Пиво было паршивое и отнюдь не холодное, потому что в нашем довольно примитивном базовом лагере единственным способом охлаждать его было держать бутылки в ведрах с вечно теплой водой. Однако в таком климате, где человек непрерывно обливается потом, даже если сидит без движения, потребность в жидкости велика, и днем ничто не могло сравниться с пивом.
Пайес чинно наполнил наши стаканы, и Мартин, схватив свой стакан дрожащей рукой, поспешно сделал несколько глотков.
– А теперь, – сказал я успокаивающим тоном опытного психиатра, – повтори, пожалуйста, медленно и внятно, что ты кричал, сбегая вниз по склону? Кстати, тебе не следует так носиться в это время дня. Во-первых, это вредно для здоровья, во-вторых, это может повредить твоему имиджу. Я было подумал, что в Мамфе разразился бунт и за тобой гонится толпа африканцев, вооруженных копьями и мушкетами.
Мартин снова вытер платком лицо и сделал еще глоток.
– Хуже,– произнес он, – несравненно хуже.
– Хорошо, рассказывай тихо, спокойно, в чем дело.
– Губернатор, – ответил он.
– Что – губернатор? Он уволил тебя?
– В том-то и дело, – сказал Мартин, – что может уволить. Потому я и нуждаюсь в помощи.
– Не вижу, как я могу тебе помочь. Я не знаком с губернатором и, насколько мне известно, не знаю никого из его родных, так что не могу нигде замолвить за тебя словечко. Но что ты такого ужасного натворил?
– Лучше я расскажу тебе все с начала, – отозвался Мартин, еще раз вытер лицо, подкрепился глотком пива и скрытно осмотрелся, проверяя, не подслушивают ли нас. – Так вот, может быть, ты не обратил внимания, но я неплохо справляюсь со своей работой,однако когда надо принимать гостей или еще что-нибудь в этом роде, непременно все испорчу. Когда я только что получил повышение и был назначен начальником окружной администрации в Умфале, тут же туда является с инспекцией этот чертов губернатор. Все шло прекрасно, в округе царил безупречный порядок, и шеф как будто был мной доволен. Он приехал всего на сутки, и под вечер я уже подумал, что все в порядке. Но, на беду, уборная в моем доме вышла из строя, и я не успел вовремя привести ее в порядок, а потому велел соорудить уютный шалашик вдали от веранды, за кустами гибискуса. А в шалаше, сам понимаешь, глубокая яма и перекладина для ног. Я объяснил губернатору, что и как, и вроде бы он все понял. Но мне было невдомек, что моя африканская обслуга посчитала, что шалаш предназначен для них, и прилежно пользовалась им до прибытия моего шефа. И вот перед самым обедом он направляется туда. То, что он там увидел, вовсе не обрадовало его, ведь он полагал, что уборную соорудили специально для него. Когда же губернатор все-таки примостился на перекладине, она сломалась. Я слегка опешил.
– Господи, ты что же – не проверил эту перекладину?
– В том-то и дело, – ответил Мартин. – Есть вещи, в которых я ничего не смыслю.
– Но ты мог убить его, хуже того – утопить, – сказал я. – Знаю, на что похожа наша уборная здесь, и не хотел бы упасть в эту яму.
– Могу заверить тебя, что шефу происшедшее тоже не понравилось, – уныло отозвался Мартин. – Он, конечно, позвал на помощь, и мы вытащили его, но выглядел он, точно… точно… э… ходячая навозная куча. Не один час ушел на то, чтобы отмыть его самого, постирать и привести в порядок его одежду к утру, когда он должен был уезжать. И скажу тебе, дружище, обедали мы в тот вечер очень поздно, и ел он очень мало и держался очень-очень холодно.
– Он что – лишен чувства юмора? – осведомился я.
– Начисто лишен, – яростно произнес Мартин. – Но не мне его упрекать за это. Не представляю себе человека, который стал бы веселиться, шлепнувшись в кучу навоза.
– Я тебя понял. Налей себе еще пива.
– Беда в том, – продолжал Мартин, – что я не однажды вот так оплошал. Были другие промашки, о которых предпочитаю не рассказывать тебе, потому-то мне пришлось так долго ждать, чтобы меня из помощников перевели в начальники окружной администрации. После того ужасного происшествия с уборной я попал в Умчичи, и ты сам понимаешь, что это означало.
– Да уж, – сказал я, – мне не доводилось там бывать, но я наслышан.
Умчичи – этакий Окаянный остров, туда посылали всех попавших в немилость начальников окружной администрации и их помощников. Там обитали прокаженные африканцы, а еще там было больше комаров, чем в любой другой точке побережья Западной Африки.
– Как ни увлекательны эти твои откровения, – заметил я, – не вижу, куда ты клонишь.
– Так ведь я именно об этом толковал тебе, когда спускался с холма, – объяснил Мартин. – Губернатор едет сюда с инспекцией. Будет здесь через три дня, так что мне необходима твоя помощь.
– Мартин, – сказал я, – при всей моей любви к тебе я не специалист по приему и обслуживанию гостей.
– Конечно, дружище, конечно, – отозвался Мартин. – Ты только подсоби мне кое в чем.
Отказать ему в этой просьбе было невозможно. Все белые жители Мамфе и девяносто девять процентов африканцев нежно любили Мартина.
– Мне нужно поразмыслить, – сказал я.
Мы посидели молча; Мартин ерзал на стуле, обливаясь потом.
Наконец я крикнул:
– Пайес, принеси, пожалуйста, еще пива начальнику администрации.
Когда пиво было подано, я наклонился и пристально посмотрел на Мартина.
– Вот в чем твое единственное спасение, – произнес я. – Среди нас есть женщина.
– Женщина? – озадаченно молвил Мартин. – Какая женщина?
– Мэри, жена твоего помощника, если ты помнишь такую. Женщины отлично справляются с такими делами. Еще у нас есть Макгрэйд (он отвечал за ремонт мостов, строительство дорог и тому подобное). Есть Гэртон (представитель "Объединенной Африканской компании", который занимался продажей хлопчатобумажных тканей белым жителям Мамфе, консервов и пива африканцам). Уж как-нибудь совместными усилиями мы справимся с задачей.
– Дружище, – торжественно произнес Мартин, – я твой вечный должник. Блестящее предложение.
– Итак, для начала, – продолжал я, – следует посмотреть твой дом.
– Но ты столько раз бывал у меня, – удивился Мартин. – Несколько раз приходил перекусить и тысячу раз приходил выпить стаканчик.
– Верно, но я видел только твою гостиную и веранду.
– Ну да, конечно. Что ж, пошли, сейчас и посмотришь.
– Я захвачу Пайеса, – сказал я. – Потому что одолжу его тебе на вечер. Он куда лучше твоего недотепы и сумеет стол обслужить на высшем уровне. А то ведь твой бой способен облить супом колени губернатора.
– Ты что! – страдальчески воскликнул Мартин. – Не смей даже говорить такие вещи.
Итак, мы захватили Пайеса и поднялись в дом окружного начальника, стоящий на макушке утеса, с видом на реку. Дом был внушительный, с толстыми стенами и просторными помещениями, потому что его построили еще тогда, когда Камерун был немецкой колонией, а немцы знали, как надо строить в жарком климате – выбрали место, где дом хоть немного обдувало ветром, а благодаря толстым стенам внутри было прохладно, насколько это вообще возможно в таком месте. Поднимаясь по склону, я объяснил Пайесу суть дела.
– Учти, – добавил я, – это очень важно, все мы должны постараться хорошенько помочь окружному начальнику.
– Да, сэр, – расплылся в улыбке Пайес; он всегда считал, что я чересчур много времени уделяю уходу за животными и совсем не оставляю ему времени проявить свой талант буфетчика.
Дойдя до обители Мартина, я внимательно осмотрел гостиную и веранду. Оба помещения были просторные и совсем недурно обставленные с учетом потребностей холостого начальника окружной администрации.
– Мне кажется, для начала тебе следует снять со стены этот календарь, – предложил я Мартину.
– Почему? – спросил он. – По-моему, картинки классные.
– Мартин, – сказал я, – если губернатор увидит, что у тебя вся гостиная увешана голыми красотками, он может невесть что подумать о тебе, так что лучше убери.
Пайес, внимательно слушавший наш диалог, снял со стены календарь с девицей в чувственной позе и с такими ярко выраженными признаками млекопитающего, что даже я был несколько смущен.
– Так, – произнес я, – теперь – спальня.
Спальня тоже была большая, с широченной двуспальной кроватью под сеткой от комаров.
– Пайес, – распорядился я, – ну-ка проверь кровать – не сломается?
Тихонько хихикая, Пайес опустился на четвереньки и пополз вокруг кровати, проверяя каждый винт и каждую гайку.
– А теперь, – обратился я к Мартину, – попрыгаем на ней вдвоем.
Мы попрыгали и убедились, что с пружинами все в порядке.
– Так, отлично, – заключил я. – Похоже, здесь ему ничто не грозит. А где ты собираешься его кормить?
– Кормить? – озадаченно справился Мартин.
– Ты ведь собираешься кормить губернатора, пока он будет находиться здесь?
– Ну, на веранде, – ответил Мартин.
– Что – других помещений нет?
– Еще есть столовая.
– Если у тебя есть столовая, пользуйся ею, ради Бога. Ты ведь намерен принять его возможно лучше. Где находится эта твоя столовая?
Вернувшись со мной в гостиную, Мартин распахнул массивные деревянные двери, и моему взору предстало великолепное помещение с длинным столом по меньшей мере на десяток мест. Столешница была тщательно отполирована, но, поскольку Мартин никогда не пользовался этой комнатой, покрыта толстым слоем пыли, как и довольно красивые, хотя и тяжеловатые деревянные стулья. С потолка над столом на всю его почти пятиметровую длину свисала конструкция, которую в Индии называют "пунка" и которая, по сути, представляет собой огромное опахало. К бамбуковой жерди толщиной десять – двенадцать сантиметров были прикреплены пальмовые листья полутораметровой длины. К середине жерди привязана веревочка, которая через ролики под потолком и дырку в стене тянулась на кухню. Смысл этого устройства заключался в том, что какой-нибудь нанятый вами мальчуган дергал веревочку и заставлял опахало покачиваться над столом, обдавая вас жарким дуновением в разгар трапезы.
– Великолепная штука, – сказал я Мартину. – Губернатор будет поражен.
– Я никогда не пользуюсь этим чертовым устройством, – сообщил Мартин. – Понимаешь, здесь мне было бы очень уж одиноко.
– Тебе нужно жениться, дружище, – произнес я покровительственно.
– Да я пытаюсь, – отозвался он, – всякий раз, когда приезжаю в Англию в отпуск. Но стоит моим невестам услышать, где я работаю, как они сразу расторгают помолвку.
– Ничего, – утешил я его. – Ты только не сдавайся. Глядишь, и найдется простушка, которую ты успеешь охмурить, а затем уже привезешь сюда.
По нашей просьбе Пайес тщательно проверил огромный стол и все стулья. Мы посидели вдвоем на каждом стуле и исполнили что-то вроде танго на столе; он стоял нерушимо как скала.
– Теперь послушай, – сказал я Мартину. – Я хочу, чтобы Пайес возглавил твою обслугу, потому что очень уж они у тебя недотепистые. Пайес – парень расторопный и умелый.
– Как скажешь, дружище, – отозвался Мартин. – Как прикажешь. Ты только скажи.
– Пайес, – обратился я к моему слуге. – В нашем распоряжении три дня. Все это время ты будешь наполовину моим буфетчиком, наполовину буфетчиком окружного администратора. Слышишь?
– Слышу, сэр, – ответил он.
Мы вышли на веранду и сели там.
– А пока, – сказал я Пайесу, – пойди скажи здешнему буфетчику, чтобы принес нам чего-нибудь выпить. Кстати, Мартин, как звать твоего буфетчика?
– Амос.
– Отлично, – продолжал я, – давай, Пайес, скажи Амосу, чтобы принес нам чего-нибудь выпить, потом приведи сюда его, повара и младшего боя, чтобы мы поглядели на них и потолковали с ними.
– Да, сэр. – И Пайес чуть ли не гусиным шагом направился на кухню.
– Думаю, все, что касается питания, можно спокойно предоставить усмотрению Мэри, – сказал я. – Возможно, и другие могут что-нибудь посоветовать, так что, по-моему, не мешает созвать сегодня вечером военный совет. Если ты разошлешь им приглашения, они соберутся здесь, чтобы выпить по стаканчику и обсудить твою проблему.
– Ну ты прямо мой спаситель, – заключил Мартин.
– Вздор, – отозвался я. – Я только помогаю тебе сориентироваться. Ты явно не приучен вращаться в обществе.
Вошел Пайес, неся на подносе пиво, за ним следовали Амос в коричневых шортах и куртке, затем младший бой, на вид достаточно смышленый, но совсем ничему не обученный (каким он явно был обречен оставаться, если его наставником был Амос), и замыкал шествие совершенно удивительный экземпляр – высоченный худой африканец из племени хауса, которому на вид можно было дать все сто десять лет, одетый в белый пиджак и шорты, на голове – здоровенный поварской колпак с неровно вышитыми впереди буквами "В. С".
– Так вот, – сурово произнес я, – через три дня начальник администрации будет принимать здесь губернатора. Начальник хочет, чтобы мой буфетчик присмотрел за вами и проследил, чтобы все было в порядке. Если не будет порядка, губернатор сильно рассердится на администратора, и мы с администратором сильно рассердимся на вас и дадим вам пинка пониже спины.
Несмотря на мой строгий тон, они дружно заулыбались. Все четверо понимали, какая важная персона прибывает, понимали и серьезность моей угрозы. Но они оценили использованный мной шутливый оборот.
– Ну так, – продолжал я, показывая на буфетчика, – тебя зовут Амос?
– Да, сэр, – ответил он, вытянувшись в струнку.
– А тебя как звать? – обратился я к младшему бою.
– Иоанн, сэр.
– Имя повара, – извиняющимся тоном вмешался Мартин, – Иисус.
– Дружище, – отозвался я, – тебе повезло. С Пайесом и Иисусом мы не можем оплошать. Кстати, что это за диковинная вышивка у него на колпаке?
Мартин заметно смутился.
– Понимаешь, – начал он, – ему как-то удалось случайно приготовить очень хорошее блюдо, а у меня в одном журнале была фотография шеф-повара одного лондонского отеля, и чтобы поощрить его, я пообещал привезти из следующего отпуска колпак, какие носят только самые искусные повара.
– Очень благородная идея, – сказал я, – но что все-таки означают эти вышитые буквы "В. С."?
Смущение Мартина еще больше возросло.
– Он попросил жену вышить их и очень гордится ими.
– Но что они означают? – настаивал я. Мартин совершенно смешался:
– "БиСи" – сокращение английских слов "повар Баглера".
– А он понимает, что эти буквы на колпаке означают еще "до рождества Христова" (Before Christ) и вместе с его именем "Иисус" могут вызвать смятение в умах непосвященных людей?
– Не понимает, и я не стал его просвещать, чтобы не волновать понапрасну, – ответил Мартин. – Он и без того немного не в себе.
– А сейчас, Пайес, – сказал я, – сходи за полиролем, слышишь?
– Да, сэр, – откликнулся он.
– И проследи за тем, чтобы в столовой был наведен порядок и чтобы стулья и стол были как следует отполированы. Слышишь?
– Слышу, сэр, – сказал он.
– Я хочу, чтобы стол блестел, как зеркало. И если ты не позаботишься об этом, получишь пинка ниже спины.
– Да, сэр.
– А накануне приезда губернатора все полы должны быть чисто вымыты и вся остальная мебель отполирована. Слышишь?
– Да, сэр, – сказал Пайес.
По гордому выражению его лица было видно, как он предвкушает свое участие в столь важном событии и возможность командовать своими соотечественниками.
Мартин наклонился и прошептал мне на ухо:
– Этот младший бой – из племени ибо.
Надо сказать, что люди этого племени славятся своей смекалкой; приходя в Камерун из Нигерии, они околпачивали камерунцев, после чего уходили обратно через границу. А потому камерунцы относились к ним с великим недоверием и отвращением.
– Пайес, – сказал я, – этот младший бой – из племени ибо.
– Я знаю, сэр, – ответил Пайес.
– Так что последи, чтобы он работал как следует, но чересчур не нажимай на него, потому что он ибо. Слышишь?
– Да, сэр.
– Отлично, – сказал я и распорядился совсем по-хозяйски: – Теперь принеси еще пива.
Вся компания прошагала на кухню.
– Слушай, – восхищенно произнес Мартин, – у тебя здорово получается, верно?
– В жизни не занимался такими делами, – отозвался я. – Однако тут не требуется большое творческое воображение.
– Боюсь, его-то мне и не хватает, – заключил он.
– Не могу с тобой согласиться, – возразил я. – Человека, которому достало выдумки привезти своему повару колпак мастеров кулинарного искусства, никак не назовешь тупицей.
Мы добавили пива, и я попытался представить себе, каких еще катастроф следует опасаться.
– Сортир действует? – подозрительно осведомился я.
– Полный порядок, – ответил Мартин.
– Так проследи, ради Бога, чтобы твой младший бой не вздумал им воспользоваться, – сказал я, – во избежание повторения того случая, про который ты мне рассказал. А теперь разошли приглашения, как мы договорились, и около шести я приду, и мы проведем военный совет.
– Отлично, – отозвался Мартин и ласково похлопал меня по плечу. – Не знаю, что бы я стал делать без тебя. Даже Стэндиш не сумел бы все так замечательно организовать.
Он подразумевал своего помощника, который в это время парился в горах к северу от Мамфе, разбираясь в проблемах отдаленных деревень.
Я поспешил вернуться в шатер к своему горластому семейству. Визит к Мартину выбил меня из собственного графика, и теперь детеныши шимпанзе кричали, требуя еды, дикобразы грызли прутья своей клетки, и галаго негодующе смотрели на меня огромными глазами, устав дожидаться мисок с мелко нарезанными фруктами.
В шесть часов я прибыл в резиденцию начальника окружной администрации. Там была уже Мэри Стэндиш – молодая миловидная женщина, склонная к полноте и наделенная весьма спокойным нравом. Из каких-то закоулков Большого Лондона Стэндиш перенес ее прямо в Мамфе, она жила здесь всего полгода, но это было такое милое и кроткое создание и она воспринимала все и всех с таким спокойствием и добродушием, что казалось – приди к ней с дикой головной болью, и ее маленькая пухлая ручка, коснувшись вашего лба, произведет такое же действие, как носовой платок, смоченный одеколоном.
– Джерри, – приветствовал меня тонкий голосок, – это так интересно, ты согласен?
– Для тебя – возможно, – ответил я, – но для Мартина – мука мученическая.
– Но ведь сам губернатор! Может быть, это обернется повышением для Мартина, а там и для Алека.
– Если все организовать как следует, – сказал я. – Мы собираем военный совет именно для того, чтобы предупредить какие-либо происшествия. Сама знаешь, с Мартином вечно что-нибудь случается…