Решив, что я приготовился рассказать ту жуткую историю с уборной, Мартин замахал руками, чтобы остановить меня, и конечно же сшиб со стола свой стакан с пивом.
– Виноват, сэр, – сказал Амос.
У камерунцев восхитительная привычка говорить "виноват, сэр", когда с вами случается неприятность, как будто это их вина. Например, вы, идя во главе колонны носильщиков, споткнулись в лесу о корень и ушибли колено, тут же одно за другим зазвучат "виноват, сэр", "виноват, сэр", "виноват, сэр", отдаваясь, словно эхо, до самого конца колонны.
– Поняла, о чем я говорю? – повернулся я к Мэри, меж тем как Амос вытирал пол и подавал Мартину другой стакан.
– Поняла, – откликнулась она.
Ожидая, когда придут остальные, мы задумчиво потягивали пиво и слушали, как в реке в ста метрах внизу кряхтят, ревут и фыркают бегемоты.
Наконец явился Макгрэйд, ирландец могучего телосложения, с пламенной шевелюрой и ярко-голубыми глазами, обладатель прелестного ирландского акцента, мягкого как бархат. Водрузив свою тушу на стул, он схватил стакан Мартина, сделал добрый глоток и сказал:
– Значит, ожидаешь королевского визита?
– Что-то вроде того, – ответил Мартин. – И верни мне, пожалуйста, мое пиво, я в нем остро нуждаюсь.
– Он прибудет по суше? – тревожно осведомился Макгрэйд.
– Наверно. А что?
– А то, что наш старый мост долго не протянет. Боюсь, если он пойдет через мост, придется нам хоронить его здесь.
Речь шла о переброшенном в начале века через реку железном висячем мосте. Я сам не раз ходил по нему и знал, что он весьма ненадежен, но только этим путем мог я попасть в лес, а потому всегда следил за тем, чтобы носильщики шли по одному. Кстати, пророчество Макгрэйда оправдалось: через несколько месяцев спустилась с гор, неся на голове мешки с рисом, группа африканцев, которые двинулись через мост все разом, и он не выдержал такой нагрузки, так что люди полетели вниз в ущелье глубиной около трех десятков метров. Но африканцы чем-то похожи на греков, они спокойно относятся к неожиданным инцидентам такого рода. Ни один носильщик не пострадал, и только потеря риса вызвала у них досаду.
– Но как же он попадет к нам с той стороны? – Мартин беспокойно посмотрел на нас. – Его ведь сопровождают носильщики.
Макгрэйд наклонился и погладил его по голове:
– Я пошутил. Все дороги и все мосты, по которым он должен пройти, чтобы попасть сюда, в полном порядке. Хочешь, чтобы работа была выполнена качественно, поручи ее ирландцу.
– Ну вот, – заметил я, – теперь среди нас есть еще и католик, в дополнение к Пайесу и Иисусу.
– А ты, – сказал Макгрэйд, нежно улыбаясь мне и ероша свою рыжую шевелюру, – чертов языческий зверолов, вот ты кто.
– А ты, – парировал я, – проводишь больше времени в твоей чертовой исповедальне, чем за ремонтом здешних отвратительных дорог и мостов.
В эту минуту появился Робин Гэртон – смуглый коротыш с орлиным носом и большими карими глазами, от мечтательного выражения которых вам казалось, что его мысли витают где-то очень далеко. На самом деле это был, как и все сотрудники "Объединенной Африканской компании", с коими я встречался, весьма проницательный деятель. Он не открывал рта без крайней нужды, обычно сидел с таким видом, словно погрузился в транс, чтобы вдруг тихим голосом жителя северной Англии выдать краткое, умное, дельное замечание, подытоживая все, о чем полтора часа спорили другие. Это производило ошеломляющее впечатление.
Робин сел, приняв элегантную позу, согласился выпить стакан пива и обвел присутствующих взглядом.
– Правда, это интересно? – горячо произнесла Мэри. Робин сделал глоток и важно кивнул.
– Насколько я понимаю, нас пригласили сюда, чтобы мы выполнили за Мартина его работу.
– Ну, знаешь, – возмутилась Мэри.
– Если ты явился сюда в таком настроении, лучше сразу уходи, – сказал Мартин.
– Мы все уйдем, когда кончится пиво, – возразил Макгрэйд.
– Как понимать твои слова насчет того, чтобы выполнить за меня мою работу? – осведомился Мартин.
– А вот как, – ответил Робин. – Я приношу гораздо больше пользы здешнему люду, продавая им бобы в банках и расписанные самолетами хлопчатобумажные ткани, чем ты, когда носишься кругом и вешаешь налево и направо людей за убийство своих бабушек, которые, надо думать, ничего, кроме смерти, не заслуживают.
– С того дня, как меня прислали сюда, еще никого не повесил, – заявил Мартин.
– Удивительная новость, – откликнулся Робин. – Ты так скверно управляешь этим округом, что я думал – ни одна неделя не обходится без виселицы.
Послушать их, можно было подумать, что они ненавидят друг друга, на самом же деле они были закадычные друзья. Живя в таком маленьком европейском коллективе, следовало уметь ладить с людьми одного с тобой цвета кожи. И не из-за каких-то расовых барьеров, просто в ту пору многочисленные весьма умные африканцы, живущие в Мамфе или посещающие этот городок, с присущим им тактом избегали смешиваться с белыми, чтобы не создавать тягостных для обеих сторон ситуаций.
Чувствуя, что самое время призвать собравшихся к порядку, я вооружился бутылкой и постучал ею по столу. Из кухни донеслись дружные возгласы: "Да, сэр", "Иду, сэр".
– Первый разумный поступок с той минуты, как я пришел, – заметил Робин.
Появился Пайес, неся на подносе подкрепление, и когда все стаканы были наполнены, я объявил:
– Прошу собравшихся соблюдать порядок.
– Господи, – мягко произнес Робин, – какие диктаторские замашки.
– Дело в том, – продолжал я, – что хотя мы все знаем Мартина как чудеснейшего парня, он никуда не годится как начальник окружной администрации и, что еще хуже, совершенно лишен светского лоска.
– Что верно, то верно, – жалобно подтвердил Мартин.
– Абсолютно справедливое суждение, – сказал Робин.
– А я считаю, что вы слишком жестоки по отношению к Мартину, – возразила Мэри. – По-моему, он очень хороший администратор.
– Ладно, – поспешил я вмешаться, – не будем уточнять. Цель настоящего военного совета заключается в следующем. Пока Мартин займется наведением порядка в округе, мы возьмем на себя заботу о приеме гостя, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Для начала я осмотрел дом и назначил Пайеса руководить обслугой Мартина.
– Это один из тех редких случаев, когда тебя на миг посещают гениальные мысли, – заметил Макгрэйд. – Что можно объяснить только наличием крохотной капли ирландской крови в твоих венах. Я давно завидую тебе, что ты обзавелся таким буфетчиком.
– И продолжай завидовать, – отозвался я. – Тебе не удастся его заполучить. Я слишком дорожу им. Теперь – о еде. Тут, я думаю, мы можем положиться на помощь Мэри.
Мэри зарделась как розовый бутон.
– Конечно, конечно, – сказала она. – Все будет сделано. Что у тебя намечено?
– Мартин, – поинтересовался я, – насколько я понимаю, он задержится здесь всего на один день, так что нам следует предусмотреть только три трапезы. В котором часу он прибывает?
– Думаю, что-нибудь около семи-восьми часов, – ответил Мартин.
– Ясно, – заключил я. – Что ты можешь предложить, Мэри?
– Ну, авокадо сейчас очень хороши, – ответила она. – Если фаршировать их креветками и приготовить соответствующую приправу – у меня как раз есть рецепт…
– Мэри, дорогая, – перебил ее Робин. – У меня нет на складе консервированных креветок, и, если ты полагаешь, что ближайшие два дня я стану бродить по колено в воде с сеткой для ловли креветок, подвергая себя опасности атак со стороны бегемотов, ты глубоко заблуждаешься.
– Ладно, – вмешался я, – остановимся просто на авокадо. Что он предпочитает – чай или кофе?
– Право, не знаю, – сказал Мартин. – Понимаешь, мы в тот раз не успели поближе узнать друг друга, так что я ничего не могу сообщить о его вкусах.
– Хорошо, приготовим и то и другое.
– И еще, – взволнованно добавила Мэри, – что-нибудь простенькое – омлет, например.
Мартин сосредоточенно записывал все в блокнот.
– Ну и хватит ему на первых порах, – сказал я. – Очевидно, тебе надлежит провести его по городу, познакомить с обстановкой?
– Да, – ответил Мартин, – с этим все будет в порядке. Мы все наклонились и пристально посмотрели на него.
– Ты уверен? – спросил я.
– Конечно, уверен. Честное слово, тут я все подготовил. Вот только этот чертов прием…
– Ясно, – продолжал я. – Вероятно, он пожелает также проверить некоторые окрестные селения?
– Обязательно, – подтвердил Мартин. – Он обожает всюду совать свой нос.
– В таком случае, я предложил бы ленч на природе. Не станет же человек требовать от ленча на природе таких же яств, как в роскошном ресторане?
– В этой глуши, – вступил Робин, – все наши трапезы подобны ленчам на природе, так что вряд ли он сильно удивится.
– Я позабочусь о ленче, – заверила Мэри. – У меня есть козий окорок, его можно есть холодным. А еще могу предложить латук. Наш бой, бедняга, забыл поливать его, так что почти весь урожай пропал, но, думаю, двух уцелевших пучков нам хватит. Они малость вялые, но все-таки годятся для салата.
Мартин и это старательно записал.
– А что на десерт? – беспокойно осведомился он.
– Что вы скажете о сур-сур? – предложил я.
Так мы называли диковинный плод, похожий на шишковатую дыню с белой сочной мякотью. Если взбить эту мякоть, получалось освежающее блюдо с нежным лимонным привкусом.
– Отлично, – заключила Мэри. – Прекрасная идея.
– Ну так, с завтраком и ленчем все ясно, – продолжал я. – Дальше у нас идет обед, чрезвычайно важное мероприятие. Я обнаружил, что у Мартина роскошная столовая.
– У Мартина есть столовая? – удивился Макгрэйд.
– Ну да, и притом совершенно роскошная.
– Но тогда почему, – осведомился Макгрэйд, – в тех редких случаях, когда этот скряга приглашает нас отобедать, мы вынуждены есть на веранде, точно какие-нибудь бродячие протестанты?
– Сейчас не время выяснять, что и почему, – сказал я, – лучше пойдем посмотрим.
И мы торжественно проследовали в столовую. Я с удовольствием отметил, что Пайес (когда он только успел?) уже отполировал стол и стулья до блеска. Столешница отражала ваше лицо так, словно вы смотрели на поверхность тихого пруда с коричневой водой.
– О, восхитительно! – воскликнула Мэри. – Мартин, ты никогда не говорил нам, что у тебя есть такая комната.
– Стол действительно великолепный, – заметил Макгрэйд, ударяя по нему кулачищем с такой силой, что я испугался, как бы столешница не раскололась пополам.
– Право, здесь можно устроить замечательный обед, – сказала Мэри. – Изумительнаяобстановка. Сюда бы еще канделябры.
Только я собрался призвать ее не усложнять наши проблемы, как Робин вдруг объявил:
– У меня есть четыре штуки. Мы удивленно воззрились на него.
– Конечно, – продолжал он, – они не серебряные и не очень шикарные, но это вполне приличная бронза, я купил их в Кано. Их не мешает почистить, а так-то смотрятся недурно.
– Чудесно, – просияла Мэри. – Обед при свечах! Он будет доволен.
– Если почтенному ирландскому католику дозволено вставить словечко в трескотню говорливых язычников, – сказал Макгрэйд, – хотел бы задать один вопрос.
Мы выжидательно посмотрели на него.
– Откуда мы возьмем свечи?
– Боже, я совсем не подумала об этом, – всколыхнулась Мэри. – Нельзя же ставить канделябры без свечей.
– Хотел бы я знать, почему это люди всегда склонны недооценивать мой интеллект, – сказал Робин. – Я купил канделябры потому, что они мне понравились и я собирался пользоваться ими. Дом, который я сейчас занимаю, не располагает к подобного рода средневековому шику, однако я предусмотрительно запасся значительным количеством свечей, и они постепенно тают в шкафу с тех пор, как меня перевели в Мамфе. Если они еще не расплавились совершенно, не слились в один комок, может быть, нам удастся еще спасти две-три штуки. Словом, предоставьте мне заняться этой проблемой.
Зная Робина, мы не сомневались, что свечи вовсе не обратились в сплошной безобразный ком стеарина; я был уверен, что он проверяет их не меньше четырех раз в день.
– Ну так, Мэри, – сказал я, – ты возьмешься украсить столовую цветами?
– Украсить цветами? – опешил Мартин.
– А как же, – откликнулся я. – Несколько букетиков бегонии или каких-нибудь других цветов, развешанных на стенах, придадут нарядный вид помещению.
– Вот это как раз сейчас непросто, – сообщила Мэри. – С цветами дело плохо обстоит. Разве что гибискус…
– Пресвятая Дева, – сказал Макгрэйд, – этот чертов гибискус все время окружает нас. Ничего себе украшение. Это все равно что превратить дом в чертовы джунгли.
– Ладно, – вступил я. – У меня есть охотник, мастер лазить на деревья, и на днях он принес мне не только животных, но и чудесную орхидею, которую сорвал на самой макушке. Я вызову его и пошлю в лес, пусть поищет для нас орхидеи и еще что-нибудь. А ты, дорогая Мэри, украсишь ими помещение.
– О, я обожаю это занятие, – ответила Мэри. – И если будут орхидеи, получится просто замечательно.
Мартин продолжал лихорадочно черкать что-то в своем блокноте.
– Ну, – обратился я к нему, – что у нас уже сделано?
– Значит, так, – сообщил он, – мы проверили кровати и прочую мебель, решили вопрос с обслугой и с завтраком. Мэри организует ленч на природе и займется цветами, вот пока и все.
– Напитки, – сказал я.
– Не вижу причин для беспокойства, – заявил Робин. – Поскольку в моем распоряжении единственная торговая точка, снабжающая вас этим товаром, я давно установил, что Мартин – запойный пьяница, и могу с точностью до одной бутылки сказать, чем он располагает.
Он поглядел меланхолично на свой пустой стакан и добавил:
– Никогда не любил скупердяев.
– Остановись, ради Бога, – взмолился Мартин. – Если хочешь еще пива, позови Амоса.
– Тише, дети, – вмешался я. – Вернемся лучше на веранду и попробуем перекричать занятых брачными играми бегемотов – нам еще предстоит обсудить самое важное.
Возвратясь на веранду, мы наполнили наши стаканы и с минуту посидели молча, слушая чудные звуки вечернего африканского леса. В воздухе мелькали изумрудно-зеленые светлячки, цикады и сверчки исполняли сложные фуги, время от времени со дна ущелья к нам доносилось хрюканье, мычанье или рев бегемота.
– Если я верно представляю себе вашу психологию, заблудшие, нечестивые протестанты, – произнес Макгрэйд, опустошая свой стакан и ставя его на стол с явной надеждой на добавку, – то под самым важным вы подразумеваете обед.
– Вот именно, – дружно ответили мы с Мартином.
В таком отдаленном поселении, как Мамфе, когда прибывало высокопоставленное лицо вроде губернатора, само собой полагалось приглашать на обед всех белых жителей.
– И я думаю, Мэри тут проявит себя в полном блеске, – продолжил я.
– Конечно, конечно, – отозвалась Мэри. – Можете положиться на меня. Сколько блюд должно быть – четыре, пять?
– Не желая останавливаться на оскорбительном выпаде этого католика, – сказал Робин, – выскажусь по существу. Должен признаться, поскольку река сильно обмелела и пароход не пришел, у меня с запасами не густо. Но если предвидится участие Макгрэйда в этом обеде, предлагаю выделить ему тарелку сладкого картофеля. Насколько я понимаю, это основная пища большинства ирландских католиков.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что я страдаю ожирением? – спросил Макгрэйд.
– Нет, – ответил Робин, – ты страдаешь словоблудием.
Я стукнул по столу бутылкой.
– Призываю к порядку! Мы собрались здесь не затем, чтобы обсуждать физические и духовные изъяны друг друга, нам нужно разработать меню.
– Ну так, – сказала Мэри, – думаю, нам следует начать с закуски. Что-нибудь аппетитное, возбуждающее вкусовые сосочки.
– Господи, – произнес Макгрэйд, – я живу здесь уже три года и за все это время ничто не возбуждало меня и мои сосочки.
– Но если у нас будут канделябры и все такое прочее, то и пища должна быть соответствующая, – настаивала Мэри.
– Сердце мое, – сказал Макгрэйд, – я всецело согласен с тобой. Но поскольку здесь нет продуктов, я просто не представляю себе, как ты приготовишь пять блюд, если этот ублюдок из "Объединенной Африканской компании" посадил свой пароход на мель и может предложить нам разве что пару банок консервированных бобов.
Чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, я опять стукнул по столу бутылкой. Тотчас из кухни донеслось дружное "да, сэр", и появились новые порции пива.
– Давайте остановимся на трех блюдах, – предложил я, – и пусть они будут возможно более простыми.
– Тогда на первое, – горячо произнесла Мэри, – подадим суфле.
– Иисус не умеет готовить суфле, – возразил Мартин.
– Кто? – удивилась Мэри.
– Иисус, мой повар.
– Впервые слышу, что твоего повара звать Иисус, – заявил Макгрэйд. – Почему ты не возвестил на весь мир, что он воскрес?
– Понимаешь, он воскрес в весьма своеобразном облике, – сообщил Робин. – Трехметрового роста африканец из племени хауса с глубокими племенными клеймами на щеках, выглядит так, словно вот-вот отдаст концы, и готовит отвратительно.
– Вот-вот, – подхватил Мартин. – Так что суфле не будет.
– Как насчет кусочка оленины? – вопросительно посмотрел на меня Робин.
– Как бы мне ни хотелось выручить Мартина, – сказал я, – не ждите, чтобы я по случаю приезда губернатора пустил под нож моих телят дукера.
– Что вы скажете о гренках с яйцом пашот? – спросил Макгрэйд, который допивал пятую бутылку пива и с трудом соображал, какую важную тему мы обсуждаем.
– Боюсь, все это недостаточно изысканно, – посчитала Мэри. – Сами знаете, губернатор любит, чтобы его обихаживали.
– Вот что, – вступил я, – вы когда-нибудь ели копченого дикобраза?
– Нет, – последовал дружный ответ.
– Так вот, это дивное блюдо, если как следует приготовить. Один охотник постоянно приносит мне дикобразов на продажу, но он ловит их этими ужасными петлями из стального тросика, которые калечат животных, а потому я покупаю их и избавляю от страданий, после чего скармливаю мясо моим животным. Однако иногда я отдаю дикобразов одному старику по имени Иосиф, – кажется, наш военный совет скоро уподобится духовному синклиту, – и он коптит мясо, используя какие-то особые, неизвестные травы и дрова. Получается нечто восхитительное.
– И ты, протестантская свинья, – возмутился Макгрэйд, – держал это в тайне от нас.
– Только потому, что на всех все равно не хватит дикобразов, – парировал я. – Но как раз сегодня мне принесли двух, которые были так сильно искалечены, что пришлось пустить их под нож. Я думал скормить моим подопечным, однако, учитывая чрезвычайные обстоятельства, мог бы передать их для обработки Иосифу, и у нас будет, что положить на гренки.
– Я все больше убеждаюсь, – объявил Макгрэйд, – что в твоих жилах есть ирландская кровь. Идея блестящая.
– Но разве можно кормить губернатора мясом дикобраза, – ужаснулась Мэри.