Алампий. Ежели исхитрюсь, государь милостивый. У нас в Новгороде прежде художник хитрец звался, а в Киеве по сей день "хитрец" говорят. В Полоцке – хытрец. Как заказ на Варваринскую Божью Матерь получил, то часто теперь в Троицу хожу на рублевскую икону глядеть, на чем она держится, на какой хитрости.
Иван. И у меня рублевская "Троица" – любимая икона. Велю тебе с нее копию сделать, чтоб в походы брать.
Алампий. Уж исхитрюсь, государь.
Иван. Также Троица – любимая моя обитель. Годунов, я повелел о новом злащении верха церкви в Сергиевом Посаде. Сделано ли?
Годунов. Исполнено, государь милостивый. Тысячу рублев выделено для того из казны.
Иван. Мальчики-царевичи, управимся с делами да пойдем пешие в Троицу молиться.
Царевич Иван. С радостью, батюшка. Там ныне святой старец Максим Грек обитает.
Царевич Федор. Батюшка, как Троица явилась?
Иван. В лесной глуши явилась, мальчики. Там, мальчики, в лесной глуши некогда поселился святой Сергий Радонежский, но к концу его жизни на месте уединенной лесной келии стоял уж монастырь, окруженный пашнями. По сей день горит святая лампада с неугасимой свечой, рукой святого старца возожженной. (Встает, ходит.) Так, мальчики, на Руси всегда святость являлась. Издавна на Руси был обычай в некоторых деревнях строить деревянные часовни с образами, где народ молился за неимением церквей. Иногда в такую часовню приезжал священник али иеромонах со святыми дарами, исповедующий и причащающий народ. Близ такой часовни часто проживал какой-нибудь благочестивый старец, внушавший уважение постничеством или благочестием. Так и Соловецкая обитель возникла. Старцы на лодке достигли Соловецкого острова, жили прежде на Каменном острове на Ладожском озере близ Валаамовой обители. Построили хижину на версте от моря близ озера, богатого рыбой. От той хижины началась Соловецкая обитель. Все то можно прочитать из книг старцев соловецких Зосимы и Саватия "О сотворении жития от начальники".
Алампий. Государь милостивый, позволишь ли мне, рабу грешному, помолившись Богу и Матери Божьей, твой портрет писать?
Иван. Сможешь ли? Все мои портреты лживы, кроме маленькой фрески на стенах Новоспасского монастыря в Москве. В немецких летучих листах на обличительных портретах я – хитрый, жестокий азиат в косматой шапке, и пишут про меня ложно, будто имею я глаза серы. То у Курбского глаза серы, а меня Бог избавил. Истинно, где обретешь мужа правдива, ежели глаза его, али зекры, серы, то есть голубы. То с чужих слов обо мне судят, со слов беглецов-изменников.
Годунов. Государь милостивый, не дурно было бы с тебя портрет истинный сделать. Тем более ежели по твоему велению сватовство с датской королевной свершится, то в Копенгон пошлем для ознакомления.
Иван. Что ж, хай потщится художник, назначим время. А возьмем Ливонию всю, и Ревель, и прочие, да поставим там церкви православные, и тебе, Алампий, и прочим православным художникам со товарищи их расписывать. Церкви Благовещения и Троицы и прочие. Милые мои, с Божьей помощью все то сбудется и станет такой же правдой, как и то, что ныне пятница, постный день, и мы овощи кушаем. (Уходит с царевичами.)
Годунов. Несите в царскую трапезную морковь да репу с маслом, капусту с маслом поставцом, студень, орешки в соку, да свежих огурцов с медом, тако же лимонов критских в рассоле и арбузов волжских. (Слуги несут блюда.)
Занавес
Сцена 66
Москва. Теремные палаты. Художник Алампий пишет портрет царя Ивана
Иван. Пиши, художник, добре, чтоб в Копенгон послать для сватовства датской королевне, а то много про меня неправды изменники лают, в титульниках европейских неправдиво изображают портреты да дополняют словесным поклепом. Годунов, тут ли титульник? (Берет книгу, читает.) Отсюда на закладке писано: "Царь Иван образом нелеп, очи имеет серы". То лжа. Очи, видите, темны. Возрасту велик. То лжа. Возраст мой еще не стар.
Годунов. Государь, не возраст твой, рост имел в виду.
Иван. Росту верно велик. (Читает.) Сухое тело имеет, плечи имеет высокие, грудь широкую, мышцы толстые. Иное верно, иное сомнительно. Пишут – орлиный нос и грозно сдвинутые брови. То хотят меня, точно хищника, Европе показать, с отталкивающей внешностью.
Годунов. Государь милостивый, не все подобно в Европе мыслят. Английские и итальянские купцы пишут, что ты, государь, привлекательный внешностью и хорош собой. Художник, ты государя чтоб подобно усмотрел.
Алампий. Уж исхитрюсь. Как сделал с государя милостивого набросок с лица карандашом, то у себя в келье всю ночь трудился. Дорисовался до кур, сиречь до петухов.
Иван. Ты что ж, по памяти писал?
Алампий. По памяти, государь милостивый. Черты лица у тебя, государь милостивый, запоминающиеся. Высокий лоб с большими залысинами, удлиненный, чуть узковатый нос, пышная борода.
Иван. Ну-ка, покажи. (Смотрит портрет.) Нос излишне протяговен и покляп. Уменьши да глаза поправь, помни, что царь есть помазник Божий. Изображение его должно быть в благообразном царском облике.
Алампий. То тщусь, однако стремлюсь, чтоб в иконописной манере сохранить твоего, милостивого государя, чаровные черты, да чтоб недоумений не было. Лице твое полно сил, да длинная густая борода рыжего цвета с чреватым оттенком, большие глаза, да царственная осанка.
Годунов. Истинно, государь, в свои сорок пять годов ты полон сил для блага державы, Бог тому в помощь. И обликом по Божьему желанию царственен.
Иван. Бог дает власть тому, кому хочет, а не тому, кто того хочет, а все те царственные черты передаются успешно через иконопись. У святого старца Максима Грека имеется трактат, посвященный иконописанию. Помысли про такую икону для Благовещенской церкви в Риге али Ревеле, чтоб власть царскую изобразил.
Алампий. Помыслю, государь милостивый.
Иван. В вотчине моей, в Ливонии, поставим православные храмы. Повелю митрополиту церкви освящати, чтоб митрополит вечернюю пел в новоявленных храмах, и всенощную, и заутреннюю. И буду я, царь, с царицею православною королевной датской, и сынами моими притом. Помоги, Господь, чтоб сбылось. (Крестится.)
Годунов (тоже крестится). Сбудется, государь! Художник, чтоб портрет хорош вышел для посылки в Копенгон. Я уже оклад иконы на него заказал – серебро и золото.
Иван. Для иконы московских надобно серебренников вызвать.
Годунов. Государь милостивый, уж вызван серебряных дел мастер Артамон да Родованка, Петровы дети, которые горазды серебром образы обкладывать.
Алампий. Государь милостивый, я иконы писаны сам чернью серебряной облагаю.
Царевич Иван. Как ты чернь делаешь?
Алампий. Царевич-батюшка, чернь та серебряна – смесь серы, серебра, меди и свинца. То черный цвет красив делается. Им заливаю вырезанные на металле узоры. Работаю на заказ. Новгородский Софийский дом дает мне заказы также.
Иван. Откуда иконному мастерству учился?
Алампий. Государь-батюшка, у нас от отца к сыну мастерство. У меня отец и дед иконники. Дед мой, постник Дермин, расписывал Софийский собор в Новгороде в 1509 году от Рождества Христова. У нас в Новгороде, государь, иконописцы называют себя изографы.
Иван. Иконописное дело богоугодное, сохранено в монастырях. Многие высшие патриархи гордились умением расписывать иконы, среди них и отец мой, митрополит Макарий, ныне покойный. Одно дело – любительская роспись, иное дело – мастерство, как у Рублева али Дионисия. Для храмов нам такие потребны, однако в малых храмах много икон дурных, много самоумства в иконном деле. Писать иконы научились самовольством для рыночной продажи. С ними церкви нашей православной надобно бороться, а кто иконное дело портит, того наказывать.
Алампий. Государь милостивый, всякие есть самоучки. Также у мастеров ведомых, тобой названных, Рублева и Дионисия, не все доброе. Так, Дионисий расписывал собор Рождения Богородицы в Ферапонтовом монастыре, то употребил для изготовления красок гальку, которую собирал по берегам местных речек и Бородаевского озера. И Рублев писал природными, земельными красками, более всего охрой различных оттенков, далее умбра, киноварь, празелень, ярь-медянка – горная сыпь, зелень. Оттого краски ныне утратили свой первоначальный цвет, а штукатурка, либо известковая побелка храмов, дурно отразилась на верхнем красочном слое. И с иконами так же. На чудотворной иконе Варварьевской Божьей матери, даденной мне для подновления, краски ныне блеклы. Особо же утрачены зрачки Божьей Матери и Младенца. Также почернение румянца на щеках. Я же, государь милостивый, хочу исхитриться, не так лишь бы те краски подновить, а сделать ярче, свежей и сильней, чем у Рублева краски в образе. Особо же то относится к синему цвету-фону.
Иван. Ой ли, художник, превзойти Рублева сможешь ли?
Алампий. Потщусь, государь. Иной раз мыслю – смогу. Силу в себе чую. Иной же раз сомнения, печаль. Однако потщусь. На бумаге, что Рублев писал в летописце, Троице, то выполнены те заставки золотом, чернилами и грубыми красками. Частью эти краски разведены на масле, на бумаге следы растекшегося масла. Рублев, как и иные, не знал употребления масляных красок и, верно, их не потреблял. Затем те же грубые краски особо часто употреблял. Наиболее плохо растерты красные краски, разведены на клею или на воде. Непомерно обильно применение золота.
Иван. Ты, вишь, художник, жаден сравниться с Рублевым. Зависть к нему, вишь, имеешь. Однак не судить тебя с ним, ведь самая мной чтимая православная икона – "Троица" Рублева в Троицком монастыре.
Алампий. И мной чтимая, государь милостивый. Часто хожу в Троицу на нее глядеть, да все примериваюсь сделать по-своему. И краски свои примериваю: празелень, охра, киноварь, сурик, лазурь.
Иван. То тебя, художник, гордыня мучит. А от кого гордыня, ведаешь ли?
Алампий. Ведаю, государь. Однако, государь, в живописном деле без гордыни да без того, от кого она исходит, не можно быть. И Рублев был мучим гордыней, и Дионисий, да оба к тому жадны были до денег. Дионисий иконостас Успенского собора с тремя другами писал, иконы-деисус, праздники и пророки, то получил огромную сумму. А Андрей Рублев за "Троицу" сто рублев получил.
Царевич Федор. Сделай, художник, красивую икону, то батюшка тебе двести заплатит, верно ведь, батюшка?
Иван. И триста уплачу, если сделаешь лучше, чем у Рублева.
Алампий. У меня, государь милостивый, уж свои краски замыслены, особо для портрета твоего, также и для Варварьинской Божьей Матери. Краски червень – от червь, червяк, краска из червяков особых.
Царевич Федор. Скажи, художник, как из червяков краски делать?
Алампий. Царевич, батюшка, тех червяков особых высушивают и растворяют в кислоте. А краску ярь, золотой ярил, так делаю: в сосуд из красной меди наливаю уксус, томлю в навозной куче, отсюда золотой налет, ярь-медянка. Творенное золото делаю, также ртуть и олово. Вот уж портрет государственный теми красками писал. (Показывает.)
Царевич Федор. Хороши те краски, верно, батюшка?
Иван. Краски хороши, а гордыню-то умерь, художник! Гордыня есть в православии высший грех. Я, милые мои, по себе, царю, помазнику Божьему, то знаю. Кто сам не может умерить, тот Бога должен просить, говоря: святый Боже, изойди к нам, чтоб мне хвалу воздать вседержителю. (Крестится, все крестятся.)
Алампий. Я, государь милостивый, уже немало молился. Однако все умерить себя не могу. А иной раз, государь милостивый, так желаю писать без святых образцов, от себя все писать.
Иван. То не посмей, художник! Гляди, уязвлен будешь, а окончишь тщима, сиречь пустыми руками, убогий и недостойный. Милые мои, издавна древнерусские живописцы, как и собратья Византии, писали по святым образцам. И в Европе прибегают издавна к образцам, то exemplum зовется. Без образцов святых он живопись колдовством испоганит.
Царевич Федор. Кто тот он, батюшка?
Иван. Царевич Иван, скажи брату своему Федору, кто тот он.
Царевич Иван. Не требуется борзого ума, чтобы понять. Древний змей Сатана, кому ж еще!
Иван. Сыны мои, мальчики, без святых образцов и молитвы издавна ничего не писали. Юный князь Владимир, будущий Мономах, после чудесного исцеления от болезни решил воздвигнуть в Ростове церковь подобно церкови Успения в Киевско-Печерском соборе. Для того Киевский храм был тщательно замерен и на пергаменте сделана зарисовка. Ни одна роспись, милые мои, не выполнялась без использования каких-либо образцов. О том сказано в послании Епифания Мудрого Кириллу Тверскому.
Алампий. То мне, государь милостивый, ведомо. Однако прославленный Феофан Грек, в отличие от русских живописцев, не глядел на образцы, а все брал из головы. Когда уж все то набрасывал или писал, никто не видел, чтобы он в те образцы глядел. Когда чернец Андрей Рублев писал в Московском Благовещенском соборе с Феофаном Греком, то писали по-разному. Иконник Гречин, филосов Феофан писал без образцов.
Иван. Ну, гляди, Алампий. Упатки твои хитры, повадки хитрыe. Сделаешь мне храмину, то награжу, а не сделаешь – то тебе беда.
Годунов. Хочу его, живописца Алампия, с дружиною взяти церковь Богородицы расписывать, пострадавшую от пожара.
Алампий. Благодарю покорно, государь милостивый. Уж потщусь. Подновлять лишь, али можно и иные сюжеты?
Иван. Ты уж сам гляди.
Алампий. Государь милостивый, если также и иные сюжеты, то мастеров надобно поболее. Андрей Рублев с Феофаном Греком и старцем Прохором с Городца, с Данилом Черным так расписывали фрески и иконостас Благовещенского собора Московского Кремля. Так и Успенский собор во Владимире, и Троицкий Сергиево-Троицкого монастыря. В малой дружине художники хоть и разные, но близко связаны. А великая дружина не сделает ли грубо?
Годунов. Да и накладно то для казны, государь милостивый. Они теперь все до денег жадны, а казна ведь пуста ради военного времени. Владычные ребята, владычные парубки Федор с дружиною нанятые, чтоб побивати церковь Святой Троицы свинцом и иными досками, затребовали преогромную плату, созвали мастеров множество, а мастера всякие, и из татар также.
Иван. Гляди, художник. При писании святых сюжетов лишь крещеные пригодны.
Алампий. То делаем, государь. Лишь крещеные пишут, однако число мастеров, государь, ныне увеличивается, и все же ежели с работой сравнить, то их менее, чем прежде. Сюжеты ныне заказываются многофигурные, а письмо более мелкое, чем при Рублеве и Феофане Греке. Прежде мазок был более широк, да ныне подробен.
Иван. Истинно. В Софии Новгородской огромные погрудные изображения вседержителя. Сурово, да просто, наподобие византийской живописи. Также облик Богоматери Рублева, прост, но живописен, певуч. Троица проста, да изящна. Старозаветная икона новгородцев "Три ангела за трапезой у Авраама" хоть и подробна, но нет в ней изящества. Ангелы внешне объединены. А писалось то Рублевым с переводов, сиречь святых образцов – канонов, не прямо с головы, над которой сам по себе человек не властен.
Алампий. Государь милостивый, одно дело переносить с древнего иконописного перевода на загрунтованную доску, другое же – на стену храма. При нынешнем мелком письме да многофигурности без множества мастеров не обойтись. Вот в чем беда. Ежели в новых храмах из-за холодного климата к расписанию храма у нас на Руси приступают год спустя после окончания постройки, чтоб хорошо просохнуть стенам, то в старых храмах и по холодной стене живопись не держит. По сырому грунту мастер наносит штукатурку на такой участок стены, который можно за день рабочий расписать. Как писали храм Спаса-на-Нередице, то почали в мае и стремились завершить в один сезон, а в сентябре живописные работы приостановили из-за холодов. Так же в Архангельском соборе церковь Михаила Архангела не дописали до того лета, что почали ради мелкого письма. В сезон в Новгороде не успели написать зимы ради роспись церкви Николы на острове.
Царевич Федор. Отчего же не смогли, художник?
Алампий. Государь царевич, краски не держат, особо лазурь не держит на сырой штукатурке без добавочного закрепителя из пшеничного клея, а и с закрепителем не всегда держит. Исхитряемся также, как в Киевской Руси, писать по сухой штукатурке красками, разведенными на яйце. Краски смешиваем с гашеной известью и густыми молочными сливками по сырой известковой штукатурке, чтоб по мере просыхания вода проникала в краски и закрепляла их. По-всякому исхитряемся, однако не всегда помогает.
Иван. Ты с молитвой пиши, художник, чтоб подновить Варварьинскую Божью Матерь без ненужных мелочей. В Махрищский монастырь поезжай, тот монастырь в 12 верстах от Александровской слободы, в 35 верстах от Троице-Сергиевской лавры. Там икона Богоматери на троне с Младенцем, ангелом и Сергием Радонежским. Также Пречистая Богородица Новгородская – икона Новгородская. На фигуре Богоматери изображен ясно зачатый в утробе Младенец. Икона древняя, доска не пиленая, а тесаная в тех древних иконах. Толщина малая досок, а крепка. Деревянные древние гвозди. На новых же железницы, что доску калечит. Поземь красная полоса – на иконе изображение земли. Я ту икону давно полюбил, Годунов, надо бы ее взять в Кремль на иконостас Успенского собора, отпиши архиепископу Новгородскому Леониду.
Годунов. Исполним, государь.