* * *
Курт делал вид, что пьёт много вина и пива. На самом деле он сливал горячительные напитки в бурдюк из овечьей шкуры, привязанный с внутренней стороны плаща, в котором приходилось париться в тёплую погоду. Затем он выходил, чтобы совершить естественную нужду и отливал содержимое бурдюка.
Курт открыто демонстрировал свой роскошный перстень и щедро расплачивался за выпивку. Майордом схватил девицу, прислуживавшую в корчме, за пёструю юбку.
– Красотка, как тебя зовут? – он посадил девицу к себе на колени, демонстративно поигрывая перстнем.
– Я – Гретта, сударь, – ответила девица рассеяно, она была явно поглощена изысканным украшением.
– Красивая вещица, нравится? – Курт ещё раз покрутил перстнем перед Греттой, тот расточал блеск и смотрелся великолепно.
– Да, сударь. – Она тут же сделала вывод – господин богат, раз может позволить себе такие украшения.
– Принеси-ка мне ещё вина, да самого лучшего! Пиво надоело!
– Да, сударь, как прикажете…
Гретта принесла откупоренную бутылку вина, налила хмельного напитка в чашу Курта и подсела к нему, одарив томным взглядом, а затем предложила:
– Сударь, может быть, проведём эту ночь вместе?
Курт улыбнулся, достал из кошеля серебряную монету.
– Вот возьми, Гретта. Сегодня я проведу ночь у Одри, она живёт здесь неподалёку, а уж завтра наведаюсь к тебе. Возьми – это аванс, чтобы ты не забыла о своём обещании, завтра получишь ещё.
* * *
Весть о том, что в корчме сидит богач, расплачивающийся серебром, облетела тут же все окрестные дома. Девицы, промышлявшие древним женским ремеслом, с завистью передавали друг другу новость, как непутёвая Гретта подцепила состоятельного господина. А пуще всего досталось "старухе Одри" – и чем она мужиков берёт? Девицы сошлись на том, что она ворожит, не иначе как ведьма.
Досидевшись в корчме до сумерек, Курт встал, пошатываясь, расплатился и направился к дому Одри. Её дом стоял неподалёку, но надо было пройтись по дороге в направлении Мюльхаузена и свернуть направо. Курт плотно запахнул плащ, под ним с левой стороны висел небольшой арбалет, и он предусмотрительно держал оружие наготове.
"Место оживлённое и хорошо просматривается, здесь вервольф не нападёт, скорее всего, он выждет до темноты и попытается забраться в дом – так вернее…" – размышлял он по дороге.
Войдя в дом Одри, Курт приказал своим сподручным установить охотничий капкан около двери, а самим затаиться.
Затем он нарочито громко приказал Одри:
– Налей-ка мне вина!
Одри послушно наполнила чашу и поставила на стол. На самом деле в плетёной бутыли был виноградный сок. Майордом махнул пару чаш и запел песенку о красавице, которая не дождалась своего жениха с войны и умерла от тоски.
Нагорланившись вволю, Курт обнял Одри и увлёк её на ложе. Настал ответственный момент, "охотник на вервольфа" прислушивался к каждому шороху и как бывший егерь был преисполнен уверенности: чудовище следило за ним на протяжении всей дороги от корчмы до дома Одри и теперь притаилось под окном.
Курт подмигнул Одри и раскатисто захрапел.
Время шло… Неожиданно задвижка на двери открылась…
Одри, не помня себя от страха, притаилась под одеялом. Курт взвёл арбалет и нацелил его прямо на дверь, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок.
И вот дверь, слегка скрипнув, отворилась. Нечто проникло в дом… И почти сразу же раздался душераздирающий вопль – вервольф попал ногой прямо в медвежий капкан. Тотчас же, словно из воздуха, появились сподручные Курта и ловко накинули сеть на свою добычу. Вервольф взревел, тщетно пытаясь выбраться из капкана и сети.
Сподручные Курта держали арбалеты наготове, помня о приказе фрайграфа: взять вервольфа только живым. Курт зажёг факел, дабы получше рассмотреть добычу. Он увидел нечто, облачённое в волчью шкуру, беспомощно барахтавшееся в сети; из ноги, зажатой в капкане, текла кровь.
– Так, так! Всё-таки медвежий капкан – отличное средство от вервольфов, получше всяких там серебряных наконечников для стрел! – высказался Курт, осматривая добычу. – Ну что, сам заговоришь или тебе помочь? – он приставил арбалет к голове вервольфа, из-под шкуры появилось человеческое лицо, искажённое болью.
Курт надрезал сеть кинжалом.
– Какой талант загублен, прямо шпильман! Нет, чтобы рассказывать сказки и жить, чем Бог пошлёт!
Курт высвободил голову добычи и стянул с неё волчью меховую маску.
– Ба! Ну, кто бы мог подумать! Дитрих! Вот это встреча! Вот фрайграф обрадуется!
Сподручные майордома также удивились: перед ними корчился от боли егерь Дитрих, он же – вервольф.
– Стало быть, Дитрих, мало тебе зверья в угодьях фрайграфа, ты решил ещё и на людей поохотиться! Конечно, у лесных обитателей нет толстых кошельков!
Дитрих молчал, лишь гримаса боли искажала его лицо.
– Что, больно? – поинтересовался Курт. – Сейчас тебе будет ещё больнее, – Курт приставил арбалет к чреслам Дитриха.
– Не-е-е-т!!! Господин майордом! Пощадите меня! Я сделаю всё, что пожелаете!
– Так уж и всё?! Какая сговорчивость! – Курт обернулся к своим сподручным, те дружно засмеялись. – Сделаешь, никуда не денешься! А скажи мне, Дитрих, чем ты терзал свои жертвы?
Дитрих пошевелил правой рукой, пытаясь продеть её через дырку в сети.
– Вот так приспособление! Что это? – удивился Курт.
Показались длинные металлические пальцы, а вернее сказать когти, вылезавшие из кольчужной рукавицы. Курт такого никогда не видел, но слышал о подобных охотничьих перчатках, предназначенных для захвата крупного и среднего зверя. В угоду господину на потеху выпускали медведя, и отчаянный храбрец боролся с ним вот в таких перчатках без оружия, но их уже давно не использовали, популярность подобных развлечений канула в Лету.
– Где ты нашёл перчатку? – поинтересовался Курт.
– В старом охотничьем доме, где я жил. Должно быть, её бросили много лет назад за ненадобностью. Нашёл перчатку, примерил, а дальше – сами знаете.
Дитрих солгал. Он не стал рассказывать Курту и его людям, что у него была связь с некой Тиной из селения Фирфайх, и эта самая девушка принесла ему перчатку как бы в шутку. Примерила ему на руку тоже как бы невзначай, а затем и предложила свой план. Богатство – вот к чему стремилась Тина, богатство любым путём. Дитрих был настолько увлечён красавицей, что не стал её выдавать. Затем по её же наущению он сошёлся с Греттой, прислужницей из корчмы, втянув девушку в свои тёмные дела.
– Что и говорить, умён! – презрительно бросил Курт. – А с Греттой ты давно крутишь?
Дитрих сник, сидя на полу, схватившись за ногу и поскуливая от боли.
– Твоё молчание я принимаю как подтверждение своей догадке – Гретта докладывала тебе обо всём, что происходит в корчме, а ты делился с ней добычей. Так ведь?
Дитрих кивнул.
* * *
Ирма и Хаген решили написать подмётное письмо и подбросить его отцу Конраду, воспользовавшись его пребыванием в замке.
– Пиши ты, – сказала Ирма, – я неграмотная.
Хаген развернул небольшой лист пергамента:
– Говори, что писать, – он обмакнул гусиное перо в чернила.
Ирма ненадолго задумалась и продиктовала:
"Считаю своим христианским долгом сообщить вам, что фрайшефен Эрик фон Брюгенвальд покровительствует мюльхаузенскому вервольфу, иначе объяснить безнаказанные действия в его подвластных владениях нельзя".
– Дальше, – Хаген опять обмакнул перо в чернила и приготовился писать.
– А дальше – сверни и подбрось доминиканцам, – велела Ирма.
– Уж больно коротко. Ты считаешь, что этого достаточно? – усомнился Хаген.
– Вполне. Клевещи смело, всегда что-нибудь станется. Продолжение доминиканцы придумают сами, им только повод дай, а уж доказательства они выбьют пытками, не сомневайся.
Хаген поставил перо в серебряную чернильницу, ему стало не по себе.
Клаус прочистил ухо пальцем и вновь прильнул к замочной скважине. "Коварная, дьяволица, – подумал он про Ирму. – Пригрел господин змею на груди! Но ничего: верный Клаус вас разоблачит…"
Вечером, после очередных допросов крестьян, повторного осмотра растерзанного тела клирика доминиканцы изволили отужинать, как им и положено – только постными блюдами. Хаген стоял под дверью трапезной, размышляя, как бы половчее подбросить письмо. Наконец монахи насытились, перекрестились, встав из-за стола, и направились к выходу. Хаген бросил письмо на видном месте и быстро скрылся.
Откуда ни возьмись, выскочил всклокоченный буффон и упал прямо под ноги монахам, подгребая письмо под себя, быстро засовывая его за широкий красный пояс, увешанный различными цветными бусинками.
Отец Конрад брезгливо взглянул на него:
– Послушай, буффон, всякой буффонаде есть предел!
– Простите меня великодушно, отец Конрад, у меня и в мыслях не было никаких буффонад, я просто очень торопился к своей подружке, споткнулся и упал. Простите меня, глупца.
– Ну что с него взять, слабоумного, – высказался Иоанн. – Вон с глаз!
Клаус вприпрыжку кинулся по коридору прочь.
* * *
Спустя несколько дней после прибытия инквизиторов в Брюгенвальд тюрьма в Башне допросов была переполнена обвиняемыми в пособничестве вервольфу и поклонении Дьяволу.
Последняя капля, а именно – допрос с пристрастием замковых слуг, учинённый инквизиторами, переполнила чашу терпения фрайграфа, и он окончательно решил исправить оплошность, которую некогда допустил. Инквизиторы должны умереть!
Но смерть доминиканцев должна выглядеть так, чтобы не вызвать подозрений Рима и не дать повода к дополнительным расследованиям.
…Наконец Курт прислал весточку, как и условились: пленённого "вервольфа" поместили в охотничий дом, где некогда жил егерь.
Фрайграф тут же незамедлительно сообщил отцу Конраду:
– Вервольф пойман, он помещён в охотничий дом, что рядом с селением Фирфайх. Какие будут распоряжения, святой отец?
– Господин фрайграф, мы тут же отправляемся в Фирфайх. Надеюсь, ваши люди его охраняют надёжно?
– Не сомневайтесь, чудовище охраняют мои лучшие слуги. Я дам вам ещё отряд из десяти человек.
– О, не стоит беспокоиться, господин фрайграф. Мы с братом Иоанном доберёмся сами. После этого мы вернёмся и закончим начатые дела в Брюгенвальде.
– Конечно, отец Конрад!
Фрайграф почтительно поклонился доминиканцам, при этом подумав: "Если вернётесь… Уж Курт знает, что делать…"
* * *
Около дверей охотничьего дома стояли три стражника, вооружённые до зубов, окна были заколочены наглухо, пол проверен на наличие ходов, так что выбраться наружу не было никакой возможности.
Курт и стражники неусыпно охраняли "мюльхаузенского вервольфа". Неожиданно на поляне перед охотничьим домом появилась волчица, Курт на всякий случай взвёл арбалет. Волчица же не собиралась нападать на человека, она спокойно прошлась по поляне, осмотрелась и нырнула обратно в лес.
Спустя некоторое время с той же стороны, где скрылась волчица, появилась красивая, стройная девушка с корзиной. Она направилась прямо к охотничьему дому.
– Приветствую вас, славные храбрые стражники! Я – из Фирфайха. Староста прислал вам еды и отменного пива.
Девушка очаровательно улыбалась и подала полную корзину Курту. Он машинально протянул правую руку и принял угощение, невольно дотронувшись до молодой чаровницы. На безымянном пальце у Курта виднелось серебряное кольцо с изображением креста, освящённое в церкви самим настоятелем Рудольфом, охранявшее ото всех невзгод и напастей.
К своему вящему удивлению, Курт увидел вместо девушки серую волчицу, стоявшую на задних лапах и протягивавшую ему корзину со снедью. Не раздумывая, он взвёл арбалет и выстрелил в неё.
Девушка отпрянула и, издав протяжный волчий вой, упала на землю. Сподручные Курта перекрестились и с ужасом осмотрели на ведьму, истекавшую кровью. Она пыталась что-то сказать… Курт, недолго думая, выхватил кинжал и вонзил ей в горло.
– Господин майордом, как вы догадались? – удивились сподручные.
– Я дотронулся освящённым кольцом до руки ведьмы и увидел её истинное лицо. Может быть, это та самая ведьма Тина?
– Не знаем, господин майордом. Мы к ней не захаживали. Ведовство – бабье дело.
– Стало быть, нечистый действительно попутал егеря Дитриха, если о нём пекутся ведьмы. Надо развести костёр, сжечь тело и корзину, – Курт взглянул на серебряное кольцо, поцеловал его и перекрестился. – Благодарю тебя, Господи, что не оставил меня в трудную минуту, направил и поддержал!
* * *
Конрад и Иоанн верхом въехали в Фирфайх. Староста ждал доминиканцев.
– Я ожидал вас, – поклонился он. – Мне приказано проводить вас в охотничий дом.
Вскоре все трое достигли охотничьего дома. Он стоял в глуши; для несведущего человека, не знающего лесные тропинки, добраться сюда не представлялось возможным. Как только доминиканцы спешились, староста быстро повернул своего коня в обратный путь и исчез за деревьями.
Курт, завидев доминиканцев, поклонился, решив, что вежливость и почтение не помешают и усыпят бдительность инквизиторов.
– Достопочтенные доминиканцы, вервольф там, в доме, скрученный и связанный – в сетях. – Пояснил Курт и поинтересовался: – У вас есть при себе оружие?
– Наше оружие – слово Божие! – самоуверенно ответствовал отец Конрад.
– Истинно так! – Курт подобострастно поклонился. – Что прикажете делать, достопочтенные отцы?
– Я желаю узреть исчадие ада, – сказал Конрад, – и доложить епископу Ломбардии, что чудовище поймано и уничтожено. Открывайте!
Это слова были последними, которые изрёк отец Конрад в земной жизни, стоя на пороге своей смерти. Курт открыл дверь, буквально втолкнул в неё доминиканцев и сразу же затворил огромный засов.
Внутри дома происходило нечто страшное – раздавались крики, проклятия, мольбы о помощи. Вскоре всё было кончено…
Наконец Курт решился открыть дверь.
– Дитрих, выходи, ты свободен, как мы и договорились!
Из дверного проёма показался хромой егерь, по железной перчатке струилась кровь доминиканцев. Дитрих огляделся, слишком долго он просидел в тёмном помещении, глаза ослепило вышедшее из-за облаков солнце.
Тетива арбалета натянулась, взвизгнула и отпустила отточенную стрелу, которая вонзилась прямо в цель. Дитрих схватился за живот и упал, истекая кровью:
– Курт, ты же обещал мне свободу …
– И я выполнил своё обещание! Теперь ты совершенно свободен от своих тяжких грехов и земных забот!
Глава 7
Майордом приказал завернуть монахов в приготовленные мешки и погрузить на лошадь. Ехали медленно, бока лошади окрасились в красный цвет, оставляя на пыльной дороге кровавый след. К вечеру печальный "эскорт" прибыл в замок Брюгенвальд.
Курт собрал последние силы – сказывалось напряжение последних дней – и отправился к настоятелю Рудольфу:
– Святой отец! Несчастье постигло нас! – Курт пустил слезу, даже Клаус позавидовал бы такому актёрскому мастерству.
– Что случилось, Курт? – священник лелеял тайную надежду, что произошло непоправимое с фрайграфом.
– О святой отец! Помогите мне! Я погибну без вашей помощи, а ведь у меня – жена и маленький ребёнок, – Курт выжимал слезу и утирался рукавом.
Рудольф искренне пожалел Курта и подумал: "Истинный христианин, пришёл за советом и утешением…"
– Говори, сын мой…
– Вы, наверное, знаете, что мы пленили вервольфа.
– Да, господин фрайграф был очень доволен новостью. Наконец-то в Северной Тюрингии настанет покой, – подтвердил священник.
– Так вот, монахи-доминиканцы прибыли и хотели сами убедиться, что пойманное чудовище – действительно вервольф. Его охраняли мои люди, но он вырвался дьявольским образом и напал на отца Конрада и брата Иоанна.
Курт опять прослезился и начал утираться рукавом.
– И что, что же дальше, сын мой? – священник терял терпение.
– А дальше, святой отец, вервольф растерзал доминиканцев! Мои люди храбро сражались с ним, но он, видимо, одержимый самим Дьяволом, был неимоверно силён. Их тела мы привезли с собой, а вервольфа, как и положено, сожгли.
– Господи, помилуй нас! – священник не на шутку испугался и осенил себя крестом.
– Что мне делать, святой отец? Ведь фрайграф придёт в бешенство от этого известия, я боюсь за свою жизнь. Что тогда будет с моей Бертой?
– Ты ни в чём не виноват, сын мой. Успокойся… Ты правильно сделал, что прежде пришёл ко мне, а не к фрайграфу. Я смогу заступиться за тебя. Главное – вервольф уничтожен.
Настоятель Рудольф вышел из храма, направившись к лошади, на которой лежали в пропитанных кровью мешках растерзанные доминиканцы. Как только он увидел окровавленные бока лошади и натёкшую лужу крови на земле, то перекрестился и изрёк:
– Да, доминиканцы – святые люди, необходимо написать епископу Ломбардии, дабы их причислили в клику святых.
* * *
На следующий день доминиканцев похоронили с почестями рядом с церковью в Брюгенвальде. На могилу возложили каменное надгробие, на котором каменщик высек слова: "Покойтесь с миром, святые монахи".
Эрик вздохнул: свершилось то, что должно было произойти несколько лет назад. Но он решил, что лучше поздно, чем никогда.
Ирма безутешно рыдала над могилой монахов, понимая, что здесь, под плитой с почётной надписью, похоронен её последний шанс избавления от своего сиятельного супруга.
Фрайграф, стоя над могилой, торжественно пообещал воздвигнуть часовню в честь доминиканцев на месте их гибели в Фирфайхе; возглавить сие строительство должен будет отец Рудольф. Священник растерялся – он вовсе не хотел покидать насиженного тёплого места и попытался возразить: перевод священнослужителя в другой приход – привилегия епископа. Тогда фрайграф выразил надежду, что епископ не откажет ему в благородном желании – увековечить память монахов-доминиканцев и опекать святое место при помощи достойного священника. Отец Рудольф сдался – против таких аргументов не возразишь.
Эрик фон Брюгенвальд был доволен: он избавился от доминиканцев, отца Рудольфа и снискал себе неувядаемую славу победителя тёмных сил.
Курт был приближен ещё больше, облечён высоким доверием и награждён пятьюстами золотыми фридрихами. Фроляйн Одри получила обещанный серебряный перстень, а также новый просторный каменный дом с торговой лавкой на окраине славного города Мюльхаузена и занялась продажей цветов и овощей, которые сама выращивала.