- Я хочу расширять лабораторию, превратить её в большой научный центр. Дедушка даёт деньги, но говорит: "Не разводите там всяких мелких тварей, от которых идут болезни. Просит построить для него виллу в самом красивом месте острова. А вот и холм, где будет городок учёных.
Они взошли на вершину и обратили взоры к океану:
- Я хочу поселить здесь сотрудников лаборатории с их семьями. Пусть тут будет много людей, - может быть, не одна тысяча. И все славяне. Позовём сюда педагогов, врачей - и тоже славян. И обучение тут будет в основном домашним. Сейчас в Америке обучение на дому становится массовым. И это хорошо. Дети не должны целыми днями общаться друг с другом, - даже если они одной национальности. Мы будем учить и воспитывать в домашних условиях в кругу людей взрослых, любимых, интересных. А теперь скажите: вы мне поможете отобрать в России три–четыре сотни молодых и талантливых биологов и позвать их на остров?
Простаков пожал плечами:
- Найти–то и отобрать можно, да вот талантливых?..
- Талантливых! Непременно таких, из которых бы выросли павловы, сеченовы, мечниковы. Ну, если не сможете, так я возьму с собой полсотню ребят из нашей лаборатории, поеду с ними в Россию и пусть каждый из них отберёт пять–шесть самых способных и трудолюбивых ребят. Сотню биологов я найду в Белграде. Вот здесь, на склонах холма… - она обвела рукой зелёные поляны, - мы построим красивые дома, нарежем участки и рассадим финиковые, ореховые, цитрусовые сады, бамбуковые рощи. А вон там…
Она повернулась в сторону от океана:
- Разведём леса красного дерева, наладим производство мебели. Наш остров ни от кого не должен зависеть. Мы будем сами себя кормить и возить на материк фрукты и овощи. Мы создадим тут замкнутую чисто славянскую цивилизацию. И никакое чужеродное бесовское искусство мы сюда не пустим. А как это сделать - решит физическая лаборатория, которая будет одной из крупнейших в мире. Мне вчера позвонил отец: к нему прибыл из России необычайно талантливый физик Неустроев. Он в Москве тоже работал в лаборатории Арсения Петровича, но я его не видела. А вы не знаете Павла Неустроева?
- Я слышал о нём, но он при мне уже работал где–то в секретном центре.
- Он тоже молодой, но женат и уже имеет четырёх детей. Арсений Петрович говорил, что он, как и вы, хорош собой и очень талантлив. И, слава Богу, что он женат и мне не придётся выбирать из вас двоих кого–нибудь одного.
Она звонко рассмеялась, схватила Бориса за рукав куртки и прижалась к нему щекой. А он подумал: "И я бы не хотел… делить с кем–нибудь это сокровище". И Борис склонился над Даной, погладил её по нежным шелковистым волосам.
Они сели в машину и поехали дальше по–над берегом океана.
В машине она продолжала развивать свои мечтания:
- Предлагаю вам дружбу, а друзья должны доверять друг другу. У меня, знаете ли, есть одна непобедимая слабость: я болтлива и частенько выбалтываю то, о чём бы следовало молчать. Но вас я полюбила. Да, да - я готова любить каждого, кто похож на вашего замечательного поэта. Поэтов на земле много, но настоящих - наперечёт: Овидий, Байрон, Пушкин, Лермонтов, Некрасов и - Есенин. Потому что он - гений. А если гений, то и поэт, а все остальные, если нет в них гениальности, просто умеют рифмовать. А рифмовать умеют все, почти все. Я тоже умею писать складно. И одно стихотворение положила на музыку. Получился романс. Я вам его проиграю. И даже спою… если будет настроение. А теперь мы поедем вон на тот высокий холм, с которого в хороший бинокль виден почти весь остров. Там я приказала построить дом для Павла Неустроева.
И когда им открылось небольшое строение с башней посредине, Драгана сказала:
- Я хочу открыть вам тайну, которую не хотела доверять никому. Её знают только Арсений Петрович и Неустроев, а теперь вот будете знать и вы.
Тут она сбавила скорость и ехала совсем тихо. И продолжала открывать свою тайну:
- Арсений Петрович мне рассказал о сокровенных планах Павла Неустроева. Он надеется на сотрудничество с вами, а потому всё, что я вам расскажу, всё равно будет известно и вам. Ещё будучи студентом, Неустроев где–то прочитал высказывание философа Канта о том, что есть две вещи, недоступные нам: небо над головой и нравственный закон внутри нас. А молодой физик, размышляя над этим, пришёл и к своему выводу: законы нашего поведения не только неизвестны, но они никогда и не будут до конца познаны человеком. Он вездесущ. Всемогущ. И Он же и невидим, неслышим и никогда не будет до конца познан. Ну, а если это так, то от человека можно ожидать всего: и того, что по достижении им неограниченных технических возможностей он может применить их для самоуничтожения, а заодно с собой увести в небытие и всё живое на планете Земля. И молодой физик возгорелся мечтой возвести Башню жизни, то есть такое сооружение, которое будет охранять не только человека, но и всё живое на земле; нечто вроде Космического стража. И вот мы уже подъезжаем к этому сооружению.
Она остановила автомобиль в двухстах метрах от строящегося дома. И молодые учёные с трепетным волнением смотрели на башню, которую строители уже одевали разноцветным стеклом. Борис не представлял, какие технические принципы будут заложены в Башню жизни, он пока не верил в неё и воспринимал её как продукт дерзкой мечты, залетевшей в голову молодого физика, но то, что для её осуществления Неустроев ещё там, в Москве, задумал привлечь Простакова, - этот выбор льстил самолюбию учёного. И уже садясь в автомобиль, Борис не то в шутку, не то всерьёз говорил:
- Мечта физика хотя и выглядит фантастической, но это до тех пор, как пока она не начнёт обрастать конкретными догадками. Я верю в торжество науки, - и в то, что ей, в конце концов, подвластны самые смелые мечтания.
И он даже высказал свои первые догадки:
- Импульс управления разумом человека у нас, можно сказать, уже в кармане, а если физики и механики придумают способ доставлять этот импульс куда следует, вот вам и начало претворения мечты в практическое дело.
А после минутной паузы добавил:
- Недавно у нас испытывали новую ракету: её запустили с подводной лодки в Баренцовом море, а она поразила цель на Камчатке. Могут же такое? А?..
Они взглянули друг на друга, и в глазах молодых людей уже светилась нешуточная надежда.
Проехали лодочную стоянку. И пристань. Тут рыбаки развешивали на кольях сети и, увидев хозяйку острова, поднимали руки, что–то кричали. Драгана тоже махала им рукой и продолжала развивать свои мысли:
- Арсений Петрович тоже гений. Я это поняла ещё там, в Москве. И когда вернулась в Штаты и отец купил мне остров, а дед предложил деньги на создание лаборатории, написала письмо в Москву и пригласила Арсения Петровича. Он тут же и прилетел.
Драгана посмотрела на Бориса. Минуты две ехали молча. Но потом она вновь заговорила:
- Это вас пришлось вылавливать крючьями, точно сома, и тащить сюда насильно, а наш с вами учитель умный, он приехал добровольно. И всё было бы хорошо, он даже хотел тут жениться, - жена–то у него умерла давно, - но случилась эта авария. "Облако" вырвалось из рук и шарахнуло по всем сотрудникам. Я в это время была на материке, Бог меня уберёг. Теперь вот я вам всё должна рассказать. Сегодня–то уж будем отдыхать, а завтра с утра начнём разбирать бумаги.
- Я уж кое–что посмотрел, вспомнил наши искания там, в Москве. И скажу вам откровенно: я опасаюсь продолжать наш прежний проект. "Облако подавления" может попасть в чужие руки.
Драгана посмотрела на него серьёзно и сказала:
- Ну, а это вот для меня большая новость. Такое настроение - плохой помощник в работе. От него надо избавляться. Если можно, расскажите подробно: что вас смущает?
И Простаков отвечал:
- "Облако" Арсения Петровича - оружие массового поражения, и хотя оно не лишает человека жизни, но подавляет его энергию, ввергает в состояние болезни, а этого я для людей не желаю. Одно дело поражать волю врага, но ведь "Облако" действует и на всех других людей. Сегодня оно в наших руках, а завтра им завладел враг и применил против наших соотечественников.
- Вы всё это говорите серьёзно?
- Вполне серьёзно.
- А как же ваши учёные работали над атомным оружием? Как ваш Королев изобретал ракеты?..
- Тогда бы и я изобретал. Тогда у нас был Сталин, была система власти, охранявшая секреты. Сейчас такой власти нет. Что бы я ни изобрёл, всё попадёт в руки врагов моего народа. А я не хочу рыть могилу для наших с вами родных славян.
- Ну, ладно. Мы подъезжаем к Белому дому. Мы сейчас расстанемся, я буду думать над всем, что вы сказали. До свидания.
Простилась сухо и не провожала взглядом вышедшего из машины Бориса, не помахала ему ручкой, как она обычно делала.
Драгана ничего не сказала на предложение встретившей её служанки поужинать или выпить чаю, а прошла к себе в спальню на втором этаже, переоделась в халат и вышла на балкон, где в летнее время у неё стояла кровать и она спала на открытом воздухе. В этих южных широтах, где находился остров, климат был мягкий и тепло держалось с ранней весны и до глубокой осени. Девушка, занимавшаяся с детства гимнастикой, игравшая в волейбол и теннис, любила природу и перед тем, как заснуть, смотрела на звёзды, провожала взглядом плывущие куда–то облака, слушала несмолкаемый в любую погоду шум моря. И только с наступлением холодов приказывала заносить постель в комнату, но и в такое время дверь на балкон оставалась открытой и рокот волн прибрежных был её привычной колыбельной песней; океан продолжал рассказывать ей нескончаемые сказки о своей загадочной и никому не понятной жизни.
Как и все девушки, особенно уже в возрасте, Драгана любила предаваться мечтаниям, порой очень смелым и самым неожиданным. С появлением на острове русского учёного она после каждой встречи находила в нём всё больше привлекательности и тех самых качеств, из которых складывался образ человека, достойного её любви. Как–то так вышло, но она до сих пор ещё не встретила своего идеала. И вдруг он появился, да ещё необыкновенно талантливый. Но вот он распахнул перед ней душу, и она поняла: нет, и его не полюбит, и не полюбит по той причине, что он вдруг, в одну минуту, предстал перед ней как человек рядовой, ординарный, и никакой не гений, каким обрисовал его Арсений Петрович. Он, конечно же, ничего не знает, ничего не может, и её надежды на его одарённость и какую–то сверхталантливость рухнули в одну минуту, а с ними исчез и тот романтический ореол, которым она мысленно окружала своего избранника. Он рядовой, такой же как все, а рядового она полюбить не может, - не может уважать его, восхищаться им. В какие–то там нравственные мотивы она не верила. Учёные всех стран ищут оружие, способное уничтожить как можно больше людей и как можно скорее. А если не иметь такого оружия - значит, иди в рабство, заранее сдавайся в плен врагу, которому ты не нужен и который, скорее всего, тебя уничтожит.
Интересно устроена природа человека, особенно женщины, и уж совершенно особенно - девушки. Всего лишь полчаса назад её душа, открытая всем ветрам океана, ликовала, она была счастлива, полна неизъяснимой сладкой надежды; сидела за рулём автомобиля, но ей чудилось, что она парит в небесах и над головой у неё плывут куда–то розовые облака. Душа пела, смеялась и готова была обнять весь мир, но тут вдруг её гость из России, источник её нового крылатого настроения, объект закипавшей в её сердце любви, вдруг сказал две–три фразы, и все оборвалось, всё упало куда–то, и мир потускнел и стал обыкновенным, и сидевший рядом пассажир, собеседник уж не манил её взора, и даже голос его показался мрачным и бесцветным. Надежда, подобно чайке, взмахнула крылом и растворилась в рокоте волн. К ней вернулось недавнее состояние, когда ни впереди, ни сзади не было ничего такого, что бы могло воспламенить её любовь.
Надежду нелегко обрести, но ещё труднее её терять.
Драгана, жившая в неге и роскоши, имевшая к своим услугам всё возможное и невозможное, любимица отца - губернатора штата, и деда, знаменитого в Америке богача, приятеля последних трёх–четырёх президентов, юная славянка, поражавшая всех своей белокурой, синеглазой красотой, баловень природы и судьбы, в эту минуту вдруг оказалось, что и она подвержена всем чувствам обыкновенного человека, и про неё можно сказать словами известного фильма: "Богатые тоже плачут".
Она долго не могла заснуть. И вот что странно: вечно дышащий океан, шумящий и гремящий своим исполинским существом, обыкновенно завораживал её слух, заглушал все мысли и даже тревоги, теперь он словно бы примолк; Драгана не слышала его, не ощущала валившего с его стороны влажного солоноватого воздуха; она ворочалась с боку на бок и от досады, от какого–то неистребимого нетерпения не могла заснуть. Однако всё проходит. К рассвету приутихли и тревоги сердца. Девушка забылась.
Борис же, войдя в дом и направившись к себе в спальню, услышал за спиной шаги. Обернулся: за ним идёт Ной. Сказал:
- Вы ко мне?
- Да, я иду тоже на второй этаж, мне надо с вами говорить.
Простаков пожал плечами: его всё время удивляла бесцеремонность врача, и он пытался умерить его рвение, но тот был неколебим. Ной выполнял инструкции и ни на шаг от них не отступал.
Балкон был открыт, и океан, точно живое существо, встретил Бориса весёлым шумом катящихся волн и криком каких–то больших, серых и неизвестных Простакову птиц. Они словно встревожились появлению в спальне человека и со свистом гигантских летучих мышей носились вблизи балкона.
Борис сел в углу дивана, облокотился локтем на валик.
- Ну-с, господин доктор, я вас слушаю.
Это было невежливо, но Простаков с первой же встречи с доктором решил с ним не церемониться. Ной же словно бы и не слышал его раздражительного тона, сел за круглый стол, устремил на пациента взгляд своих выпуклых коричневых глаз и начал свой решительный и, как он думал, принципиальный разговор:
- Я имел случай вам уже сказать: у вас есть работа, за которую вас кормят и платят деньги, у меня тоже есть работа.
- Денег я ещё не получал.
- Да, не получали, но получите. И это будут хорошие деньги. О–о–о!.. Такие хорошие, что я бы мог сказать: мне бы ваши заботы. Я за свою работу никогда не получал хороших денег, а вы будете получать. Ну, ладно. Сейчас дело не в этом. Вы приехали в свой Белый дом, - президент Америки тоже живёт в Белом доме, - вы в него приехали, и я уже увидел, что на лице вашем написано что–то не так. Да, я психолог, и если с моим пациентом что–то не так, я уже должен это видеть. Иначе какой же я доктор?.. Гиппократ был первый в мире врач, и он оставил нам завет: если после вашего разговора с больным ему не стало лучше, вы уже никакой не доктор. Ну, может быть, он и не совсем так говорил, но что–то подобное он сказал. Я это слушал на лекции в институте. Лекцию я не запомнил, а эти слова у меня остались. Так вот и я должен сказать вам слова, от которых душа ваша станет на место. Вы не слушайте, что говорит вам эта красивая девица, дочь губернатора и хозяйка острова, а ещё у неё есть дед, который имеет сто мешков денег и который где–то сказал: "Моя любимая внучка будет наследовать мои миллиарды". И приставил к ней этих парней, которые её охраняют. Вон… смотрите в окно: это её вертолёт, хозяйки острова. И если он уже тарахтит, значит завтра она полетит на материк. Если кто–то её огорчит или в голову вспрыгнет плохое настроение, она летит к отцу и там идёт в дискотеку. Если она уже идёт в дискотеку, так её охраняют не три парня, а целый взвод таких богатырей. Да, у нас иначе нельзя. В России можно, там люди смирные, как овцы, а у нас молодёжь, как порох, как у вас чечены; чуть что - и в ход пошли ножи, пистолеты. У меня тоже есть внучка, и она ходит на дискотеку. Я всегда дрожу, когда она идёт на свои танцы.
- Но вы что–то хотели мне сказать? - прервал поток его красноречия Борис.
- А я вам разве не говорю? Если хозяйка острова полетела к отцу - об этом вам знать не надо? Э, нет, ещё как надо! И скоро вы в этом убедитесь. И будете говорить спасибо за то, что я вам это говорю. Да, да. Вы потом узнаете. Ну, а если говорить о самом важном, - пожалуйста. И вы потом скажите спасибо. Не слушайте вы эту капризную девицу. Она сербка и помешалась на своих братьях из бывшей Югославии. По глупости кому–то сказала: "Я буду мстить за своих братьев, сербов. Каждому, кто бросал туда бомбы, отомщу". А теперь вы мне скажите: она должна была это говорить?.. Нет, не должна, но она сказала. А журналисты услышали и на выборах в губернаторы чуть было не завалили её отца. Дедушка пустил в ход большие деньги, и его сын, он же отец этой бешеной девицы, победил. У нас так: если есть деньги, то есть всё: и власть - тоже. Наши ребята и у вас наладили такую малину, и скоро никакого другого хода во всех странах, - и в Африке тоже, - у людей не будет. А ход этот один: если есть деньги - живи, а если нет - помирай. И пусть помирают больше. Земля не может держать много людей, как, например, китайцев. Умные люди, увидев такую кучу, испугались: вдруг как и русских станет так же много, как и китайцев. А там ещё индусы - их тоже миллиард. Слышите: миллиард! Ну, хорошо, если долларов миллиард, а если людей? Там миллиард, там, и там. А?.. Куда бежать от них? Они же разорвут на части, и съедят, да так, что и косточек не оставят. Английская премьерша, она же баронесса Тэтчер, испугалась и сказала: русских оставить пятнадцать миллионов, остальных извести. Под корень, что сейчас и делают умные ребята из Кремля. Они там все ивановы, но они наши и знают, что надо делать. Баронесса Тэтчер может не беспокоиться; эти ивановы, как немцы во время войны, выкашивают по миллиону русских в год. А?.. Как вам это нравится? Никто не стреляет, и не кидают бомбы, как это делают глупые американцы, а десять миллионов за годы реформ как корова языком слизнула. Вот вам ивановы! Никто не скажет, что это Коган или Циперович. Это Иванов! Он и министр обороны, и министр иностранных дел… И другие министры. Вот только Греф не успел залезть в чужую шкуру, и Чубайс тоже, и Гайдар… Ну, так на них и валятся все шишки. А если Иванов, так он уже может спать спокойно. Что бы ни натворил, а всё равно - Иванов…
Ной Исаакович в эти минуты походил на лесную птицу глухаря; закрыл глаза и токует. И не чувствует опасности, он, видимо, забыл, что перед ним русский человек, и - токует, токует… Простаков слушает молча, но душа его полнится гневом; он держит руку в кармане и как бы сжимает там пистолет. И выстрел прогремит, но нескоро. Пистолета пока нет, но есть в душе гнев, и подступает к сердцу обида за безвременную погибель тех десяти миллионов русских, что извели за годы реформ демократы, и за сотню миллионов неродившихся. За стон и слёзы родимой русской земли. И думает он в эту минуту: напрасно он сказал Драгане, что не будет работать над "Облаком". Будет он работать! Да ещё как работать!.. Пусть скорее возвращается она с материка. И он ей скажет. Он скажет!..