Он прав. И не в том, что происходит при штурме посольства. Помните слова нейрохирурга из предыдущей главы? "Отравление, которое обостряет, а не притупляет ваши чувства", - вот как он описал свое умонастроение, в которое входит перед тем, как приступить к сложной операции. По сути дела, во время любого кризиса самыми эффективными оказываются индивиды, сохраняющие спокойствие, которые способны реагировать на неожиданности момента и одновременно поддерживать необходимую степень отрешенности.
Давайте рассмотрим, например, отрывок из интервью, которое я взял у инструктора американского спецназа. Он рассказал о качествах солдата, которые, в конце концов, после самых ужасных в мире процедур физического и психологического отбора превращают его в одного из "морских котиков" (бойцов спецназа военно-морского флота США). В одного из тех парней, которые взяли Бен Ладена.
"Мы делали все, что только могли, чтобы сломать этого парня. Честно говоря, мы работали с ним жестче, чем с остальными. Это стало своего рода вызовом для нас. К тому же в глубине души мы знали, что он все это выдержит. Он остался сиротой в одиннадцать лет, но проскользнул через сеть - и присматривал за младшими братом и сестрой, которые жили за счет его сообразительности. Воровал. Что-то возил. Участвовал в махинациях. Ну, занимался всеми этими вещами. Затем, когда ему исполнилось шестнадцать, он избил кого-то так сильно, что пострадавший впал в кому. И его забрали.
Белый шум. Лишение сна. Сенсорная депривация. Вода. Неудобные позы. Мы много чего перепробовали. Все это мы обрушили на него. Наконец, через сорок восемь часов, я снял с его глаз повязку, наклонился к нему и выкрикнул: "Ты хочешь что-нибудь мне сказать?"
К моему удивлению и, честно говоря, разочарованию - как я уже говорил, этот парень был крепким, как сталь, и на этой стадии мы все уже хотели, чтобы он выдержал экзамен - он сказал "Да". Он что-то хотел сказать.
"И что именно?" - спросил я.
"Тебе стоит жрать поменьше чеснока, мужик", - ответил он.
Это был единственный раз за пятнадцать лет работы инструктором, когда я утратил бдительность. Всего лишь на секунду, на долю секунды я улыбнулся. Я ничего не мог сделать с собой. Я действительно восхищался этим парнем. И знаете, что? Даже в том отвратительном, измученном состоянии, в каком он находился, этот сукин сын заметил это.
Он это заметил!
Он сделал мне знак, чтобы я наклонился поближе, и в его глазах я увидел абсолютное - как бы это сказать? - пренебрежение.
"Игра закончена, - прошептал он мне на ухо. - Ты проиграл!"
Что? Я собирался сказать это ему! Именно тогда мы и поняли, что он один из тех, кого мы называем "несгибаемыми". Крутейший из крутых…
Но он был безжалостным ублюдком. Если у него и была совесть, то я никогда не замечал ее. Он был холоден как лед. В любом положении. Что, с учетом его работы, неплохо…"
Макнаб в лаборатории
Верный своему слову, холодным декабрьским утром Энди отправился в Центр исследований головного мозга Университета Эссекса. У двери мы столкнулись с человеком, которому в течение ближайших двух часов (или около того) предстояло быть нашим мучителем. Доктор Ник Купер - один из ведущих специалистов по ТМС в мире. И если бы вы посмотрели на него в то утро, вы смогли бы простить себя за мысль о том, что большую часть работы он выполняет ради собственного удовольствия.
Ник провел нас в лабораторию. Первое, что бросилось нам в глаза, - два кожаных стула с высокой спинкой, стоящие рядом. А возле них - самый большой в мире промышленный рулон бумажных полотенец. Я знаю, для чего нужны полотенца: чтобы вытирать излишек проводящего геля, который наносят на электроды для снятия электроэнцефалограммы (ЭЭГ), которые Ник должен был прикрепить через минуту, чтобы записывать сигналы из глубин нашего мозга. Энди же дал волю своему воображению.
"Боже мой, - сказал он. - Если это туалетная бумага, то я отсюда сматываюсь!"
Ник усадил нас на стулья и привязал к ним ремнями. Он закрепил на нас пульсометры, электроды для снятия ЭЭГ и измерения кожно-гальванической реакции, которая позволяет оценить уровень стресса. К тому времени, как он все закончил, мы с Энди выглядели так, будто попали в ловушку - в гигантскую распределительную коробку. Гель для электродов холодил кожу на голове, но Энди не жаловался. Он, наконец, сообразил, для чего нужен гигантский рулон туалетной бумаги.
Прямо перед нами, примерно в десяти футах, на стене висел огромный видеоэкран. Ник повернул выключатель, и экран ожил. Затем Ник облачился в белый халат. Комнату заполнили звуки эмбиент-музыки. Перед нашими глазами возникла шелковая гладь озера, освещенного сумеречным светом.
"Будь я проклят, - сказал Энди. - Это напоминает рекламу подгузников".
"О’кей, - сказал Ник. - Слушайте. Прямо сейчас на экране вы увидите спокойную, мирную сцену, которая будет сопровождаться тихой, расслабляющей музыкой. Это нужно для того, чтобы выявить ваши базовые физиологические показатели, относительно которых мы будет потом отсчитывать уровень возбуждения.
Но в какой-то момент где-то в течение следующих шестидесяти секунд изображение, которое вы видите сейчас, изменится, и вы увидите на экране совершенно другую картину. Это будут картины жестокости. Тошнотворные. Наглядные и тревожные.
Во время просмотра этих изображений монитор будет отслеживать изменения в вашем сердцебиении, электропроводимости кожи и активности ЭЭГ. Эти показания будут сравниваться с данными в состоянии покоя, которые записываются сейчас. Есть какие-нибудь вопросы?"
Мы с Энди покачали головами.
"Довольны?"
Мы кивнули.
"Прекрасно, - сказал Ник. - Ну, поехали".
Он скрылся, оставив нас с Энди наслаждаться рекламой подгузников. Результаты, полученные позже, показали: когда мы стали ждать, что что-то должно произойти, наши физиологические показатели были довольно схожими. И у меня, и у Энди пульс существенно участился в предвкушении того, что должно произойти, по сравнению с показателями в состоянии покоя.
Но когда Ник потянул за рычаг или что он там сделал для смены декораций, где-то в мозгу Энди щелкнул главный выключатель.
И неожиданно в игру вступил холодный как лед боец SAS. Пока на экране перед нами сменялись живые, красочные картины расчленения, нанесения увечий, пыток и казней (изображения были настолько живыми, что Энди позже признавался, что "почувствовал запах крови" - тот "тошнотворный сладкий запах, который ты никогда не забудешь") в сопровождении не первоначальной эмбиент-музыки для спа-салона, а воя сирен и шипящего белого шума, физиологические показатели Энди стали меняться в противоположном направлении. Пульс начал замедляться. Кожно-гальваническая реакция ослабевала. А показатели ЭЭГ быстро и резко ослабли.
Фактически к тому моменту, когда представление закончилось, все три физиологических показателя Энди были ниже базового уровня.
Ник никогда не видел ничего подобного. "Это выглядит так, как будто он специально готовился к таким вещам, - сказал Ник. - А когда перед ним, наконец, встала эта задача, его мозг неожиданно отреагировал на нее выбросом жидкого азота в кровь, который выморозил все ненужные удручающие эмоции и погрузил Энди в глубокое состояние экстремальной ситуации и беспощадной сосредоточенности".
Ник покачал головой, явно пребывая в затруднении. "Если бы я сам, лично, не снял эти показания, я бы просто глазам своим не поверил, - продолжил он. - Хорошо, что я никогда ранее не тестировал спецназовцев. И возможно, стоило бы ожидать слабого снижения показателей. Но этот парень полностью контролировал ситуацию. Он настолько настроился на нее, что казался полностью выключенным".
Как раз это и обнаружил Боб Хэер: данные были настолько странными, что было непонятно, откуда они взялись.
Мои же результаты не впечатляли. Мои физиологические показатели резко взлетели вверх. Точно так же, как у Энди, они подскочили выше базового уровня, когда я сидел в ожидании побоища. Но на этом сходство заканчивалось. В разгаре битвы они пошли не вниз, как у Энди, а вверх по экспоненте.
"Ну, по крайней мере это показывает, что все оборудование работает нормально, - заметил Ник. - И что ты нормальный человек".
Мы разом взглянули на Энди, который болтал с аспирантами Ника, обступившими мониторы. Бог знает, что они подумают о нем. Они проанализировали данные Энди - а ему так щедро смазали голову гелем для электродов, что больше всего он напоминал Дона Кинга в аэродинамической трубе.
С другой стороны, я все еще был в шоке после некоторых увиденных кадров. Меня тошнило. Я испытывал тревогу. У меня дрожали колени. Да, как отметил Ник, на экране радара я выглядел нормальным человеком. Иглы самописцев и цифры могли подтвердить мое душевное здоровье. Однако я определенно не чувствовал себя нормальным, когда сжался в углу забитой аппаратурой комнатушки, глядя на цифры на экране компьютера.
Различие наших профилей приводило в замешательство. Если моя электроэнцефалограмма напоминала панораму Нью-Йорка - типичный городской ландшафт с остроконечными высотными зданиями, то данные Энди изображали рельеф курорта для гольфа с пологими холмами на одном из вылизанных островков посреди Индийского океана. Однообразно. Компактно. Отражение нездоровой и жуткой симметрии.
"Это тебя не заставляет ни в чем усомниться? - Я повернулся к Нику. - А что в этом нормального?"
Он пожал плечами и перезагрузил компьютер.
"Может быть, ты сможешь в этом разобраться".
Сделайте меня психопатом
Усталый и отмытый от геля, Энди отбыл в роскошный деревенский отель, где я позже должен был присоединиться к нему для проведения опроса. Но только после того как я снова пройду сквозь строй во время второй фазы эксперимента. Во время которой с помощью "превращения в психопата" мне снова придется услышать щелканье хлыста. Вторая серия увечий, изуродованной плоти и разлившейся крови. Но на этот раз я буду воспринимать все это на свежую голову - в буквальном смысле, благодаря лекарству, которое изобрели Ахмед Карим и Лиана Янг во время своих "злодейских" экспериментов по изменению морали, - дозе ТМС.
"Твое превращение в психопата точно закончится? - смеялся Энди, приглаживая растрепанные волосы. - Хозяин отеля определенно не захочет, чтобы у него в баре ошивались два психа".
"Воздействие ТМС должно пройти примерно через полчаса, - объяснял Ник, усаживая меня в модифицированное стоматологическое кресло, оснащенное подголовником и ремнями для лица и подбородка. - Можешь представить себе ТМС в виде электромагнитной расчески, а мозговые клетки - нейроны - в виде волос. Все, что сделает ТМС, - это уложит эти волосы в определенном направлении, создаст временную нейронную прическу. Которая, как и любая прическа, если ты не будешь поддерживать ее, быстро придет в естественное состояние".
Лицо Энди застыло. Что за черт? Это лаборатория или парикмахерский салон?
Ник усадил меня в кресло зловещего вида и похлопал (слишком успокаивающе, на мой взгляд) по плечу. К тому моменту, когда Ник закончил привязывать и прикручивать меня к креслу, я выглядел как Ганнибал Лектер в одной из оптик Specsavers. Ник разместил катушки ТМС, которые напоминали рукоятку гигантских ножниц, в средней части моего черепа и включил аппарат.
Сразу же возникло ощущение, что какой-то маленький чокнутый шахтер прокладывает шахту вглубь моей головы, пользуясь геологическим молотком. Не могу сказать, что это причиняло боль, но мне не хотелось бы, чтобы он начинал свою работу, причем уже в самом начале его нейронно-минералогических изысканий.
"Это электромагнитная индукция проходит по тройничному нерву, - объяснил Ник. - Это один из тех нервов, которые отвечают за чувствительность лица и определенные двигательные функции типа откусывания, жевания и глотания. Ты можешь почувствовать, как индукция проходит через твои задние зубы, правильно?"
"Правильно", - кивнул я.
"Я пытаюсь отыскать, - продолжал Ник, - конкретный участок твоей двигательной коры, отвечающий за движения мизинца на правой руке. Как только мы найдем его, я буду использовать его в качестве базы, откуда мы будем наносить координаты на те участки головного мозга, которые нас по-настоящему интересуют: миндалину и область, отвечающую за вынесение моральных суждений".
"Ну, ты лучше разбираешься во всем этом, - проворчал я. - Потому что еще немного, и я буду готов удавить тебя".
Ник улыбнулся.
"Вот это да. Должно быть, уже сработало".
Примерно через двадцать секунд я почувствовал непроизвольные сокращения мышц именно там, где и предсказал Ник. Сначала очень слабые. Постепенно сокращения становились все сильнее. Через некоторое время мой мизинец уже бешено скреб по подлокотнику. Это было не самое комфортное чувство в мире - я сидел привязанный к стулу, в полуосвещенной комнате, зная, что никак не контролирую свое тело. От этого бросало в дрожь. Это унижало. Дезориентировало… И немного омрачало все представление о свободе воли. Мне оставалось только надеяться, что Ник не в том настроении, чтобы начать валять дурака. Имея в своем распоряжении это оборудование, он запросто мог заставить меня пройтись колесом по лаборатории.
"Хорошо, сейчас мы знаем локализацию областей, которые являются нашими мишенями. Начнем", - сказал Ник.
Мой мизинец перестал дергаться, как только Ник изменил положение своего магического нейронного жезла в силовом поле над моей головой. А затем мне оставалось только сидеть и ждать, пока моей дорзолатеральной префронтальной коре и височно-теменному соединению делают нужную электромагнитную прическу. ТМС не может проникнуть в мозг так глубоко, чтобы непосредственно достичь зоны эмоций и моральных суждений. Но снижая или повышая активность участков коры головного мозга, непосредственно связанных с этими зонами, можно смоделировать эффекты более глубокого и агрессивного воздействия.
Вскоре я начал ощущать изменения: расплывчатые, вездесущие различия. Связанные с реальностью. До начала эксперимента меня интересовали временные рамки: сколько времени потребуется, прежде чем я начну чувствовать воздействие. Сейчас у меня был ответ на этот вопрос - десять-пятнадцать минут. Именно такое время требуется большинству людей для того, чтобы выпить кружку пива или бокал вина.
Ощущения были довольно похожими. Легкость и беззаботная уверенность. Трансцендентное избавление от ограничений. Зарождение субъективного моральной развязности - покушение на принципы и странно духовное осознание: да кого это волнует, черт возьми?
Однако было одно важное различие. Яркое, безошибочное различие между этим состоянием и эффектом алкоголя. Отсутствие сопутствующей медлительности. Сохранение - я бы даже сказал, усиление - остроты и концентрации внимания. Несокрушимое чувство высшего знания. Моя совесть явно чувствовала себя так, как будто ей вкололи рогипнол (снотворное). Все мои тревоги растворились в шести стаканах транскраниальной магнитной отравы. Но в то же самое время я чувствовал, что моя жизнь наполнилась великолепным весенним светом. Моя душа (или как это называется) погрузилась в духовный бульон.
"Так вот оно как - чувствовать себя психопатом", - сказал я себе. Смотреть глазами Гэри Гилмора. Идти по жизни, зная, что то, что вы говорите или делаете, не имеет никакого значения, не испытывая вины, стыда, угрызений совести, жалости, страха - всех этих хорошо знакомых, повседневных сигналов тревоги, которые обычно могут зажечься на вашей психологической приборной панели.
Неожиданно меня пронзило озарение. Мы говорим о половой принадлежности. О классовой принадлежности. О цвете кожи. Интеллекте. Мировоззрении. Но самым фундаментальным отличием одного индивида от другого является присутствие или отсутствие совести. Совесть - это то, что причиняет боль, когда все остальное в порядке. Но что делать, если она тверда как сталь? Если у кого-то она имеет бесконечно высокий, неограниченный болевой порог - и бровью не ведет тогда, когда остальные визжат в агонии?
И что еще важнее: сделает ли психологический имплантированный протез меня более невозмутимым, чем Энди Макнаб?
Откинувшись на спинку стула, обвешенный счетчиками и датчиками, я снова просмотрел ужасное шоу: изображения были другими, чтобы не возникло привыкания. На этот раз все было совершенно по-другому.
"Я знаю, что тот парень, который сидел здесь до меня, счел эти картинки отвратительными, - услышал я свой голос. - Но на этот раз, честно говоря, мне трудно сдержать улыбку".
Эти линии и крючки укрепляли мою уверенность. Если раньше я испытывал такой уровень возбуждения, что лишь в силу необъяснимого чуда принтер не взорвался и не исчез в клубах пламени, то после того, как меня "причесали под психопата", активность моего головного мозга существенно снизилась. Возможно, не до таких плавных холмов, как у Энди. Но определенно снизилась. Никаких нью-йоркских небоскребов на горизонте.
Похожие изменения произошли и с сердцебиением и электропроводностью кожи. Что касается последней, то я даже затмил показания Энди.
"Эти данные можно считать официальными? - спросил я Ника, пока мы пристально изучали цифры. - Я могу на полном основании утверждать, что я невозмутимее Энди Макнаба?"
Ник пожал плечами. "Думаю, да, - ответил он. - По крайний мере в настоящий момент. Но тебе стоит извлечь максимум из того, что ты сейчас можешь. У тебя есть в лучшем случае четверть часа".
Я покачал головой. Я уже чувствовал, что волшебная сила покидает меня. Электромагнитная магия начала рассеиваться. Например, я почувствовал себя в большей степени женатым, чем несколько мгновений назад. И значительно менее склонным пригласить ассистентку Ника пойти выпить по рюмочке. Вместо этого я отправился в студенческий бар вместе с Ником и побил свой рекорд в игре Gran Turismo. Я намного превзошел свой прежний результат. Но ведь это всего лишь игра, правда?
"Не хотелось бы мне оказаться в настоящей машине с тобой в качестве пассажира, - сказал Ник. - Ты явно все еще хорохоришься". Я прекрасно чувствовал себя. Не так хорошо, как до этого, когда мы были в лаборатории. Не таким… как бы это сказать… неуязвимым. Но явно лучше, чем обычно. Жизнь казалась полной возможностей: мои психологические горизонты расширились. Почему бы мне не махнуть на выходные в Глазго, где моя незамужняя приятельница устраивает мальчишник, вместо того чтобы тащиться в Дублин, чтобы помочь жене отправить ее мать в дом престарелых? Почему бы не сделать прямо противоположное тому, что я обычно делаю - и к черту то, что обо мне подумают люди. Ну, что может случиться? Уже на следующий год, и даже на будущей неделе все забудут о моей выходке.
Кто дерзает, тот побеждает, правильно?
Я взял пару фунтов с соседнего столика (оставленных в качестве чаевых, но кого это волнует?) и попытал счастье еще на паре игровых автоматов. Я добрался до £64 тысяч в игре "Кто хочет быть миллионером", но потерпел крах, потому что отказался делиться поровну. Вы не смогли бы выступить лучше, даже если бы и захотели. Я позитивный американский псих, живущий в Лос-Анджелесе, и я беспечно нажал на кнопку, несмотря на все возражения Ника.
Это Нью-Йорк.