Время от времени Нил выбирался в самые нищие, тёмные и грязные кварталы и заводил знакомство с беспризорными детьми, которых бы никто не стал разыскивать в случае исчезновения. Он заманивал их обещаниями жилья, пищи и работы. Они шли за ним в школу Сен-Габриель, прямо в подвал, который охраняли двое взрослых сыновей Нила. Обратной дороги на волю уже не было.
Затем с помощью сыновей Нил рассортировывал добычу.
Здоровых и крепких он продавал владельцам заводов. Этих детей заточали в цехи, где они работали круглосуточно, без солнечного света и свежего воздуха, пока не умирали от измождения.
Слабых и больных он сразу отдавал Теду Фрейзеру, с которым у него был договор. Иногда Нил увечил детей собственными руками и потом их со свежими ранами отдавал хирургу.
Ловких детей Нил оставлял себе и превращал их в своих приспешников. Для начала нужно было сломить психику ребёнка, лишить его способности принимать свои решения и сопротивляться. Нил тщательно изучил искусство промывания мозгов, что он называл "усиленным внушением". Методы, которые он использовал, ненамного отличались от методов укрощения цирковых животных. Нил знал, как влияют на психику длительное уединение в темноте, лишение сна и монотонные звуки. После нескольких дней заточения в темноте дети были готовы выполнять любые приказания. Изредка Нилу приходилось применять лёгкую пытку, если ребёнок слишком сопротивлялся. Некоторых детей было труднее сломить, чем других. Как ни странно, самые тяжёлые ученики становились самыми преданными слугами. Нилу ни разу не пришлось убить ребёнка. У него бы не поднялась рука уничтожить то, что могло принести доход. Потому он упорствовал со своими жертвами, пока не добивался желаемого.
Это сочетание "усиленного внушения" и опиума позволило Нилy достичь впечатляющих результатов. Он возвысил обычное воровство до уровня искусства. Он учил своих приспешников, как правильно отвлекать и грабить прохожих. Если бы воры и попались полиции, они бы никогда не выдали Нила, потому что он им внушил не произносить его имени вслух. Большинство из них и не знали его настоящего имени. Они называли его просто господином.
Ещё в распоряжении Нила было несколько так называемых охотников, которые вместо него ходили в нищие кварталы, выискивали сирот, заводили с ними дружбу и заманивали их в подвал школы Сен-Габриель. Охотники считались элитой преступной фабрики Нила. У него был особый способ их обучать. Сперва он их подвергал тем же пыткам, что и обыкновенных воров. Он запирал их в темноте на несколько суток и чередовал тихие монотонные звуки с внезапными громкими. Но потом выводил жертв из темноты и обращался к ним очень мягко и очень серьёзно. Вместо угроз он использовал лесть. Он смотрел мальчикам в глаза и говорил им, что они были избраны для того, чтобы служить всему человечеству, и что их ждала награда. Он обещал им богатство и власть, раз они теперь были наследниками его империи.
* * *
Изуродованный ребёнок, который оказался в погребе "Золотого якоря", был одним из таких охотников. Он начал свою карьеру как обыкновенный актёр, но вскоре его повысили. Нилу стоило немалых усилий сломать воспитанника, у которого оказалась на диво стойкая психика. Все методы внушения, которые так прекрасно срабатывали на других детях, не действовали на этого мальчишку. Нил пожимал плечами в недоумении. Такого тяжёлого случая он ещё не встречал за свою карьеру. Он уже начинал сомневаться в своих педагогических навыках. Шесть месяцев ушло на то, чтобы полностью завершить перевоспитание. Нилу даже нравилось работать с упрямцами. Ведь чем больше ребёнок сопротивляется, тем меньше вероятность того, что он поддастся чужому влиянию. Некоторые алмазы стоят более тщательной полировки.
К середине зимы мальчик был готов к первой вылазке. Тут как раз подвернулась возможность, которую грех было бы упустить. На текстильном заводе обрушился потолок, убив и покалечив десятки рабочих. Нил позвал нового охотника и послал его в квартал, где жили рабочие, с целью узнать, у кого остались дети.
Мальчика сопровождали взрослые сыновья Нила, Риз и Оуен. Их мать, Эвелина Причард, уроженка Кардиффа, настояла на исконно валлийских именах.
Следить за новыми охотниками входило в их обязанности. Парни смеялись и перебрасывались грязными шутками, точно собираясь в бордель. Они не вовлекали младшего спутника в свои разговоры и вели себя так, будто его вовсе рядом не было.
Всего один раз они с ним заговорили – когда добрались до двухэтажной постройки, в которой жили рабочие. Когда-то в этом бараке ютилось около тридцати семей, но теперь большая его часть была непригодной для жилья, даже по меркам тех, кто привык работать за пять шиллингов в неделю. Верхний этаж был почти полностью разрушен. От крыши ничего не осталось, кроме погнутого каркаса и нескольких гнилых планок. На первом этаже ещё сохранилось несколько обитаемых комнат.
– Иди, посмотри, что там, – приказал Риз. – Может, что и откопаешь.
Мальчик застыл на пороге, не решаясь войти.
Оуен довольно грубо подтолкнул его в спину.
– Да не стой, болван! Нам ещё не один квартал предстоит обойти. И не вздумай возвращаться с пустыми руками.
Неохотно мальчик шагнул внутрь полуразрушенной постройки и начал бродить по тёмным коридорам. Он никогда здесь раньше не бывал и не знал, куда ему идти. Ставни разбитых окон лязгали и хлопали от порывов ветра. Лунный свет, отражаясь от снега, проникал внутрь постройки и освещал её достаточно, чтобы мальчик видел в двух шагах перед собой. Постепенно его глаза привыкли к темноте.
Этот дом, хоть и заброшенный, дышал своей жизнью. Мальчика трясло, не столько от холода, сколько от суеверного страха. Он слышал от старших воспитанников Сен-Габриель что в таких домах водятся приведения. Рассказывать страшные истории при погашенном свете – священная традиция детства. А теперь мальчику казалось, что он сам попал в одну из этих небылиц. Он мог поклясться, что слышал голоса на ветру. Это были не сыновья Нила, a души рабочих, погибших на заводе, которые до сих пор не осознали, что их уже нет в живых.
Все комнаты в доме походили друг на друга. Все они были примерно одинакового размера и одинаковой формы. Везде валялись грязные тряпки и разбитые бутылки. И потому что комнаты были так похожи, дом казался больше, чем он был на самом деле. Мальчик ходил кругами, из одной комнаты в другую.
– Ни души, – прошептал он, собираясь уходить.
Вдруг где-то совсем рядом он услышал тихий вой, исходящий из кучи тряпья. Приподняв рваный бесцветный лоскут, который когда-то был покрывалом, он увидел обветренную детскую руку. Тоненькие пальцы с обломанными ногтями пошевелились, и вой повторился. В этом звуке было столько же злобы, сколько и жалобы. Это было скорее проклятием, чем мольбой о помощи.
Мальчик откинул покрывало и увидел полураздетую девочку двух лет. Она лежала на боку, подтянув угловатые коленки к груди. Руки и ноги были покрыты тёмными пятнами. Было трудно определить, что это было – отпечатки сажи или синяки. На грязных впалых щеках виднелись дорожки от слёз. Веки чуть заметно подрагивали. Ресницы склеились от жёлтой слизи.
Оторопев, мальчик разглядывал странное существо у себя под ногами. За десять лет жизни он ничего подобного не видал. Нил Хардинг ревностно следил за питанием и здоровьем своих подчинённых, в которых вложил столько труда. Рахиту, чахотке и малокровию не было места в его империи. Эта девочка совершенно не походила на тех пухлых розовых херувимов, которые были нарисованы над сценой в Сен-Габриель. В ней не было ничего ангельского. Человеческого тоже почти не осталось.
Мохнатая крыса прошмыгнула мимо его ступни, подползла к девочке и уже коснулась своими усами её руки. Мальчик встрепенулся. Наваждение, которое на него напустил Нил Хардинг, начало рассеиваться. Подавленные инстинкты вступали в свои права, элементарные понятия о справедливости, которые наставнику не удалось стереть до конца. Отпихнув крысу, мальчик вытащил девочку из кучи тряпья и попытался поставить её на ноги. Она тут же завалилась на бок и приняла привычное положение, подтянув колени к груди. Её нытьё стало громче.
– Молчи, – прошептал он, закрывая ей рот ладонью.
Недолго думая, девочка вонзила передние зубки в большой палец своего спасителя. Казалось, она только и ждала удобного случая кого-нибудь цапнуть.
Он приглушённо выругался. Зубы маленькой хищницы вонзались всё глубже. В этом укусе, который вполне мог сойти за поцелуй, девочка излила все чувства, которые в меру возраста не могла выразить словами. Когда мальчик наконец высвободил палец, на нём были два глубоких следа от зубов и капля крови. Упустив свою жертву, малютка опять всхлипнула.
– Молчи, – повторил он, взяв её на руки. – Ты всё испортишь. Они нас не найдут, если мы не будем шуметь. Они дураки. Только и годятся для того, чтобы шарить у прохожих по карманам. Без отцовского присмотра они бы давно загремели в тюрьму.
Oн понятия не имел, где находились сыновья Нила в ту минуту. Возможно, они рыскали по соседним домам. Он выскользнул через запасной выход и, прижимаясь к стенке, чтобы его никто не заметил, осторожно выглянул наружу. Улицы были пусты. В ночном воздухе густо вился колючий снег. Братьев Хардинг не было видно.
Девочка становилась всё беспокойнее. Её грязные пальцы царапали ему лицо и шею. У неё были довольно длинные ноги, и несколько раз она пнула его в колено. Ему ничего оставалось, кроме как морщиться, терпеть эти пинки и надеяться, что eё нытьё не перейдёт в крик.
Втянув голову в плечи, он шагнул прямо в метель и начал перебираться от одной постройки к другой, прижимаясь к стенам. Он направлялся к Ротергайту, где мерцали огни. На Гренландском причале в любое время суток, в любую погоду, находились матросы и грузчики.
Огни казались всё ярче и ближе. Чувствуя, что опасность миновала, мальчик замедлил шаг, чтобы перевести дыхание.
– Почти добрались, – сказал он.
5
Вдруг чья-то тёмная фигура появилась на его пути. Это был Риз Хардинг. Он точно свалился с неба, подобно Прыгучему Джеку.
Мальчик застыл, отпрянул на несколько шагов и упёрся спиной в Оуена. Братья прижали его с обеих сторон. Его выдали следы на свежем снегу.
– Погляди, – сказал Риз брату. – Первaя добыча! Что я тебе говорил, а? Хорош новичок. Отец не ошибся.
– Нюх, как у собаки, – подтвердил Оуен. – Надо же, учуял последнее живое тело во всём лачуге. Фрейзер будет доволен.
Братья паясничали, скакали и одобрительно трепали мальчика по волосам.
– Давай её сюда, – потребовал Риз уже более серьёзным тоном. – У нас вся ночь впереди. Надо ещё пару домов обшарить.
Но мальчик прижал находку к груди.
– Пропустите нас.
Он не молил о пощаде. Он требовал, чтобы перед ним расступились.
Братья озадаченно переглянулись. Они ещё не успели как следует рассердиться.
– Что ты сказал? – спросили они почти одновременно.
– Пропустите, – всё так же спокойно повторил мальчик.
Братья опять переглянулись.
– Такой шутки я давно не слышал, – сказал Риз. – Хватит дурачиться. Надо же принести домой добычу. Отец лопнет от гордости. И наградит тебя, как обещал.
– Вас пожрёт преисподняя, – сказал мальчик без капли сомнения.
Он не успел закончить. Риз ударил его кулаком в челюсть. Оуен, не ожидая особого приглашения, присоединился к брату.
Мальчик не знал, как долго он пролежал в снегу. Он не видел лица братьев. Он только слышал их голоса над своей головой. Опять же, в этих голосах почти не было гнева, только недоразумение и какое-то странное сожаление.
– Поверишь ли: oтец потратил на него полгода? – спрашивал Риз. – И что он теперь с ним будет делать?
– Чёрт его знает, – отвечал Оуен. – Но мне любопытно посмотреть. А ведь он и правда думал, что ему удастся уйти. Хватило же духу! Я ему даже завидую.
– Нашёл чему завидовать, кретин! Погоди, увидишь, как отец с ним разделается. Ставлю два шиллинга на карту, что этот бунтарь окажется на мясной доске Фрейзера.
Мальчик частично пришёл в себя и приподнялся на локте. Он не мог говорить, потому что его рот и нос были наполнены кровью. Его челюсть, выбитая из суставов, отвисла.
Сыновья Нила стояли над ним, но он не смотрел на них. Его глаза искали маленькую девочку. Ему показалось, что он слышал её плач, но он её не видел.
Когда братья увидели, что он пошевелился, их первым порывом было продолжить начатое. Оуен уже занёс ногу над головой мальчика, но Риз оттолкнул брата в сторону.
– Пусть отец его добьёт. Последний удар за ним по праву. Мы своё сделали.
Ребёнок чувствовал, как его тащили за ноги по снегу, который казался раскалённым песком. Вдруг снег превратился в каменный пол. Мальчик понял, что его волочат в подвал, когда его голова ударилась о ступеньки. С каждым рывком его подбородок врезался ему в грудь.
– Осторожно, – говорил Риз. – Не сломай ему шею. Мы должны отдать его живым. Па наверняка захочет с ним поговорить на прощание.
Оуен выругался раздосадовано, выпустил ноги мальчика и потащил его за руки, что было тяжелее.
– Не ной, мы уже тут, – подбодрил Риз брата. – Мистер Фрейзер примет нас радушно.
Лестница была не длиннее шести метров, но мальчику она показалась бесконечной. Он был уверен, что его черти тащат в ад.
Резкие рывки неожиданно прекратились. Он услышал скрип двери. Чьи-то руки приподняли его с каменного пола и положили на гладкую твёрдую поверхность. Сквозь распухшие веки мальчик видел яркий свет, который излучала лампа, подвешенная к потолку. Если бы его нос не был наполнен загустевшей кровью, он бы уловил запах спирта и перекиси.
Братья, которые притащили его в это место, куда-то исчезли. Он уже не слышал их голосов. У людей, которые остались с ним в комнате, была более тяжёлая походка. Они устало волочили ноги и часто вздыхали.
Вдруг один из них заговорил. Мальчик вздрогнул, ибо этот голос принадлежал Нилу Хардингу. Звучал он печально и почти виновато.
– Поверьте мне, мистер Фрейзер, я обычно не убиваю своих охотников. Ведь я столько в них вкладываю. У меня были такие надежды на этого ребёнка. Cам не знаю, что случилось, почему мои методы не сработали. Я бы с радостью дал ему возможность исправиться. Я бы ещё раз повторил курс внушения. Мне больно от него отказываться. Но вы же видите, что мои сыновья сделали с его лицом! Возможно, они ревновали. Да что толку говорить об этом теперь? Даже если он выживет, то никогда не станет профессиональным преступником. У него будет лишком много особых примет. Теперь он мне не нужен. Мистер Фрейзер, я сдаюсь, впервые за всю свою жизнь. В ваши руки я отдаю своего любимого ученика. Делайте с ним то, что считаете нужным. Вот ваша возможность работать с ножевыми ранами. Только умоляю вас: не заставляйте его слишком страдать.
Голос Нила надорвался, будто он был готов разрыдаться. Как бывший актёр, Нил всё переживал остро и драматично, даже собственные зверства.
Мистер Фрейзер слушал откровения бандита с невозмутимостью, свойственной медикам. Он уже два года вёл торговлю с Нилом, чьё поведение всё это время было трезвым и деловым. Хирургу ничуть не улыбалось слушать продолжение этого трагического монолога. Ему хотелось начать работать как можно скорее. У него было свежее мясо, в которое ему не терпелось вонзить скальпель. Когда его терпение истекло, мистер Фрейзер высыпал на стол горсть монет.
– За ваши услуги, мистер Хардинг. Приятно провести остаток вечера.
Нил молча кивнул, смёл монеты в ладонь, даже не пересчитав, поднял воротник куртки и вышел, оставив дверь полуоткрытой. В комнате остался мистер Фрейзер. Он свободно расхаживал по своей лаборатории, рылся в инструментах и смешивал растворы. У него впереди была ночь открытий. Наконец-то он остался наедине со своими подопытными кроликами. Настроен он был крайне оптимистично, судя по мелодии, которую он напевал себе под нос.
Постепенно исходящий от лампы свет восстанавливал силы мальчика, возвращал ясность мысли. Казалось, этот свет был его союзником. Теперь ребёнок точно знал, куда его принесли и зачем.
Он напряг все мускулы в теле, чтобы проверить, есть ли у него переломы. Его ноги и спина ныли, но, к счастью, кости были целы. Он чувствовал, что ноги смогут его удержать, если он найдёт в себе силы подняться со стола. Кровь вокруг его глаз запеклась, и он видел кое-что из своего окружения. Он заметил, что дверь осталась полуоткрытой, и решил, что мог бы бесшумно выскользнуть.
Он не видел Теда Фрейзера. Для него этот человек был просто голосом, блуждающим по комнате. Этот голос то и дело затихал. Казалось, хирург забыл про свою жертву. Он стоял за книжным шкафом, перебирая записи. Теперь его пение было чуть слышным.
Мальчик, внимательно следивший за менявшейся интонацией этого голоса, понял, что это его единственный шанс вырваться на волю. Он вдохнул поглубже и, переборов боль в костях, соскользнул со стола на пол. Всё это случилось абсолютно бесшумно. Подошвы его башмаков разбухли от влаги и не издали ни звука.
Мальчик прополз под столом по направлению к выходу. Откуда у него взялись силы взлететь по ступенькам? Чьи-то невидимые руки тащили его за воротник, подталкивали его в спину, поддерживали под локти.
Весь побег занял не больше пятнадцати секунд. Мальчик выбрался на улицу и нырнул в метель, которая была в самом разгаре. Снег падал наискосок крупными липкими хлопьями. Как и лампа в подвале Теда Фрейзера, метель была сообщницей мальчика. Она его приняла и тут же скрыла, сделала его невидимым, спрятала его следы. Он чувствовал, что он был не совсем один. На его стороне были силы природы. После его последнего столкновения с людьми никакая буря, никакая тьма не могли устрашить его.
Он бродил по улицам наобум, не задумываясь над тем, куда его несли ноги. Так он забрёл в один из более благополучных кварталов Бермондси. В некоторых окнах горели огни, но мальчика они не притягивали. Он боялся постучаться в двери, потому что ему казалось, что за каждой дверью прятался Нил Хардинг или один из его сыновей. Казалось, что весь пригород во власти клана Хардингов. Присутствие этого человека ощущалось повсюду. Он правил трущобами Саутворка.
Ребёнок чувствовал, как силы опять его покидают. Несколько раз он спотыкался и падал, и каждый раз вставать на ноги было труднее и труднее. В конце концов он облокотился на стену одного из домов и так и остался стоять, опустив голову и закрыв глаза. Холод притупил его страх. Умирать, оказывается, не так уж и страшно. Во всяком случае, это не так страшно, как убегать от кого-то. Мёртвого уже не поймаешь.
Внезапный прилив тепла заставил его встрепенуться. Он с трудом приоткрыл глаза и посмотрел вокруг. Неужели его воображение его дразнило? Нет. Тепло выходило сквозь щель в окне на нижнем этаже. Стекло было теплее на ощупь, чем стены. Должно быть, внутри горел камин.
Ребёнок прижал онемевшие руки к стеклу. Даже такое незначительное количество тепла показалось ему райским блаженством. Стекло треснуло под весом его тела, и он упал в подвал таверны "Золотой якорь". Затем он услышал лай Нерона и сердитый голос доктора Гранта.