал никакого известия, то поехали дальше. Проехав одну милю за Бове, в одном месте, где дорога шла между двумя откосами, они встретили восемь или десять человек, которые, пользуясь случаем, что мостовая была испорчена, делали вид, будто чинят ее, а сами копали ямы и делали грязные колеи.
Арамис боялся замарать сапоги в этом искусственном болоте и начал сильно бранить работников. Атос хотел удержать его, но уже было поздно. Работники начали смеяться над путешественниками и своим нахальством вывели из терпения даже хладнокровного Атоса, который наскакал на одного из них.
Тогда все они отошли к канаве и взяли оттуда по ружью; от этого вышло, что наши путешественники должны были проехать буквально под выстрелами. Арамису пуля пролетела через плечо, а Мускетону попала в мясистые части под крестцом. Впрочем, только Мускетон упал с лошади и то не потому, что был тяжело ранен, а потому, что не видал своей раны и предполагал ее опасней, чем она была.
– Это засада, сказал д’Артаньян, – не стрелять и ехать дальше.
Арамис, не смотря на рану, схватился за гриву лошади и скакал на другими. Лошадь Мускетона догнала их и скакала вместе с ними без седока.
– Это у нас будет запасная лошадь, сказал Атос.
– Вместо нее я желал бы иметь лучше шляпу, сказал д’Артаньян, мою шляпу снесло пулей. Счастье, право, что письмо было не там.
– А ведь они убьют бедного Портоса, когда он поедет мимо них, сказал Арамис.
– Если бы Портос был на ногах, он теперь уж догнал бы нас, сказал Атос – Я думаю, что пьяница протрезвился.
Они скакали ещё часа два, хотя лошади так устали, что можно было опасаться, что они скоро откажутся скакать.
Путешественники ехали проселочною дорогою, надеясь, что там будет меньше беспокойства, но в Кревкёре Арамис объявил, что не может ехать дальше и действительно, нужно было много мужества, которое скрывалось под изящною его наружностью и вежливыми манерами, чтобы доехать до этого места. Как только остановились, он побледнел и нужно было поддержать его, чтоб он не упал с лошади. Его сняли с лошади у дверей трактира и оставили ему Базена, который, впрочем, в случае стычки мог скорее им помешать, чем принести пользу; а сами поехали в надежде переночевать в Амиене.
– Черт возьми, сказал Атос во время пути, из нас осталось только двое господ и двое слуг; а уж не буду так глуп, и ручаюсь, что меня не заставят ни разинуть рот, ни обнажить шпагу до Кале. Клянусь в том…
– Не клянись, сказал д’Артаньян, – поедем галопом, если только наши лошади согласятся.