Красный сфинкс - Александр Дюма 40 стр.

- К тому же, - продолжал Россиньоль, - я всем обязан господину кардиналу. Я был бедным парнем из Альби; случаю было угодно, чтобы господин кардинал узнал о моем таланте расшифровщика. Он вызвал меня к себе, дал мне место в тысячу экю, потом в две тысячи, затем добавил по двадцать пистолей за каждое расшифрованное письмо, так что за десять лет, в течение которых я разгадывал не меньше одного-двух писем в неделю, я составил небольшое состояние и надежно поместил его.

- Где же?

- В Англии.

- Может быть, вы отправляетесь в Англию, чтобы поступить на службу к королю Карлу?

- Король Карл предлагал мне две тысячи пистолей в год и по пятьдесят пистолей за расшифрованное письмо, лишь бы я покинул службу у господина кардинала. Я отказался.

- А если я предложу вам то же, что король Карл?

- Государь, жизнь - самое ценное, что есть у человека, поскольку, уйдя под землю, обратно не возвращаются. Сейчас, когда господин кардинал в опале, мне даже под августейшей защитой вашего величества, а может быть, именно из-за этой защиты, не прожить и недели. Понадобилось все влияние господина кардинала, чтобы сегодня утром, когда он покидал свой дом, я не покинул Париж и рискнул ради него своей жизнью, оставшись еще на сутки, чтобы послужить вашему величеству.

- Значит, ради меня вы не рискнули бы жизнью?

- Самоотверженность возможна ради родных или ради благодетеля. Ищите ее, государь, среди ваших родных или среди тех, кому вы делали добро. Не сомневаюсь, что ваше величество найдет ее.

- Вы в этом не сомневаетесь, что ж! А вот я сомневаюсь!

- Теперь, когда я сказал, что задержался с одной целью - послужить вашему величеству, когда вам известно, какому риску я подвергаюсь, оставаясь во Франции, и как спешу ее покинуть, я умоляю ваше величество не противиться моему отъезду - для него все готово.

- Я не стану противиться, но с непременным условием, что вы не поступите на службу ни к одному иностранному государю, кто мог бы использовать ваш талант против Франции.

- В этом я даю слово вашему величеству.

- Ступайте; господину кардиналу посчастливилось, что у него такие слуги, как вы и ваши товарищи.

Король посмотрел на часы.

- Четыре часа, - сказал он. - Завтра в десять утра я буду здесь. Позаботьтесь, чтобы ключ к этому новому шифру был готов.

- Он будет готов, государь.

И видя, что король взялся за плащ, собираясь уходить, Россиньоль спросил:

- Вашему величеству не угодно переговорить с отцом Жозефом?

- Конечно, конечно, - ответил король, - как только он придет, скажите Шарпантье, чтобы его впустили.

- Он здесь, государь.

- Так пусть войдет. Я сейчас же с ним поговорю.

- Вот он, государь, - сказал Россиньоль и посторонился, уступая дорогу Серому кардиналу.

Монах показался в дверях и скромно остановился на пороге кабинета.

- Входите, входите, святой отец, - сказал король.

Монах приблизился, опустив голову и скрестив руки, всем видом выражал послушание.

- Я здесь, государь, - сказал он, останавливаясь в четырех шагах от короля.

- Вы были здесь, святой отец? - спросил король, с любопытством разглядывая монаха: совершенно новый мир проходил перед его глазами.

- Да, государь.

- И давно?

- Примерно час.

- И вы ждали целый час, не передав мне, что вы здесь?

- Скромный монах вроде меня, государь, должен ожидать приказаний своего короля.

- Уверяют, святой отец, что вы весьма способный человек.

- Это говорят мои враги, государь, - ответил монах, смиренно опуская глаза.

- Вы помогали кардиналу нести груз его обязанностей?

- Как Симон Киринеянин помогал нашему Спасителю нести крест.

- Вы ревностный поборник христианства, святой отец, и в одиннадцатом веке вы, как новый Петр Отшельник, проповедовали бы крестовый поход.

- Я проповедовал его в семнадцатом веке, государь, но безуспешно.

- Каким же образом?

- Я написал латинскую поэму под названием "Турциада", чтобы воодушевить христианских государей против мусульман. Но время прошло или еще не настало.

- Вы оказывали господину кардиналу большие услуги.

- Его высокопреосвященство не мог делать все. Я помогал ему в меру моих слабых сил.

- Сколько платил вам господин кардинал в год?

- Ничего, государь; нашему ордену запрещено принимать что-либо, кроме милостыни. Его высокопреосвященство лишь оплачивал мою карету.

- У вас есть карета?

- Да, государь, но не из тщеславия. Вначале у меня был осел.

- Скромное верховое животное Господа нашего, - заметил король.

- Но монсеньер нашел, что я передвигаюсь недостаточно быстро.

- И дал вам карету?

- Нет, государь, вначале верховую лошадь: от кареты я из скромности отказался. Но, к несчастью, это была кобыла, и однажды, когда мой секретарь отец Анж Сабини сел на нехолощеного жеребца…

- Я понимаю, - сказал король, - и тогда вы приняли карету, предложенную кардиналом?

- Да, государь, я с ней смирился. И потом, - сказал монах, - Богу, подумал я, приятно будет, что смиренные возвеличены.

- Несмотря на отставку кардинала, я хочу оставить вас при себе, святой отец, - сказал король. - Вы мне скажете, что, по вашему мнению, мне следует для вас сделать.

- Ничего, государь. Я и так уже, вероятно, прошел по дороге почестей дальше, чем нужно для моего спасения.

- Но есть у вас какое-то желание, которое я могу удовлетворить?

- Вернуться в мой монастырь, откуда, может быть, мне и не следовало выходить.

- Вы слишком полезны в делах, чтобы я позволил это, - сказал король.

- Я видел их лишь глазами его высокопреосвященства, государь; светоч угас, и я ослеп.

- Любому сословию, святой отец, даже духовенству, позволительно иметь честолюбие, соизмеримое с заслугами. Бог дает талант не для того, чтобы человек превращал его в бесплодное поле. Господин кардинал служит вам примером высоты, которой можно достигнуть.

- И с которой затем можно упасть.

- Но какой бы ни была высота, если тот, кто падает, носит красную шапку, это падение можно перенести.

За опушенными ресницами капуцина молнией промелькнуло алчное стремление.

Это не укрылось от короля.

- Вы никогда не мечтали о высших церковных степенях?

- Может быть, когда я был при господине кардинале, я и поддавался этому ослеплению.

- Почему только при господине кардинале?

- Потому что мне понадобилось бы все его влияние в Риме, чтобы достичь этой цели.

- Значит, вы считаете, что мое влияние меньше, чем у него?

- Ваше величество хотели добыть кардинальскую шапку для турского архиепископа, но он так и остался архиепископом; тем более не удастся вам это в отношении бедного капуцина.

Людовик XIII устремил на отца Жозефа пронизывающий взгляд, но невозможно было что-либо прочитать ни на этом мраморном лице, ни в этих опущенных глазах.

Казалось, у монаха движутся одни губы.

- Кроме того, - продолжал он, - есть факт, по важности превосходящий все остальные: в той работе, что была возложена на меня Богом и господином кардиналом, есть множество случаев согрешить, подвергал опасности спасение своей души. При господине кардинале, имеющем от Рима большие полномочия исповедовать и отпускать грехи, мне не надо было ни о чем беспокоиться: если днем я согрешу действием или словом, вечером я исповедуюсь, господин кардинал отпускает мне грехи, и все в порядке, я сплю спокойно. Но если я служу светскому хозяину - будь это сам король, - он не властен отпустить мне грехи. Я не смогу больше грешить, а без этого не смогу добросовестно делать свое дело.

Пока монах говорил, король продолжал смотреть на него; с каждой фразой отца Жозефа на лице Людовика все яснее читалось отвращение.

- И когда хотите вы вернуться в свой монастырь? - спросил он, когда тот закончил.

- Как только получу разрешение вашего величества.

- Вы его получили, святой отец, - сухо сказал король.

- Ваше величество преисполняет меня радостью, - сказал капуцин, скрестив руки на груди и низко кланяясь.

Затем таким же твердым и холодным шагом, каким вошел, - шагом, напоминавшим поступь статуи, - он вышел, даже не обернувшись, чтобы с порога еще раз поклониться королю.

- Лицемер и честолюбец, я о тебе не жалею!

Затем король еще минуту взглядом следил за ним в полутьме прихожей и промолвил:

- Так или иначе, одно совершенно ясно: если сегодня вечером я подал бы в отставку как король, подобно тому как это сделал сегодня утром господин кардинал, я не нашел бы четырех человек, которые бы последовали за мной в изгнание и разделили мою немилость. Впрочем, я не нашел бы и трех, и двух, а может быть, и одного.

XIII
ПОСЛЫ

На следующий день ровно в десять часов король, как он и говорил, был в кабинете кардинала.

То, что ему предстояло узнать, при всей своей унизительности, чрезвычайно интересовало его.

Вернувшись накануне в Лувр, он ни с кем не виделся, заперся со своим пажом Барада и, чтобы вознаградить его за оказанную услугу - избавление от кардинала, - дал ему ордер на три тысячи пистолей для получения у Шарпантье.

Было вполне справедливо, что, сделав больше, чем другие, Барада был вознагражден первым. Однако, прежде чем дать Месье сто пятьдесят тысяч ливров, королеве - тридцать тысяч и королеве-матери - шестьдесят тысяч, он не прочь был увидеть ответ Месье герцогу Лотарингскому - ответ, обещанный Россиньолем к десяти часам утра.

И вот, как мы сказали, ровно в десять часов король вошел в кабинет кардинала и, до того как он бросил плащ на кресло и положил шляпу на стол, позвонил три раза.

Россиньоль появился с обычной для него пунктуальностью.

- Ну что? - нетерпеливо спросил его король.

- Что ж, государь, - ответил Россиньоль, подмигивая сквозь очки, - он в наших руках, этот пресловутый шифр.

- Посмотрим скорее! - сказал король. - Сначала ключ.

- Вот он, государь.

И вместе с переводом он протянул ключ, положив его сверху.

Король прочел:

- Что дальше? - спросил король.

- Замените шифрованные слова, государь.

- Нет, - сказал король, - вы к этому привычнее: у меня голова лопнет от такой работы.

Россиньоль взял бумагу и прочел:

"Королева, королева-мать и герцог Орлеанский рады. Кардинал мертв. Король хочет быть королем. Война против короля Сурков решена, но герцог Орлеанский возглавит войска. Герцог Орлеанский, влюбленный в дочь герцога Лотарингского, не хочет ни в коем случае жениться на королеве, она старше его на семь лет; он опасается одного - как бы, последовав добрым советам г-жи де Фаржи и г-жи де Шеврез, она не оказалась беременной к моменту смерти короля".

Король выслушал чтение не прерывая; однако он несколько раз отирал лоб, чертя по паркету колесиком шпоры.

- Беременной, прошептал он, беременной. Во всяком случае, если она забеременеет, то не от меня.

Затем он обернулся к Россиньолю:

- Это первые письма такого рода, расшифрованные вами, сударь?

- О нет, государь. Я расшифровал уже десять или двенадцать подобных им.

- Почему же господин кардинал мне их не показывал?

- Зачем было волновать ваше величество, если он следил, чтобы с вами не случилось беды?

- Но, обвиняемый, преследуемый всеми этими людьми, почему он не воспользовался этим оружием против них?

- Он боялся, что оно причинит больше зла королю, чем его врагам.

Король несколько раз прошелся взад и вперед по кабинету, опустив голову и надвинув шляпу на глаза.

Затем, вернувшись к Россиньолю, он сказал:

- Сделайте мне копию каждого из этих писем в зашифрованном виде, но с ключом сверху.

- Хорошо, государь.

- Вы думаете, что еще будут такие письма?

- Конечно, государь.

- Кого должен я принять сегодня?

- Это не касается меня, государь. Я занимаюсь только своими шифрами. Это дело господина Шарпантье.

И не успел еще Россиньоль выйти, как король лихорадочным движением дважды ударил по звонку.

Эти отрывистые и сильные удары говорили о душевном состоянии Людовика XIII.

Шарпантье поспешно вошел, но остановился на пороге.

Король стоял, задумавшись, глядя в пол и опираясь рукой о бюро кардинала.

- Беременна, - шептал он, - королева беременна; иностранец на французском троне, может быть англичанин!

И добавил вполголоса, словно боясь услышать собственные слова:

- В этом нет ничего невозможного. Как уверяют, пример в нашей семье уже был.

Поглощенный своими мыслями, король не заметил Шарпантье. Думая, что секретарь не откликнулся на зов, король нетерпеливо поднял голову и собирался уже снова позвонить; но тот, угадав по жесту его намерение, торопливо прошел вперед со словами:

- Я здесь, государь.

- Хорошо, - сказал король, глядя на него и пытаясь овладеть собой. - Какие дела у нас сегодня?

- Государь, граф де Ботрю прибыл из Испании и граф де Ла Салюди из Венеции.

- Что они должны были там делать?

- Мне это неизвестно, государь. Вчера я имел честь сказать вам, что посылал их господин кардинал, и добавил, что господин де Шарнасе должен также прибыть из Швеции сегодня вечером или самое позднее завтра.

- Вы сказали им, что кардинал больше не министр и что вместо него приму их я?

- Я передал им приказание его высокопреосвященства дать вашему величеству отчет в своей миссии, как они дали бы ему самому.

- Кто прибыл первым?

- Господин де Ботрю.

- Как только он будет здесь, пригласите его.

- Он уже здесь, государь.

- Тогда пусть войдет.

Шарпантье подошел к двери, что-то сказал вполголоса и посторонился, пропуская Ботрю.

Посол был в дорожном костюме; он извинился, что предстает в таком виде перед королем; но он полагал, что будет иметь дело с кардиналом де Ришелье, а, оказавшись в передней, не захотел заставлять ждать его величество.

- Господин де Ботрю, - сказал ему король, - я знаю, что господин кардинал очень вас ценит и считает искренним человеком; по его собственным словам, он предпочитает совесть одного Ботрю совести двух кардиналов де Берюлей.

- Надеюсь, государь, что я достоин доверия, которым меня почтил господин кардинал.

- И вы покажете себя достойным моего доверия, не правда ли, сударь, рассказав мне все, что рассказали бы ему.

- Все, государь? - спросил Ботрю, пристально глядя на короля.

- Все. Я добиваюсь правды и хочу знать ее всю.

- Так вот, государь, прежде всего, смените вашего посла де Фаржи: он, вместо того чтобы следовать инструкциям кардинала, направленным к славе и возвышению вашего величества, выполняет инструкции королевы-матери, имеющие целью унижение Франции.

- Мне уже говорили об этом. Хорошо, я подумаю. Видели вы графа-герцога Оливареса?

- Да, государь.

- Какое поручение у вас к нему было?

- Если возможно, закончить миром дело с Мантуей.

- И что же?

- Едва я заговорил с ним о делах, он в ответ повел меня в птичник его величества короля Филиппа Четвертого, где собраны любопытнейшие породы со всего света, и предложил послать несколько образчиков вашему величеству.

- По-моему, он насмехался над вами?

- И прежде всего, государь, над тем, кого я представлял.

- Сударь!

- Вы требовали от меня правды, государь. Я вам ее говорю. Угодно вам, чтобы я лгал? Я достаточно умен, чтобы сочинить приятную ложь взамен горькой правды.

- Нет, говорите правду, какой бы она ни была. Что думают о нашем походе в Италию?

- Над ним смеются, государь.

- Смеются? Разве не известно, что я его возглавлю?

- Известно, государь; но говорят, что королевы заставят вас изменить решение или что Месье будет командовать под вашим началом, а поскольку подчиняться будут только королевам и Месье, то с этим походом произойдет то же, что с экспедицией герцога Неверского.

- Ах, значит вот как думают в Мадриде?

- Да, государь, и настолько в этом уверены, что пишут дону Гонсалесу Кордовскому - я узнал это, подкупив одного из секретарей графа-герцога:

"Если войсками будут командовать король и Месье, не беспокойтесь ни о чем. Армия не преодолеет Сузского прохода. Но, если, напротив, руководить военными действиями будет кардинал под началом короля или без него, не пренебрегайте ничем и отправьте столько войск, сколько сможете, чтобы поддержать герцога Савойского".

- Вы уверены в том, что мне говорите?

- Совершенно уверен, государь.

Король снова принялся ходить по кабинету, опустив голову и, как всегда, когда он бывал чем-то сильно озабочен, надвинув шляпу на глаза; потом внезапно остановился и, пристально глядя на Ботрю, спросил:

- А слышали вы какие-нибудь разговоры о королеве?

- Только придворные пересуды.

- И что же было в этих придворных пересудах?

- Ничего, о чем можно было бы доложить вашему величеству.

- Все равно, я хочу знать.

- Клеветнические выдумки, государь. Не пачкайте ваш ум всей этой грязью.

- Говорю вам, сударь, - нетерпеливо сказал Людовик XIII и топнул ногой, - клевета это или правда, я хочу знать, что говорят о королеве?

Ботрю поклонился.

- Каждый верноподданный должен повиноваться приказу вашего величества.

- Ну, так повинуйтесь.

- Говорили, что, поскольку здоровье вашего величества ненадежно…

- Ненадежно… мое здоровье ненадежно! Они все на это надеются. Моя смерть для них якорь спасения. Продолжайте.

- Говорили, что, поскольку здоровье вашего величества ненадежно, королева примет меры, чтобы обеспечить себе…

Ботрю запнулся.