- Пожалуйста, голубчик, приезжай. Ведь я, да и дочь моя, а также и сестра смотрим на тебя как на родного.
- Всепокорнейше благодарю, ваше сиятельство.
- Ты не видался еще с княжнами?
- Нет, ваше сиятельство, еще не имел этого счастья.
- Ну так ступай на их половину.
- Сергей Дмитриевич! Какими судьбами? - проговорила старшая княжна Ирина Алексеевна, протягивая руку вошедшему гвардейцу Серебрякову.
- Мимоездом, еду в Питер, - почтительно целуя ее руку, ответил ей Серебряков.
- Слышали, у нас свадьба затевается?
- Слышал, - с глубоким вздохом промолвил Серебряков.
- А помните ваше предположение? Моя племянница, княжна Натали, так уверенно говорила, что кроме вас она не будет женою другого?
- Что вы хотите этим сказать, княжна? Упрекнуть меня, посмеяться надо мною?
- Что вы, что вы, Сергей Дмитриевич! За кого вы меня принимаете? Говорю из сожаления: мне жаль вас!
- Покорнейше благодарю, княжна! Дозвольте спросить у вас: княжна Наталья Платоновна охотно соглашается быть женою графа Баратынского?
- Этого не скажу вам: Баратынский стар для Натали. Любить его она едва ли может.
- Как же это? Без любви под венец? Это непонятно, княжна.
- О, непонятного тут ровно ничего нет. Тысячи выходят замуж не по любви, а по расчету. Я думаю, что вам известно.
- Брак по расчету! Стало быть, княжну неволят?
- Скрывать не буду. Натали благовоспитанная девушка. Чтобы не прогневить своего отца, она делает ему угодное…
- И губит себя, ведь это так, княжна? - перебивая княжну Ирину Алексеевну, желчно проговорил Сергей Серебряков.
- Уж и губит!
- Да, да. Вы это сами хорошо знаете, княжна. Брак без любви, по расчету! Боже мой!
- Ах, какой вы, Сергей Дмитриевич! Я сейчас пришлю к вам Натали. Она, наверно, не знает, что вы приехали и сидит в своей комнате. С некоторых пор моя племянница просто неузнаваема: побледнела, похудела, вы это сами сейчас увидите.
Проговорив эти слова, княжна Ирина Алексеевна быстро направилась в комнату своей племянницы.
XVI
Из своей комнаты вышла княжна Наташа к поджидавшему ее гвардейцу Серебрякову.
При взгляде на свою возлюбленную молодой офицер чуть не вскрикнул от удивления: так бледна и худа показалась ему княжна.
- Что с вами, княжна? Вы больны? - целуя руку Наташи, участливо спросил Серебряков.
- Да, больна… Душа у меня болит. Вы слышали? Я выхожу… нет скорее, меня выдают за ненавистного мне человека.
- И вы решаетесь, княжна?
- Что же делать? Приказывают.
- Но ведь вы погибнете, княжна! Жить с нелюбимым мужем… разве это жизнь?
- Знаю: мученье, даже хуже.
- Откажитесь, княжна, откажитесь!.. Умоляю вас! Если вы себя не жалеете, то пожалейте меня, пожалейте! Если вас у меня отнимут, ведь я тогда не знаю, что с собою сделаю. Разлуки с вами я не перенесу! - горячо проговорил Серебряков.
- Что вы говорите, Сергей Дмитриевич!
- То, что чувствую.
- Вы меня так любите, добрый, хороший!
- Я боготворю вас. Вы для меня все, все. Повторяю: без вас мне нет жизни. Расстаться с вами я не могу, не в состоянии!
- А все же расстаться нам придется!
- Нет, нет, этого не будет! Княжна Наталья Платоновна, вы мне дали слово быть моей женой. Я никому вас не отдам. Разлучить нас может Бог.
- Что же делать, что делать? - со слезами на глазах проговорила княжна-красавица.
- Вот что. Надо объяснить князю Платону Алексеевичу про нашу любовь.
- Вы думаете, что из этого выйдет что-нибудь? Это только рассердит папу. Теперь он вас любит, уважает, а тогда он запретит вам появляться в наш дом. Это непременно будет.
- Пусть что будет, то и будет, но у князя Платона Алексеевича я буду просить сегодня же, сейчас, вашей руки! - твердым голосом произнес Серебряков.
- Нет, Сергей Дмитриевич, вы этого не сделаете!
- Почему?
- А потому, что вы своею пылкостью можете и себе и мне повредить. До моей свадьбы с графом Баратынским еще далеко. Еще не было помолвки. Я упрошу папу отложить нашу свадьбу на год, он в этом мне не откажет. И не только свадьбу, но и благословение. Я только буду считаться невестой графа Баратынского. В течение года может многое перемениться. Знайте, Сергей Дмитриевич, я буду бороться до последней крайности. Слово, которое я вам дала, я помню. Будем же ждать более счастливого времени. Кто знает, может, как говорят, и на нашей улице будет праздник. Вы в Петербурге ведь не долго пробудете, да?
- Несколько дней.
- Приезжайте скорее, я буду вас ждать. Тогда мы поговорим, обсудим, что нам делать, а теперь папе вы ни слова не говорите. Пусть он покуда не знает ничего.
- Я готов исполнить все, что вы прикажете, княжна.
- Спасибо. Итак, успокойтесь: верьте и надейтесь. Хоть я в глазах папы и согласилась выйти за графа Баратынского, но едва ли это будет.
- Княжна! Ваши милые, дорогие слова, которые я запечатлею в своем сердце, укрепляют меня, одобряют и делают счастливым. Какое еще может быть счастье больше того, которым вы наделили меня? Ваша любовь, княжна, - счастье, большое счастье! - покрывая жаркими поцелуями руки княжны, проговорил молодой офицер.
- Итак, решено, Сергей Дмитриевич! Вы не скажете ни одного слова папе?
- О, конечно, конечно! Но княжна Ирина Алексеевна?
- За тетю не бойтесь: она слишком благородна и слишком любит меня и, делает то, что я хочу.
- Но объясните мне, княжна, что с вами? Ваша бледность, ваша худоба пугают меня.
- Когда я узнала, что папа хочет выдать меня за ненавистного человека, это слишком тяжело отозвалось на мне. Я много думала, много плакала… бессонные ночи… все это, как видите, отозвалось на мне. Но теперь я спокойна, совершенно спокойна. Папа отложит свадьбу, я это знаю. Я буду просить даже о том, чтобы и помолвка моя была отложена. Надеюсь, это вам, Сергей Дмитриевич, будет приятно, да? - с милой улыбкой спросила княжна-красавица у своего возлюбленного.
- Княжна, я с ума сойду от счастья, - целуя руку княжны, громко проговорил Сергей Серебряков.
- Я буду ждать, княжна, буду надеяться! - добавил он.
- Дожидайтесь и надейтесь; повторяю, что княжна Наталья Полянская сумеет сдержать свое слово. Поезжайте в Питер, исполните возложенное на вас поручение и приезжайте опять к нам в Москву. Постарайтесь сделать так, чтобы вы навсегда остались в Москве, понимаете?
- Но это не легко сделать, княжна.
- Постарайтесь, говорю. Нам необходимо быть ближе друг к другу.
- Придется выйти в отставку или взять продолжительный отпуск.
- Делайте как лучше, Сергей Дмитриевич, только, если вы меня любите, вам надо жить здесь, в Москве.
- Все, что вы приказываете, княжна, будет исполнено.
- Я не приказываю, а прошу, советую.
- Добавьте, княжна: как невеста жениху.
- Да, да! В качестве невесты, я, пожалуй, могу и повелевать вами, не так ли? - весело засмеявшись, проговорила красавица княжна.
- О! Вы - моя повелительница, а я - ваш раб.
- Повелительница хочет как можно чаще видеть своего раба.
- И это доставит ему неземное блаженство.
XVII
Молодой офицер Серебряков, выполняя приказание фельдмаршала, графа Румянцева-Задунайского, поспешил в Петербург.
В Петербурге, отдохнув с дороги, он отправился во дворец для того, чтобы вручить императрице Екатерине Алексеевне письменное донесение от графа Румянцева-Задунайского.
Императрица, ласково приняв посланного из армии, просила Серебрякова рассказать о состоянии наших солдат на Дунае и, удовлетворившись его обстоятельным рассказом, с своей милой, чарующей улыбкой спросила:
- Вы состоите в адъютантах при графе Петре Александровиче?
- Так точно, ваше величество!
- Сколько же времени вы состоите в этом звании?
- Только пять месяцев, ваше величество.
- Как? И в столь короткое время вы успели так хорошо познакомиться с положением нашей армии на Дунае? Это делает вам честь, господин адъютант. Графа Петра Александровича не премину поздравить с приобретением такого дельного и опытного адъютанта! - шутливым тоном проговорила государыня. - Надеюсь, вы еще проживете в Петербурге?
- Несколько дней, ваше величество.
- Так мало?
- Я должен спешить, ваше величество. На это такая воля его сиятельства, генерала-фельдмаршала.
- Граф Петр Александрович крут с вами и требует аккуратности в исполнении его приказаний? Надеюсь с вами еще увидаться, адъютант! - милостиво протягивая свою руку Серебрякову, проговорила государыня.
Счастливым, очарованным оставил кабинет великой монархии Сергей Серебряков.
Он благодарил случай, который дал ему возможность так близко видеть и говорить с императрицей.
- О, этот день будет счастливейшим в моей жизни, - думал он, возвращаясь в свою квартиру, которую он нанял на несколько дней на Невском проспекте.
Выполнив одно поручение своего главнокомандующего, Серебряков должен был выполнить еще другие два: то есть вручить письмо графа Румянцева-Задунайского генералу Потемкину и разузнать подробности о дуэли, происшедшей между князем Петром Михайловичем Голицыным и дворянином Михаилом Волковым.
Передать письмо в руки Потемкина не составило для него ни трудов, ни хлопот, но выполнить второе, то есть, разведать о роковой дуэли, было не легко.
Нельзя об этом спрашивать у самого Потемкина. К тому же Серебряков совершенно плохо его знал, да и станет ли Потемкин с ним разговаривать о дуэли?
Пришлось Серебрякову ограничиться только теми слухами, которые ходили в Петербурге об этом происшествии.
Эти слухи были совершенно различны: одни говорили, что убивший князь Петра Михайловича Голицына дворянин Волков обладал необыкновенною силою и ловкостью и был подобием Голиафа или одного из сказочных богатырей.
Другие говорили, только втихомолку, что, по их догадкам, князь-богатырь Голицын просто-напросто убит, и соучастником в этом преступлении называли Потемкина, который быстро возвышался и опять стал приближенным любимцем государыни.
С этим не мог не согласиться и сам Серебряков.
Он только не допускал мысли, что Потемкин соучастник в убийстве, и полагал, что произошла не дуэль, а убийство: в этом он был почти уверен по некоторым данным, слышанным им в Петербурге.
Отправляясь с письмом к Потемкину, Серебряков имел в мыслях вызвать его по поводу дуэли на разговор.
Не без спеси и гордости принял Потемкин посланного от графа Румянцева-Задунайского.
- Вы с письмом? - отрывисто спросил он у Серебрякова.
- Так точно, ваше превосходительство.
- Давайте.
Серебряков заметил, что Потемкин во время чтения письма менялся в лице.
Прочитав письмо, Потемкин сердито его скомкал и, бросив на пол, сказал:
- Слишком многого хочет граф Петр Александрович. В своих поступках я дам отчет Богу и государыне и больше никому. Вы слышали, господин офицер, мои слова? Передайте их графу.
- Слушаю, ваше превосходительство.
- Он слишком много берет на себя. Я, кажется, вышел из того возраста, чтобы нуждаться в наставлениях. Завистников у меня много. Я это знаю. Но до сего дня я не знал, что надо к ним причислить и его сиятельство графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского. Как мне ни больно это, но я должен сознаться в этом. Насильно мил не будешь.
- Можно мне уйти? - спросил у взволнованно расхаживавшего по своему кабинету Потемкина Сергей Серебряков.
- Можете. Ваша фамилия, кажется, ведь Серебряков?
- Точно так, ваше превосходительство.
- Граф Петр Александрович в письме еще просит меня разъяснить ему причину дуэли, окончившейся смертью князя Голицына. Скажите графу, что эта роковая дуэль причинила и мне немало горя и печали. Покойный князь Петр Михайлович Голицын был хорошим моим приятелем и другом, и я проклинаю того человека, который заставил нас оплакивать смерть князя. Поверьте, государь мой, мне очень, очень тяжело вспоминать об этом, а тем паче тяжело рассказывать. Скажите только графу, что дуэль была по всем правилам и что князь пал, сраженный пулею в сердце. Стреляли вместе. Пуля князя никакого вреда не причинила противнику, а между тем пуля противника… повторяю: лишила нас лучшего человека, лучшего гражданина и моего лучшего приятеля.
Проговорив эти слова с глубоким вздохом, Потемкин с каким-то бессилием опустился на диван.
- Смею спросить, ваше превосходительство?..
- Спрашивайте, только не про дуэль. Понимаете ли вы, это мне тяжело, слишком тяжело.
- Я только хотел спросить относительно противника покойного князя…
- Да ведь это все то же, все то же! Ну, что вам угодно?
Я догадываюсь, что его сиятельство граф поручил вам делать подобные вопросы или скорее допросы. Я бы мог вам не отвечать на них…
- Ваше превосходительство…
- Ну так и быть! Я удовлетворю любопытного графа. Как мне это ни тяжело… Слушайте!
Серебряков видел, как Потемкин волновался и менялся в лице при разговоре. Ему стало жаль его.
- Ваше превосходительство! Если вам так тяжело, то не трудитесь говорить.
- Нет, нет. Уж если я начал, то надо досказывать. Убийца - будь он проклят, стократно проклят - бесследно скрылся, когда я, пораженный смертью князя, бросился к нему, думая, что князь только ранен, и старался привести его в чувство… Но увы! Передо мною лежал лишь один холодный труп. О, ужасная, тяжелая минута! Я как сейчас вижу его спокойное, без кровинки лицо с широко раскрытыми глазами… В этих глазах я прочитал… О, это ужасно! Потемкин с отчаянием закрыл лицо руками.
Серебрякову оставалось одно: молча поклониться и выйти из кабинета будущего всесильного вельможи.
"Что с ним? Это не может быть притворством, нет! Потемкин оплакивает князя Голицына искренними слезами, или же в этом надо понимать упрек себе, своей совести. Какие мысли! А молва многих, эти слухи, но нет!.. Ложь, клевета, зависть!.. Вот что породило эти слухи и эту клевету! Но что я скажу графу Петру Александровичу? Много переслушал я различных рассказов, предположений, догадок и только… Но истинного, правдивого, ничего не узнал… Скорее в Москву поеду, в Москве как-то проще и лучше живется. Возьму отпуск продолжительный или же переведусь из гвардии и стану жить в Москве, поближе к моей милой и дорогой моему сердцу княжне. Да, да! Скорее вон из Питера!".
Таким размышлениям предавался молодой офицер по дороге в свою квартиру.
Перед отъездом он еще раз имел счастие представиться императрице.
Государыня вручила ему письмо к нашему главнокомандующему на Дунае, милостиво обласкала Серебрякова и еще раз расспрашивала его о состоянии нашего войска, благодарила за объяснения и поздравила его с чином поручика гвардии.
Счастливый Серебряков, преклонив колена, в теплых сердечных выражениях благодарил за милости монархиню.
XVII
Вновь пожалованный в поручики гвардии, Сергей Серебряков не стал засиживаться в Петербурге: его, как магнитом, тянуло в Москву.
Там находилась горячо им любимая девушка.
В то время о железных дорогах и дилижансах еще не было и слыхано; как ни спеши, как ни лети на конях, а все из Питера менее четырех суток не проедешь, и то летя на перекладных день и ночь.
Но Сергею Серебрякову пришлось пробыть в дороге почти целую неделю, да в Петербурге пробыл он дней десять, и когда вернулся в Москву, то в доме князя Платона Алексеевича Полянского произошло такое событие:
Княжна Наталья Платоновна, вопреки ее желанию, помолвлена с графом Аполлоном Ивановичем Баратынским, и назначено было ей благословение.
Сергей Серебряков приехал накануне совершения этого обряда.
Молодой гвардеец, ничего не зная, с радостным сердцем и со счастливой надеждой отправился в дом своей возлюбленной.
- Могу ли я видеть князя? - входя в приемную дома князя Полянского, спросил Серебряков у старого камердинера.
- Не знаю. Надо спросить у его сиятельства! - как-то хмуро ответил камердинер князя Полянского, Григорий Наумович.
Хмурость старого камердинера удивила Серебрякова.
Не так прежде встречал его Григорий Наумович.
- Наверно, чем-нибудь расстроен старик, - подумал Серебряков.
- Пожалуйте, просят! - как-то сухо проговорил вернувшийся в приемную княжеский камердинер.
- Григорий Наумович, что с тобой? - спросил у него Серебряков.
- А что-с?
- Ты как будто не в себе.
- Помилуйте-с, я что!.. Пожалуйте, его сиятельство вас дожидается.
Более чем сухо встретил князь Платон Алексеевич сына своего старого приятеля.
Он не подал ему руки и, окинув его суровым и презрительным взглядом, проговорил:
- Удивляюсь я, государь мой, развязности современной молодежи; скажу даже более: нахальности!
- Я… я не понимаю, ваше сиятельство… - побледнев от такой встречи, промолвил Серебряков.
- А вот сейчас поймешь.
- После всего, что ты учинил в моем доме, ты еще смеешь являться ко мне на глаза, и так развязно?
- Ваше сиятельство!.. Я не понимаю…
- Опять? Опять не понимаешь? Бестолков же ты, государь мой!
- Покорнейше прошу: объясните, ваше сиятельство!
- Прежде я думал без всякого объяснения, как только ты придешь, выгнать тебя; это сделать я хотел приказать лакеям.
- Князь! - побледнев, как смерть, воскликнул Серебряков.
- Да, да… выгнать… и ты хорошо знаешь за что!
- Нет, князь, я не знаю…
- Скажи, какой незнайка! И ты думал, ты смел мечтать быть моим зятем, мужем моей дочери! Ты имел наглость придти ко мне в дом! - сердито крикнул князь.
- Стало быть, вам, князь, все известно?
- Да, да, известно… Неблагодарный! Чем ты отплатил за все то, что я делал и для тебя, и для покойного твоего отца. Я смотрел на тебя как на близкого родственника, как на друга моего дома, и чем же ты отплатил? Ты увлек мою дочь! Да, увлек. Любви я тут не допускаю. Для тебя княжна Наталья Платоновна завидная партия! Ты забыл, мой милейший, кто она и кто ты!
- Позвольте, ваше сиятельство…
- Ни слова. Теперь твоя очередь слушать, что я стану говорить.
Чтобы завтра же тебя не было в Москве, слышишь: завтра же! Иначе ты заставишь меня принять крутые меры. Ты думаешь, что опальный князь Полянский бессилен, и он будет рад теперь первого встречного назвать своим зятем? Ошибся, господин офицер: еще князя Полянского не все забыли… И найдутся сильные люди, которые вступятся за него!.. И вот даю тебе совет за благо убраться из Москвы, иначе… иначе… вместо армии ты попадешь в крепость, а может быть, и в Сибирь.
Проговорив эти слова, князь Полянский залпом осушил стакан холодной воды.
- Вы много говорили, ваше сиятельство… Дозвольте ж и мне вам сказать несколько слов! - задыхающимся от волнения голосом сказал Сергей Серебряков.
- Говори, только покороче.