Царь Иван. То разумею, Иван-сын. Разброд населения, запустение государственное. Замыслы мои были великие: татарский замысел, балтийский замысел, борьба за Ливонию и Финское побережье… Однак замыслы мои извращались неразумными и нечестными людьми, к которым имел я по слабости своей излишнее доверие. Недруги здешние и зарубежные говорят: опричнина – безумная затея тирана. Я ж замысливал вывод удельных землевладельцев с их вотчин и передачу земли в пользование мелких служилых людей, новой силы, помещиков, дворян, детей боярских, опоры самодержавности и единства отечества. (Ходит.) Милые мои, знаю: я – человек весьма грешный. Той же человек грешный примет помыслы от лукавого беса. Однак и в самую мрачную пору неудач, и грехов, и безумств, то не было лишь время унылого бездействия. Делалось местное управление, поместные подати, обеспечение служилых людей, заселение дикого поля и укрепление южных границ, книжное дело, обучение народа грамоте. Так ли, Мстиславский?
Мстиславский. Истинно так, милостивый государь. И мы в Думе тщились, великие замыслы твои чтоб удавались.
Иван. Я затеял Ливонскую войну за право морских путей в Балтику. Недруги здешние и зарубежные говорят, будто по трусости и ничтожеству я дал торжествовать умелому врагу Стефану Баторию. Но не он торжествует надо мной, но грехи мои и беды, лишившие меня, царя, средств продолжения войны. Баторий же бьет ныне лежачего врага, не им поверженного, но для борьбы с ним утратившего силы.
Щелкалов. Государь, наши в Посольском приказе добыли выдвинутый шведским королем Юханом Третьим план разгрома и расчленения России. Понтус Делагарди получил указание воспользоваться недовольством новгородского населения, занять Новгород, затем Псков. В Финляндии многочисленная армия, включая наемные отряды из Германии, Франции и Италии. Ближняя цель вторжения – крепости Орешек и Ладога, захват Карел и Копорья. Она уже исполнена, кроме Орешка. То обеспечивает шведам удобные коммуникации для похода в глубину России. Расчет – захватить все течение Невы и отрезать Россию от Прибалтики.
Годунов. Государь, однако штурм Орешка неудачен для шведов. Из Новгорода ко времени подкрепление пришло на судах во главе с воеводой Андреем Ивановичем Шуйским.
Царь Иван. Бог нам поможет, простит грехи мои ради моего смиренного самодержавства. (Крестится.) Ибо принял нетленные венцы от общего всех владыки Христа. Годунов, надобно и в Псков послать подкрепление.
Годунов. Исполним, государь. Уж указано стрелецким головам Хвостову и Мясоедову.
Романов. Государь милостивый, шведы отступили, но ногайцы на юге и на востоке набеги делают. На Каме появляются и под Новосильем. Их нападения возбуждают и марийцев. Боюсь, что к лету будущего, 1582 года бунт не охватил бы весь Казанский край.
Мстиславский. Государь, при осаде Орешка шведами Боярская дума уж утвердила приговор о зимнем походе на марийцев и луговую черемису. Но небольшие отряды не дали результатов.
Иван. Надобно двинуть сей зимой в Казань большие силы с воеводами Хворостининым и Бутурлиным.
Годунов. Государь милостивый, воевода Хворостинин занят делом с поляками подо Псковом.
Иван. То запамятовал. Любой ценой надобно отстоять Псков. (Нервно ходит.) Чего шведы добиваются?
Щелкалов. Государь, шведы добиваются уступки побережья Финского залива с устьем Невы. Мирные переговоры на реке Плюссе результата пока не дали.
Иван (нервно ходит). Надобно отстоять Псков, тогда чаемое дело совершится и со шведами, и с Казанским краем. Где ныне Баторий?
Годунов. По известию от воеводы Ивана Петровича Шуйского, им заняты псковские пригороды Красный, Себеж, Опочка.
Иван. То уж почти что Псков. Пригороды тянутся к Пскову. (Нервно ходит.) Кто для написания грамот?
Дьяк Оладья (кланяется). Я, великий государь, для написания, дьяк Оладья.
Иван. Пиши. (Ходит, диктует.) По отписании же государю, и от государевых бояр, и от воевод, из осаду Пскова, вместо убитых и раненых в первый приступ людей в прибавку прошено осадных людей на отстояние по бозе града Пскова от множества польско-литовского короля. Благоверный царь, государь и великий князь Иван Васильевич Всея Руси, все слыша во своем царском величестве, во своих стрелецких приказах повелевает на осаду в прибавку сквозь польско-литовскую силу пройти в Псков-город голове стрелецкому Федору Мясоедову со своим приказом, со стрельцы.
Годунов. Государь милостивый, что стрелецкий голова Хвостов?
Иван. Хвостова пошлем на черемису луговую и ногайцев. (Ходит.) Сил мало, милые мои, однако с нами Бог. Сказано: если Бог с нами, кто против нас? Сотворена ли грамота ко всему народу православному, как нам, православным, против латинской и лютерской веры и против польско-литовского короля стоять?
Оладья. Сотворена по повелению и за руками Дионисия митрополита и Боярской думы, всех чинов за руками. (Подает грамоту.)
Иван(берет грамоту). Сию грамоту чтоб на всех крестцах бирючи кричали для народа. (Читает.) Грамота за митрополичьей, и за архиепископа, и всего освященного собора, и за боярскими, и всех чинов людей руками, и за властительскими печатями при царе и великом князе Иване Васильевиче Всея Руси, как ему, государю, против польско-литовского короля Степана Оботура стояти. А писана об одном деле, одна на латыни, а другая по-шпански. А привез те грамоты посланник от английской королевы Антон Дженкинсон. А послан он был к персидскому шаху. (Берет грамоты.) Что то писано? Что за нестроение?
Оладья (испуганно). Государь милостивый, ласковый, листы в тексте перепутаны. Брал в Посольском приказе посольские дела всякие… А что разобрали, тому роспись… В большом окованном коробе первый ящик деревянный – грамота, записи целовальные, грамоты посольские, грамоты докончальные.
Иван(в яростном гневе). Выжлец! Собака! Зашибу! (Бьет несколько раз дьяка по спине и голове посохом.)
Оладья (утирает кровь с лица). Пощади, государь! Не я один писал! Дьяк Гаврила Буда писал, можайский дьяк Колударов писал. Грамота не докончательная, черная, в тетратках.
Щелкалов. Государь милостивый, все перепишем добро. Дьяку Болдырю Паюсову поручу, он напишет.
Иван (Оладье). Вон пошел! (Еще раз бьет дьяка посохом по спине. Дьяк кланяется, торопливо уходит.) Грамотных людей нельзя найти в приказах, так оскудели! Во дворце, в казне, в Посольском, Каменных дел, Разрядном, Конюшенном, Разбойном дураки сидят, всюду дураки сидят! (Нервно ходит.) Дураки, дураки кругом! Что ни велишь, не так сделают! Все бумаги пишутся от имени государя, а дела делают на местах в московских да прочих приказах все дурно! Всюду взяточники, скуп берут, волочат дело для личного обогащения, написать грамоту нормально не могут!
Щелкалов. Государь, много вздорного пишут люди беспокойные.
Иван. То-то беспокойства, то-то дела государства так дурно идут мирские и военные! Меня винят, именуют тираном, неистовым кровопийцей! Я, государь-самодержец, с теми ворами, татями, что повсюду в чинах, ничего не могу поделать! Одного казню, десять подобных являются! (Нервно ходит.) Всюду бессудное раболепие, гнуснейшая похоть! Я – царь, а все мои царевы деяния отходят вспять. Живут в суете, а прямое смирение отринули. За что на нас Господь разгневался, положил на нас напасти великие, напустил на нас скорби великие? Я – царь-отщепенец, царь – жертва того воровства и татьбы российской! В Англии я бы был просвещенный государь!
Мстиславский. Государь милостивый, позволь нам уж отъехать в Москву, да ждем тебя на заседание Думы.
Иван. Едьте, бояре, да помните, что сказал: делайте честно дело государства. Я же в среду приеду.
Романов. Потщимся, государь, тебя ожидаючи. (Бояре и дьяки кланяются и уходят.)
Иван. Тетальди, у вас в Европе тоже столько дураков да воров?
Тетальди. Кесарь московский, и у нас немало дурных людей. Даже и среди духовных, среди монахов невежество. Иные ревут по-ослиному в церкви псалмы, не понимая их содержания. Также и интриг немало. Однако в Москве, и верно, все посуровее. Здесь даже и климат мало располагает людей к мягкости. Особенно то падение нравов видно на русской женщине. Ни малейшего воздержания, отсутствие стыда. В Москве выходят совершенно голыми из бани, женщины на улицах задевают прохожих. В Новгороде я был свидетелем такой сцены: среди большого стечения народа, скопившегося по случаю какого-то религиозного торжества, появилась из кабака пьяная баба. Она свалилась на площади в непристойной позе. Какой-то пьяный крестьянин бросился на голое тело, как похотливое животное. Толпа мужчин, женщин, детей теснилась со смехом вокруг этой отвратительной пары.
Иван. Годунов, я уже указывал о публичном наказании за разврат, почему не делаете?
Годунов. Делаем, государь милостивый, сечем, да всех сечь не поспеваем.
Иван. Особое наказание для женского бесстыдства, противоречащего законам Евангелия. Так и в Европе уж давно, в Германии да прочих местах. Так ли, Иван-сын?
Царевич Иван. Государь-батюшка, знаешь ведь, у меня тут с тобой противоречие. Наши славянские законы не согласуются с римскими, германскими или скандинавскими. По славянским законам прежде женщины и мужчины были равны на Руси. По закону Ярослава головничество, штраф за убийство женщины, выше, чем за убийство мужчины.
Иван. Я посягнул на те пункты. В моем судебнике объявлено недействительным, что женщина может завещать мужу свое состояние. Что муж прикажет, то женщина и напишет. Таков новый закон, ибо сказано у Фалеса Милетского, сего мудреца: "Мудрец ежедневно благодарит Бога за то, что Он сделал его греком, а не варваром, человеком, а не животным, мужчиной, а не женщиной". У Аристотеля мысль, что гражданам предоставляется полная власть над детьми, рабами и женщинами.
Царевич Иван. То, батюшка, идеи языческие. Они на латинском и лютерском западе весьма сильны. Как писал Житие святого Антония, то дивился, поскольку язычество сильно даже у столь честного мудреца. Когда же писал Житие святого князя Дмитрия Прилуцкого, то видел превосходство православных идей над латынью.
Иван(недовольно). А помнишь ли ты, в православии, Иван-сын, что сказано о повиновении родителям? Помнишь ли семейный закон православный: почитай батюшку, как Бога, а матушку, как самого себя?
Царевич Иван. Помню, батюшка, что отца надобно любить, а не почитать как грозного носителя палки и плетки.
Иван(сердито). Вижу, мысли сии тебе про меня, отца твоего, жена твоя внушает, Елена Шереметьева. Гляди, Иван-сын, сказано в давнем византийском трактате: что ни женщина, то сеть для мужей. Своим светлым лицом и глазами она производит чары. Что есть женщина? Гнездо ехидны, существо, двенадцать раз нечистое.
Царевич Иван. Батюшка, моя жена Елена Шереметьева не такова. Она, ладушка, мне люба, и меня она любит. Позволь мне, батюшка, удалиться на свою половину, ибо жена моя, княгиня Елена, на сносях, и я оттого в тревоге, хочу подле нее быть.
Иван. Иди, Иван-сын, однак помни, что естество женское одинаково. Дело ее – молиться, есть и спать, а не советы мужу давать. Гляди, чтоб те советы дурно тебе не обернулись. (Царевич Иван Иванович уходит.)
Царь Иван (ходит задумчиво). Не люблю семью Шереметьевых. Не допускаю ее членов на дворовую службу и подозреваю их в крамоле. Мне весь род Шереметьевых противен. Сын ведь женился самовольством, сам Елену Шереметьеву выбрал. Из четверых братьев Шереметьевых, а все они имеют боярский титул, старший, Иван Васильевич Большой, побывал в тюрьме за измену, подвергся пытке и ушел в монастырь, стремясь там от моего царского гнева скрыться. Бесовский сын! Не могу без ярости вспомнить имя бесовского сына Ивана большого Шереметьева, в иночестве Ионы! Он изменнически сносился с крымским ханом, так ли, Годунов?
Годунов. Государь милостивый, те обвинения исходят от Нагого, а так ли, сказать не могу. Может, так, а может, и не так.
Иван(сердито). Так оно, так! Иван Меньшой и Федор, отец Елены Шереметьевой, изменнически сносятся с Крымом и наводят басурман на христианский народ. Я отца Елены Шереметьевой всенародно обвинил в изменнических сношениях с крымским ханом. Один из дядей царевны Елены, изменник, казнен по моему царскому указу. Все они кончают как изменники.
Годунов. Государь, однако ведь Иван Меньшой Шереметьев погиб под Ревелем на поле брани!
Иван. То правда. Та смерть Ивана Меньшего меня несколько примирила с Шереметьевыми. Оттого я и не слишком противился выбору Ивана-сына княгини Елены. Вместе с Иваном Шереметьевым вся плеяда сошла бояр Шереметьевых. А боярство свое они получили при Избранной раде, при попе Сильвестре и собаке Алешке Адашеве. Тем не менее после женитьбы сына на Елене Шереметьевой и гибели Ивана Шереметьева примириться хотел, чтоб не усиливать ссору в семье. Но недоверие к ненавистному роду возродилось после пленения окольничего Федора Шереметьева. Тот, единственный уцелевший дядя царевны, попал в плен к полякам и, как доносят русские гонцы, не только присягнул на верность королю, но и подал ему изменнический совет нанести удар по Великим Лукам.
Годунов. Да, государь милостивый, от посольского гонца известие: окольничий Федор Шереметьев присягнул на верность Баторию и подает ему изменнические советы по поводу дальнейшей войны с Россией.
Иван. Так-то. А жена царевича доводится родной племянницей Федору Шереметьеву. Боярские измены в который раз вползают в мой царский дом! (Нервно ходит.) Я могу заточить невестку в монастырь, но мои руки связаны: царевна ждет ребенка и вот-вот должна родить. (Слышен звон колокола.) Однак пора уж к вечерней молитве. После вечерни пойду на царевича половину. Беспокоен я: много болею, уж дряхл становлюсь. Сын же мой достиг мужественной крепости. Так не взяли бы Шереметьевы над ним власть после моей смерти во вред отечеству? Так ли, Годунов?
Годунов. Ты, государь, еще весьма силен. А сиди в царствующем граде Москве нам, православным, во благо, сиди сияющим благочестием долгие годы.
Царь Иван. Ради сего молиться хочу, дабы очистить душу, отогнать страсть и подать исцеление телу от многих болезней. (Крестится и уходит.)
Занавес
Сцена 93
Александровская слобода. Покои царевича. Царевич Иван Иванович и Годунов
Годунов. Государь царевич Иван Иванович, батюшка твой, царь Иван Васильевич, послал меня и велел сказать, что весьма тревожен, что ты, царевич, чужд ему, батюшке, и придет на твою половину говорить о том.
Царевич Иван. Немало говорил прежде, а больше палкою поучал. Уже за рубежом знают про наши семейные ссоры. И Бельский, родич любимого батюшкиного приближенного, бежал в Литву да рассказал обо всем Баторию.
Годунов. Батюшка просил сказать, что весьма удручен теми ссорами. Он грешные дела свои знает. Однако ведь он – царь великодержавный. Сказано: воля Господня будет и твоя. Яко же хочешь творить? Мы должны лишь Бога просить, да подаст нам милость царскую.
Царевич Иван. Ах, Борис, знаю я ту милость батюшкину! Аки деспот вмешивается он издавна в семейную жизнь мою! Впервые женил меня в осемнадцать лет, через три года сосватал вторую жену, во второй раз женил на дочери заурядного дворянина Петрова-Солового.
Годунов. Государь царевич, такой порядок издавна, что невест для царской семьи выбирали из дворянских семей, не принадлежащих к высшей боярской знати. И матушка твоя почившая, Анастасия Романова, была не из высшей знати. Особо же со времен опричнины из-за опасения боярских измен.
Царевич Иван. Измен ли? Не из-за того ли, что незнатную проще в монастырь отправить, а родичей в тюрьму али на плаху, не считаясь с Боярской думой? Оттого Собакины, Колтовские, Васильчиковы, Нагие, Годуновы. Быть тестем, или шурином, или иным родичем московского государя – невеликое счастье. Родственники одной из батюшкиных жен – Собакины – все поплатились жизнью за такую честь. Тесть мой, отец моей второй жены окольничий Соловой получил крупное поместье в Шелони да возглавил дворовый Разрядный приказ. После развода моего с дочерью Феодосией по батюшкиному желанию лишился поместья и думного чина. Так ему еще и повезло, что не жизни!
Годунов. Для тебя, царевич, батюшка сделал исключение. Первая твоя жена Евдокия Сабурова и третья, нынешняя, Елена Шереметьева, знатного рода.
Царевич Иван. Он и Евдокию Сабурову в монастырь заточил, и Елену Шереметьеву заточить хочет! Невестка ему не угождает – он их одну за другой заточает в монастыри, не спрашивая меня. Однак Елену я выбрал сам, она мне весьма по сердцу, и так покорно я ее не отдам на отцовский произвол. (Нервно ходит.) Я знаю, что грешен. С юных лет батюшка, готовя себе замену, втянул меня в кровавые свои грехи. И я в опричнину громил Новгород, также и иные русские города, мучил на пыточном дворе. Тогда я был люб ему. Когда в прежние годы мы, отец и сын, менялись любовницами на погибель души, я был люб ему. Когда же, одумавшись, опомнившись, перестал со смирением и терпением молчать, то начались ссоры в царской семье, беспрестанно, по разным поводам, большим и малым. Когда я, царевич, наследник престола, видя успехи Батория, упрекаю отца в малодушии и хочу встать во главе армии, чтобы отбить опасного противника, он бьет меня палкой. Также когда заступился за ливонских пленников, с которыми дурно обращались. Ведь после моей грешной молодости меня надоумил Бог не оставить безнаказанно ту жестокость и варварство. Оттого царь разозлился на меня, своего старшего сына, царевича, за мое сострадание к бедным забитым христианам, и теперь уж по всякому поводу он меня ругает и бьет палкой. Недавно побил, что я приказному дьяку дал разрешение одному дворянину на пять или шесть ямских лошадей, послал его по своим делам без ведома царя-батюшки. (Нервно ходит.) А все оттого, что он все более испытывает ревность. Я, сын, возвеличиваюсь, так как его, царя, подданные больше его любят меня, царевича. (Нервно ходит.) Милая родина в разорении, он же не мыслит о том, более печется о своей неразумной гордости.
Годунов. Государь царевич, царь весьма страдает о судьбе отечества и много делает для отражения супостата.