Барнаби дотронулся до полей шляпы и посмотрел на сержанта. Выражение неприкрытого удовольствия на лице подчиненного напугало бы любого проходимца. Направляясь к дому, лейтенант подумал, что неплохо бы поостеречься, следует держать ухо востро, еще немного - и сюда понаедут федералы, интерполовцы и бог знает кто еще. Он решил осмотреться, пока не явились криминалисты. И, засунув большие пальцы рук за ремень, окинул дом взглядом. Интересно, была ли застрахована коллекция? Небезынтересный вопрос. Если застрахована, то не исключено, что Максвелл Бродбент не так уж безнадежно мертв. А потягивает "Маргариту" с какой-нибудь милашкой на пляже в Пхукете.
- Я вот думаю, страховался Бродбент или нет? - заговорил Фентон.
Лейтенант улыбнулся напарнику и снова перевел взгляд на дом. Окно было разбито, на дорожке мешанина следов, кустарник помят. Свежие следы оставили сыновья, но, кроме них, он заметил много других, не таких свежих. Отпечатки покрышек вели туда, где припарковали фургон. Затем, прежде чем уехать, машина долго разворачивалась. Похоже, кража произошла неделю или две назад.
Теперь важнее всего найти труп, если таковой имеется. Полицейский посмотрел на обрывки упаковочной ленты, обертку от жвачки, раскиданные гвозди и обрезки досок. На ковре виднелся слой пыли и небольшие вмятины. Здесь, судя по всему, устанавливали настольную пилу. Профессиональная работа. И к тому же шумная. Люди не только понимали, что делают, но совершенно не спешили. Лейтенант принюхался. И не почувствовал сладковато-кислого свиного запаха трупа.
Внутри следы казались такими же старыми, как и снаружи, может быть, недельной или двухнедельной давности. Хатч наклонился и понюхал валявшийся на полу обрезок дерева. Он не пах, как обычно пахнет свежий распил. Подобрал занесенный в дом стебелек травы и растер между пальцами. Сухой. И кусочки грязи с подошв сапог тоже были абсолютно сухими. Барнаби прикинул: последний дождь выпадал две недели назад. Значит, вот когда это произошло: в пределах суток после дождя, пока земля еще не просохла и оставалась мягкой.
Он прошел в просторный центральный сводчатый зал. Там стояли постаменты с бронзовыми табличками, на которых некогда красовались статуи. На стенах, где висели картины, виднелись светлые прямоугольники и выступали крюки. На металлических подставках с плетеными кольцами явно хранились старинные вазы. Полки зияли пыльными, голыми ячейками, а в книжных стеллажах, откуда вынули тома, темнели пустоты.
Полицейский подошел к дверям спальни и оглядел вереницу ведущих внутрь и выходящих в коридор следов. Сюда тоже нанесли засохшую грязь. Господи, да их здесь было не меньше полудюжины. Такой большой переезд. Потребовался день работы, а то и два.
В спальне стоял какой-то агрегат. Барнаби узнал в нем аппарат для запенивания, вроде тех, что встречаются в отделениях "Ю-пи-эс". В другой комнате обнаружилась упаковочная машина для ценных предметов. Повсюду валялись обрезки досок и металлической стягивающей полосы, кусочки войлока, винты, гайки-барашки, даже лежала пара профессиональных пил. Одного инструмента оставили не меньше чем на две тысячи долларов. Ничего не удосужились забрать. В гостиной не взяли телевизор за десять тысяч, видеомагнитофон и DVD-проигрыватель. И еще два компьютера. Лейтенант вспомнил свой убогий телевизор и видак, за которые до сих пор расплачивался, хотя теперь по вечерам порнуху смотрят жена и ее новый приятель.
Барнаби осторожно перешагнул через лежавшую на полу видеокассету.
- Три к пяти, что наш клиент мертв, и два к пяти, что это махинация со страховкой, - предположил Фентон.
- Не стесняйся, наслаждайся жизнью, - посоветовал ему лейтенант.
Должен же кто-нибудь был заметить, что здесь творилось! Дом стоял на вершине холма и открывался всему Санта-Фе. Удосужься он сам две недели назад выглянуть из окна своей квартирки в долине, и стал бы свидетелем кражи: дом светился всеми огнями, а по дороге полз фургон с зажженными фарами. Полицейский в который раз удивился наглости грабителей. Что-то уж больно они были уверены в себе. С чего бы?
Он посмотрел на часы. До приезда машины криминалистов оставалось совсем немного времени.
Барнаби быстро, но внимательно осмотрел комнаты. Старался не пропустить ничего, одновременно делая пометки. Он по опыту знал: записки потом бередили, не давали покоя. Были осмотрены все помещения - работа подходила к концу. И вдруг в одной из комнат он обнаружил незапакованные коробки и разбросанные по полу счета. Барнаби подобрал клочок бумаги. Это оказался чек годичной давности за отгрузку французских кастрюль, сковородок и японских и немецких ножей на двадцать четыре тысячи долларов. Этот парень что, держит ресторан?
В гардеробной при спальне обнаружилась полуоткрытая металлическая дверь.
- Форт-Нокс, - пошутил Фентон.
Лейтенант кивнул, а сам подумал: что могли хранить в таком тайнике в доме, где держали картины стоимостью в миллионы долларов?
Не прикасаясь к двери, он проскользнул внутрь. Тайник оказался пустым, только на полу валялся мусор и несколько деревянных пеналов для карт. Барнаби достал платок и с его помощью открыл шкаф. Бархат сохранил отпечатки, где недавно стояли какие-то предметы. Полицейский повернул дверцу и рассмотрел замок - на нем не оказалось никаких следов взлома. В комнатах, насколько он успел заметить, тоже не вскрывали шкафов.
- У грабителей имелись все коды и ключи, - прокомментировал сержант.
Барнаби кивнул. Это была не кража.
Он вышел из дома и быстро обошел сад.
Имение выглядело одичалым. Все заросло сорняками. Здесь ни за чем не ухаживали. Траву не косили не меньше двух недель. Повсюду царило запустение. И судя по всему, развал начался задолго до так называемой кражи. Дом покатился купадку месяц или два назад.
Если дело было в страховке, следовало подумать о сыновьях. Возможный вариант.
3
Он нашел их в тени сосны - все трое стояли, нахмурясь, сложив на груди руки.
- Ну как, что-нибудь нашли? - спросил тот, что был в костюме, когда Барнаби приблизился.
- Что, например? - пожал плечами полицейский. Сын Бродбента поморщился:
- Вы хоть представляете, что здесь украли? Речь идет о сотнях миллионов. Господи, как же им удалось все это вывезти? Там были знаменитейшие произведения искусства. Один Липпи оценивается в сорок миллионов долларов. Все это уже наверняка на пути на Ближний Восток или в Японию. Вам следует позвонить в ФБР, связаться с Интерполом и закрыть аэропорты…
Филипп остановился, чтобы перевести дыхание.
- У лейтенанта Барнаби появилось несколько вопросов, - перебил его Фентон, вступая в привычную роль. Голос взлетел на высокие ноты, но при этом оставался на удивление мягким, хотя в нем чувствовалась скрытая угроза. - Будьте любезны, назовите свои имена.
Вперед выступил мужчина в ковбойских сапогах.
- Я Том Бродбент, а это мои братья - Вернон и Филипп.
- Послушайте, офицер, - начал тот, кого представили Филиппом. - Эти сокровища явно предназначаются для спальни какого-нибудь шейха. Открыто продать их нечего и надеяться знамениты. Не обижайтесь, но я действительно считаю, что полицейскому управлению Санта-Фе с этим делом не справиться.
Барнаби раскрыл записную книжку и посмотрел на часы. До приезда машины криминалистов из Альбукерке оставалось еще минут тридцать.
- Позвольте задать вам несколько вопросов, Филипп. Ничего, что я называю вас по имени?
- Пожалуйста, только бы расследование продвигалось.
- Сколько лет каждому из вас?
- Тридцать три, - ответил Том.
- Тридцать пять, - подхватил Вернон. Последним свой возраст назвал Филипп:
- Тридцать семь.
- Каким образом случилось, что вы прибыли все вместе? - Полицейский повернулся к Вернону. Ему показалось, что этот персонаж новейших времен менее других способен солгать.
- Отец прислал нам письма.
- Какого содержания?
- Ну… - Вернон нервно покосился на братьев. - Он толком ничего не объяснил.
Барнаби перевел взгляд на Филиппа:
- Можете что-нибудь добавить? Что хотел от вас отец?
- Без понятия.
Настала очередь Тома. Полицейский решил, что ему нравится лицо младшего из братьев. Не нахрапистое лицо.
- А вы, Том, можете мне чем-нибудь помочь?
- Мне кажется, он хотел поговорить о наследстве.
- О наследстве? Сколько лет вашему отцу?
- Шестьдесят.
- Он болен? - Вопрос был задан сержантом. Фентон подался вперед, слова прозвучали почти грубо.
- Да.
- Сильно?
- Умирает от рака.
- Простите, - извинился Барнаби и предостерегающе махнул рукой, прерывая поток бестактных вопросов своего подчиненного. - Эти письма при вас?
Все трое достали листки. Текст был написан от руки на бумаге цвета слоновой кости. Полицейский отметил, что письма оказались у каждого. Это о чем-то да говорило. Братья явно придавали значение встрече с отцом. Он взял одно из писем и прочитал:
"Дорогой Том!
Я хочу, чтобы ты явился в мой дом в Санта-Фе 15 апреля ровно в тринадцать часов. Это очень важно для твоего будущего. Я попросил о том же Филиппа и Вернона. Прилагаю сумму, необходимую для оплаты дорожных расходов. Пожалуйста, не опаздывай - будь ровно в час. Окажи своему старику последнюю любезность.
Отец".
- Может, излечился от рака или собрался отдать Богу душу? - спросил Фентон.
Филипп вытаращил на него глаза, затем перевел взгляд на лейтенанта:
- Кто этот тип?
Барнаби укоризненно посмотрел на отбившегося от рук подчиненного.
- Мы все здесь делаем одно дело - стараемся узнать, кто совершил преступление.
- Насколько я понимаю, - проворчал Филипп, - у отца не было шансов на выздоровление. Он прошел курс облучения и химиотерапии, но пошли метастазы, от которых не удалось избавиться. И он отказался от дальнейшего лечения.
- Простите, - повторил лейтенант, тщетно пытаясь вызвать в себе хотя бы малую толику сострадания. - Вернемся к письму. В нем говорится о некоей сумме, необходимой для оплаты дорожных расходов. Как велика эта сумма?
- Тысяча двести долларов наличными, - ответил Том.
- Наличными? В каком виде?
- Двенадцать стодолларовых купюр. Посылать деньги подобным образом было характерно для нашего отца.
В разговор снова вмешался Фентон:
- Сколько ему оставалось жить? - Вопрос он адресовал непосредственно Филиппу и при этом выставил вперед голову. А голова у него была отменно страшная - узкая, угловатая, лицо с тяжелыми надбровными дугами и глубоко посаженными глазами; из вывороченных ноздрей огромного носа вылезали пучки черных волос; подбородок был срезан, во рту желтели кривые зубы. Несмотря на английское имя, его кожа отливала оливковым оттенком. Фентон был по происхождению испанцем из города Тручас, что по пути к горам Сангре-де-Кристо. Сержант имел устрашающую внешность, хотя был добрейшим на свете человеком.
- Около шести месяцев.
- И зачем он вас пригласил? Раздать всем сестрам по серьгам? - Фентон, когда хотел, умел вести себя отвратительно. Но такая манера давала свои результаты.
- Что ж, это можно сформулировать и таким милым образом, - холодно отозвался Филипп. - Вполне возможно.
- Скажите, Филипп, - мягко вмешался лейтенант, - обладая такой коллекцией, ваш отец не пытался сделать распоряжение оставить ее музею?
- Максвелл Бродбент терпеть не мог музеи.
- Почему?
- Потому что музеи критиковали его за нетрадиционное коллекционирование.
- В чем оно проявлялось?
- В том, что отец приобретал произведения искусства сомнительного происхождения, вел дела с расхитителями гробниц и незаконно перевозившими через границы предметы искусства контрабандистами. Бывали случаи, когда он сам похищал вещи из захоронений. Я могу понять его антипатии: музеи стали бастионами лицемерия, алчности и скаредности. Критикуют других за те же методы, которыми сами пользуются при составлении коллекций.
- А как насчет того, чтобы завещать коллекцию университету?
- Он ненавидит ученых. Называет их "недоумки в твиде" и "дьяволы в твиде". Университетские мужи обвинили Максвелла Бродбента в том, что он занимался расхищением храмов в Центральной Америке. Я не выдаю никаких семейных секретов - это хорошо известная история. Возьмите любой номер журнала по археологии, и вы узнаете, что наш отец является злом во плоти.
- Он намеревался продать коллекцию? - продолжал задавать вопросы лейтенант.
Губы Филиппа презрительно скривились.
- Продать? Отец всю жизнь общался с аукционными домами и дилерами от искусства. Он скорее позволит разрезать себя на тысячу кусков, чем согласится продать самый захудалый эстамп.
- Значит, он собирался оставить коллекцию вам троим? Наступило неловкое молчание.
- Надо думать, - наконец проговорил Филипп.
- А как насчет церкви? Жены? Подружки? - вмешался в разговор Фентон.
Филипп сунул трубку в рот и, пародируя рубленую речь сержанта, бросил:
- Атеист. Разведен. Женоненавистник.
Два его брата рассмеялись. И даже Хатч Барнаби получил удовольствие от того, как утерли нос его подчиненному. Сержанта редко переигрывали во время допроса. А этот Филипп, несмотря на свою манерность, оказался жестким малым. Но в его длинном интеллигентном лице было нечто грустное, какое-то потерянное выражение.
Барнаби показал ему счет за отгрузку кухонной утвари.
- Есть соображения, что все это значит и куда отправлен товар?
Братья по очереди прочитали чек, покачали головами и вернули обратно.
- Он и готовить-то никогда не любил, - заметил Том. Барнаби сложил документ и сунул в карман.
- Расскажите мне о своем отце. Как он выглядит, каков его нрав, характер, какие вел дела… и все такое.
Первым опять заговорил Том:
- Он своего рода уникум.
- В каком смысле?
- Настоящий гигант. Ростом шесть футов пять дюймов, широк в плечах, ни единой складочки на теле, седые волосы, могучий, как лев, и с таким же рыкающим басом. О нем говорят, что он похож на Хемингуэя.
- Как насчет характера?
- Он из тех, кто никогда не бывает не прав и попирает всех и вся, добиваясь того, чего хочет. Живет по придуманным им самим правилам. Не окончил школу, но знает об искусстве больше многих профессоров. Собирательство - его религия. Он презирает верования других людей. И поэтому получает большое удовольствие, продавая и покупая вещи из разграбленных могил. И грабит их сам.
- Расскажите подробнее о разграблении могил. - На этот раз заговорил Филипп:
- Максвелл Бродбент родился в рабочей семье. Молодым человеком он уехал в Центральную Америку и два года пропадал в джунглях. Он сделал большое открытие, обворовал какой-то храм индейцев майя и незаконно вывез оттуда вещи. Потом стал торговать сомнительными произведениями искусства и древностями - всем: от греческой и римской скульптуры, которую тайно вывозили из Европы, до украденных из камбоджийских храмовых усыпальниц кхмерских горельефов и вывезенных из Италии во время войны полотен эпохи Ренессанса. Он занимался этим не ради денег, а чтобы иметь возможность коллекционировать.
- Интересно…
- Методы Максвелла, - заметил Филипп, - единственный в наши дни способ приобрести подлинно великое произведение искусства. В его коллекции, наверное, не сыщется ни одного чистого экспоната.
- Однажды он обворовал могилу, которая несла на себе проклятие, - вспомнил Вернон. - И потом рассказывал об этом на вечеринках.
- Проклятие? В чем оно заключалось?
- Что-то вроде: "С того, кто потревожит эти кости, заживо сдерут кожу и скормят хворым гиенам. А затем стадо ослов будет сношаться с его матерью". Как будто так.
Фентон хохотнул.
Барнаби строго на него посмотрел и снова обратился к Филиппу. Уж раз человек разговорился, надо его дожимать. Удивительно, насколько людям нравится жаловаться на своих родителей.
- Что его манило?
Филипп наморщил лоб и насупил брови.
- Дело в том, что Максвелл Бродбент любил "Мадонну" Липпи больше любой живой женщины, а портрет малышки Медичи кисти Бронзино - больше любого ребенка. Он любил своих двух Браков, своего Моне и нефритовые черепа майя больше, чем реальных людей, с которыми жил рядом. И почитал собрание французских реликвий тринадцатого века, в котором, как предполагалось, были кости святых, больше, чем любого святого. Его коллекции были его любовницами, детьми и его верой. Красивые веши - вот что его притягивало…
- Ничего подобного, - перебил его Вернон. - Отец любил нас.
Филипп насмешливо фыркнул.
- Так вы сказали, что он развелся с вашей матерью? - задал новый вопрос лейтенант.
- Вы хотели спросить: с нашими матерями? С двумя развелся, третья умерла. Были еще две жены, которых он не наградил наследниками, и несколько подружек.
- Споры из-за алиментов возникали? - гаркнул Фентон.
- А как же! Алименты-полименты - все как у всех.
- Но растил-то вас все-таки отец? - Прежде чем ответить, Филипп помолчал.
- Да, только своим, очень необычным способом. - Слова повисли в воздухе.
Барнаби стало интересно, что это был за отец. Но он понимал, что время на исходе и следует переходить к главному: ребята из криминалистического отдела прибудут с минуты на минуту. И тогда ему здорово повезет, если он опять сумеет прорваться на место преступления.
- В настоящее время у него есть женщина?
- Только для того, чтобы слегка разминаться по вечерам, - ответил Филипп. - Уверяю вас, она ничего не получит.
- Как вы считаете, с нашим отцом все в порядке? - вмешался Том.
- Откровенно говоря, я не нашел никаких улик, что здесь совершилось убийство. Тела в доме не оказалось.
- Может быть, его похитили? - Полицейский покачал головой:
- Маловероятно. Зачем им заложник? - Он посмотрел на часы. Оставалось пять, от силы семь минут. Настала пора задать главный вопрос. Барнаби постарался, чтобы он прозвучал как можно небрежнее: - Кстати, коллекция застрахована?
Лицо Филиппа потемнело.
- Нет.
Даже лейтенант не сумел скрыть своего удивления:
- Не застрахована?
- В прошлом году я пытался организовать страховку, но никто не пожелал связываться с коллекцией, которая находится в доме с подобной системой безопасности. Сами видите, насколько ненадежно это место.
- Почему же ваш отец не усовершенствовал систему безопасности?