- Быть так, собирайся! - согласился Ратмир. - Но пешо тебе не ходить, будешь с обозными.
В походе Лугота помолодел. Стан его распрямился, шапка заломлена набекрень. Мал или велик отдых воинам - Лугота уже тут с гуслями.
И сейчас перебирает он струны.
Ой, и что ты, детинушка, опечалился,
затуманил тоской очи ясные;
аль не мил тебе, детинушке, белый свет,
аль силы в плечах поубавилось?Отвечает тут добрый молодец:
- Не страх, не тоска, не обида мне -
кровь горячая всколыхнулася,
на злодея-врага, зверя лютого…
Мне бы в поле с ним скорей встретиться,
в поле встретиться, поквитатися..
Умолк, положил руку на струны. Шепот бежит ветерком: что-то Лугота еще скажет?
Снова рокочут струны. Тихо-тихо, будто не песнь начинают они, а сердце свое положил Лугота на гусли. Но звуки растут, громче они, веселее…
У мосточка у калинова
вырос куст репею;
у того ль у репею
жду лебедушку свою.
Уж она-то - зорька ясная -
и румяна-то и ласкова.
На спине у нее горб кошелем,
на глазу - ячмень с бельмом,
лопотье на ней не мятое,
сто заплат на нем с заплатою.
Плясовыми переборами заливаются гусли. Не стерпело сердце у ладного молодца. Выбежал он в круг, топнул лаптем и пошел… Чашу с медом пенным ставь на темя - не сплеснет.
- Эх, выкомаривает!
- Будто в походе не был.
- Не ноги у него, а гусли!
- Откуда такой?
- Наш, со Меты… Емелей зовут.
- Холоп аль вольный?
- Холопы мы из вотчины болярина Водовика. Как была весть о походе, Емеля охочим вызвался. Душилец, правитель наш - косой злыдень, свет таких, как он, не знал - колодки надел Емеле и в поруб молодца бросил… После княжий воевода Гаврила Олексич прибыл к нам с дружиною, укротил правителя.
А Емеля вприсядку, крутится волчком на одном носке.
К войску прискакал ратник от переднего полка. Осадив взмыленного коня, спросил:
- Где князь? Слово ему от воеводы Спиридоновича.
- Не заблудился ли в борах Спиридонович? - насмешливо спросил кто-то.
- Вижу, кто славы ищет в походе, а кто и оплеушине рад, - гонец обжег взглядом.
Александр стоял на холме, неподалеку от места, где рокотали гусли. Увидев князя, гонец сошел с коня.
- От Василия Спиридоновича поклон тебе, княже!
- С чем послал Спиридонович? - спросил Александр.
Разговоры и смех вокруг притихли.
- Велел Василий Спиридонович сказать тебе, что передний полк перешел Мгу и стоит в Рыбацком погосте. Погост спален жителями. Свеи близко. Наказал Василий Спиридонович спросить: ждать ли в погосте переднему полку большой полк?
- Скажи Спиридоновичу, ждал бы нас там, где стоит, - ответил Александр. - Не оказывая себя, пусть проведает пути к свейскому стану. Пелгусий и жители тутошние, какие встретятся, покажут. К вечеру большой полк будет на погосте.
…Жарок день, а поели воины горячей похлебки, и будто свежее стало. Кто не сыт - мочит сухарь в чистой воде; дедами сказано, слаще сухаря нет снеди в походе. Заильменские ратники наловили рыбы. Душистая, с наваром сытным, вскипела уха.
Укрывшись в тень, Василько лежит на примятой траве. Глаза его устремлены вверх. Высоко-высоко, в голубой чаще, парит ястреб. Василько следит за его полетом.
Кажется молодцу, что и сам он мог бы, как эти птицы, подняться ввысь и так же зорко смотреть оттуда на бор, на реки чистые, на озера полноводные. Бор напоминает Васильку погост на Мшаге, возделанные нивы и луга вокруг, темные пятна только что спаленных огнищ… Домница под горой, у реки. Шумит печь от дутья, сухая руда на пылу отдает железо. Дед Левоник у наковальни. Василько улыбнулся, вспомнив Левоника. Вот он, как игрушку, выхватил из печи полупудовую крицу. Блеск вокруг, золото искр. И кажется Васильку, что краше и привольнее, чем свой, нет края на свете.
А места, где идет войско, низки и болотисты; здешние болота рудою богаче, чем на Мшаге. "Поставить бы домницы, - думает Василько. - Большие, на дутье в два меха. Не диво, если б пудовая крица легла на наковальню. Мало обжиты здешние места, а ну-ка иначе… Не сказать, сколько кричного железа варил бы на здешней руде искусный домник".
Звук рога разбудил Василька от дум. Он не понял сначала, зачем трубит рог, но по тому, как всполошился стан, догадался - трубят сбор. Воины спешат к берегу речонки, где на холмике, у старых берез, реет стяг княжий.
На холме Александр Ярославич. Солнце играет лучами на меди бехтерца.
- Терпеть ли нам поругание от свеев? - услыхал Василько голос князя. - Зарятся вороги на Русь, но пусть узнают они силу нашу. В ночь нынче полки достигнут вражьего стана. Не будем ждать, пока свей поднимут головы, начнем бой и будем биться так, как бьются русичи, как деды и прадеды наши бились. Гибли враги от копий и мечей русских и ныне погибнут…
…Когда войско выступало, отрок Савва, которого Александр взял из училищной палаты у чернеца Макария, запыхавшись от быстрого бега, приблизился к князю. С десятком других ратников Савва шел стороною, в стороже.
- К тебе, княже, - сказал он, - карельский князек Тойво прибыл с дружиною.
- Зови князя Тойво!
Солнце играло и играло. Оно скатилось с зенита, и лучи его ярче отсвечивали на зелени деревьев, на примятой траве. Прошло несколько минут. Из-за кустов вновь показался Савва. Следом за ним трое. Передний в кольчуге и шеломе, с коротким мечом у пояса. Он поднялся на холм к Александру.
- Буди здрав, княже, брат мой, - сказал.
- И ты буди здрав, брате-княже, - ответил Александр на приветствие карельского князя. - Не чаял встретить тебя. С какою нуждой пришел к нашему войску?
Князь Тойво приложил руку к груди.
- Прибежали в наши погосты рыбаки-русичи. Бежали они от свеев. От них узнали мы о походе твоем и сказали своему народу: жили мы одной думой с русичами, в дружбе жили, в дружбе с ними и в поле идем…
- Спасибо за слово доброе! Хоть и не время гостей встречать, но по обычаю русскому не пристало стоя речь вести.
Рядом, как скамья, темнеет в траве колода. Костер не потух около. Александр сел, показал Тойво на место рядом.
- Наш народ, - сказал Тойво, - жил всегда в мире с Новгородом. Мы не спорили, вы не спорили. Беспошлинно поднимались наши ладьи по Волхову, беспошлинно вели мы торг на Новгороде и мехами, и воском и всем, чем богата земля наша. Не желаем мы, чтобы свей, разорив земли Суми и Саволакса, воевали Новгород. Падет беда на Новгород, не минует она и Карелу. Сорок воинов пришли со мною. Готовы мы под твоим стягом в поле идти, биться рядом с тобою, искать победу. Не откажи, брате, в той чести, прими нас под свой стяг не данниками, а друзьями.
- Рад твоему слову, брате, - с чувством промолвил Александр. - В трудный час пришел ты, люба и дорога твоя дружба. Осушим чаши на встречу, чтоб и впредь жить нам в мире, как жили, вести торг, как вели, навсегда, нерушимо.
Глава 29
Перед битвой
К вечеру, как сказал Александр гонцу Василия Спиридоновича, большой полк достиг погоста за Мгой. Шли без остановок. Вся кладь у воинов - оружие да сухари. Обозы отстали - скрипят где-то на лесных путинах. Сотники и десятники лаской и бранью подбадривали уставших.
- Скорей, молодцы! Возьми ноги в руки!
От погоста до стана шведов - ночь пути. На месте жилья темнеют головни. От двух десятков изб осталась одна, уцелевшая от огня.
В погосте Александр не велел войску зажигать костров, на еду мешать толокно. В уцелевшей от пожара избе собрались воеводы. Василий Спиридонович сказал о путях к стану шведов, о том, что на пути есть и болота, и топи.
- Свей близко, - закончил он свою речь. - Трудно идти ночью, но жители здешние ведают все тропки, проведут. На устье Ижоры, где стоят свей, тихо. Поспеем к утру, спросонок не скоро они поймут, кто свой, кто чужой.
- Ладно ли, Василий Спиридонович, нашему воинству нападать на сонных, по обычаю ли? - спросил Спиридоновича боярин Сила Тулубьев.
- А как ты велишь, болярин?
- Как положено. Выйдем к ихнему стану, затрубим в трубу и скажем: идем на вас! А перед боем, по старому обычаю, двум богатырям преломить копья. Будет на то воля твоя, Александр Ярославич, - Тулубьев встал и поклонился Александру, - дозволь мне выйти на поединок смертный! Послужу животом Великому Новгороду.
- Дело молвил Сила, - поддержал Тулубьева воевода Божин. - "Иду на вы" - говорили встарь врагам своим князья русские. Издавна ведется обычай тот, от славного князя киевского Святослава Игоревича.
Спиридонович подождал - не скажет ли чего Александр, но так как ни князь, ни ближний воевода Ратмир не подавали голоса, Спиридонович не сдержался, высказал то, что думал:
- Ия, болярин, послал бы гонца к вражьей рати и в трубу бы трубил, - сказал он, - если б не свей, а наше войско переступило чужой рубеж. Но мы на своей земле. Когда вор придет в твои хоромы, болярин, - Спиридонович кинул взгляд в сторону Тулубьева, - велишь ли брать медный рог и трубить: не сплю, мол, хочу схватить тебя, вора, обороняйся! Не трубить нам в трубу перед ворами надобно о себе, а внезапно, всею силой навалиться на стан их и иссечь.
- Правду молвил Спиридонович, други, - подал свой голос молчавший до того Александр. - Не нам трубить о себе перед свеями да звать на поединок ихних богатырей. Непрошеные пришли они, по-непрошеному будем и встречать. Но победу взять нелегко. Многолюднее нас свейское войско; оправятся свей, жестоко будут биться. Что ты молчишь, Ратмир? - спросил Александр воеводу.
- То, княже, - отозвался Ратмир. - Не время говорить со свеями, не время и копья на поединке ломать. Иное и по-хорошему славилось в старину, а нынче оно негоже. Ладен поединок в забаве воинской, но мы не на Буян-лугу, не на забаву пришли - на бой смертный. Свей не страшатся битв, умеют владеть оружием. Помню, говаривал великий Всеволод: "Идешь в поход на день, хлеба захвати на неделю". Не подумать ли нам, княже, как подойти к свейскому войску, всею ли силой начать бой, как молвил Спиридонович, аль не оказывать силу?
- Я навалился бы, - воскликнул Спиридонович. Рассердил его призыв к осторожности, почудившийся в словах Ратмира. - Вели, княже, начать битву моему полку!
- Князь Мстислав Мстиславич Удалой на Калке так-то решал, - будто про себя, промолвил Ратмир. - Выбежал вперед со своим полком и ударил… Устлал поле костями своих воинов, сам еле цел ушел.
- Начать битву большим полком, а полку Спиридоновича быть засадным, - посоветовал Гаврила Олексич.
- Не моему переднему полку, а твоей сотне, Олексич, быть в засаде, - Спиридонович недовольно оглянулся на Олексича.
- Уж не своими ли ратниками без княжей дружины хочешь бить свеев, Василий Спиридонович? - рассердился и Олексич. - Не пришлось бы тебе с позором идти с поля?
И Спиридонович, и Сила Тулубьев, и Гаврила Олексич - все были за то, что нужно поставить засадный полк, но никто из них не хотел стоять в засаде и ждать: понадобится ли в битве его сила? Будь он на их месте, и Александр шумел бы со Спиридоновичем и Олексичем. Громче всех звучал бы его голос. Он желал разбить шведов, изгнать их за рубеж; выступая в поход, давал слово в том Великому Новгороду. Исполнит ли слово - ему, князю, держать в том ответ. Александр верил в храбрость своего войска. Рядом с воинами шел он в походе, знал думы и надежды воинов. "Но чтобы разбить врага, кроме храбрости, нужно искусство воинское, - думал Александр, слушая воевод. - Побеждает не тот, кто, ради храбрости, гибели ищет в битве, а тот, кто, поразив врага, сам жив вернется".
Он вспоминал рассказы отца, князя Ярослава, о выигранных им битвах, вспоминал рассказы Ратмира о сечах, в коих участвовал воевода. Спросить бы и теперь у него совета?.. И спросил бы, но Александр знал упрямый характер витязя; слова не добьешься сейчас у него. Ратмир ждет, что решит Александр, как укажет вести бой. Решит как надо - тогда Ратмигр промолчит, только брови насупит, не домыслит Александр - Ратмир посоветует, что делать. "Ударим неожиданно и возьмем верх. Но явится ли полной победа, если свей сядут в ладьи и бегут? - в голове Александра возникали все новые и новые мысли. - Нет. Сохранив войско, свей, не пройдет и года, как вновь явятся на рубеже"…
- Скоро выступать войску, - прекращая споры, наконец, сказал Александр. И как только заговорил, он ясно представил себе все, что скажет, о чем давно думал и что решил. - В ночь наши полки достигнут свеев, - промолвил и окинул взглядом притихших воевод. - Переднему полку Василия Спиридоновича, вкупе с шелонскими ратниками и ладожанами, указываю - быть правой рукой…
Заговорив, Александр поднялся. Голос его звучал твердо, был полон решимости и сознания, что все сказанное должно совершиться.
- Трудна будет путина тебе, Василий Спиридонович, - Александр предупредил воеводу. - Но к утру, - голос прозвучал жестче, - быть тебе с полком у Невы-реки, правее стана свеев; стать скрытно. Где идти - Пелгусий даст тебе надежных людей, знающих лесные и болотные тропы. Воеводе Ратмиру, - Александр перевел взгляд на воеводу. Ратмир, как и все, сидел молча, но по блеску его глаз, по тому, как он поглаживал пальцами усы, Александр понял: не отвергает Ратмир его замысла. - Ратмиру с дружиной и воинами князя Тойво, - продолжал Александр, - быть левой рукой. Полку левой руки идти дальним берегом Ижоры, поравняться со свейским станом и стать в засаду. Я иду с головным полком; сотнику Устину Иванковичу в головном полку быть впереди, воеводам Гавриле Олексичу и болярину Силе - рядом со мной. Бой начнет головной полк. Пусть думают свей, что тут вся сила наша. А начнет бой головной и будет теснить свеев, Василию Спиридоновичу, по слову моего гонца, выйти берегом реки на поле, гнать свеев от их ладей и бить нещадно. В ладьях, кои близко, рубить днища. Ты, Ратмир, поведешь дружину, когда свей притомятся, когда велю трубить в трубы или по слову гонца моего. Биться дружине первее всего с латниками и полком лыцарским. Так сказал я, витязи, и так исполнить! В битве стоять, не жалея живота…
Первым выступил с погоста полк правой руки. На пути у него болота и топи. Нелегко одолеть их: оступишься с кочки - нога вязнет выше колена.
В походе у Андрейки пал конь. Горевал молодец о потере, но привелось ему шагать с пешими ратниками. Когда начались болота, Андрейка оказался близко от Василька. С завистью смотрел он на привыкшего к лесным и болотным тропам кричника. Будто не топь, не кочки под ногами у ратника, а тропа торная.
Светла и хороша ночь. Тонкий молочный туман, как прозрачная фата, клубится над топями. Низкорослые березы и сосны, облепленные лишайниками, еле подымают вершины над цепкими зарослями серых ивняжников. На кочках зреют бусинки наливающейся морошки, рассыпая зеленый горошек клюквы. По моховищам - и впереди и в стороны - ягодники брусничника.
В эти последние часы перед битвой Андрейка не помышлял об опасности. Почему-то казалось ему, что сейчас важнее всего не потерять из виду Василька. Вспоминался Новгород. В тумане смутно-смутно показалось впереди лицо Ефросиньи. Девушка словно звала его. Андрейка забылся, ступил вперед и… Что с ним?
Почувствовал - ноги вязнут в топь. Пытаясь выбраться на кочку, Андрейка метнулся в сторону. Ноги не повинуются. Засасывает их глубже.
А ничто, кажется, не изменилось вокруг. Мох, кочки, чахлые березы и сосенки, окутанные прозрачным туманом; в стороне, близко от Андрейки, жесткий и высокий ягодник голубичника, за ним зелень осоки и разводье, обрамленное рыжими метелками быльника. Все как прежде, а между тем страшная беспомощность сковала его. Топь засосала по пояс… Он вскрикнул:
- Тону! Падь сосет…
Ушедший вперед Василько оглянулся. Увидев бледное от испуга, беспомощное лицо Андрейки, кричник поспешил на помощь. С трудом удерживаясь на зыблющейся кочке, протянул ратовище:
- Держись, паробче!
С помощью Василька Андрей выбрался на кочку. Когда почувствовал под собой ее хотя и шаткий, но твердый грунт, он, стыдясь за свою неловкость, растерянно взглянул на кричника. Тот усмехнулся:
- Не свычен ты, молодец, ходить по болотинам, - сказал. - На кочки ты, на самые кочки ступай, - поучал он. - А то - и мох зеленый и травка тут, а ступишь - нога как в кашу. Зыбун.
- Спасибо тебе, помог.
Глава 30
Встреча
В шатре Биргера в эту ночь долго горели свечи. Правитель уединился с маршалом войска Тордом Канутзоном. Маршал Торд - невысокий, широкоплечий, с седыми, опущенными вниз усами, принадлежал к высокому роду Сигунда Ринга, последнего короля из Ильфадмов. Он - единственный из рыцарей войска - пользовался правом беспрепятственного входа в шатер правителя. Сейчас, сидя в шатре, Торд откровенно высказал Биргеру свое недовольство задержкой похода.
- Что держит нас в здешних гнилых местах? - спросил он. - Войско покорно твоей светлейшей воле, герцог, но мы пребываем в неведении. Варвары русичи, скрывающиеся в лесах, бродят тайно вокруг стана войска…
- Русичей, кои будут схвачены благочестивыми воинами в окрестных лесах, предавать смерти, - мимоходом, не глядя на маршала, обронил Биргер.
- У нас нет пленников, - сказал Торд. - Схвачен один, но и он у святого отца, духовника вашего, который поклялся, что первый русич, появившийся в войске христианнейшего короля, будет и первым обращенным к истинной вере. Войско недовольно…
- Чем?
- Тем, что воины не находят добычи, которой искали, переступая рубежи русичей. Нет вестей и от рыцаря Карлсона, ушедшего к князю новгородскому.
- Мы не знаем причин, задержавших в Новгороде рыцаря Карлсона, - медленно произнес Биргер. - Но мы выступим, маршал.
Лицо Биргера оставалось неподвижным. Казалось, говорит кто-то другой. Торда Канутзона, как и всех, знавших Биргера, поражало умение герцога скрывать свои чувства. Он жесток, но никто не видал его в гневе; он равнодушен к судьбам окружающих, но казался равнодушным и к собственной судьбе. Между тем едва ли кто лучше маршала Торда понимал, что за бесстрастным, ничего не выражающим лицом правителя скрывается себялюбие - жестокое, хитрое, способное на все. Род Фолькунгов, к которому принадлежит Биргер, в вековой борьбе за королевскую власть между династиями Сверкеров и Эриксонов поддерживал потомков короля Эрика. Когда Кнут Длинный, последний из Сверкеров, изгнал короля Эрика Шепелявого, Биргер прикинулся сторонником Кнута. Во время пиршества, устроенного им для друзей нового короля, Биргер велел своим воинам перебить гостей. Король Кнут бежал, Эрик Шепелявый вернулся в Швецию.
И сейчас маршалу Торду вспомнилось, что Биргер, так же вот, с тем же бесстрастным и холодным выражением лица, с каким говорил о походе, принимал в памятную ночь, приведшую его к власти, друзей Кнута Длинного. Пали жертвами его жестокости ярл Оттар Сигурд, с которым за мгновение до убийства Биргер пил чашу дружбы, ярл Скуле, Смербак Гренеборгский, Инфар Бонде, непобедимый Рольф Гентринзон… Маршал Торд поморщился, вспомнив кровавую ночь, и, чтобы не молчать, так как молчание становилось тягостным, сказал:
- Войско хочет знать день похода, герцог.
- Поход… - Как бы задумавшись на секунду, Биргер концами пальцев прикоснулся к лысеющему лбу. - Завтра готовить ладьи. Займем Ладогу, а оттуда прямыми путями выступим к Новгороду.