– Пять часов… – прошептал Уинфилд.
– Вернее, четыре с половиной. Ничего, у нас есть время для последней духовной беседы. А ты, Нил, иди в свой угол, Нил. Не мешай нам.
Узник покорно уполз обратно в тень. Уинфилд взглянул на своего гостя, который перебирал закладки в Библии.
– Скажите честно: это вы меня выдали?
– Я не имел никакого отношения к твоему аресту, – ответил Баркли, не отрывая глаз от Библии. – Я пытался его предотвратить, но, похоже, моих усилий оказалось недостаточно. Теперь моя задача – проследить, чтобы ты перешёл в загробную жизнь с достоинством. Если память меня не подводит, последний раз ты каялся вчера? Я уверен, что с тех пор ты успел нагрешить. Расскажи мне про свои похождения, и мы вдвоём посмеёмся над ними.
– Я не помню, что было вчера вечером.
Баркли захлопнул Библию и спрятал её под плащ.
– Значит, мне можно идти? Мои услуги не нужны?
– Пожалуйста, останьтесь, – взмолился Уинфилд. – Посидите со мной.
Эта просьба возмутила викария.
– На холодном мокром полу? Нет уж, извольте. За что мне такие неудобства? Но я с удовольствием постою у тебя над душой несколько минут. И пока я стою, подумай, что бы ты хотел передать доктору Гранту через меня.
– Скажите ему, что он был прав: грязь липнет к грязи. Скоро я буду болтаться на виселице, как тот разбойник из моей песни.
– Право же, не стоит заканчивать свою песню на такой меланхолической ноте. Пафос тебе не идёт. Вот, выпей глоток…
И викарий извлёк из кармана небольшой пузырёк.
– Что это? – спросил Уинфилд с подозрением.
Эта вереница вопросов раздосадовала Баркли.
– Какая тебе разница? Хуже не будет. Пей!
Содержимое пузырька не походило на эликсиры доктора Гранта. После первого глотка его кости и суставы стали жидкими. Ему хотелось улыбнуться, но он не мог пошевелить ни одной мышцей на лице. В то же время это бессилие освобождало. Ещё ни разу в жизни Уинфилда не охватывало такое сладостное безразличие. Теперь его могли подвергать любым пыткам. Его тело сливалось с каменной стеной, с железными прутьями решётки, под журчание воды и тихий самодовольный смех мистера Баркли.
5
В эту ночь Том, вопреки всем законам природы, логики и морали, умудрился уснуть без всякого успокоительного. Любой порядочный человек на его месте метался бы по постели и скрежетал зубами. Однако Том спал. Более того, он видел сны, что случалось нечасто.
Ему слышался стук. Кто бы подумал, что такой заурядный звук может иметь столько оттенков? Он начинался резкой дробью, потом затихал до зловещего шуршания, потом опять возобновлялся массивными волнообразными ударами. Звуки исходили из каждого угла, от крыши, стен, ставен. Кровать под ним тряслась. Известь на потолке крошилась. Том чувствовать, как белая пыль оседает у него на веках. Он был бы рад, если бы Криппен пришёл и увёл его от этого дома, от этого беспрестанного стука.
Очевидно, таинственная сила, которая пыталась ворваться внутрь, не собиралась отступать, и Том сам решил её впустить. Он встал со своей трясущейся кровати, спустился в прохладную столовую на первом этаже и распахнул входную дверь настежь.
На пороге стоял джентльмен в тёмно-коричневом пиджаке, из-под которого виднелись белоснежная рубашка и твидовый жилет с серебряными пуговицами.
– Ещё не поздно, – сказал гость. – Боюсь, что время не на нашей стороне, но тем не менее…
Землетрясение в голове Тома тут же остановилось. Теперь он был уверен, что всё это ему снилось. Точно околдованный, он разглядывал наряд незнакомца: от фетровой шляпы до носков блестящих ботинок.
– Сэр, вы ошиблись адресом, – пробормотал он наконец. – Я ничем не могу вам помочь.
Джентльмен снял шляпу и пригладил седеющие волосы.
– Вы меня не узнаёте, доктор Грант?
Судя по цвету небосклона, было около шести часов утра. Вглядевшись в черты незнакомца, Том узнал владельца плавучей лавки.
– Капитан Кип! Ну и шутки. Где вы взяли такую одежду? Кого вы ограбили?
– Это моя одежда, – ответил Кип, переступая через порог. – Я так одеваюсь, когда иду в суд, вернее, когда мне вздумается туда идти. В прошлой жизни я был адвокатом по имени Эдмунд Берримор.
Услышав это имя, Том тут же вспомнил свою недавнюю поездку в Вестминстер и ужин в крыле дворецкого.
– Вам служит человек по имени Престон Баркли? – спросил Том.
– Мне очень повезло, – ответил Кип, просияв. – Таких преданных людей мало. В тот особняке, который вы видели, моя невеста принимает французских писателей и прочий богемный сброд. Я поручил мистеру Баркли следить, чтобы дом не сгорел. Мне каждый угол дорог. Когда-то там жил мой любимый профессор из Оксфорда.
– Оксфорд, – протянул Том мечтательно. – Я уже не надеялся услышать это имя на своём веку.
– Забавно, не так ли? Встретились два грамотея в Бермондси. Не бойтесь, меня не лишили диплома. Я здесь не в изгнании, а в отпуске. До этого я работал в основном с банкирами и коммерсантами. А сегодня буду защищать Уинфилда. Мне уже всё известно. Мистер Лангсдейл – храни его Господь – не умеет горевать про себя. Он носился по улицам, рвал на себе волосы и выл. Теперь у меня есть повод надеть деловой костюм.
– Всё это звучит вдохновляюще, – сказал Том, – но вы прекрасно знаете, что я не в состоянии заплатить и за пять минут ваших услуг.
– Мои услуги не будут вам ничего стоить. Это само собой разумеется. Защищать Уинфилда – это честь.
– Даже если он виноват?
– А какая разница?
– Если мальчишка совершил преступление, вам не кажется, что он должен понести наказание?
Взбешённый апатией доктора, Кип схватил его за плечи и встряхнул, получив в ответ горький смешок.
– Малый ход, капитан, – сказал Том. – Что именно вы надеетесь вытрясти из меня?
Кип судорожно выдохнул и выпустил Тома.
– Простите, доктор Грант. Я обычно не веду себя так с клиентами.
– Как видите, у меня руки не связаны, – продолжал Том, застёгивая манжеты. – Они обрублены. Не подумайте, что я не рад вас видеть. Ваше милосердие похвально.
– Это не милосердие. Это абсолютно эгоистичный поступок с моей стороны. Уинфилд – мой друг. Я хочу продолжать наслаждаться нашей дружбой. Вы не представляете, каких презренных тварей мне доводилось защищать за свою карьеру и какие деньги они мне платили. Быть может, вы не горите желанием освободить сына, но я просто так не отдам друга. Клянусь Богом, я буду за него бороться, даже без вашего благословения.
– Безусловно, я хочу, чтобы Уинфилд вернулся, – ответил Том. – Хотя бы для того, чтобы удушить его собственными медвежьими лапами.
– Я этого не допущу. Не надейтесь.
– Я всегда восхищался его талантом переманивать людей на свою сторону. Сначала он втянул двух мальчишек в воровство. А теперь адвокат из Вестминстера рвётся его защищать. Даже из-за решётки он заставляет других работать на него.
Они вышли из "Золотого якоря" и направились к тюрьме в полном молчании, за которое Том был благодарен. Время от времени он косился на своего загадочного спутника, чьё лицо он уже несколько недель не видел при дневном свете. Невозможно было не заметить, что Кип резко постарел. Складка между его бровями углубилась, волосы поседели и поредели. Впалые щёки были покрыты красными точками от лопнувших кровяных сосудов.
– И давно вам нездоровится? – спросил Том. – Раз уж вы так великодушно навязали мне свои услуги, я бы хотел в свою очередь навязать вам свои. Это тоже абсолютно эгоистичный поступок. Я не хочу, чтобы мой бесплатный адвокат растаял.
– У меня прекрасный немецкий врач, – ответил Кип. – Он ответил на все мои вопросы. А теперь, если вы не возражаете, мне надо сформулировать защиту.
Когда они приблизились к Хорсмонгерской тюрьме, Кип ожил, будто запах плесени и ржавчины частично вернул ему силы. Он развернул плечи и ускорил шаг.
– Вам необязательно следовать за мной, – сказал он Тому. – Пожалуй, будет лучше, если вы здесь останетесь. Боюсь, что ваше присутствие приведёт моего клиента в смятение. Если он вас увидит, то потеряет самообладание, а это подорвёт мою защиту.
Эти нарочитые формальности вызвали у Тома снисходительную усмешку.
– A если я не приду, судье это покажется подозрительным, – ответил он. – Должен же я поддержать своё честное невинное дитя?
Кип прищурился и уже поднял руку, собираясь возразить.
– Если вы ему хоть слово скажете…
Том поймал руку Кипа и отвёл, не грубо, но внушительно:
– Не расточайте свои силы на меня, капитан Кип. У вас их и так мало осталось. Приберегите свою экстравагантную жестикуляцию для судьи. Я буду стоять в сторонке и хрустеть суставами.
Когда они прошли через двор к зданию суда, примыкающему к самой тюрьме, стражники даже не подняли головы. Играть в карты стоя – нелёгкая задача.
Очевидно, Кипу это здание было знакомо. Он летел по пустому коридору, сжимая карманные часы. Его плащ развивался, как чёрный парус. Том послушно следовал за этим парусом, не глядя по сторонам.
Наконец они добрались до приёмной. Это была квадратная контора без окон, где весь интерьер состоял из огромного шкафа и стола. Болезненного вида мужчина средних лет перебирал папки. По его одежде трудно было точно определить его должность. На нём был полицейский пиджак наброшенный поверх обычной рабочей рубашки. На седых усах зацепились крошки от наполовину съеденной буханки.
– Адвокат Эдмунд Берримор, – выпалил Кип, слегка ударив ладонью по крышке стола. – Пришёл на встречу с моим клиентом.
– Как его зовут? – спросил клерк апатично, всё ещё роясь в бумагах.
– Уинфилд Грант. Возраст – двадцать пять. Арестован вчера утром.
– Высокий, бледный?
– Да. На щеке шрам, довольно заметный.
– К тому же ещё и шутник?
– Да, он самый!
Клерк вяло промычал и указал на стопку папок на столе. Судя по цвету бумаги, это всё были новые протоколы.
– Вот его дело, на самом верху.
– Мне нужно срочно просмотреть документы, – потребовал Кип. – Где мой клиент сейчас? Отведите меня к нему.
– О, юному мистеру Гранту уже не понадобятся ваши услуги.
В эту минуты Том шагнул вперёд и нарушил собственное обещание молчать.
– Почему не понадобятся? Его уже отпустили? Когда это случилось?
– А кем вы приходитесь заключённому? – спросил клерк недоверчиво. – Вы его отец?
– Что-то в этом роде, – ответил Том после секунды замешательства. – У него моя фамилия. Стало быть, я ему отец.
Получив желанный ответ, клерк заметно оживился и кивнул.
– Прекрасно. Я вам должен кое-что вернуть.
Он пошарил под столом, извлёк морскую куртку Уинфилда и швырнул её перед ошеломлёнными посетителями.
– Не спешите её выбрасывать, – сказал он, отряхивая ладони. – Это не просто сувенир. Это добротная вещь, хоть пуговицы плохо пришиты и в карманах дырки. Ему она больше не понадобится. Его вздёрнули вчера вечером.
Том протянул руку над курткой, но не мог заставить себя до неё дотронуться. У него пересохло горло от знакомого запаха плесени, тaбака и пропитанной пивом шерсти. Медленно он повернул голову и взглянул на своего спутника. Лицо Кипа слилось по цвету с грязной извёсткой на стенах. Он подался вперёд и облокотился на крышку стола.
– Осторожно, – предупредил клерк, прикрывая руками стопку бумаг. – Если вы собираетесь падать в обморок, смотрите, не разбросайте мои протоколы. Мне же их потом не собрать. Я выполняю нудную работу за жалкую зарплату. Впрочем, откуда вам знать о таких вещах?
Кип ничего не слышал. Его ноги подкосились, ладони соскользнули с крышки стола, и через секунду он растянулся на полу. Его шляпа слетела, выставив напоказ вспотевший лоб со вздувшимися венами.
Том склонился над своим спутником, расстегнул ему воротник и послушал сердце, в то время как клерк продолжал ревностно обнимать свою стопку бумаг.
– В этом вся прелесть военного суда, – продолжал клерк, презрительно дёрнув усами. – Предателей не держат в клетке месяцами. Их тут же судят и вешают. Удивительно, что ваш хвалёный адвокат этого не знает. Тоже мне, нашёл подходящее место бухаться в обморок. Ну что? Вы его сами отсюда потащите или мне позвать охрану? Не будет же он валяться посреди дороги весь день.
Тому казалось, будто его опускают с головой под воду. Он не мог дышать. Воздух превратился в жидкость. Формы окружающих его предметов стали расплывчатыми. Голос клерка заглох. Том слышал отдельные слова, но не мог их связать.
– Знаете ли, я не обязан возвращать обноски преступников их родне, – возмущался клерк. – Мне не платят за такие услуги. На этом настоял Престон Баркли. Как же! Он наведывается сюда, когда ему вздумается, со своей Библией и ухмылкой. А я тут торчу по четырнадцать часов в день без окна. А он скользит по коридорам, да ещё и посвистывает. У него что ни день, то воскресенье, а у меня сплошные понедельники, всю неделю, круглый год.
Том не помнил, как он и его злополучный спутник оказались за оградой тюремного двора. Они сидели на тротуаре, прислонившись спинами к парапету. Кип пришёл в чувства, но по-прежнему выглядел очень слабым. Вены у него на лбу сдулись, но кровавых точек на лице стало в два раза больше. За последние полчаса он состарился ещё на несколько лет. В его взгляде уже не было ни возмущения, ни осуждения.
– Я вернусь в Вестминстер, – сказал он наконец. – Мне надо утрясти заброшенные дела.
– Мудрое решение, – ответил Том и положил куртку Уинфилда на колени Кипу. – Клянусь, от этого мальчишки было больше дыма, чем от Саутворкской станции. Его всегда окружало облако, точно нимб. Если он доберётся до рая, то станет ангелом-хранителем курильщиков и всей табачной индустрии.
Кип покачал головой и вернул куртку Тому.
– Я не могу её взять.
– Почему? Наверняка у вас найдётся для неё место. Я не знаю, что делать с одеждой покойных. Как ни странно, я на своём веку никого не хоронил.
– Зато я похоронил многих, больше чем достаточно. У меня целый шкаф, где хранятся вещи ушедших родственников, начиная от свадебного платья моей первой жены и кончая крестильной рубашкой младшего брата.
Том подумал, как мало они с Кипом знали друг о друге.
– Я больше всего скорбел о брате, – продолжал Кип, – хотя мы не были близки из-за обстоятельств и огромной разницы в возрасте. У нас были разные матери, и наш отец, при всех его умственных достоинствах, был непредсказуем. Факт тот, что ребёнок умер, и моя мечта взять его в путешествие по скандинавским странам так и не осуществилась. Я бы подарил ему все свои корабли со всеми мореходными приборами, картами и глобусами. Я собирался оставить всё это Уину. Теперь мне надо срочно найти нового наследника. У меня не так много времени. О, пока я не забыл.
Кип промокнул лоб рукавом и повернулся к Тому.
– Доктор Грант, вам через несколько дней доставят пакет. Суммы будет достаточно, чтобы покрыть ваши налоги за три года, это если вы решите остаться в Бермондси. Я не знаю, какие у вас планы. На ваше имя будет открыт счёт. Мистер Баркли за всем этим проследит. У вас будет достаточно денег, чтобы не сесть в тюрьму за долги.
Если бы Кип не был болен, Том бы его придушил. Даже в столь плачевном состоянии этот вестминстерский лицемер пытался утвердить своё нравственное превосходство.
– Адвокат Берримор, – процедил Том, – хватит разыгрывать комедию заботы. Я прекрасно знаю, что вы во всём вините меня. В ваших глазах я бессердечный зверь, который эксплуатировал Уинa, толкнул его на тропу преступности, а потом отрёкся от него. Я не собираюсь из кожи вон лезть, чтобы вас переубедить.
Тому пришлось отступить на несколько шагов, чтобы не пнуть этого бледного уязвимого человека, задыхающегося у него в ногах. И он прекрасно понимал, что Кип ему не враг и не заслуживал подобных оскорблений. Тому ещё предстояло вернуться домой в пустую таверну с курткой Уина и рассказать правду Диане. Ради того чтобы оттянуть это неприятное объяснение, Том продолжал унижать Кипа.
– Что вас сюда привело, адвокат Берримор? Быть может, люди вашего круга над вами глумились, так вы пришли глумиться над нами? Несомненно, в Бермондси много простофиль, чью преданность можно купить безделушками, но я не в их числе. Я не так дорожу своим кабаком, чтобы ради него пожертвовать остатками гордости. Я не боюсь тюрьмы. Если придётся, поеду в Крым. Там примут любого, кто умеет накладывать турникет. Ваши подачки не являются моим единственным спасением.
Откинувшись на парапет, Кип пассивно впитывал в себя оскорбления, потому что он знал, что за ними кроется. В эту минуту никакие слова не могли разорвать те узы, которыми он был связан с приёмным отцом своего покойного друга.
6
По дороге домой Том обнаружил, что потерял ключи, те самые ключи, которые он носил с собой двадцать с лишним лет. Скорее всего, это случилось, пока он разбирался с клерком и охранниками. Не нужно было быть суеверным, чтобы почувствовать в этом намёк что, возможно, скоро придётся ночевать под открытым небом. В тот вечер Том не горел желанием переступить порог. Тупо уставившись на скважину, он бессмысленно теребил пустой карман.
За дверью раздалось знакомое шарканье изношенных башмаков. Появилась Бриджит с ночной лампой в руке.
– Какие новости, доктор Грант?
Не говоря ни слова, Том повесил куртку Уинфилда на тот самый крючок, на который мальчишка всегда вешал свою одежду.
Ирландка уронила лампу, опустилась на колени, прямо в лужу разлитого масла, и стала молиться на гаэльском.
– Пожар устроишь, – сказал Том чуть слышно. – Хотя какое мне до этого дело?
Он обошёл столовую несколько раз, сомкнув руки за спиной, разглядывая свой дом, будто видел его в первый раз.
– Где Ингрид? – спросил он.
– Собрала вещи и… Ушла в рабочий дом.
Бриджит съёжилась, будто ожидая удара, но Том лишь передёрнул плечами.
– Правильно сделала. Нельзя упрекать крысу, бегущую с тонущего корабля.
– Клянусь душой, доктор Грант, она бы осталась. Но как ей растить ребёнка, если в дом то и дело врывается полиция?
– А что, Криппен опять приходил?
– Нет, никто не приходил.
Ирландка продолжала что-то лепетать в защиту бывшей напарницы, но Том уже не слушал. Он поднялся наверх в каморку, где Диана сидела в заточении уже почти двое суток. Девчонка пришла в чувство, но ничего не ела и не пила. Это была не первая её голодовка, но Том боялся, что последняя. Разглядывая лицо Дианы, Том невольно сравнил её с брошенной тряпичной куклой, которую увидела на улице несколько дней назад. Кожа – шершавая материя, волосы – спутанные верёвки, безжизненные чёрные глаза-пуговицы. Том знал точно, что Диана не простит ему того, как бесцеремонно он познакомил её с хлороформом, но его это уже не тревожило. Подумаешь, одним врагом больше. Девчонка и так никогда особо не питала к нему нежных чувств.
Вдруг тряпичная кукла заговорила.
– Он уже не вернётся?
– Боюсь, что нет.
Диана села на постели, точно невидимая сила подтолкнула её в спину. Чёрные пуговицы загорелись.
– Я была права, – прошептала она, собрав простыню в кулак. – Я его предупреждала. Тот каторжник, Ян Лейвери, выдал его. Ирландцам нельзя доверять. А Уин меня не слушал. В следующий раз, когда я его увижу, я ткну пальцем и рассмеюсь, и скажу: "Так тебе и надо!" А он меня считал сумасшедшей.
Том положил руку ей на голову и заставил её лечь.
– Не возбуждайся.