Кавказ - Александр Дюма 8 стр.


Если маленькие куски баранины останутся всю ночь в маринаде, или если вы их надолго сняли с вертела, добавьте к ним еще сумаху , и тогда шашлык будет совсем на славу. Но если у вас не хватает времени или нет сумахи, то можно обойтись и без сумахи.

Кстати, если нет и вертела или вы странствуете по стране, где не имеют понятия о вертеле, то этот прибор отлично заменяется ружейным шомполом. На протяжении всего путешествия шомпол карабина постоянно служил мне вместо вертела, и я не заметил, чтобы эта унизительная для шомпола роль повредила достоинству оружия, частью которого он являлся.

В Мингрелии я выучился делать шашлык другим способом, о чем расскажу в соответствующей главе этой книги.

Я принялся жарить шашлык, а Муане и Калино, в ведении которых состояли предметы сервировки, накрывали на стол. В это время от городничего, узнавшего о моем прибытии, принесли свежего масла, двух молодых кур и четыре бутылки старого вина. Я велел поблагодарить городничего и сказал, что нанесу ему визит тотчас после обеда.

Масло и куры были отложены для завтрака на следующий день. Но бутылка старого вина за обедом кончила свое существование: мне нечего ее жалеть, - благословенье неба было с нею.

По окончании обеда я взял Калино с собою в качестве переводчика и, оставив Муане, занятого рисованием портрета с семилетнего парня с его кинжалом, или лучше сказать, кинжала с его семилетним парнем, отважно пустился по болоту, где грязь была по колена. Это была главная улица Кизляра.

Не сделав и десяти шагов, я вдруг почувствовал, что кто-то дернул меня за полу сюртука (я называю так платье, которое я надевал, будучи не в состоянии дать ему более подходящее название).

Я обернулся. Это был наш молодой хозяин, который почему-то сделался чрезвычайно предупредительным. Он заявил на ломаном русском языке с татарским акцентом, что напрасно я вышел без оружия.

Калино перевел.

Действительно, я вышел не вооруженным: было четыре часа дня и очень светло, поэтому мне и в голову не приходило, что я поступил неблагоразумно.

Я хотел идти дальше, не обращая внимания на его предупреждение; но хозяин настаивал с таким упорством, что я, не видя причины, которая потом заставила бы этого добряка смеяться над нами, уступил его настоянию.

Я возвратился и заткнул себе за пояс хорасанский кинжал длиною в пятнадцать вершков, купленный в Астрахани. Я носил его во время путешествия, но считал излишним делать это в городе. Калино взял большую французскую саблю, доставшуюся ему от отца, который приобрел ее на поле сражения при Монмирале . Не слушая замечаний нашего молодого хозяина, который хотел, чтобы каждый из нас прибавил к этому наряду еще по двуствольному ружью, мы оставили квартиру, сообщив Муане об опасности и посоветовав ему заботиться о сохранении не только вещей, но и самого себя .

Глава II
Вечер у кизлярского городничего

Городничий жил на другом конце города, и чтобы добраться до его жилища, надо было пройти через весь Кизляр.

Был базарный день, и мы должны были прокладывать себе путь между телег, лошадей, верблюдов и торговцев. Сначала все шло хорошо: мы пересекли крепостную площадь, над которой господствуют военные укрепления и где можно бы было свободно маневрировать армии из двадцати пяти тысяч человек. Когда же мы вышли на базарную площадь, началась невообразимая толкотня.

Не сделав и пятидесяти шагов посреди этой толпы, вооруженной с ног до головы, как я уже понял, какое неуважение должна была оказывать эта толпа невооруженному человеку.

Оружие на Востоке полезно не только для нашей защиты, но и для предупреждения какого-нибудь нападения. Вооруженный человек даже молча как бы говорит: "Уважай мою жизнь или берегите вашу". И эта угроза не бесполезна в стране, где, как сказал Пушкин, убийство человека не более, чем один жест.

Пройдя базарную площадь, мы вступили на улицы города.

Ничего нет живописнее этих улиц с деревьями, высаженными без симметрии, с их болотами, где крякают гуси и утки, и где верблюды запасаются водою на дорогу. Почти во всех улицах имеется земляной покров, возвышающийся на три или четыре фута над поверхностью земли, он составляет пешеходный тротуар шириною в тридцать или сорок сантиметров. Встречающиеся на тротуаре, если они друзья, могут продолжать шествие, каждый в свою сторону.

Но совсем иное, если это враги: кто-то один должен решиться сойти в грязь.

Вечером эти улицы должны быть (и наверняка бывают) идеальным разбойничьим вертепом, напоминающим не Париж Буало (Париж Буало это безопасное место в сравнении с Кизляром), а Париж Генриха III .

Прибыв к городничему, мы дали знать о себе; он вышел навстречу.

Городничий не понимал ни слова по-французски, но благодаря Калино преграда между нами исчезла. В первой же фразе, с которой городничий обратился ко мне, он известил, что жена его, которую мы нашли в третьей комнате, говорит на нашем языке.

Я заметил, что в России и на Кавказе женщины имели большое превосходство над своими мужьями: мужья их почти никогда не говорили по-французски. А если они и знали этот язык, то только в молодости - военные же или административные занятия, которым они предались, заставили их забыть его. Женщины же, имеющие свободное время, которое они чаще (особенно в России) не знают, на что употребить, занимаются чтением наших романов, упражняясь таким образом во французском языке.

Действительно, г-жа Полнобокова говорила по-французски на удивление бегло.

Я принялся извиняться, что представился ей в военном платье, желая подшутить над боязливостью нашего молодого хозяина; но, к моему великому удивлению, моя веселость оказалась совершенно незаразительна. Г-жа Полнобокова осталась серьезной и сказала мне, что хозяин наш был прав совершенно. Видя, что я еще сомневаюсь, она обратилась к своему супругу, который подтвердил все сказанное ею. Поскольку городничий разделял общее мнение о небезопасности ходить без оружия, мне захотелось расспросить его и его супругу поподробнее.

В подробностях недостатка не было.

Совсем накануне на одной из кизлярских улиц было совершено убийство - в девять часов вечера. Правда, оно произошло по ошибке. Тот, который был убит, пострадал за другого, которому предстояла эта участь.

Четверо татар, - татарами именуют всякого местного жителя северной линии Кавказа, а лезгинами на южном берегу Каспийского моря называют любого местного, к какому бы селению горцев он не принадлежал, - четверо татар, скрывшись под мостом, подстерегали богатого армянина, который должен был пройти через этот мост. Но по мосту случайно прошел какой-то бедняк, они его и приняли за богатого купца, убили несчастного, порылись в его карманах и тогда только заметили свою ошибку впрочем, это не помешало им взять у него все деньги (это были копейки). Они бросили тело в канаву, вода которой служит для орошения садов.

Между прочим, сады кизлярских армян снабжают всю Россию вином под разными французскими названиями.

Вот еще приключение.

За несколько месяцев до нашего приезда трое братьев-армян по фамилии Каскольт, возвращаясь с дербентской ярмарки, были взяты в плен вместе с одним из своих спутников по имени Бонжар разбойники не убили их, потому что знали как людей богатых: они увели их в горы, рассчитывая получить большой выкуп. Разбойники сняли с них платье, привязали их к хвостам лошадей и принудили пробежать таким образом пятнадцать верст. Затем они заставили их переплыть холодный Терек. Двое несчастных умерли от воспаления в груди, а третий после своего выкупа за десять тысяч рублей - от чахотки.

Четвертый, не столь богатый, как другие, избавился от гибели, обещав татарам шпионить на них. Он обязался уведомлять их, когда какой-нибудь богатый армянин отправится в путь. Возвратившись же в Кизляр, он, понятно, не сдержал слова, но зато и не осмеливался более выходить из своего дома во избежание мести разбойников, которую он ежеминутно ожидает.

За год до этого полковник Менден с тремя конвойными казаками был убит на дороге между Хасав-Юртом и Кизляром. Полковник и казаки защищались как львы и убили пять или шесть татар.

Женщины как будто менее подвергаются опасности, нежели мужчины. Так как татары, достигнув гор, должны переходить со своими пленниками Терек в двух местах, то женщины не могут выносить этого погружения в ледяную воду. Из-за этого одна умерла во время переправы, две другие - от воспаления в груди, прежде чем был получен за них выкуп, и семьи их, узнав об их смерти, не сочли нужным вести переговоры насчет выкупа трупов.

Такой оборот дела показался татарам невыгодным и они прекратили похищение женщин. В южной же части Кавказа оно продолжается, как и прежде.

Впрочем, следующая история показывает, что похищение совершается еще и другим образом.

Татарский князь Б… влюбленный в г-жу М… (оба имени записаны в моем альбоме полностью, но не привожу их из скромности , я решился бы это сделать, если кто-нибудь захочет оспорить этот факт) - татарский князь Б…, влюбленный в госпожу М…, которая со своей стороны платила ему взаимностью, сговорился с нею ее похитить. Она жила в Кизляре.

В отсутствие мужа она попросила у коменданта лошадей в такое время, когда опасно было исполнить ее просьбу. Поэтому комендант решительно ей отказал.

Г-жа М… настаивала под предлогом болезни ребенка. Тронутый этим знаком материнской нежности, комендант выдает ей подорожную, и г-жа М… уезжает.

Князь Б…, стороживший ее на дороге, берет и привозит ее в свой аул - подобный орлиному гнезду, свитому на скале, в нескольких верстах от Пятигорска, - и держит ее у себя три месяца. Муж же ничего не знает о местопребывании своей жены. Через три месяца прекрасный татарский князь (как говорят, в полном смысле красавец) дает знать г-ну М…, что ему известно местопребывание его жены и предлагает себя в посредники для ее выкупа. Г-н М… согласился. Князь через месяц написал, что он устроил дело за три тысячи рублей. Г-н М… послал эту сумму и спустя неделю получил свою жену, радуясь, что так дешево смог ее выкупить.

Но это было гораздо дешевле, чем думал бедный супруг; ибо он выкупил не только свою жену, но впридачу и ребенка, которым она через полгода разрешилась.

Впрочем, татарские князья имеют обыкновение похищать не только чужих жен, но и своих соотечественниц. Чем труднее это сделать, тем более оно дает весу их страсти. После этого они уславливаются о приданом с отцом, который обычно соглашается на все условия, и затем ни во что уже более не вмешивается.

Однако иногда отец упорствует.

Вот пример этого упорства:

Похищение совершается в Кисловодске. Оно произошло в то время, когда кавказский наместник князь Воронцов, надеясь уменьшить убийства, запретил татарским князьям носить оружие.

Отец похищенной девушки не мог сойтись со своим будущим зятем в цене приданого. Он явился к князю с жалобой на похищение и с просьбой о наказании похитителя.

Подобно маркизу де Нанжи проситель пришел с четырьмя своими слугами, вооруженными с ног до головы. Князь Воронцов велел арестовать его вместе со всеми слугами как нарушителей его приказа. Но в одно мгновение татарин выхватил кинжал и бросился на князя.

Пока князь Воронцов защищался, его телохранители прибежали к нему на помощь. Татарский князь был арестован. А один из его людей был убит на месте. Трое других убегают на гору Бештау и скрываются там в гроте. Их атакуют: они убивают двадцать казаков. Наконец беглецы вынуждены выйти. Одного убили, когда он выходил из грота; другой спасся в конюшне, где кучер, случайно там оказавшийся, прокалывает ему вилами грудь; третий карабкается, как кошка, на балкон гостиницы, убивает двенадцать человек и наконец падает, пробитый пулями, направленными из соседних окон.

Следы пуль его противников и пятна крови виднеются и поныне. Трактирщик горделиво показывает их квартирующим у него путешественникам. Разумеется, он не показывает их тем, кто занимает квартиры у его соседей.

Я мог бы рассказать до двадцати подобных историй и назвать по имени героев, живых или мертвых; но надо отложить это на остальную часть дороги - мы, слава богу, не будем иметь в этом недостатка.

Мы болтали целый час с г-жой Полнобоковой, ножки которой, между прочим, покоились на одном из самых прекрасных персидских ковров, какие я когда-либо видел.

Она пригласила нас вечером к себе на чай, и муж ее предупредил, что на случай опасности он пришлет за нами двух казаков. Мы было хотели отказаться от этой чести.

- В таком случае, - сказал он, - я беру назад приглашение моей жены: я не желаю, чтобы по дороге с вами случилось какое-нибудь несчастье.

Услышав такую угрозу, мы поспешили просить двух казаков.

У ворот мы обнаружили ожидавшие нас дрожки городничего. Только в России оказывают такое замечательное внимание, которое любой путешественник встречает на каждом шагу (это отметил и г-н де Кюстин); но если у путника есть еще и какие-то заслуги, то встречать его будут с ни с чем не сравнимым радушием.

Что касается меня, то я буду беспрестанно вспоминать об этом гостеприимстве и хотя бы подобным способом смогу выразить свою благодарность всем, кто были так любезны ко мне. Прошу также позволения не оставаться у них в долгу.

Дрожки привезли нас домой. Я хотел переменить сапоги, чтобы идти к полицмейстеру , но он уже ожидал меня на нашей квартире.

Совершенно сконфуженный, я извинился перед ним и показал ему на свои грязные сапоги.

Впрочем, у меня были в запасе другие; наслышавшись о дорогах, по которым мы должны были проезжать, я купил в Казани сапоги, которые доходили до самой верхней части ноги. (Нисколько не сомневаюсь, что именно в России были сотворены семимильные сапоги Мальчика с пальчик) .

Полицмейстер предложил свои услуги. Но мы уже и так злоупотребили его деликатностью: да и нечего было просить у него, оставалось только выразить нашу благодарность.

Четыре или пять бутылок неизвестного мне вина, которые я нашел выставленными в ряд на окне, вновь доказывали его внимание ко мне.

Он обещал увидеться с нами вечером у городничего.

Я рассказал Муане об улице, о которой читатели уже знают. Он взял свой альбом под мышку, а Калино под руку, сунул по моему совету кинжал за пояс и решился выйти из дому.

В Кизляре художник обнаружит много очаровательного и живописного. Вначале поразила наши взоры смесь одежд. Армяне, татары, калмыки, ногайцы, евреи толпятся на его улицах, и все - в своих национальных костюмах.

Население этого города состоит из девяти или десяти тысяч человек. Оно удваивается в дни ярмарок.

В Кизляре торгуют всем (занимаются в том числе и перепродажей родных, - похищенных татарами мужчин, женщин и детей ): славным вином, водкой, шелком, производством которого занимаются местные жители, рисом, мареной, кунжутом и шафраном, растущих в окрестностях.

Муане воротился через час: он был по уши в грязи - однако это не помешало ему восхищаться Кизляром. Моя улица привела его в восторг, и он зарисовал ее.

В половине восьмого дрожки городничего были у ворот. Двое слуг с фонарями стояли впереди. Висевшие у них за поясом пистолеты и кинжалы ярко блестели при свете фонарей. Два казака с шашками на боку, с ружьем на коленях приготовились скакать по обеим сторонам экипажа.

Мы сели в дрожки, слуги с фонарями и казаки поскакали галопом, разбрызгивая вокруг себя воду и грязь. Во время езды послышалось несколько ружейных выстрелов.

Мы явились одними из первых гостей. Г-жа Полнобокова хотя и видела нас утром, но еще не знала, что мы за особы; моя подорожная и особенно мой костюм ввели ее в заблуждение; она приняла меня, как и другие, за французского генерала и как гостеприимная хозяйка была так любезна, что более любезной, как мне показалось, быть уже невозможно.

Назад Дальше