Как там бритоголовый? Совсем отстал, или его просто не видно за деревьями? Нет, отстал! Глухо стуча колесами по мягкой земле, повозка катилась вдоль сада. Прыгая с ветки на ветку, перекликались на разные голоса птицы, откуда-то издалека доносилась заунывная песня. Ноздри щекотал запах пыли и тонкий аромат яблок.
Татарин схватился за борта повозки и сел. Серб покосился на него и молча показал кулак, приказывая вести себя тихо. Сейчас Ивко, наконец, разглядел неожиданного попутчика. Седая бородка обрамляла его испещренное морщинами лицо с живыми черными глазами. Обритая голова прикрыта облезлой заячьей шапкой. На тощие плечи накинут выгоревший полосатый халат, под которым виднелась застиранная розовая рубаха.
- Там, - татарин показал на просвет между деревьями, - там поворот к реке. За ней лес, а дальше - горы.
Ивко послушно повернул. Город остался позади, вокруг ни души, но это обманчивая тишина. Сейчас в погоню кинутся стражники на горячих конях, а среди них есть отменные следопыты. Верховым ничего не стоит догнать повозку, запряженную старой лошадью, уже успевшей перейти с галопа на тряскую рысцу.
- Я покажу, где брод, - продолжал татарин.
- Зачем ты помогаешь мне? - испытующе посмотрел на него серб.
- Долго объяснять, - отмахнулся старик.
- Смотри, не помилуют, - напомнил беглец. - Ты окажешься там, откуда я вырвался.
- Если ты свяжешь меня, как-нибудь выкручусь. - Он показал сербу моток крепкой толстой веревки.
Сад кончился. За цветущим лугом бежала по камням быстрая речушка. Когда повозка подкатила к ней, татарин показал, где лучше перебраться на другой берег, и подставил руки, чтобы серб связал его.
- Ты знаешь этот лес?
- Да, - спутывая ему руки, ответил Ивко.
- На третий день вечером я приду на полянку, где шалаш. Знаешь?
- Не приходи, я уже далеко успею уйти.
- Не уйдешь, - засмеялся татарин. - Тебе переждать надо, пока стражникам надоест искать. Я принесу поесть. Меня зовут Наиль.
Подергав узлы на веревке, Ивко, не простившись, ушел. Перебрался по камням через бурный поток и нырнул в чащу леса. Подгоняемый страхом вновь очутиться в руках палачей, он неутомимо шагал, петляя между деревьев, обходя овраги и бурелом. Наткнувшись на тихий лесной ручеек, умылся, промыл раны и долго полоскал рот, прежде чем вволю напился чистой прохладной воды. Внутри еще не исчезла жгучая боль от проклятого напитка шайтана, болели запястья, кровоточили ссадины на ребрах, измученное тело требовало отдыха, но он отправился дальше.
У него не было огнива, хлеба и оружия, но зато он добыл свободу! И теперь надо придумать, как ее сохранить и как сообщить друзьям о том, что он услышал через дымоход. Пожалуй, связаться со своими сложнее всего. В дом грека вернуться нельзя. Между Крымом и Русью лежит Дикое поле - одному, да еще пешему, его не перейти. Между Крымом и Константинополем, куда уплыл Спиридон, широко раскинулось море. Даже если переплывешь его, чудом пробравшись на корабль, то как отыскать своих в огромном городе?
Хорошо, предположим, он приплывет в Константинополь и разыщет там Спиридона. Но не принесет ли этим ему и его соратникам неминуемую смерть? Азис-мурза хитер, даром что молод, у него шпионы в каждом портовом городе, в каждой гавани, на каждой пристани. Он прикажет им не задерживать беглеца, а выследить, куда тот направился. И тогда Ивко сам захлопнет западню! Значит, надо добираться в Азов. Конечно, до него не один день скакать верхом или плыть на лодке, но если незамеченным проникнуть в Чуфут-Кале и украсть там какое-нибудь суденышко, появится надежда на успех.
Собрав лечебной травы, Ивко спустился в овражек, где был маленький студеный ключ. Еще раз промыл раны, сполоснул траву и стал ее старательно жевать, пока рот не наполнила горьковатая кашица. Он сплюнул ее на ладонь и залепил ею все ссадины, а сверху наложил повязки, разорвав остатки рубахи. Теперь пора подумать о ночлеге: солнце клонилось к закату, в лесу становилось сумрачно и прохладно. Наступал час зверя. Если не хочешь столкнуться со стадом кабанов или волчьим выводком, ищи убежище.
Ивко выбрался из овражка и застыл, настороженно прислушиваясь и принюхиваясь: не доносит ли откуда звук приближающейся погони или запахи дыма? На его счастье, лес жил своей обычной жизнью. Шумели под ветром кроны деревьев, перескакивали с ветки на ветку занятые своими делами птицы, шуршали в траве мыши, относя в норки зернышки.
Выбрав высокое дерево, серб начал взбираться на него. Снизу он заметил, что наверху ствол раздваивается, и решил устроиться в развилке на ночлег. Цеплявшиеся за ветви руки пронизывала мучительная боль, ноги отказывались сгибаться, но Ивко упрямо карабкался все выше и выше. Наконец он достиг развилки стволов и уселся. Тело сотрясала дрожь, повязки сползли, ссадины снова начали кровоточить, ободранные об кору ладони саднило. Кое-как поправив повязки, Ивко взял кнут и привязал им себя к стволу, чтобы не свалиться во сне. Бог даст дотянуть до утра, а там станет видно, что дальше делать. С этими мыслями он и уснул, разом провалившись в тяжелое забытье, приносившее отдохновение телу, но не душе…
Утром его разбудил луч солнца. Пробравшись сквозь густую листву, он упал на лицо и начал ласково пригревать лоб, щеки, нос, словно положил на них мягкую невесомую теплую ладошку. Открыв глаза, Ивко встрепенулся. И тут же застонал от боли. Тело во сне затекло и не хотело повиноваться. Вывернутые палачами суставы припухли, в животе урчало от голода, а во рту все еще ощущался горько-соленый привкус рапы. Сплюнув тягучую солоноватую слюну, серб протер глаза и осмотрелся. Вокруг все тот же безлюдный лес, удивительно тихий в этот ранний час. Под деревом мирно бродила со своим выводком серенькая куропатка, немедленно юркнувшая в траву при первом же шорохе. Прилетела сорока, уселась на ветку куста, склонила головку, кося черной бусинкой глаза, но не затрещала. Значит, не заметила спрятавшегося в густой листве человека.
Ивко поглядел наверх. Пожалуй, если постараться, можно взобраться по левому стволу еще на несколько саженей. Там есть крепкие ветки, способные выдержать его тяжесть. Не откладывая, он развязал кнут и полез. Обняв ствол, встал на толстую ветвь ногами и увидел далеко за лесом верхушки городских башен и минаретов. Правее начинались предгорья с зелеными лугами и мрачными скалами, поднимавшимися к небу черно-красными громадами. Слева тянулся непроходимый лес, а сзади, клином вдаваясь в чащу, неровной серой полосой лежали каменные осыпи старых каменоломен.
Спустившись на землю, Ивко немного отдохнул, лежа в траве и бездумно глядя в небо. Потом встал и медленно пошел по направлению к каменоломням. Чтобы отвлечься от навязчивого чувства голода, он принялся размышлять: что могло заставить старого Наиля помочь ему бежать? Татарин рисковал головой, но, тем не менее, указал самый короткий путь к лесу. Наверное, он раньше работал в том саду и потому знает в нем все дорожки.
Интересно, схватили стражники Наиля или поверили, что старик не мог оказать сопротивления беглецу? Придет Наиль завтра вечером на ту поляну, где шалаш, или его обещания окажутся пустыми словами? Тысяча вопросов, и ни на один из них нет четкого ответа. И не оставляли сомнения в искренности татарина: зачем ему помогать гяуру, бежавшему из ханской тюрьмы? Не было ли все специально подстроено коварным Азис-мурзой? В его хитроумной голове вполне мог родиться замысел дать узнику возможность бежать, помочь ему скрыться и потом вести его, как на веревке, пока тот сам не притащит к сообщникам.
Нет, слишком опасная игра для осторожного Азиса. Беглец мог бесследно исчезнуть, а мурза очень не любил выпускать из своих рук попавшую в них жертву. Он готов изощренно пытать ее, добиваясь признаний, но ни за что не отпустить! Из его застенков только один выход - в могилу.
Интересно, что сейчас поделывают стражники - окружили лес кольцом засад и ждут или уже отказались от бесплодных поисков? Зачем мурзе держать своих людей в бездеятельности: беглец все равно рано или поздно выйдет к жилью, а любой татарин обязан донести на него или схватить. Куда ты денешься на земле орды, со всех сторон окруженной морем и запечатанной Перекопом?
Собрав горсть незрелых ягод, Ивко набил ими рот, но тут же выплюнул. Скулы свело от кислой горечи. А голод давал себя знать все сильнее. Подобрав толстый сук, он начал раздвигать траву под кустами, надеясь отыскать птичье гнездо с яйцами, но вскоре решил попусту не тратить время и силы. Опираясь на сук, как на посох, он пошел дальше, чутко прислушиваясь к каждому шороху: неожиданная встреча с людьми не сулила ему ничего доброго.
Прежде чем выйти к каменной осыпи, серб долго стоял, прижавшись к стволу толстого дуба, и внимательно осматривал старую каменоломню. Высоко в небе неподвижно парил коршун, поймав крыльями поднимавшуюся от земли струю теплого воздуха. Раскаленные солнцем камни казались белесыми. Кое-где на них грелись пестрые ящерицы.
Решившись, Ивко выбрался из кустов и направился к тянувшейся по краю каменоломни лощине. Спустившись в нее, отыскал два больших валуна, между которыми рос куст шиповника. Обдирая пальцы, выгреб из щели между валунами мелкий щебень и сор, потом начал рыть землю сучком, пригоршнями вынимая ее из ямки. Вскоре палка наткнулась на что-то твердое. Отбросив ее, беглец руками разгреб землю и увидел обитую железом крышку небольшого сундука.
Радостно засмеявшись, Ивко поднял крышку и нетерпеливо откинул лежавший сверху кусок промасленной кожи. Бережно вынул тяжелый сверток в просмоленной холстине, зубами перегрыз стягивающую его веревку и извлек два пистолета, медную пороховницу и мешочек с нарубленным свинцом. Слава предусмотрительному Спиридону! Опасаясь, как бы не случилось непредвиденное, он заранее устроил в нескольких местах тайники с оружием и одеждой. Сейчас один из таких тайников может спасти жизнь его соратнику.
Следом за пистолетами серб вытащил из сундука кинжал и кошелек с деньгами. Их не так много, но хватит, чтобы купить коня и провизии. Вот только как купить и у кого, чтобы опять не оказаться в подвале Азис-мурзы? Потом достал новую рубаху. Хоть она и припахивает землей и сыростью, все лучше, чем ходить полуголым. Оставшуюся одежду и оружие Ивко решил не трогать - пусть лежит, вдруг еще выручит попавшего в беду товарища.
Да, а где огниво? Как он мог забыть о нем! Без огня в дремучем лесу и холодно и голодно. Ага, вот оно. Ну-ка, проверим, не отсырел ли порох? Серб насыпал несколько крупинок из пороховницы на камень и чиркнул кресалом по кремню. Порох вспыхнул с шипящим хлопком. Прекрасно! Прикрыв оставшиеся вещи промасленной кожей, беглец захлопнул сундук и завалил его землей, а сверху накидал щебень. Тайник должен сохраниться в неприкосновенности. Мало ли когда и кому вновь понадобится прийти к заветному месту.
Переодевшись, он вооружился и снова вернулся в лес. Устроив засаду за кучей валежника, подстрелил зайца, подхватил добычу и поспешил убраться подальше, пока никому не пришло в голову выяснить, кто стрелял в лесу. Ободрав тушку, он развел в овражке небольшой костер и, едва дождавшись, пока мясо подрумянилось на углях, жадно впился в него зубами, отрывая большие куски. Ничего, что без соли и хлеба: он был так голоден, что мог проглотить ящерицу или сороку вместе с перьями. Вскоре от зайчишки осталась только кучка обглоданных добела косточек…
* * *
Наиль не обманул. Он пришел на поляну, когда на лес уже начали опускаться сумерки. Держа в руках узелок, старик несколько раз прошелся, всматриваясь в кусты, потом сел у шалаша. Ивко наблюдал за ним, взобравшись на дерево. Похоже, татарин пришел один. Но зря рисковать не хотелось, и серб сидел на ветке до тех пор, пока Наиль не собрался уходить. Спрыгнув на землю, Ивко внезапно появился перед ним, и старик испуганно отшатнулся:
- Кто это?
- Пошли! - Беглец увлек татарина в заросли.
- Я тебя сначала не узнал. - Немного успокоившись, Наиль осторожно коснулся кончиками пальцев рукояти пистолета, торчавшего за поясом Ивко. - Ты разбойник?
- Нет, - засмеялся серб.
- А кто? - простодушно удивился старик. - Ты не татарин и не урус. Может, ты беглый раб? Не бойся, я не выдам.
- Нет. - Ивко сел на ствол упавшего дерева и усадил рядом Наиля. - Моя родина очень далеко, за морями.
Старик помолчал, размышляя над услышанным, потом робко спросил:
- А за что тебя посадили в тюрьму?
- У тебя есть соседи? - усмехнулся серб.
- А как же? - удивился Наиль. - Али-башмачник и садовник Гафа. Но я им не говорил, что пойду сюда.
- Я верю, верю, - успокоил его Ивко. - Ты враждуешь с соседями?
- Зачем? - Старик пожал плечами. - Что нам делить? У каждого своя лачуга и кусок земли. Мы живем дружно.
- Вот и я хочу, чтобы все жили дружно, - развязывая его узелок, объяснил серб. - У каждого свой дом и своя земля. Никому не нравится, когда приходят незваные гости с огнем и мечом, а хан Гирей постоянно нападает на соседей.
В узелке оказалось несколько ячменных лепешек, кусок овечьего сыра и четыре крупных яблока. Изголодавшийся беглец с удовольствием принялся за хлеб и сыр.
- Понимаю, - задумчиво протянул Наиль. - Гирей хочет, чтобы его красное знамя с вышитыми на нем золотыми нитками яблоком и изречениями из Корана, реяло над множеством побежденных стран. Мой несчастный сын уже заплатил за это своей головой.
- Он погиб? - перестал жевать серб. - Хан как-нибудь отблагодарил тебя за то, что ты отдал ему сына?
- Хан? - горько усмехнулся старик. - Да, он меня отблагодарил. Моя жена умерла от горя, а мубаширы насчитали мне огромную недоимку в уплате податей. А чем платить, если у меня на руках остались невестка и маленькая внучка? Тогда сеймены забрали мою красавицу невестку и продали в гарем какого-то богатого турка. Не знаю, что будет с крошкой Юлдуз, когда Аллах призовет меня к себе… Такова ханская благодарность.
Он замолчал и уставился невидящим взглядом на торчавший из земли пень, сплошь усеянный маленькими желтыми ядовитыми грибами. Солнце уже село, и темнота сгущалась с каждой минутой, словно наползая на опушку из чащи леса.
Серб положил руку на высохшее плечо старика:
- Вот за то, что я не хотел, чтобы гибли татары и урусы, греки и болгары, Азис-мурза посадил меня в застенок
- Бедному и простому человеку везде плохо, - нарочито закашлялся Наиль и украдкой вытер выступившие на глазах слезы.
Ивко понял: старый татарин стесняется своей слабости, и отвернулся, щадя его самолюбие. Разломив яблоко, он сунул половинку в руку старика. Тот взял, но не стал есть. Все так же глядя на пень, он глухо продолжил:
- Нет денег - ничего нет. Вся власть в руках хана, нурадин и калга его родня, мурзы кормятся войной и смотрят в рот Гирею, муллы изолгались, толкуя Коран в угоду богатым… А зачем мне война с урусами, если она отняла у меня все: любимую жену, единственного сына, дорогую невестку? Что получил я взамен? Рабов, сундуки с золотом, табуны коней? Или, может быть, прекрасный дом, сад, отары овец? Нет, я нищий и даже более несчастен, чем раньше.
- Поэтому ты помог мне?
- Враг хана - мой друг, - зло засмеялся старик - Да ты кушай, кушай. Ночью в лесу холодно, надо быть сытым, чтобы не мерзнуть.
- Стражники тебе поверили? - спросил серб и бережно завернул в платок остатки еды.
Наиль молча расстегнул халат, задрал рубаху и повернулся к нему спиной: даже в сумерках были заметны темные полосы на смуглой дряблой коже - следы ударов плетью.
- Очень злились, что не смогли тебя поймать, - сказал татарин, приводя одежду в порядок. - Будь осторожен, они до сих пор рыскают!
- Ты можешь купить мне коня?
- Коня? - озадаченно переспросил Наиль. - Извини, но у меня нет таких денег. Даже старая кобыла, которая нас везла, и та не моя.
Серб достал кошелек и высыпая на ладонь горсть монет. Слегка подбросил их, зазвенев серебром.
- Деньги есть.
- А как я объясню, откуда у меня вдруг появились деньги на коня? Сказать Азис-мурзе, что я нашел клад? - Старик сдвинул шапку на лоб и поскреб ногтями в затылке. - Тогда меня будут пороть за то, что я не отдал найденное в ханскую казну. Ты ускачешь, а меня спросят, куда подевался купленный мною конь. Если я попаду в руки палачей, что будет с моей внучкой, крошкой Юлдуз?
- Ты думал о ней, когда я прыгнул в твою повозку?
- Некогда было, - отмахнулся татарин. - А теперь мне страшно. Лучше уходи куда-нибудь подальше, где тебя никто не знает.
- Далеко ли уйдешь без коня? - вздохнул серб. - Ведь ты не сможешь долго носить мне лепешки, тебя выследят. И тогда придет конец нам обоим. Конечно, ты и так очень помог мне и в полном праве сказать: все, хватит, теперь у каждого своя дорога. Но мне кажется, ты так не поступишь.
- Не знаю, - буркнул Наиль. Подняв прутик, он поворошил им в траве, словно отыскивая что-то.
В лесу стало совсем темно, и собеседники почти не различали лиц друг друга. Серб терпеливо ждал, что решит старик: от этого зависело очень многое. Одно, когда ты можешь рассчитывать хоть на какую-то помощь. И совсем другое, если полагаешься только на себя.
Не стоит обижаться, услышав твердое "нет". Татарин и так много раз рисковал головой, и нельзя понуждать или уговаривать, чтобы он подставил голову снова. Азис-мурзе достаточно лишь намека, что Наиль знает, где скрывается серб. Старика немедленно схватят, и начальник ханской стражи поставит его перед выбором: жизнь крошки Юлдуз или голова беглеца.
- А если я найду тебе лодку? - прервал затянувшееся молчание татарин. - Мой племянник - рыбак.
- До моря еще нужно добраться. И можно ли доверять твоему племяннику?
- Можно, - уверенно ответил Наиль. - За одну ночь под парусом уйдешь далеко. Потом сойдешь на берег, купишь коня и поскачешь куда хочешь.
Ивко задумался. Старик прав: при попутном ветре за ночь можно пройти большое расстояние, но согласится ли племянник Наиля плыть к Азову? Побоится! Да и как ему потом объяснить стражникам свое долгое отсутствие, если они начнут допытываться, где он пропадал столько времени? Покупать для беглеца коня старику опасно. Значит, единственная возможность - доплыть с племянником Наиля до Гнилых вод у Перекопа, потом добывать лошадь и подаваться к Азову через Дикое поле. Отправляться одному в такой дальний и нелегкий путь почти безумие, но в его положении выбирать не приходится. Он должен сообщить Паршину, что на Спиридона больше рассчитывать нельзя, и донести горькую весть об измене.
- Где меня подберет лодка? - спросил серб.
- У двуглавой горы. Там есть удобная маленькая бухта. Но добираться туда тебе придется самому.
- Хорошо. Как я узнаю, что все готово?