- Вот как. - Богумир нахмурился. - Надо предупредить остальных.
- Пока не стоит, - удержал его Головин. - Но осторожность не помешает. Сдается, с галеры сообщили, что после крушения галиота гребцы разбрелись в разные стороны. И теперь турки рыскают по дорогам в поисках беглых рабов… Ты знаешь, где Медвежий ключ?
- Это источник в горах. Довольно глухое место, и о нем ходит дурная слава.
- Дурная слава?
- Да. Говорят, там по ночам собираются черти, устраивают пляски, распевают бесовские песни. Мне рассказывал об этом еще дед, а он сам слышал, как выли нечистые. Редко кто отваживается ходить к Медвежьему ключу. Уж не решил ли ты…
- Вот именно, - усмехнулся казак. - Неужели после галеры тебя напугают бабьи сказки? Мы успеем добраться к источнику до завтрашнего полудня?
- Это плохое место, - помрачнел болгарин. - Зачем нам идти туда?
- У Медвежьего ключа мы получим коней и оружие. Но пока никому ни слова, - увидев подходившего к ним Жозефа, быстро предупредил Тимофей.
Француз уже успел переодеться в голубую рубаху, синие шаровары и куртку. На его губах играла улыбка, но глаза оставались серьезными:
- О чем шепчетесь? Опять мрачные тайны?
- Богумир рассказывал о чертях, которые водятся в здешних местах, - ответил казак.
- Черти? - Грек, неслышно появившийся за спиной Жозефа, пренебрежительно дернул плечом. - Ерунда! Появление на дороге стражников гораздо опаснее для нас, чем нечистая сила.
Не ожидавший услышать сзади чей-либо голос, француз слегка вздрогнул, а Кондас весело захохотал:
- Что, испугался?.. Кстати, о чем тебя расспрашивали турки? - Его глаза уставились в лицо Тимофея.
Тот понял, что отмолчаться не удастся.
- Они ищут разбежавшихся галерников.
- Прекрасная новость! - зло сплюнул грек. - А вы говорите "черти"! Да тут того и жди, опять получишь от султана подарочек в виде цепи на ноге и бешеного галерного старосты с бичом. Давайте побыстрее уберемся отсюда!
- Куда? - поинтересовался Жозеф.
- Есть тут одно местечко, - туманно ответил Головин. - Злата уже переоделась? Тогда пошли к костру…
* * *
Еще издалека они услышали тонкий жалобный вой, словно оставшийся без матери огромный щенок тоскливо выводил щемящие сердце звуки, предвещавшие скорое несчастье - страшное, неотвратимое, готовое обрушиться неизвестно откуда и безжалостно задавить своей тяжестью.
Неожиданно вой оборвался и перешел в утробное хрюканье. Потом глухо пророкотало. Наверное, так мог рыгать обожравшийся человечины людоед-великан, торопливо набивший желудок и лениво отвалившийся от залитого кровью стола. Затем громко чавкнуло, и вновь по ушам ударил жуткий вой…
Беглецы застыли. Вороной жеребец тревожно прядал ушами, приседал на задние ноги. Злата сжалась от ужаса. Богумир натянул тетиву лука. Побледневший Жозеф схватился за рукоять ятагана, а Сарват поднял с земли увесистый камень, совсем забыв, что за поясом у него торчит заряженный пистолет.
- Что это? - дрожащими губами спросил Кондас.
Путников обступал мрачный лес, густо разросшийся в тесном ущелье между высоких красно-коричневых скал. Поваленные непогодой стволы, покрытые бородой лишайников, еще сохраняли свою форму, но уже превратились в труху, питавшую буйные, по брюхо коню папоротники. Кроны деревьев настолько переплелись, что почти не пропускали лучей жаркого солнца, и земля была влажной. Из нее, как скрюченные пальцы, торчали уродливые, узловатые корни.
Француз, покосившись на грека, хотел, было, съязвить, но тут снова захрюкало, зарокотало, и ему стало не до насмешек. Тимофей тоже прислушался к странным, наводящим ужас звукам: неужели здесь и правда водится нечистая сила? Вон как завывает, отпугивая от своего логова забравшихся в чащобу! Вдруг и впрямь неподалеку водят хороводы мерзкие бесы, отплясывая с лешими и ведьмами в глухом ущелье, скрытом от глаз человека громадами гор? Только ступи на полянку, на которой устроила шабаш нечисть, как она бросится на тебя и уволочет под землю, где в бушующем пламени корчатся грешники. От парной духоты и страха на лбу выступила испарина, рубаха прилипла к спине. Ноги сделались непослушными, и стоило немалого труда заставить себя сделать очередной шаг. Но надо идти!
- Пропадем здесь. - Кондас лязгнул зубами, лицо его посерело. - Назад!
Он отпрыгнул и спрятался за спину Сарвата, пригнувшегося, как перед прыжком: ощерив зубы, гигант напряженно всматривался в заросли, пытаясь разглядеть неведомого врага. Злата заткнула уши и вся дрожала. Жозеф схватил вороного под уздцы и начал поворачивать, а Богумир пятился, выставив перед собой натянутый лук с наложенной на тетиву стрелой.
- Святой Боже… - в каком-то исступлении бормотал он.
Видно, не зря эти места обходили стороной, не желая связываться с чертями. Ну их, пусть сами над собой куражатся, а человеку привычнее без их жуткого воя и страшной отрыжки, которая заставляла сжиматься сердце и отправляла душу прямо в пятки. Бежать отсюда, бежать! Вороной тревожно заржал, и сразу же где-то раздалось ответное ржание - далекое, как эхо.
- Бесы дразнят! - Богумир повернул к Тимофею бледное лицо с расширенными от ужаса глазами.
- Стойте здесь! - Головин постарался придать своему голосу как можно больше уверенности. - Я посмотрю, что там.
- Куда? - Сарват попытался загородить ему дорогу, но казак отстранил его и на негнущихся ногах пошел вперед. Превозмогая страх, он вытащил из ножен саблю погибшего гонца и перелез через ствол упавшего дерева.
- Не ходи, - простонала Злата.
Но Тимофей уже упрямо продирался через кусты и пышные папоротники. Отец Зосима говорил, что ни один бес не сможет устоять перед крестным знамением и никогда не возьмет православного, а монахи из Горного монастыря вряд ли знаются с нечистыми. Коли назначили здесь встречу, выходит, знали, что чужой сюда не сунется, а сами чертей не боялись.
Еще несколько шагов - и казак вышел на поляну. Прямо напротив него из скалы бил источник, прозванный Медвежьим. Пенистая струя с двухсаженной высоты падала в огромную каменную чашу и бурлила в ней, как кипяток, рассыпая мириады брызг. В стороне мирно паслись стреноженные лошади, а рядом с ними сидел на камне какой-то человек с длинным ружьем. Он встал и, приложив ладонь козырьком ко лбу, разглядывал пришельца.
- Эй! - осевшим голосом окликнул его Головин. Незнакомец помахал рукой, призывая подойти поближе.
Тимофей подумал, что чертям или привидениям ружья ни к чему, и подошел.
- Ты один? - по-болгарски спросил незнакомец и направил ствол ружья в грудь казака. Тот молча кивнул, прикидывая, как лучше обезоружить его и завладеть лошадьми, но тут на поляне появился чернец Симеон. Неизвестный опустил ружье и поклонился монаху.
- Пришел? - вместо приветствия спросил чернец. - Вот лошади. Остальное там. - Он махнул в сторону груды камней и повернулся, намереваясь уйти.
Однако Головин задержал его:
- Погоди, отче!
- Некогда мешкать, - недовольно обернулся Симеон. - Чего тебе?
- Кто тут воет, подобно бесам?
- Вода, - засмеялся монах. - Вода и ветер!
- Как же так? - ошарашенно пробормотал казак.
- Остатки водопровода древних латинян. - Симеон показал на источник. - Все разрушилось, но внизу еще остался резервуар с заслонкой. Пока он не наполнится, ветер гуляет в щелях между камнями и воет, а потом под тяжестью воды каменная плита заслонки отходит, и вода обрушивается вниз. Вот и гремит. И так без конца, пока влага и ветер не источат камни в прах… Прощай! Просьбу твою Донат помнит!
Он исчез в кустах. Следом за ним скрылся неизвестный с ружьем. Тимофей подошел к лошадям: они были хороши - высокие, поджарые, с лоснящейся шерстью и крепкими копытами. Рядом лежали седла, ружья, ятаганы и несколько больших мешков. Взнуздав одну из лошадей, Головин вскочил на нее и поехал обратно.
Пока он отсутствовал, маленький отряд отступил, и теперь путники сбились в тесную кучку, настороженно озираясь и тревожно прислушиваясь к вою и чавканью. Но они уже успели немного освоиться и справились с первым приступом панического страха. На всякий случай Тимофей решил не открывать им секрет, поведанный монахом.
- Цел! - Жозеф с облегчением рассмеялся, но смех был скорее нервный, чем радостный.
- Давайте за мной, - распорядился казак.
- А бесы? - хмуро поглядел на него Богумир.
Кондас выступил вперед и слегка подрагивающей рукой ощупал коня, на котором сидел Головин, словно желая убедиться, что перед ним не призрак, а настоящая, живая лошадь.
- Я против них молитву знаю, - усмехнулся Тимофей. - Пошли!..
Всех лошадей и своего вороного жеребца казак напоил из своей шапки, бросив в нее горсть серебряных монет: по старому поверью, это должно было спасти скакунов от сглаза и прибавить им резвости. Жозеф, оказавшийся умельцем на все руки, нашел плоский камень, направил на нем кинжал и аккуратно подрезал мужчинам бороды и отросшие волосы на голове. Злата обрезать свои косы отказалась: она только потуже заплела их и спрятала под шапкой.
Через час на дороге, ведущей в Константинополь, появилась небольшая кавалькада. Впереди на вороном жеребце ехал янычарский бёлюк-баши, гордо глядя на встречных холодными светлыми глазами. Его богато вышитый кафтан-чепкен, был перехвачен в талии алым шелковым кушаком, за которым грозно торчали рукояти пистолетов и ятагана, а на боку висела сабля.
Чуть отстав от него, скакали два гуреба на гнедых конях, вооруженные ружьями, пистолетами и саблями. За ними на смирном мерине трусил мальчик-слуга с заводными лошадьми, нагруженными всяким скарбом: в караван-сараях путников ждали только голые стены. Если хочешь провести ночь с комфортом и не подцепить вшей или блох, а то и заразиться какой-нибудь болезнью, вози за собой постель, посуду, молитвенные коврики и прочие необходимые в дороге вещи.
Замыкали кавалькаду еще два гуреба. Один из них выделялся мощной статью, окладистой бородой и мрачным выражением лица. Другой, наоборот, был очень весел и постоянно шутил с мальчиком, заставляя того звонко смеяться.
К вечеру путники остановились в маленьком селении, заняв единственную комнату местного караван-сарая. Хозяин получил от янычара монету и вертелся юлой, не зная, чем еще угодить гостям. Зарезали молодого барашка, принесли свежей воды для омовения, нашли хорошую бритву, чтобы мужчины могли привести себя в порядок после долгой дороги. Наконец гости отошли ко сну, причем один из гуребов улегся рядом с лошадьми. Хозяин хотел, было, возмутиться - в этих краях никто отродясь не знал конокрадства, - но махнул рукой: стоит ли связываться с надменным янычаром?
Утром хозяин караван-сарая проводил гостей до ворот и почтительно кланялся, пока кавалькада не скрылась за поворотом дороги. И только после этого вздохнул с облегчением: никогда не знаешь, что тебя ждет, когда появляется целая куча головорезов. Уехали - и слава Аллаху!
Занятый своими мыслями, он не обратил внимания на появление во дворе убогого нищего: мало ли тут шляется побирушек, выпрашивая подаяние и собирая объедки? Пророк велел помогать тем, кто ничего не имеет. И нищий получил миску с полуобглоданными костями, а к ней кусок лепешки. Устроившись в тенечке, он принялся обсасывать мослы, отгоняя надоедливых мух и разглядывая дом, навес конюшни, распахнутые ворота и пробегавших мимо слуг. Поев, он тихо проскользнул в караван-сарай и сел у пылающего очага. Увидев непонятный значок, намалеванный углем на стене, побирушка что-то забормотал себе под нос.
Вскоре во дворе послышались стук копыт и громкие возгласы. Хозяин кинулся встречать новых гостей. Побирушка тоже подошел к двери и выглянул. В ворота караван-сарая въезжали десятка два пестро одетых, до зубов вооруженных турок. Впереди на белом коне ехал поджарый узколицый человек в богатой одежде, внешне не броской, но сшитой из дорогих тканей. Все его вооружение составлял засунутый за пояс ятаган с серебряной рукоятью.
- Юсуф! - повелительно крикнул он.
- Да, Али-ага!
К нему подскочил средних лет чернобородый турок в кожаном панцире, украшенном медными пластинами, и легком островерхом шлеме.
- Прикажи все тщательно осмотреть. Где хозяин? Давай его сюда!
Услышав это, нищий незаметно выбрался из караван-сарая и, юркнув за угол конюшни, спрятался в зарослях высокой травы у забора.
Турки соскочили с коней и, рассыпавшись по двору, заглядывали в каждую щель, словно ищейки, обнюхивая все углы и стены, столбы коновязи и отхожие места. Но на нищего, который сидел под забором с миской объедков в руках, они не обратили внимания.
Али-аге почтительно помогли слезть с седла и подтащили к нему хозяина караван-сарая, дрожащего от страха как осиновый лист: еще бы, не успел он избавиться от свирепого янычара и гуребов, как пожаловали стражники во главе с каким-то важным господином.
- Кто у тебя останавливался за последние дни? - играя плетью, поинтересовался Али-ага.
- Купцы, купцы были, - кланяясь до земли, промямлил хозяин караван-сарая. - Три дня назад.
- Еще? - лениво процедил ага.
- Еще? Еще были стражники, потом опять купцы, вчера приезжал янычар с гуребами, а незадолго перед ним - целый караван.
- Чей?
- Греческий, мой ага, греческий. Но там были и турецкие купцы. Большой караван, очень большой.
- А янычар откуда?
- По одежде, из бёлюка "ловчих". Грозный, высокий, сильный.
- Один? - Али-ага направился к дому. Хозяин, сгибаясь в униженном поклоне, семенил за ним.
- Нет, мой ага! С ним были четыре гуреба и мальчик-слуга с заводными лошадьми.
- Покажи, где они спали. У тебя много комнат?
- Нет, ага. Я бедный человек, очень бедный, - жалостливо затянул хозяин.
- Хватить ныть! Показывай! - Чернобородый Юсуф дал хозяину пинка.
Тот забежал вперед и распахнул перед агой дверь. Али шагнул через порог, за ним последовал Юсуф.
- Али-ага! - послышался голос Юсуфа. - Посмотрите на стену около очага!
Тем временем побирушка оставил миску с объедками и шаркающей походкой вышел за ворота, бормоча молитвы. Стражники беспрепятственно пропустили его, а один, самый сердобольный, даже дал ему горсть фиников. Нищий принял их со смиренной благодарностью…
* * *
Утоптанная множеством копыт и подошв, укатанная колесами телег, покрытая прокаленной солнцем пылью, дорога бежала меж зеленых полей, взбиралась к перевалам и опять спускалась в прохладные ущелья.
- Я-ху! - на турецкий манер кричал Тимофей, подгоняя коней.
- Дах! Дах! - помогал ему замыкавший кавалькаду Сарват..
Когда солнце стало клониться к закату, они въехали в гостеприимно распахнутые ворота большого караван-сарая на окраине турецкого города. На дворе царила суета: только что пришел огромный купеческий караван. Ревели ослы, ржали кони, грязно ругались погонщики, до хрипоты спорили купцы, гоготали охранники, надрывался хозяин гостиницы, пытаясь разместить внезапно обрушившихся на него людей и животных. Между тюками сновали приказчики, пересчитывая товар, тут же вертелись попрошайки и вездесущие загорелые мальчишки. Под ногами путались собаки и лаяли на невозмутимо равнодушных верблюдов.
Увидев это столпотворение, почти оглохший от криков, лая и рева Кондас предложил немедленно убраться и переночевать в поле, но Головин не согласился с ним. Он направил вороного прямо в гущу каравана, где суетился взмокший хозяин, и надменно приказал ему сейчас же выделить лучшую комнату. При виде свирепого янычара на статном коне хозяин караван-сарая оробел и, боясь попробовать плети грозного воина, отмахнулся от купцов и кинулся служить новым постояльцам.
- Бак, бак, чоджук! - Толстый купец в цветастом халате подтолкнул локтем приятеля и показал на Злату. - Смотри, какой мальчишка!
Тот словно облизал маслеными глазками стройную фигурку и восхищенно причмокнул:
- Хорош! - Тыльной стороной ладони вытер слюнявые губы и наклонился к волосатому уху первого купца: - Зачем он янычару? Куда он его везет, в гарем?
- Ты думаешь? - покосился на него толстяк. - Действительно, зачем ему такой красивый мальчишка?
Тем временем хозяин караван-сарая с помощью слуг сумел навести во дворе некоторый порядок: верблюдов загнали на лужайку позади конюшни, мулов и лошадей отправили в стойла, тюки с товарами сложили под навесом. Усталые погонщики уселись на корточках вдоль глинобитной стены, с нетерпением ожидая ужина, а охранники расположились около навеса. Но на широкой, утоптанной до каменной твердости площадке между постройками было еще шумно и многолюдно.
Когда Тимофей вышел посмотреть, как устроены кони, его схватила за руку старуха гадалка, вся увешанная звенящими монистами:
- Хочешь, судьбу предскажу?
Казак хотел оттолкнуть назойливую старуху, но вдруг заметил, что ее пальцы вертят свисавшую с шеи на тонкой цепочке небольшую серебряную монетку - точно такую, как дал ему в Горном монастыре отец Донат.
- Все, что скажу, непременно сбудется, - хрипло уговаривала гадалка.
Оглядевшись, молодой человек убедился, что на них никто не обращает внимания, и последовал за старухой.
- Тебя ждет большая любовь, - посмеиваясь, бормотала она, - жестокие битвы и слава. Будь бесстрашен, и враг падет, не посмев коснуться тебя мечом…
Наконец они очутились за углом конюшни. Гадалка заставила Тимофея наклониться и шепнула:
- По твоему следу идут турки. Во главе их Али-ага и чернобородый Юсуф, сотник свирепых стражников. Берегись!
- Они далеко?
- Наступают тебе на пятки, - усмехнулась старуха. - Кто-то из твоих людей оставил им знак около очага в караван-сарае. Вот такой! - Она раскрыла ладонь и показала ошарашенному Головину нарисованный на ней углем неровный круг, наискось перечеркнутый стрелой, над которой стоял значок, похожий на арабскую букву "вав". - Я больше не приду. - Гадалка плюнула на ладонь и вытерла ее о подол широченной грязной юбки. - Берегись! Али и Юсуф не знают жалости! Недавно они устроили большую резню на берегу моря… Иди! Тебе велели передать: "Помни заповеди!"
Тимофей не успел и рта раскрыть, как старуха юркнула в заросли бурьяна и скрылась. Тонко звякнули мониста, качнулась пыльная трава, вымахавшая в рост человека, и казак остался один.
Слова гадалки повергли его в шок: рядом с ним предатель! Кого подозревать: Жозефа, вечно сующего нос в любую щель, даже если нос могут прищемить? Или молчаливого гиганта Сарвата? Может быть, несколько замкнутого, недоверчивого Кондаса, который все готов подвергнуть сомнению? А вдруг их предал Богумир? И нарочно взял с собой сестру, чтобы отвести от себя подозрения?