Но когда склонился в почтительном приветствии Фелисьен, лицо ее смягчилось, и она одарила его улыбкой, словно старого знакомого.
- Так это вы француз! - произнесла она с мягкостью, которая совершенно не вязалось с враждебностью приема.
- Да, мадемуазель, я имел счастье родиться на берегах Сены! И я спешу выразить вам глубочайшую признательность и уважение! Без вас мы погибли бы в снежном урагане!
- Повторите по-нашему… я не поняла ни слова. Очень хорошо, - промолвила она, после того как Фелисьен объяснился на невероятно ломаном английском. - Что до ваших спутников, то им следует благодарить вас… Если бы не вы, ни за что не впустила бы в дом… особенно сегодня, когда…
Тут она осеклась и ткнула револьвером в сторону ошарашенного полковника Ферфильда.
- Это еще что такое? Об этом человеке речи не было! Где вы его подобрали, господин француз? А вы как посмели прийти? Или знали, что отца нет? Но в его отсутствие я охраняю дом… Отвечайте, вы пришли как враг или как друг?
Полковник, видя направленный прямо в лоб ствол, машинально опустил руку на кобуру своего револьвера…
- Руки вверх! - жестко сказала Кэт. - Стреляю без предупреждения! Вы пришли как друг или как враг?
- Я пришел как друг!
- Прекрасно! Если вы забудете об этом, то вам быстро напомнят, полковник Ферфильд!
При этом имени трое людей, что сидели в другом конце комнаты спиной к пришельцам и лицом к камину, резко обернулись, не скрывая изумления.
Полковник и трое десперадос, заметив это движение, быстро посмотрели на троих молодых людей и переглянулись.
"Ого! - подумал полковник. - На двоих мокасины, третий в сапогах со шпорами… Где же четвертый? Если этот четвертый существует, значит… значит, мы все-таки настигли моих грабителей".
ГЛАВА 6
Слой снега в сто восемьдесят сантиметров. - Вывих. - Полковник делает выводы. - Револьвер мисс Кэт Сюлливан. - Два лагеря. - В каждом - своя героиня. - Капитан Фелисьен Навар обнаруживает талант повара. - Проигранное сражение. - Капитана повышают в чине. - Ужасающее зрелище.
Снегопад продолжался без перерыва тридцать шесть часов, и осадки выпали такие обильные, что на Черепаховых горах покров достиг ста восьмидесяти сантиметров. В некоторых местах, где ветер буйствовал с особой силой, намело сугробы глубиной до десяти метров, завалив долины и почти полностью скрыв сосны высотой до пятидесяти футов.
"Одинокий дом" стоял на плато, открытом всем ветрам, и его не миновала эта участь. Все строения почти целиком занесло - торчали только крыши. Гостям усадьбы - к счастью, весьма многочисленным - пришлось срочно отрывать траншеи, чтобы ходить на склады, конюшни, лесопилку, иначе жизнь была бы парализована.
К тому же этот первый снег был еще слишком мягким, чтобы выдержать вес человека, даже если тот надевал лыжи. Таким образом, обитатели дома оказались в своеобразном плену, поскольку метель держит гораздо надежнее, чем даже наводнение. С этим следовало смириться, ибо прорвать блокаду было не в силах человеческих - по крайней мере, на первых порах.
Две враждебные партии расположились в одном доме, не испытывая, понятно, никаких нежных чувств друг к другу. Канадцы и американцы жили здесь как кошка с собакой, если следовать удачному народному выражению: причем первые точно знали, с кем имеют дело, а вторые были почти уверены, что именно за этими молодыми людьми они пустились в погоню.
Франсуа не вставал с меховой подстилки и вынужден был скрепя сердце принять помощь полковника - как оказалось, весьма сведущего в медицине. Обладающий столь многочисленными талантами начальник таможни мигом определил, что нога у юноши не сломана, а вывихнута. Одновременно он узнал то, что и желал выяснить, предлагая свои небескорыстные услуги: пострадавший был обут в мокасины.
Дальнейшие его умозаключения приобрели форму простого уравнения.
Пара сапог со шпорами плюс три пары мокасин равны тем следам, которые, со всей очевидностью, были оставлены ворами…
Не теряя присутствия духа и не желая торопиться в сложившихся условиях, полковник, как заправский врач, прописал компрессы на больное место и заверил раненого, что выздоровление хоть и будет нескорым, но лечение непременно принесет результат.
Разумеется, если бы не снежная блокада, полковник, совершив свое открытие, немедленно приступил бы к военным действиям…
У него не осталось никаких сомнений. Четверо юношей, которые якобы заблудились во время охоты на медведя и попросили убежища в "Одиноком доме", когда начался ураган, и были теми самыми ворами, что дерзко напали на дилижанс. Именно их тщетно поджидал полковник со своими спутниками, надеясь, что они спустятся с плато Мертвеца.
Однако Боб Кеннеди, Жан, Жак и даже Франсуа с его больной ногой производили впечатление слишком опасных противников, чтобы нападать на них в лоб без предварительной подготовки. К тому же молодые люди обрели мощного союзника: мисс Кэт Сюлливан безоговорочно встала на их сторону. От ее больших красивых глаз не укрывалось ничего.
И она могла оказать не только моральную поддержку Девушка выхватывала револьвер с невероятной быстротой, а жизнь любого десперадо ценила в пенс, смотря на них примерно так же, как на волков.
Лишь один пример: на следующий день после их прибытия Питер, пропойца и грубая скотина, забывшись, обозвал девушку грязным словом - вещь неслыханная и непостижимая, ибо американцы никогда не позволяют себе оскорблять женщину.
В руках Кэт тотчас появился револьвер, с которым она никогда не расставалась, и пуля, посланная с шести шагов, срезала сигару в миллиметре от губ негодяя.
- В следующий раз, Питер, - холодно предупредила девушка, - я буду целить в лоб.
…Итак, полковник решил выждать, надеясь, что в этом бесконечном, казалось, злоключении подвернется благоприятный случай свести счеты с обидчиками. Впрочем, союзник нашелся и у американской партии: миссис Сюлливан - Старуха, как ее обычно называли - вступила в нее столь же решительно и бесповоротно, как Кэт поддержала канадцев.
Старуха являла собой тип пьянчужки, распространенный и в Англии, и в Америке. С жадностью поглощая любое спиртное, она пристрастилась и к более сильным наркотикам: эфиру, лаудануму, хлоралу, что в сочетании с обычными средствами опьянения давало прямо-таки гремучую смесь.
Полковник, убедившись, что имеет дело с законченной алкоголичкой, решил воспользоваться этим, чтобы завоевать расположение Старухи и выставить своего бойца в юбке против новобранца женского пола в стане врагов.
Сделать это было тем проще, что старая фурия люто ненавидела собственную дочь и косо глядела на молодых людей, которым та оказывала всяческие знаки внимания. Мать Кэт перешла бы в другой лагерь из одного лишь чувства противоречия.
А завершили дело Нед Мур, Ник и Питер. Их терзала та же жажда, что и хозяйку дома, они предлагали наперебой:
- Старуха! Капельку джина?
- Как скажешь, паренек!
- Старуха! Глоточек виски?
- Почему бы и нет!
- Старуха… как насчет можжевеловой водочки?
- У меня от нее изжога… но за твое здоровье выпью!
Полковник платил за выпивку щедрой рукой, а миссис Сюлливан, предаваясь утехе, вдобавок набивала карман. Так хитрый начальник таможни легко добился цели: отныне поддержка Старухи была ему обеспечена.
Все гости жили в большой комнате, но держались порознь даже за столом, где каждая партия занимала свою сторону. Янки много пили, горланили песни и играли в карты; канадцы же - включая и Боба - ходили в лес за дровами, расчищали осыпавшиеся траншеи, топили печи, пекли хлеб и не стеснялись помогать Фелисьену Навару в его кулинарных импровизациях.
Французский путешественник, едва увидев приветливых добрых юношей, с первого взгляда почувствовал к ним симпатию. Они же, в свою очередь, тянулись к славному малому, ощущая кровное родство по языку и происхождению.
Взаимная приязнь непременно должна была возникнуть между французами из Канады и из метрополии. Однако следовало соблюдать осторожность, ибо полковник бдительно следил за всеми обитателями дома, а заподозрив сговор, мог пойти на крайности.
Совместная возня у печи способствовала сближению: кулинары обменивались короткими фразами - внешне ничего не значащими, но очень важными для них - к сугубому неудовольствию полковника: он совершенно не знал французского языка.
Иностранцы утверждают, что за пределами своего отечества французы выступают в качестве только парикмахеров или поваров.
Парикмахеров? Это еще надо доказать! Поваров? Черт возьми! Во всех странах еду готовят так скверно, что француз, прирожденный гурман, просто вынужден позаботиться хотя бы о собственном пропитании, чтобы не пасть жертвой хронического несварения желудка.
В Америке люди питаются прескверно. Это и едой-то назвать трудно: заглатывается невообразимая мешанина из несочетаемых между собой продуктов. Подобные, с позволения сказать, кушанья, оскорбляют вкус, бросают вызов кулинарной эстетике и божественному гурманству. Вообразите себе ужасную мешанину из яичных желтков, водки, перца, сахарного песка, патоки, зернистой икры и рубленой ветчины! Или суп из устриц - консервированных! - сваренных в молоке - тоже консервированном! - вместе с салом, обжаренным на углях в печи, и маисовыми лепешками вместо хлеба! Поверишь, право, что все это готовится и съедается на пари пьяницами, абсолютно равнодушными к тому, что они глотают!
Поскольку желудок господина Навара немедленно взбунтовался, француз вспомнил, что был солдатом - более того, солдатом в Африке, где военный человек проходит суровую школу выживания. Чуть не все наши пехотинцы становились там изумительными поварами, а у бывшего бригадира открылся настоящий кулинарный талант. Для его товарищей из "Одинокого дома" это стало подлинным откровением.
Американцы, занятые карточной игрой, потягивали свои коктейли, убивающие аппетит, и поначалу лишь рассеянно посматривали, как Фелисьен снует вокруг печи, поджаривая лук, подрумянивая присоленную муку, нарезая мясо и помешивая внешне непритязательное варево - короче, работая не меньше двух часов над блюдом, чей острый запах привлек наконец внимание полковника, сильно захмелевшего после обильных возлияний.
- Хэлло, капитан! - бросил он повару. - Как называется ваша… ваша стряпня?
- Это поджарка с луком, полковник Ферфильд.
- Поджарка с луком! Похоже, это дьявольски вкусно!
- Так отведайте! С хлебом это будет превосходно.
- В самом деле… изумительная штука, эта ваша поджарка с луком… никогда ее не забуду! - проговорил полковник, которому никогда не доводилось пробовать ничего подобного.
- Ничего удивительного, все военные любят это блюдо. Мой бывший полковник, маркиз де Г., в походе ничего другого не признавал.
- Значит, у этого французского полковника и одновременно маркиза был хороший вкус, и я счастлив, что у нас с ним так много общего, помимо звания.
- Но, - промолвил наивно, а может быть, и лукаво, Фелисьен, - он-то был настоящим полковником.
- А я, что же, по-вашему, картонный? Я был во втором сражении при Булль-Рёне!
- Верно, - отозвался с полным ртом Нед Мур, впервые открывший в себе свойства гурмана, - давайте поговорим об этом вашем сражении при Булль-Рёне, откуда все смылись, торопясь ухватить местечко, которое вы теперь занимаете.
- Вы клевещете на федеральную армию, и я не понимаю, о чем вы говорите.
- Сейчас объясню. Это произошло на второй день кровавой битвы, тридцатого августа тысяча восемьсот шестьдесят второго года… Видите, как я точен? Силы противников были равны, Поп сдерживал атаки Джексона, а Джексон ничего не мог поделать с Попом. Вдруг распространился слух, что в Черепаховых горах освободилось место начальника таможни. Первый же генерал, узнавший об этом, вскочил на коня и помчался во весь опор, надеясь поспеть вовремя и выпросить этот лакомый кусочек для себя. Второй, увидев, как улепетывает первый, решил, что сражение проиграно, и сделал то же самое. Естественно, полковники побежали за генералами, а полкам ничего не оставалось, как следовать за своими командирами… Вот что стало причиной поражения, которое стоило армии конфедератов тридцати пушек и тринадцати тысяч пленных.
Нед Мур, рассказывая эту забавную историю, явно желал подтвердить свою репутацию человека, который ни перед кем не пасует, и разозлить полковника, что ему вполне удалось.
Начальник таможни выглядел так, словно проглотил аршин. Едва десперадо кончил, он произнес, с трудом сдерживая гнев:
- Не все полковники сбежали в сражении при Булль-Рёне, а выдающийся пост, о котором вы упомянули, был по заслугам предоставлен тому, кто ни о чем не просил.
- Иными словами, вам?
- Почему бы и нет?
- Полковник, только один вопрос: сколько вам лет?
- Мне ровно сорок.
- Сейчас у нас восемьдесят пятый год, а битва произошла в шестьдесят втором… то есть двадцать три года назад. Следовательно, вам было тогда семнадцать! Полковник, в таком, возрасте - прекрасное начало карьеры!
Громовой хохот, раздавшийся за столом, на мгновение заглушил завывания метели за окнами.
Приспешники полковника явно радовались возможности уязвить своего главаря и, глядя на его смущенное лицо, возбужденно ерзали, переглядываясь и толкая друг друга локтями.
Нед Мур после того, как отведал вкуснейшей луковой поджарки, забыв даже обтереть бороду, измазанную соусом, заявил, что никогда еще не получал такого наслаждения от еды, и предложил немедленно произвести французского капитана в полковники.
Фелисьен стал со смехом отказываться от этой чести, но Нед Мур настаивал.
- Соглашайтесь, дружище, соглашайтесь! Хотя в Америке больше ста тысяч человек носит это звание, все-таки оно здорово звучит.
- Больше ста тысяч!
- Самое малое. А у вас разве не так?
- У нас, - ответил француз, становясь вдруг очень серьезным, - после двадцатипятилетней или тридцатилетней службы и сорока пяти или пятидесяти лет безупречной жизни смелому воину присваивается это почетное звание - подлинный венец его карьеры. Он счастлив и горд, ибо…
- Как? - вмешался полковник. - После тридцатилетней службы? У нас звания присваивают куда проще.
- Это я заметил!
Разговор этот весьма забавлял канадцев и Боба, однако они обратили внимание, что мисс Кэт, уйдя на винный склад за несколькими бутылками шампанского, заказанными французом, что-то слишком задерживается.
Жан, опасаясь, что девушка могла поскользнуться и неудачно упасть, вышел, чтобы помочь маленькой подруге.
Странное дело! Старший из "угольков", в свою очередь, тоже никак не возвращался, так что Боб и его братья не знали, что подумать.
Они встали и направились к тяжелой двери, по-прежнему заваленной снегом, что вела во внутренний двор.
В этот момент со двора до них донесся звериный рык - такой свирепый и мощный, что у храбрейшего из храбрых могли бы подогнуться колени, а сердце уйти в пятки.
А вслед за тем раздался звенящий, как рожок, крик человека.
- Жан! Это Жан!
Боб и Жак ринулись к траншее, прорытой в снегу, за ними бросился Фелисьен, потом немного протрезвевшие американцы… Перед их глазами предстало страшное зрелище.
ГЛАВА 7
Самый ужасный хищник Америки. - Сильный, как слон. - Кровожадный, как тигр. - Смелый, как лев. - Ursus ferox. - Смертельная схватка. - Жан ранен. - Один из первых ножей границы. - Планы отступничества. - Гнусная мать. - Все живы. - Праздник освобождения. - Беспробудный сон.
Если не считать Европы, где почти не осталось диких зверей, в Америке хищников гораздо меньше, чем на других континентах.
В самом деле, Азия имеет королевского тигра и черную пантеру; Африка - льва и гиппопотама; и там и там водятся львы и слоны.
В Америке среди крупных зверей числят ягуара, чья свирепость сильно преувеличена, пантеру, не столь опасную, сколь коварную, откровенно трусливого кугуара и медведей, популяция которых имеет множество разновидностей.
Это все.
При взгляде на сей весьма краткий список, где упомянуты лишь самые известные животные, можно было бы подумать, что в Новом Свете нет тех гигантов, каким мы любим присваивать королевские титулы - за их силу, размеры или свирепость.
Но это представление ошибочно. В Америке есть зверь, который мог бы сразиться - и, возможно, даже одержать верх - с чудовищными хищниками, чьи имена, внешний вид и образ жизни нам хорошо известны.
Это бурый медведь!
Натуралисты, любящие давать своим подопечным звучные, порой странные наименования, в данном случае не затруднились, выбирая этому хищнику имя, иными словами, давая ему научное обозначение.
Они нашли название, которое напрашивалось, и окрестили его попросту "ursus ferox" - "свирепый медведь".
Редко случается, чтобы имя с такой точностью отражало свойства объекта, ибо в буром медведе, или гризли, как его называют американцы, природа, кажется, свела воедино страшные наклонности всех хищников, не забыв снабдить соответствующими возможностями для утоления кровожадности.
Сильный, как слон, смелый, как лев, коварный и неумолимый, как тигр, серый медведь отличается колоссальными габаритами, потрясающими воображение.