Тогда я сделал разворот оверштаг, так как в порывах сила ветра доходила до семи баллов, налетал проливной дождь, видимость стала менее четверти мили. Нильс находился на корме, испытывая механизм аварийного отключения винта. Гребной винт и кронштейн, на котором он был зафиксирован, поднимались в углубление в транце во избежание повреждения лопастей плавучими льдинами. Я включил радиолокацию, радуясь в душе тому, что теперь нашей скорости хватает для выработки генератором электроэнергии, достаточной для отображения ясного контура береговой линии. Индикатор скорости теперь, при попутном ветре, показывал десять с половиной узлов.
Нильса долго не было, а когда он вернулся в рубку, мы уже были далеко за Пунта-Аренас.
- Все в порядке, работает как надо.
Он заглянул в машинное отделение, потом снова стал рядом, щелкая тумблерами на панели управления, включил практически все приборы: эхолот, радионавигационную систему "Декка", систему спутниковой навигации, сигнальные огни наверху мачты и на корме, в общем, все. Энергии теперь было достаточно, чтобы питать их все, за исключением прожектора на крыше рубки - когда Нильс его включил, от него едва исходило тусклое свечение.
- О’кей?
- Ja, о’кей.
Выключив все, он стал проверять небольшую электроплитку, установленную по настоянию Айана для экономии горючего. Она раскалилась докрасна даже при включенной микроволновой печи.
- Ладно, достаточно! - крикнул я ему.
Нужно было снова включать двигатель, так как к этому времени мы уже были напротив Пуэрто-Зентено, где после поворота к востоку следовали два узких прохода, Сегунда-Ангостуа и Примера-Ангостура, и выход в Атлантический океан. Магелланов пролив здесь сильно сужался, и береговая линия Огненной Земли отображалась на экране радиолокатора в опасной близости. Через считаные секунды она уже была видна невооруженным взглядом. Там кругом были рифы и скалы, и я стал спешно разворачивать корабль, выкрикивая команды, курс для Айрис на руле, Нильсу и особенно Айану, который быстро приобретал опыт обращения с кливер-шкотом. Я уступил ему место у лебедки, он мог с ней управиться и одной рукой. Грот с оглушительным шумом яростно хлопал на ветру.
Я повернул левым галсом, с большим креном вправо и едва не заливающей палубу шипящей водой, мы постепенно отошли от берега. Внезапно мы оказались в пустоте, где ничего кроме тумана и бушующих волн не было видно, при явном избытке поднятых парусов, и, что меня пугало чуть ли не до смерти, прилив быстро тащил нас к Сегунда-Ангостура, второму из двух узких проходов, снося к берегу. Если нас втолкнет в расширяющуюся часть пролива между этими двумя узкими местами, мы окажемся в месте столкновения тихоокеанского и атлантического приливов и отливов. Скорость приливного течения в Примера-Ангостура, даже более узком, чем Сегунда-Ангостура, доходила, согласно лоции, до восьми узлов!
Миновал очередной шквал, туман немного рассеялся, и мы смогли воочию убедиться в силе увлекающего нас течения по тому, как быстро "Айсвик" проносился мимо берега.
Что было в следующие полчаса, я плохо запомнил. Как-то нам удалось зарифить парус, но на это потребовалось определенное время, и я не раз во время часто налетающих шквалов опасался, что ветер разорвет в клочья эти ветхие паруса, а то и сломает мачту. Дважды мы ложились на другой галс, так как нас продолжало сносить на берег Патагонии, и все это время меня не покидало осознание того, что, если мы проскочим сквозь Сегунда-Ангостура, быть беде. Здесь проливы и отливы сменяли друг друга четыре раза в день, а не два, и перед моими глазами рисовалась жуткая картина, как нас гоняет туда-сюда на этом отрезке Магелланова пролива до конца наших жизней.
К тому времени, когда мы взяли рифы и шли на моторе, сила прилива уже была не максимальной, но даже при этом, казалось, прошла целая вечность, прежде чем эта злополучная Сегунда-Ангостура осталась у нас за кормой. Я шел настолько близко к берегу, насколько хватало смелости, и вдруг приливное течение перестало тащить корабль. Тогда, наверное, мы все испытали облегчение, близкое к состоянию эйфории, и, заглушив мотор, дальше продвигались при сильном ветре под парусом.
На пристани нас уже ждал грузовик. Водитель кипел от злости, пока мы неудачно совершали первую попытку подойти к причалу и пришвартоваться. За время нашего отсутствия причалил еще один сухогруз, и втиснуться в узкую щель между ними было непростой задачей. Грузовик стоял там уже четыре с лишним часа. Он привез первую партию заказанных Айрис припасов и материалов, и нам пришлось сразу же приниматься выгружать все и переносить на борт, даже не сделав перерыв, чтобы перекусить.
Такая возможность у нас появилась только через два часа, когда мы перетащили все коробки и ящики с грузовика на палубу, где обвязали веревками, накрыв брезентом, которым мы разжились на всяких случай. К тому времени, когда Айрис приготовила обед, мы, не чуя под собою ног, о еде уже не думали, а в конце трапезы Айан сделал нам кофе, щедро разбавленный почти черного цвета ямайским ромом.
Я спал как убитый в ту ночь, проснулся поздно, а когда прошел на пристань и спустился завтракать, за столом кают-компании уже сидел и ел какой-то человек. Он оглянулся вполоборота, когда я вошел, и стоявшая у плиты Айрис сказала:
- Карлос.
Тогда я его узнал. Он вскочил из-за стола, протягивая мне руку:
- Карлос Боргалини.
Не пожимая его руки, я пробормотал свое имя и отправился на свое обычное место.
- Карлос прилетел сегодня рано утром чартерным рейсом, - объяснила его появление Айрис. - Теперь нам нужно подобрать Ангела в Ушуайе.
- В Ушуайе! Но это же в проливе Бигл, на мысе Горн.
- Я знаю.
Подав мне мою тарелку, она снова обернулась лицом к плите.
- Кофе или чай? Сегодня на выбор.
- Кофе, - сказал я, откусывая от наколотой на вилку сосиски и думая о другом. - Об этом не может быть и речи. Чтобы попасть в Ушуайю, нужно пройти через лабиринт скал в Тихий океан, а потом повернуть назад в Бигл. Идти против господствующих ветров - совсем не то, что нам нужно.
- Это я и на карте могла посмотреть.
- Но чего ради? - Я обернулся к нашему посетителю: - Скажите ему, чтобы приезжал к нам сюда.
- Нет, как я уже говорил сеньоре, он встретит нас в Ушуайе, а не здесь.
- Нас? Вы сказали "нас"?
Он кивнул, улыбаясь, и в его глазах мелькнуло что-то дьявольское. Возможно, мне только показалось, поскольку порочный проблеск исчез в тот же миг, но я не сомневался, что его присутствие на корабле повлечет за собой неприятности. Он был смугл, настоящий сицилиец, безус и смазлив, можно сказать, неправдоподобно миловиден. А то, как двигались его руки, его едва заметная улыбка удовольствия от моей бурной реакции - все в нем свидетельствовало о греховной изнеженности его натуры.
- Он хочет отправиться с нами, - сказала Айрис.
Я стал возражать, но она предложила подождать Айана, и тогда мы все вместе могли бы это обсудить.
- У меня есть кое-какой опыт хождения под парусами, смогу помочь на палубе или стоять на руле.
Он говорил почти на безупречном английском, с едва заметным акцентом.
- Какой именно опыт?
- В основном на швертботах, но немного и на яхте из Буэнос-Айреса после войны.
Имелась в виду, конечно, Фолклендская война.
- Моей семье принадлежит небольшая моторная яхта.
- Вы ходили в море с вашим отцом?
Это представлялось мне маловероятным, исходя из того, что я слышал о бойфренде Розали Габриэлли. Однако он, возможно, имел в виду какого-то другого члена семьи Боргалини.
Улыбнувшись, он помотал головой. Он был очень красив, когда улыбался.
- У вас нехватка рук, поэтому, думаю, я вам пригожусь.
Кивнув, я продолжил завтракать. В общем, не имело значения, с кем он ходил в море. Главное, что у него был как раз нужный опыт хождения и на швертботах, и на яхте. К тому времени подошел и Нильс, и, когда появился Айан, мы уже пили кофе. Он был в дурном настроении. О Карлосе он уже знал. Женщина, ведущая домашнее хозяйство у капитана Фредди, ему рассказала. Карлос поднял ее, постучав в дверь, в седьмом часу утра, и, так как он сообщил ей, что является родственником сеньоры, она постелила ему в маленькой комнатушке в задней части дома.
- Ты, - сказал Айан, свирепо глядя на него сверху вниз. - Какого черта ты тут делаешь?
Карлос поднялся на ноги. Судя по всему, ему не сказали, кто такой Айан.
- Карлос Боргалини, - сказал он, протягивая руку.
Айан не обратил на нее внимания.
- Я знаю, кто ты такой. Я задал тебе вопрос.
Очаровательно улыбаясь, он принялся объяснять.
- В Ушуайе! Почему в Ушуайе?
- Марио говорил, вы поймете.
- Марио? Вы имеете в виду нашего друга Коннор-Гомеса, ну, то есть Ангела?
Айан пару секунд пристально на него глядел, затем обернулся к Айрис:
- Дайте мне кофе, бога ради. Утро было ужасным.
Он не пояснил, почему оно было ужасным, но Нильс уже успел мне рассказать, что он рано пришел на борт "Айсвика", взял какие-то бумаги из своего портфеля, лежащего под замком в ящике позади штурманского стола, после чего ушел в город, где нашел человека с факсимильным аппаратом.
- Да, и снегоход по ошибке выгрузили в Рио-Гальегос бог знает с какой стати. Пришлось и это тоже улаживать.
К моему несказанному удивлению, он, похоже, был не против того, чтобы начать путь, сначала направившись к западу, и затем юркнуть в пролив Бигл. А когда я начал ему доказывать, что неразумно высовываться в Тихий океан и потом заворачивать к мысу Горн только лишь из-за того, что Коннор-Гомес хочет сесть на корабль в Ушуайе, а не в Пунта-Аренас, он оборвал меня, сказав, чтобы я не лез не в свое дело.
- Это мое дело, - раздраженно возразил я. - Неопытный экипаж…
- Закройте рот, в конце концов!
Он схватил меня своей стальной клешней и, вытянув шею вперед, уставился на меня ледяным взглядом:
- Делайте свою работу, а я займусь своей. Мы подберем его в Ушуайе, если он так хочет.
- Хотите сказать, что он персона нон грата здесь, в Чилийском порту?
- Я же вам сказал, не лезьте не в свое дело. - Стальные пальцы впились мне в руку. - О’кей?
Он выдержал паузу, затем отпустил меня, и его лицо смягчилось улыбкой.
- Есть и хорошая новость: "Антон Варга" прибывает около пол-одиннадцатого. К полудню выгрузят ваши новые паруса.
Айрис подала ему кофе, и он уселся.
- Первым делом запишем все наши грузы и разложим по местам. Потом можете приступать к проверке парусов. Карлос будет вам помощником.
Парень оказался на удивление дельным. Он хоть и выглядел женоподобным, но энергии в нем было хоть отбавляй. К тому же он был достаточно смышленым. Он мгновенно выучил предназначение всех канатов, так что весь оставшийся день, когда все припасы и материалы были разложены по своим местам в зависимости от порядка их использования и я смог приступить к парусам, стало ясно, что ему можно доверить значительную часть работы с концами и лебедками, пока мы их поднимали один за другим, проверяя, насколько это возможно при ветре, приходящем к нам из-за носа сухогруза, пришвартованного у нас за кормой.
Оказавшись, таким образом, в его обществе, я воспользовался возможностью попытаться выяснить его связи с семейством Коннор-Гомесов. Скорее всего, второй такой же шанс мне уже не представится, поскольку, когда мы все семеро, а с ним нас будет восемь человек, станем жить бок о бок на борту, уединение станет недостижимой роскошью. В первую очередь меня интересовало его родство с Айрис и причины его явного намерения примкнуть к экспедиции. Вспоминая выражение его лица, когда он глядел на нас через потолочное окно "Катти Сарк", я склонялся к мысли, что между ними что-то должно было быть.
Сперва я попробовал спросить его прямо:
- Ты родственник Айрис, я так понимаю?
Но он лишь рассмеялся.
- Такая вот родственница, убежала, притворившись мертвой, и оставила меня греть нары.
Ничего толком я от него не добился, а когда я спросил его, в каких связях он состоит с семьей Коннор-Гомес, он ответил, что если Айрис до сих пор мне этого не рассказала, то он быстрее умрет, чем сам об этом скажет.
Позже я попытался применить иную тактику, похвалив его за сноровку, с которой он управлялся с хитросплетениями такелажа "Айсвика", и предположив, что у него, видимо, был хороший учитель.
- Самый лучший, - сказал он с сияющими глазами.
- Кто же он?
Он взглянул на меня настороженно.
- Марио, конечно.
- Марио? Какой Марио?
- Марио Боргалини.
Но когда я спросил его, отец ли ему Марио Боргалини, он пожал плечами и отвернулся, бормоча:
- Я не знаю, кто мой отец. Знаю только, что я Боргалини.
Он произнес эту фамилию едва ли не надменно, как будто гордился тем, что он - Боргалини.
- Хочешь сказать, ты не знаешь, кто твои родители?
- Нет, этого я не говорил. Мою мать зовут Розали. Она певица. В основном поет под гитару. Необыкновенная женщина, очень страстная.
Его глаза лучились при этом теплотой.
- И она очень красивая, даже сейчас, хотя ей было уже за сорок, когда я родился. И очень талантливая, - прибавил он. - Вы не слышали, как она поет? Розали Габриэлли. Все эти записи…
- Да, конечно.
Я вспомнил рекламу в магазине Кингс-Линна. То была музыка не в моем вкусе, но я смутно припомнил лицо ярко выраженной цыганской наружности с широко открытым белозубым ртом и черными как смоль волосами. Значит, то была его мать. Женщина, которая непродолжительное время была женой Хуана Коннор-Гомеса. А Марио - первое имя Ангела Коннор-Гомеса.
- Это Ангел научил тебя ходить под парусом, Ангел Коннор-Гомес, верно?
Он кивнул, снова отворачиваясь.
- Дома мы всегда зовем его Марио.
- Значит, он твой сводный брат.
Иначе быть не могло, поскольку Розали Габриэлли и его мать тоже.
- Наверное. Поднять фишерман? Его испытываем следующим?
- Ты часто с ним встречался?
- С Марио? Нет. Я с ним мало виделся.
Он сказал это едва ли не раздраженно.
- Только в тот год, на каникулах. Я был школьником, он тоже был учеником в каком-то смысле, в Escuela Mecánica. И мы тогда, конечно же, часто уезжали из дому в Буэнос-Айресе. Мы колесили по всей Америке из-за выступлений матери.
- Сколько тебе было лет, когда он научил тебя ходить под парусом?
- Четырнадцать, кажется. А что?
Это возраст особой восприимчивости, и у меня возникли недобрые подозрения насчет их взаимоотношений.
- А что же Айрис? - спросил я. - С ней ты виделся?
- Нет, конечно. С какой еще стати?
В его словах, я бы сказал, содержалась капля яда.
- Как вы можете догадаться, - объяснил он, - семьи Коннор-Гомесов и Боргалини не общаются.
Он со стуком откинул крышку люка на баке и нырнул в парусную каюту. На этом разговор окончился.
Как только рассвело в воскресенье, грузовое судно, стоявшее за нашей кормой, ушло в пролив, и я развернул "Айсвик" при помощи завозного якоря, пока было пространство для маневра, так, чтобы он стал носом на ветер, затем еще раз поднял паруса один за другим, работая в паре с Карлосом. К сожалению, я не решился закрепить верхний и нижний прямые паруса, ограничившись тем, что мы лишь растянули их на шкотах, то же и с фишерман-стакселем. И был еще один парус, назначение которого я не вполне мог себе уяснить. Он был огромным, крепился на обе мачты и занимал все пространство между ними, его нижняя шкаторина заходила аж за рубку. Назначение блока позади верхнего прямого паруса, которое мне раньше казалось непонятным, теперь прояснилось. Карлос влез на фок-мачту, пропустил через блок длинную нейлоновую веревку, и, обернув ее вокруг "пуза" паруса, мы таким образом, не давая ему раздуваться на ветру, смогли его поднять.
К счастью, все паруса были выкроены правильно, передние шкаторины как раз на нужном месте, и только грот нужно было немного подогнать по задней шкаторине. Кроме того, я решил, что нужно прошить двойными швами нижние части парусов и латкарманы.
- Слава богу, что у нас парусное вооружение не как у джонки, - сказал Карлос, с улыбкой глядя вверх на хлопающий парус.
Ветер налетал довольно сильными порывами, и я не осмелился натягивать шкоты на парусах.
- Вы когда-нибудь ходили на джонке? Я один раз, в Рио-де-ла-Плата. Такая оснастка - мечта ленивого моряка, но для нас там слишком много лат, слишком много пришлось бы шить. У вас на борту есть швейная машина?
- Да, - ответил я.
- Хорошо, тогда я буду шить. Я этим занимался на борту яхты, когда плыл с Род-Айленда в Плимут, когда ехал учиться в Англию.
Тогда мне удалось выудить из него еще немного информации. Она была связана с его безумной идеей приобретения яхты и совершения кругосветного плавания.
- В одиночку? - спросил я его.
Он рассмеялся и сказал, что нет, не в одиночку.
- С Марио, конечно же.
- Ты хочешь сказать, что он намерен продать свою гасиенду в Перу?
- Нет, конечно, он не продаст гасиенду "Лусинда". Но когда мы получим деньги от страховой компании… Они нам должны много денег за пожар в магазине Гомесов.
- Разве не Айрис их получит?
- Нет, - улыбнулся он едва заметной гаденькой улыбочкой. - Марио позаботится об этом. Она не получит ничего. Ее отец все свое имущество завещал Марио и кое-что мне. Там хватит на несколько яхт.
Последние его слова были полны хвастовства, а взгляд был как у кота, пристально следящего за птичкой на заборе.
- А Эдуардо ничего. И Айрис тоже.
Порочные нотки снова зазвучали в его голосе. В ту минуту мне стало совершенно очевидно, что, каким бы полезным помощником он ни был, мне этот мальчик никогда не понравится. Именно так я о нем и думал - как о мальчике, хотя между нами не могло быть разницы больше, чем в несколько лет. Была в нем какая-то незрелость, как будто он рос без присмотра родителей и умственно так и остался непослушным ребенком.
И тем не менее мне, несомненно, повезло, что на палубе будет еще кто-то не только влюбленный в парусное судоходство, но и имевший опыт плавания в океане. И вдруг он на следующий день неожиданно объявляет, что идет в горы. С собой он брал рюкзак, в который запихнул штормовку, кое-какую теплую одежду, толстые носки, еду, а сверху привязал непромокаемый спальный мешок.
- Я слишком много уделяю времени учебе, а потом еще там, в камере…
Говоря это, он смотрел на Айрис, но продолжал улыбаться. Он, похоже, не таил на нее обиды.
- Нужно укрепить тело. - Он хлопнул себя по животу.
- Куда ты собираешься?