Айан заглушил мотор, и нас несло по инерции в зловещей тишине, лишь подчеркиваемой странным ворчанием и вздохами, издаваемыми водой, шевелящей водоросли и хлюпающей между прибрежных камней. Лодка остановилась почти сразу, и, пока Айан, подняв мотор, фиксировал его в таком положении, я взялся за весло и начал грести. В этой кромешной тьме у нас не было других ориентиров, кроме шума стекающей с крутого берега воды впереди, и продвигаться к нему было очень нелегко, так как мы буквально скользили днищем по узким и длинным листьям водорослей.
Только я начал шестом проталкивать лодку по мелководью, как луна снова выплыла из черноты у нас над головой, и всего в двадцати метрах впереди показался берег с ручьем, сияющим серебристым светом. Впоследствии у меня сложилось впечатление, что обстоятельства нашего прибытия туда как будто специально так сложились, чтобы подготовить нас к потрясению от того, что нам предстояло там найти. Айан взял с собой фонарь, но не включал его. Гнетущее впечатление, производимое этим небольшим пляжем, усугублялось светом от ручья, который так и хотелось назвать сценическим. Все это вызывало во мне напряженное ожидание, как будто в любую секунду нагие полудикие туземцы древней Огненной Земли могли налететь из темноты с намерением забить нас до смерти, чтобы отведать откормленной человеческой плоти, лучше которой они не ели уже долгие годы.
Мы вылезли на берег, выворачивая себе ноги на скользких валунах, и вытащили лодку на пляж, который напоминал и, пожалуй, являлся мореной, оставленной древним ледником. Я остановился, чтобы намотать фалинь на большой камень, так что Айан уже был впереди меня, когда луна спряталась за рваный край облака и свет внезапно померк. Он был едва различим, пока лез по черному нагромождению поваленных стволов деревьев в том месте, где приливная линия сходилась с берегом речки.
- Бобры, - сказал он, когда я стал взбираться вслед за ним.
По линии, куда доходил прилив, раньше росли деревья, но теперь их гниющие стволы валялись в беспорядке, как будто их разметал налетевший смерч. Мы одолели еще почти сто ярдов, продираясь сквозь эти жуткие дебри рассыпающихся бревен, едва не ломая себе ноги.
- Какому-то дураку из Аргентины пришла в голову идея завезти из Канады на Огненную Землю нескольких бобров.
Он выругался, поскользнувшись.
- Вы видели такие же гниющие завалы по берегам, начиная еще с пролива Коубёрн. Никто на них не охотится, и они размножаются как сумасшедшие.
В стороне от ручья почва, видимо, была другой. Вокруг вдруг не стало поваленных стволов, и мы теперь шли среди какой-то низкой растительности с жесткими стеблями, приспособленной к зимним холодам этих южных широт. Слева от нас поросшие травой кочки торчали подобно лохматым головам маленького гномьего отряда. Он нашел некое подобие тропинки, ведущей прямо вверх по крутому склону, верхушка которого едва виднелась, смутным контуром загораживая тускло светящееся небо. А потом луна вынырнула из-за облака, свет на сцене будто включили снова, мы забрались наверх и оглядели ландшафт, похожий на покатые холмы Сассекса.
- Раздолье для овец, - прошептал Айан.
Это было не обязательно, поскольку как раз перед нами, неподвижно сгрудившись и глядя в нашу сторону, стояла отара этих животных.
- Темная башня, - пробормотал он, кивая в сторону группы заброшенных бараков, припавших к каменистому склону холма слева от нас.
- Не вижу никакой башни, - возразил я. - Больше похоже на казармы какой-то заставы.
- Чайльд-Роланд, - проворчал он, и у меня от того, как он это сказал, мурашки побежали по коже.
Я тоже читал Браунинга.
- Ушуайя одно время была лагерным поселением Аргентины. Вы знали это?
- Нет.
Теперь идти стало легче, под ногами была твердая, общипанная у земли трава, бараки становились все ближе.
- Так это старая тюрьма? - спросил я. - Вы уверены, что она была здесь?
Он ничего не ответил, продолжая шагать вперед. Мы подошли к первому из бараков, и в эту минуту луну затянули черные облака. Ветер хлопнул створкой разбитого окна, скрипнула дверь. Дополнила эти сценические эффекты крылатая тень взлетевшей в ночное небо птицы. На двери висел замок, но накладка с пробоем была сорвана, и Айан, толкнув дверь, вошел внутрь. Вспыхнувший луч фонаря осветил ржавые железные кровати, сложенные у дальней стены. Единственное окно было рядом с дверью, через которую мы вошли. В дальнем углу находились душевая и жестяной умывальник, кроме того, стопка оцинкованных ведер. Пошарив по стене, луч фонаря остановился на слове "Hoy", выцарапанном на штукатурке справа от изогнутой трубы, представлявшей собой, видимо, дымоход отсутствующей ныне печки. Я услышал его вздох.
- Бедолаги.
- Что это значит?
- Сегодня, - сказал он. - "Hoy" значит "сегодня".
Он вышел в хлопающую на ветру дверь и направился к следующему бараку. Бараки стояли в три ряда, по четыре в каждом, все они были одинаковы и в равной степени обветшавшие. Не было ни колючей проволоки, ни гауптвахты с помещениями для надзирателей, ни сторожевых вышек. И в каждом из бараков мы находили нацарапанные на стенах надписи: строчки стихов, надежды, que dios me salve, или краткое требование - salvame, имена любимых и обязательно где-нибудь календарь. Не настоящий календарь, без чисел, только череда дней, и отмечены прошедшие недели и месяцы. En desesperación. Это слово встречалось снова и снова.
- Безвыходное положение, бежать некуда. Desesperación как раз точное слово.
В глухом голосе Айана прозвучала печаль.
- Вы знали о существовании этого места, верно?
Он опять оставил мой вопрос без ответа. Переводя луч фонаря с места на место, он быстро читал все надписи.
- Вы что-то ищете? - спросил я.
- Постарайтесь запомнить некоторые имена, - сказал он. - Где-то у кого-то должен быть список.
Я принялся записывать отдельные имена на клочок бумаги, вспомнив, что брат Айрис, Эдуардо, тоже был среди "исчезнувших". Но имя Эдуардо довольно распространенное, и при том, что оно встречалось часто, рядом с ним либо вообще не было фамилии, либо значилась не та.
- Похоже на концентрационный лагерь, - пробормотал я, пока мы переходили к следующему ряду бараков.
Он кивнул, соглашаясь:
- Он и есть, судя по всему. Идемте поищем их могилы, - прибавил он.
- Это Desaparecidos?
Он молча шагал по общипанной овцами траве, пока мы обходили покинутый лагерь. Однако мы нигде не встретили коллективного захоронения, в котором нашли свое последнее пристанище жертвы гитлеровских концлагерей, лишь несколько одиночных надгробных плит и пару-тройку деревянных крестов, больше ничего.
- Так куда же они делись?
Стоя там на ветру и глядя на бараки, он пожал плечами, а над нашими головами проносились черные тучи. Наконец он обернулся ко мне:
- Никому ничего об этом не говорите. И особенно Айрис или Коннор-Гомесу, когда он приедет. Я не хочу, чтобы он знал о том, что мы все это видели. Вы меня поняли?
Я кивнул, и после того, как он еще около минуты простоял, молча глядя на бараки, мы двинулись назад к берегу. Теперь небо прояснилось, тучи улетели, ярко светила луна, и ветер становился сильнее. Справа от нас в лунном сиянии была ясно видна линия старой дороги, наискось поднимающейся по каменистому склону горы.
Разумеется, мне не давал покоя вопрос, почему Коннор-Гомес выбрал это забытое богом место для посадки на корабль, а не Ушуайю. Не потому ли, что в Аргентине он персона нон грата? Но зачем тогда было гнать нас вокруг всей западной части Огненной Земли, при том что, если бы он приехал к нам в Пунта-Аренас, мы бы по прямой пошли к Фолклендским островам и Южной Георгии? Я старался добиться от Айана объяснения, пока мы возвращались на берег, но он лишь пожимал плечами. А когда я стал настаивать, он в конце концов вспылил, отвечая:
- Вы лучше помалкивайте и смотрите в оба, тогда получите хоть какие-то ответы на свои вопросы.
Когда мы вышли на пляж, луна снова спряталась, но он не стал включать фонарь, и мы, спотыкаясь в темноте, искали нашу лодку. Вода теперь уже не была такой тихой: хлюпали водоросли, волны накатывали на берег. Мы изрядно вымокли, спуская лодку на воду, и, когда мы, работая шестом и веслами, отошли от берега, нам предстояло одолеть путь к кораблю по неспокойному морю.
- Не забудьте то, о чем я вам говорил, - прошептал он, когда мы, закрепив лодку на палубе, стали спускаться вниз. - Вы завтра в одиночку пойдете его забирать. Никаких вопросов. Вы все поняли? Воспринимайте все как данность и не провоцируйте его, ни завтра, ни в будущем. О’кей?
В ту ночь я долго лежал без сна. Ветер дул с силой в шесть-семь баллов, и беспрестанно хлопающие о мачту фалы вызывали раздражение. Точнее сказать, это хлопанье соответствовало моему настроению, моим мыслям, вновь и вновь возвращающимся к предстоящему походу, к осложнениям, которые неизбежно возникнут при столь неудачно подобранном экипаже. Кроме того, проблема состояла еще и в навигации, поскольку, как я выяснил, мы уже подошли к границе, за которой переставали действовать системы спутниковой навигации. Спутники, передающие для нее данные, неподвижно висели над экватором и проворачивались за счет вращения Земли вокруг своей оси. Такое их положение было наиболее удобным для мест с максимальной концентрацией судов в Северном полушарии. А здесь, на краю Южного океана, мне приходилось каждый раз проверять точность показаний навигационной системы по звездам при помощи старого надежного помощника штурмана - секстанта. На "Айсвике", разумеется, были все необходимые расчетные таблицы. А вот что было далеко не всегда, это чистое звездное небо, которое для этого требовалось.
Это меня беспокоило. Но еще больше меня беспокоил предстоящий приезд Коннор-Гомеса и воспоминания о тех жутких оставленных бараках, залитых серебристым светом выглядывающей из-за туч луны.
Слышен был храп Энди. Или то широкие ноздри Гоу-Гоу выдували такие трели в носовой каюте? Когда мы вернулись из нашей разведки на берегу, они уже все спали, но, как только я улегся, мне послышался голос Айрис, расспрашивающей Айана. Впрочем, скорее всего, мне просто показалось: корпус судна скрипел и стенал, фалы хлопали на ветру и бились о мачты. Я мысленно отметил, что нужно установить еще шкентелей. Я видел их среди запасов.
Еще кое-какие вещи я постарался отметить в уме, так как от этого перехода из Пунта-Аренас по жутким внутренним водам была по крайней мере та польза, что он выявил все то, что требовало приведения в порядок, в особенности комплектность оснастки, а также наличие расходных материалов. Лучшее испытание в реальных условиях было трудно себе представить.
Весь следующий день лил дождь, косой и холодный, превращавший работу на палубе в мучение, и лишь ближе к вечеру он начал понемногу утихать. Ветер также прекратился, но тучи по-прежнему нависали низко, так что даже вершины невысоких холмов были ими скрыты, а закат окрасился кроваво-красным. К этому времени мы все были готовы отправиться в путь, и после половины двенадцатого я спустился в лодку. Айан перегнулся ко мне через перила.
- Как только он ступит на борт, мы поднимаем якорь и уходим.
- А как быть с Карлосом?
- Он будет внизу.
- Хотите сказать, что он пойдет с нами?
Он отвернулся, но мне показалось, что он подмигнул мне левым глазом, говоря:
- Не забывайте - рот на замке.
Я не стал запускать мотор и, когда усаживался за весла, увидел вспыхнувший на берегу свет фонаря. Он назначил встречу на полночь и оказался пунктуален.
Оглядываясь через плечо, пока я греб по чистому проходу между водорослями, я увидел его - одиноко стоящую в лунном сиянии фигуру. С ним никого не было, но кто-то же должен был помочь вынести его вещи на берег, поскольку рядом с ним возвышалась приличная куча багажа.
Он поздоровался, назвав меня по имени, будто мы были с ним давними друзьями, извинился за то, что заставил нас делать крюк, заходя в пролив Бигл, и выразил надежду, что переход был спокойным.
- Какой был ветер?
- То что нужно, - сказал я, и мы принялись грузить его вещи в лодку.
- А что корабль? Как он называется? "Айсвик"? И как "Айсвик"?
- В порядке.
- Хороший парусник? Поломок не было?
- Нет.
Луна только-только поднялась - зловещий оранжево-красный глаз, взирающий на нас из-под ровного, как по линейке, края низких облаков, разливал бледный свет, делавший его лицо старше. Или он был напряжен? Я посветил фонарем на него, затем на его багаж. Там было с полдюжины чемоданов, на вид пластиковых.
- Потушите фонарь!
- Почему?
- Кто-нибудь увидит. Выключите!
Я начал было говорить, что ему не нужно волноваться, так как место здесь пустынное, но потом бросил это. Сверху на чемоданы были прилеплены желтые наклейки. Я подался вперед, чтобы рассмотреть их поближе, однако он вырвал фонарь у меня из руки и выключил. Но я успел заметить, что на одном из кейсов наклейка была оборвана так, что осталась только верхняя часть трафаретной надписи "SEMTEX". Кроме того, буквы "D A N" и что-то вроде "I V E S".
Еще я успел разглядеть его лицо, и, хотя я взглянул лишь мельком, ясно было видно круги усталости вокруг его глаз и нездоровый землистый цвет кожи. Но даже в штормовке и резиновых сапогах он умудрялся сохранять элегантный вид.
Мы закончили погрузку его чемоданов и прочего багажа в лодку, и, когда стаскивали ее в воду, волна захлестнула мне через верх сапога. Вода была ледяной. Забравшись в лодку, я взялся за весло и стал выбираться из прибрежных зарослей водорослей.
Пришлось изрядно потрудиться, чтобы доплыть до корабля, так как снова поднялся ветер и мощный мотор тащил нас против крутых волн с пенными гребнями. Мы вымокли до нитки, пока приближались к стоящему к нам кормой кораблю, чей силуэт был виден на фоне мертвенно-бледного лунного сияния. Как только мы подошли к нему вплотную, Коннор-Гомес запрыгнул на борт, не дожидаясь моего распоряжения, даже фалинь не взял. Мне пришлось закидывать конец, лодка при этом развернулась, и волна захлестнула через борт. Айан этого не заметил, здороваясь с ним, а привязала конец Айрис. Карлос, естественно, был внизу, а Энди был снова занят разговором с радиолюбителем с Фолклендских островов, с которым он смог связаться.
Стоя там в раскачиваемой волнами надувной лодке, вцепившись в перила "Айсвика", я слышал, как Айан пригласил Коннор-Гомеса спуститься в кают-компанию и выпить за прибытие на борт.
- Замечательная идея! - крикнул я им, когда они двинулись к двери рубки. - Но сперва давайте выгрузим багаж.
Коннор-Гомес быстро обернулся, уловив осуждение в моем голосе.
- Конечно, дружище, извините.
Он улыбнулся, и от его усталых глаз разбежались морщинки. Разом включилось все его обаяние, и на его преображенное лицо вернулась маска юности. Неожиданно Гоу-Гоу пришла на помощь. Они встретились у перил, и я видел, как он замер, выпрямившись, будто даже поднявшись на цыпочки. На его лице вдруг возникло твердое выражение, расовое превосходство так из него и сочилось. А потом, когда я их представил друг другу, он улыбнулся, и я заметил бесовской огонек в его глазах, который раньше уже видел у Карлоса.
- Энди, супруг Гоу-Гоу, наш радист, - поспешно прибавил я, видя, как она вся натянулась, глаза ее расширились и затрепетали ноздри.
Между ними, подобно электрическому разряду, промелькнула сексуальная искра, и она себя за это презирала. Кроме этого, там было еще что-то, нечто древнее, примитивное, можно сказать, ее тело охватило напряжение, и я видел, как она задрожала. И все это время он улыбался, наслаждаясь происходящим. Он протянул руку:
- Так мы, значит, пойдем вместе, миссис Гэлвин?
- Я позову Энди.
Быстро повернувшись, она поспешила к рубке, на ходу сказав Айрис:
- Нужны все на палубе, чтобы сложить и привязать лодку.
Мы выпили за встречу в кают-компании. Бутылку шампанского Айан, по его словам, припас специально для этого случая.
- За наш поход, - поднял бокал Ангел.
Теперь он был Ангелом, одним из нас.
- И за экипаж нашего корабля.
Он улыбнулся сначала Айрис, потом Гоу-Гоу, подчеркнуто обращаясь к женщинам. Его лицо разгладилось, на щеках появился румянец. Он снова обрел свою привлекательность и даже галантность.
Когда бутылка опустела, Айан, кивнув мне, повел Ангела в его каюту в кормовой части корабля. Я быстро сменил носки на сухие и поднялся следом за Энди в рубку. Айрис была уже там, двигатель рокотал на низких оборотах. Нильс ушел вперед и уже начал крутить лебедку, выбирая слабину троса, пока мы медленно заходили под ветер. Она взглянула на меня, ее пухлые губы растянула напряженная улыбка, но глаза взволнованно сияли.
- Ну что, Пит, вот и началось.
Я кивнул, ощущая холодок внутри, когда стал спрашивать у Энди прогноз погоды.
- Ветер, - сказал он. - Штормовой силы. Но после восхода ослабнет. Возможно.
Сдержанным тоном, я думаю, он пытался скрыть свое волнение. А потом с деланой веселостью заявил:
- А еще я только что получил отчет о состоянии льда, который вам, дружище, понравится. Я связался с людьми на ледоколе возле британской антарктической станции в море Уэдделла. Они говорят, что море вокруг них чистое, и они получили от метеостанции распечатки спутниковых снимков, на которых граница чистых вод доходит до середины моря Уэдделла.
- А что там делает ледокол? - спросил я у него.
- Проводит замеры толщины льда. Шотландский институт полярных исследований несколько лет проводил замеры в Арктике. Теперь британские исследователи делают то же самое здесь, в Антарктике.
- И каков результат? Они полагают, что лед тает?
- Именно. Как утверждает радист с "Поларштерн", это ледокол, но не ваш, германский, но тоже большой. Они проводили замеры несколько лет, используя гидроакустические буи. Изучали связь с процессами в ионосфере и дырой в озоновом слое. Лед оказался тоньше, чем они предполагали. И вообще, парни с антарктической станции считают, что пройдет немного времени, и море Уэдделла станет доступным для рыболовецких судов, во всяком случае, его восточная часть.
Он негромко хохотнул.
- Но это, дружище, в будущем. А пока дело приходится иметь с настоящим, а оно нам обещает паршивую ночь.