На самом деле, конечно, он побаивался своих генералов, но интуиция говорила Ельцину, что генералы боятся его еще больше, чем он их.
Да, по-весеннему шпарит солнышко, по-весеннему всюду капель, красота неописуемая…
Ельцин медленно, тяжело поднялся по ступенькам каменного дома, открыл дверь. Первым вскочил Грачев, валявшийся в кресле:
- Здравия желаю, товарищ Президент Российской Федерации! В военных округах на территории России все в порядке! Боевое дежурство идет по установленным графикам, сбоев и нарушений нет. Докладывал Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам, генерал-полковник Грачев!
Ельцин молча протянул ему руку. За спиной Грачева по стойке "Смирно!" застыли Баранников и Шапошников: они играли в домино.
- Выйдем во двор, - сказал Ельцин. - Там и поговорим.
Его все время тянуло в лес, на свежий воздух, - Ельцин совершенно не доверял кабинетам. Он еще с вечера сказал Коржакову, что он и генералы уйдут в лес без охраны и распорядился, напоследок, "ш-шоб в кустах, понимашь, никого не было".
- Вы один всех и будете… охранять, - закончил он.
Коржаков понятия не имел, куда, в какую сторону пойдет Президент. Чистых пней не было, присесть негде, а скамейки в Завидово были только у корпусов.
Ельцин шел очень быстро, успевал за ним только Грачев, даже Коржаков заметно поотстал.
- Я, Пал Сергеич, здесь сяду, - Ельцин кивнул на упавшую березу. - Вы тоже, значит, устраивайтесь!
Береза была вроде бы сухая.
- Я мигом, мигом… Борис Николаевич… Разрешите, товарищ Президент?
Ельцин поднял глаза:
- Вы куда? Я не понял.
Подошли Баранников и Шапошников, а Коржаков все время держался поодаль, как и полагается.
- Стульчики прихвачу, Борис Николаевич. По-походному.
- А, по-походному…
Ельцин сел на березу и вытянул ноги.
- Давайте! - кивнул он Грачеву. - Стульчики!
Грачев эффектно прогалопировал в сторону дома.
- Ну, - Ельцин посмотрел на Баранникова, - что творится у нас в стране?
- По моей линии, - Баранников сделал шаг вперед, - все спокойно, Борис Николаевич.
Солнце спряталось, и вдруг налетел дождик. Коржаков тут же раскрыл зонт и встал над Ельциным, как часовой.
Маршал Шапошников и генералы делали вид, что дождь для них не существует.
- В трех округах, - тихо начал Шапошников, - продовольствия, товарищ президент, на два дня. Уральско-Приволжский, Киевский, Читинский и - Северный флот.
- А потом? - Ельцин внимательно смотрел на Шапошникова.
- Одному богу известно, что будет потом, Борис Николаевич. Хотя и можно… догадаться… - добавил он.
Дождь становился сильнее.
- А Горбачеву… известно? - Ельцин прибавил голос.
- На прошлой неделе я отправлял рапорт.
- Не справляется Горбачев, - сказал Ельцин.
- Так точно! - согласился Баранников.
"Президент не любит разговаривать, - вдруг понял Шапошников. - Президент умеет задавать вопросы, умеет отвечать, а разговаривать - нет, не умеет…"
На дорожке показался Грачев: за его спиной адъютанты катили огромную шину от грузовика, судя по всему - КАМАЗа, поддерживая ее с двух сторон.
- В гараже нашел, - радостно сообщил Грачев. - До корпусов-то далеко…
- Начнем беседу, - сказал Ельцин. - Еще раз здравствуйте.
Колесо упало на землю, генералы разодрали старую желтую "Правду", принесенную Грачевым (тоже, видно, в гараже нашел), постелили газетку и уселись - как воробьи на жердочке - перед Президентом России.
Дождь вроде бы прошел, вроде бы сворачивался, но сразу резко похолодало.
- Сами знаете… какая в стране ситуация… - медленно начал Ельцин. - И в армии… Плохая ситуация, я так скажу. Народ… страдает… - Ельцин старательно подбирал слова. - После ГКЧП все республики запрещают у себя на территории КПСС.
А что есть КПСС? - Ельцин изучающе смотрел на генералов. - КПСС это система. Если нет фундамента, если фундамент… взорван, сразу появляются, понимашь, центробежные силы. Обязательно… - Ельцин поднял указательный палец. - Если Прибалтика ушла, то Гамсахурдиа, допустим, не понимает, почему Прибалтике - можно уйти из Союза, а Грузии - нельзя. Он, как волк, Гамсахурдиа, все норовит… понимашь, - короче… это все совсем плохо… - Ельцин все время обрывал сам себя. - Я опасаюсь… имею сведения, што-о… этот процесс перекинется и на Россию, на нас, значит, - вот так… друзья! Так, глядишь, Россия развалится…
- Не перекинется, Борис Николаевич! - Грачев встал по стойке "смирно". - Не позволим!
- Не перекинется, правильно, - сказал Ельцин. - Вы садитесь. Я… как Президент… допустить этого не могу. Не дам!
Генералы молчали.
- Решение у меня такое. Советский Союз умирает, но без Союза нам нельзя, без Союза мы - никто, значит, давайте создавать новый союз, честный и хороший… Настоящий союз, современный… ш-штоб все у нас было как у людей, понимашь, главное - с порядочным руководителем.
Для начала, я считаю, такой союз должен стать союзом трех славянских государств. А уже на следующем этапе - все остальные. Славяне дают старт. И говорят республикам: посторонних нет. Все сейчас братья! Создаем союз, где никто не наступает друг на друга, где у каждой республики свой рубль, своя экономика и своя, если хотите, идеология… вместе с национальным менталитетом и колоритом. Ясно?
…Ельцин, сидящий на старой березе, был трогателен и смешон; он с головой погрузился в немыслимую куртку-тулуп, припрятанную, видно, еще с уральских времен. И ведь действительно в Ельцине было что-то комедийное - он напоминал огромного Буратино! Мастер приделал ему руки, ноги и хотел было поработать над его лицом, но что-то, видимо, его отвлекло, и композиция осталась незаконченной.
- Если Азербайджану идеология позволяет убивать армян, - все так же тихо заметил Шапошников, - а Азербайджан, Борис Николаевич, не захочет сейчас вернуть Карабах…
- Ну и шта-а… - махнул рукой Ельцин. - Рас-сия… как старший брат… всех остановит… разом… и посадит за пере-го-воры. Пусть разговаривают. Ско-о-лько нужно. Пока, значит, не найдут решение. А вы што… ха-тите… ш-шоб все было как с-час… што ли?., ни бе, ни ме?..
Когда Ельцин сердился, он начинал говорить как-то по-клоунски; возникало ощущение, что он пародирует самого себя.
Дождь пошел сильнее, и Коржаков опять раскрыл над Ельциным зонт.
Генералам зонты не полагались, генералы мокли, но Ельцин этого не замечал.
- То есть Россия все равно центр, Борис Николаевич? - тихо спросил Шапошников.
- А как? Только центр, понимашь, без Лубянки и… разных там… методов. Это, - Ельцин опять поднял указательный палец, - главное! Свобода!
И Москва, понимашь, будет… центр здравого смысла. Как третейский судья! Захотим - прикрикнем на Карабах, жалко что ли? Но если прикрикнем, то с умом! А если с умом, это, значит, нормально и демократично… - Ельцин сделал паузу и опять смерил всех взглядом с головы до ног, - потому что армия остается единой, погранвойска - одни, МВД, внешняя политика - одна. Почти все одно… короче…
…Да, чувствуется в Завидово север, еще как чувствуется, ветры бьют наотмашь, даже здесь, в лесу…
Коржакову не хотелось прерывать это совещание - он задрал голову, пытаясь оценить все соседние березы. Вдруг какая свалится на Бориса Николаевича?
Грачев улыбался, кивал головой, слушая Ельцина, хотя аргументация его не убеждала. В декабре 88-го Нахичевань, например, уже заявляла о выходе из СССР. Ну, заявила… - а дальше-то что? Кто, какая страна или, скажем, международная организация признали бы выход из СССР трех прибалтийских республик без согласия на это самого СССР?
Еще больше, чем Грачев, разволновался Баранников: МВД остается, армия остается, а КГБ? Неужели Ельцин, всегда презиравший, кстати, "контору", сведет роль органов только к внешней разведке?
- Возражения есть? - спросил Ельцин.
Дождь вроде бы перестал, уже и солнышко вроде бы пробивалось через елки, но Коржаков так и стоял с огромным зонтом - строгий и злой.
- Ну?
Налетел ветер - удар был такой, что Ельцин, казалось, даже покачнулся на своем пне.
- Ну?.. - повторил он.
Генералы молчали.
- Я долго служил на Западной Украине, - тихо начал, наконец, Шапошников, - и знаю, Борис Николаевич… как там относятся к русским. Если позиции Москвы ослабнут, вокруг русских скоро начнутся такие пляски, что покрикивать придется… часто.
- И ваши предложения, министр?
Шапошников поднялся.
- Повременить… пока. Найти другое решение.
- Какое такое… другое?
- Ну… - Шапошников съежился, - иначе как-то все провернуть…
- А., как, понимашь? Вы знаете?
Ельцин разозлился, он даже чуть приподнялся на своем пне.
- Я не знаю, - развел руками Шапошников.
- И я не знаю! - отрезал Ельцин.
- Трудно будет, мне кажется, - продолжил Шапошников, - построить капитализм в одной, отдельно взятой республике. Мы… мы распадаемся, а везде - рубли, Борис Николаевич! Сначала надо, наверное, русскую валюту ввести…
- Вам не холодно? - вдруг поинтересовался Ельцин.
- Никак нет! - вскочил Грачев.
- Тогда сидите… - разрешил Ельцин.
- Вы, товарищ маршал, доложите Борису Николаевичу про разговор с Горбачевым, - вежливо попросил Баранников. - В деталях, если можно.
- Не надо… в деталях; Горбачев, понимаешь, уже… прибегал… ко мне, хотел вас, Евгений Иванович, в отставку отправить.
- Сволочь Горбачев, - твердо сказал Баранников.
Шапошников встал:
- Так я и знал, Борис Николаевич… Сначала завтраком кормят, потом сдают.
- Может, костер развести? - подошел Коржаков.
- Мне не надо, - буркнул Ельцин.
- Кроме того, Борис Николаевич, - упрямо продолжал Шапошников, - если Россия выделяется, так сказать, в самостоятельное государство, нас, русских, ну… всех, кто в России… будет примерно… сто пятьдесят миллионов - так? Если даже не меньше. А американцев… с их штатами… двести пятьдесят миллионов.
- Сколько-сколько?.. - не расслышал Ельцин.
- Двести пятьдесят.
- Ну и шта-а..?
- То есть даже по численности, Борис Николаевич, - невозмутимо продолжал Шапошников, - их армия становится в два раза больше нашей. Чтоб был паритет, придется увеличить призыв - верно? А у нас призывать некого, одни калеки, да и доктрина сейчас другая - сокращать Вооруженные силы… раз служить некому…
- Товарищ министр, вы не расслышали, - Грачев тоже поднялся и встал рядом с ним. - Президент Российской Федерации нашу армию не трогает. Она… армия… и будет как раз тем фундаментом, на котором мы выстроим новый союз.
- Сядьте оба, - приказал Ельцин.
- Да, когда еще он образуется, Паша… - спокойно возразил Шапошников. - Но пока… я так понял… союз трех. А я не уверен, что Снегур, например, быстро к нам присоединится, я их знаю…
- Зато Назарбаев присоединится, - твердо сказал Ельцин. - Вот увидите.
- Конечно присоединится! - согласился Грачев. - Куда он денется?
- Но… - Ельцин помедлил, - все, шта… говорит маршал Шапошников, он говорит… правильно. Мы же видим, шта… в Прибалтике происходит.
- А если Россия посыплется, Борис Николаевич, русские будут заложниками и в Татарии, и в Якутии, и в Калмыкии - везде! - вскочил Грачев. - Нет, товарищи, план Бориса Николаевича - хороший план, извините меня! Раньше надо было, я так считаю, - раньше!
Грачев посмотрел на Баранникова. Тот согласно кивал головой.
- Я, конечно, не политик, - воодушевился Грачев, - я даже… не министр… я простой солдат, десантник, генерал… но армия, я уверен, все сделает в лучшем, так сказать, виде… и все как надо поймет!
- Прибалтика - другое государство, - Баранников смахнул с носа капельку дождя, - а мы, славяне, обязательно разберемся между собой…
- Где разберетесь? - не понял Ельцин.
- Ну в смысле дружбы, Борис Николаевич, - уточнил Грачев. - Виктор Павлович в смысле дружбы говорит…
Коржаков хмыкнул, причем громко, но Коржакова сейчас никто не слышал.
- …И колебаться не надо, - продолжал Баранников. - Кремль для Горбачева - это ловушка. Как у Наполеона… А мы с Борисом Николаевичем… с Суворовым нашим… - до победы!
Ельцин, закутанный в полурваные тряпки, больше напоминал больную старуху, но аналогия прозвучала внушительно.
- А то Горбачев выдавит всех из Кремля, - закончил Баранников.
- Как? - не понял Грачев. - Зачем выдавит?
- А ты у министра поинтересуйся, какие у него планы! - вскочил Баранников. - И вообще: Ельцин - Президент и Горбачев - Президент. На хрена нам с тобой два Президента, Павел?
- На фиг не нужно, - согласился Грачев.
С Ельцина сполз тулуп, но Коржаков тут же подошел, заботливо его поправил.
- Ну, Евгений Иванович, - Ельцин повернулся к Шапошникову, - убедили они… как?
- А я "за", Борис Николаевич. Чего ж меня убеждать?
- Нет, вы спорьте, если… нужно, спорьте…
Шапошников промолчал.
- Операцию, я считаю, назовем "Колесо", - вдруг предложил Баранников. - Лучше не придумаешь!..
- Почему "Колесо"? - удивился Ельцин.
- Мы ж на колесе сидим, Борис Николаевич!
Все засмеялись.
- Я выслушал, - сказал Ельцин, - спасибо. Окончательно, значит, я пока не решил. Но решу. Впереди - плановая встреча в Минске. Будет Леонид Макарович, буду я, конечно, и… третий… этот… Он что за человек, кстати, кто-нибудь знает? Шушкевич… - Президент вспомнил фамилию.
Генералы переглянулись. Шушкевича толком никто не знал.
- Ну и пусть определяется, понимашь… - закончил Ельцин. - Што-о лучше - в разбивку… или, значит, единый кулак!
Ельцин облокотился на руку Коржакова, но встал легко.
- Хорошо посидели! - сказал Ельцин. - Быстро управились. И с пользой. Для всех… - он опять обвел генералов взглядом. - Спасибо…
Генералы были совершенно мокрые.
- Товарищ Президент, какие указания? - спросил Баранников.
- Зачем еще… указания?.. - пожал плечами Ельцин. - Указание одно: м-можно… в баню, шоб… по-русски… - как, Евгений Иванович?
- В баню - это здорово, - широко улыбнулся Шапошников. - В баню, это по-нашему, Борис Николаевич!
Ельцин быстро пошел к корпусам.
Гулять вместе с Ельциным было сущим наказанием - за ним никто не успевал! Коржаков окрестил шаг Ельцина "поступью Петра Великого": так же, вприпрыжку, бояре носились, наверное, за могучим русским самодержцем.
Шапошников и Грачев побежали следом.
- А летчику - хана, - Коржаков ткнул Баранникова в бок. - Ты это понял, Виктор?..
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ