- Боярин Федор, коего по воле твоей милости посетил я, говорил со мною…
- Сказал ты боярину, что время мне покинуть Новгород? Увижу ли я князя?
- Да. Боярин сожалеет о краткости пребывания здесь твоей милости и велел передать: ввечеру, как вернется князь из Городища, рад будет он говорить с тобою.
- Благодарение пресвятой деве! - отец Биорн молитвенно поднял к небу глаза. - Счастлива твоя весть, почтенный ольдермен. Вечером ты будешь сопутствовать мне, а теперь иди с миром к делам своим!
В княжей гридне зажгли восковые свечи. Желтоватое пламя их мягко осветило расписанные ярким узором своды, кованые лари в углу, волшебные краски драгоценного ковра, привезенного гостями из Хорезма. Ковер покрывал тесовый пол гридни. Нежная ткань его, напоминающая цветущий сказочный луг, заглушала шаги.
Город окутался сумерками, но теплый весенний воздух был так свеж и прозрачен, что в нем как-то особенно отчетливо и ясно выступали очертания хором. Островерхие шатры звонниц, уносясь ввысь, казались в вечерних сумерках легкими и невесомыми. Город затих. Над лесами, за Колмовом, золотилась заря. Облака поднялись выше и, словно не в силах бороться с разгорающимся блеском звезд, таяли, расплываясь белой паутиной в синеве глубокого неба.
Александр вошел в гридню. Домашний кафтан, надетый на нем, по вороту и полам обшит золотой тесьмой, талию перехватывает золотой пояс. На голове князя - низенький, круглый колпак, опушенный мехом горностая.
- Позови, Олексич, папского посланца, - сказал Александр вошедшему следом за ним в гридню Гавриле Олексичу. - Когда войдет папист - оставь нас; говорить с ним буду один и по-латыни. Пусть тешит он себя думой, что, принимая у себя в гридне, воздаем честь его уму и сану.
Олексич ушел. От горевших свечей пахло воском. Зеленая капля в золотой оправе серьги и драгоценный перстень придавали скромному одеянию Александра великолепие и торжественность. Как будто, принимая папского посла, Александр хотел изумить его простотою обихода своего и в то же время показать богатство русского князя.
Александр владел собой. Ни лицо, ни глаза не выдавали того, что скрывалось в душе. Быстрым умом он легко схватывал мысли других, но сам - и чувства и речь - подчинял своей воле. Он мог вовремя смирить в себе гнев, с невозмутимым спокойствием выслушивал то, что прежде повергло бы его в шумную радость или в отчаяние. Все это явилось к нему вместе с пониманием достоинства своего, ответственности за поступки и слова свои. Желая с глазу на глаз говорить с папистом, Александр надеялся вызвать его на откровенность, заставить полнее открыть тайные стремления свои и цель приезда в Новгород.
Введя в гридню Биорна, Гаврила Олексич, остановись перед князем, почтительно произнес:
- Дозволь, княже, предстать перед тобой отцу Биорну, прибывшему из Рима; мужу зело ученому и мудрому, которого ты желал видеть.
Отец Биорн молча поклонился. Александр немного привстал в знак приветствия, но не протянул руки.
- Оставь нас, воевода! - сказал он Олексичу.
Когда Олексич направился к выходу, отец Биорн с недоумением взглянул на него, потом перевел глаза на князя. Он явно недоумевал: как будет изъясняться с князем варваров? Хотя отец Биорн и владел речью русичей, но не настолько, чтобы передать ею все, о чем хотел он сказать князю. Ольдермена Мундта, сопровождавшего святого отца на княжий двор, хотя любечанин мог облегчить беседу, не ввели в гридню. Но глаза князя смотрели приветливо, губы слегка улыбались. Это ободрило отца Биорна. Подождав, пока закрылась дверь за Олексичем, Александр показал святому отцу на покрытую пушистой медвежьей шкурой скамью против себя, приглашая его сесть.
- Рад случаю, который доставил мне удовольствие беседовать с мудрым книжником римской церкви, - громко прозвучала ласкающая слух латинская речь. Неожиданность латыни в устах князя до того изумила отца Биорна, что он не мог скрыть своего недоумения и растерянности. Молча, словно не понимая, смотрел он на князя. - Что привело тебя в землю нашу, святой отец? - спросил Александр.
Отец Биорн хотя и слышал от Мундта об уме новгородского князя, все же представлял его себе полудикарем, полуварваром. Готовясь к встрече, он пребывал в уверенности, что с первых же слов поразит Александра обширностью своих познаний, умением располагать к себе; пользуясь этими преимуществами, сможет внушить собеседнику необходимость установления главенства католической церкви на Востоке.
- О, я благодарю бога за то, что вижу тебя, король Александр! - торжественно начал Биорн, склонив почтительно голову. - От многих людей слышал я похвалы тебе и твоей мудрости; было бы несчастием для меня, смиренного служителя истинной церкви Христовой, уйти из Новгорода, не познав радости видеть тебя и говорить с тобою.
- Доволен ли ты, святой отец, тем, что видел в Новгороде? - спросил Александр, видимо, тронутый вкрадчивой лестью, прозвучавшей в словах паписта. - Оправдались ли надежды твои?
- О да, король Александр! Любознательность и стремление видеть древний русский город, слава о котором достигла Рима, привлекли меня, и я не жалею о понесенных трудах. Благословение святейшего престола дало мне силы для преодоления опасностей и невзгод путешествия. Ныне я получил доказательства, что величие и красота Новгорода превосходят все слышанное мною раньше о древнем городе Руси. Я увидел наяву то, что выше похвал.
Александр слушал не перебивая. Пристальный взгляд его, казалось, читал то, о чем отец Биорн не договорил, восхваляя Новгород. По лицу князя, полному внимания, улыбке, показавшейся на его губах и как бы поощряющей собеседника к откровенности, отец Биорн видел: Александр ждет от него чего-то большего, чем лесть и похвалы. И все же, зная, что мудрая, подкупающая лесть способна смягчать и жесткие сердца, отец Биорн продолжал свою речь так же восторженно, как и начал. Он стремился рассеять недоверие к себе, придать словам своим задушевную откровенность.
- Верю в искренность сказанного тобою, святой отец, - когда папист умолк, произнес Александр. - Но о другом хочу молвить: ведомы ли римскому патриарху бедствия, какие приняла земля наша от монгольских орд хана Батыя, что кровью и муками своими Русь ослабила силу Орды? Что мыслят о том в Риме?
- Понятны мне слова твои, король Александр, - голосом, полным сочувствия, произнес отец Биорн. - Ты сказал то, о чем неусыпно печется святейший престол и непогрешимый преемник апостола Петра. Римская церковь молит бога о спасении Руси и избавлении ее от плена язычников.
- Так ли это, святой отец? - спросил Александр, не меняя ни позы, ни выражения своего лица.
- Не сомневайся в искренности сказанного мною, король Александр, - ответил отец Биорн, стараясь придать сладчайшую убедительность каждому звуку своего голоса. - С вами наши помыслы и наши молитвы.
- Хочу верить тому, что слышу, святой отец. Право Руси ждать сочувствия себе и помощи от земель западных, но то ли мы видим? Давно ли послание римского патриарха - папы - провозгласило крестовый поход на Русь, как поход против язычников и варваров? Не слабость ли Руси побудила римского первосвященника поднять меч на отторжение исконных отчин наших?
Последние слова Александра смутили отца Биорна.
- Понятны мне горечь и упреки твои, король Александр, - сказал он, придавая выражение скорби своему внезапно потускневшему и опечаленному лицу. - Но что явилось причиной, побудившей покойного папу Григория Девятого издать буллу о возвращении Руси в лоно изначальной апостолической церкви? Злокозненные наветы византийской патриархии… В этом и горе и беды. Уклонившаяся от света истинной веры византийская иерархия ложью и наветами своими ограждает Русь от единения с апостолической церковью, руководимой святейшим престолом апостола Петра, первого епископа Рима. Но святая римская церковь не помнит зла, она несет прощение и грешникам, которые с искренним раскаянием приходят к ней. Нынешний папа Целестин Четвертый доверил мне, смиренному служителю церкви, сказать о том предстоятелям церкви новгородской и светским властителям.
- Принял и понял бы я слова твои, святой отец, если б не имелось доказательств иных дел, - перебил Александр речь отца Биорна. - На прошлом лете нам привелось остановить мечом поход свеев, переступивших рубежи наши; осенью ливонские лыцари захватили Изборск и Псков, разоряют зажития на путях к Новгороду. Это ли помощь нам в бедах и горе? Это ли козни восточного патриарха и заблуждения наши?
- Обида говорит твоими устами, король Александр, - оправясь от смущения, обрел прежнее спокойствие отец Биорн. - Святейший престол призывает христианнейших королей и воинов-крестоносцев не к захвату Руси и отторжению от нее того, что вручено богом, а к помощи и защите ее от язычников.
Александр помедлил. В свете мигающих от нагара свечей лицо отца Биорна и его гладкая, лишенная растительности голова приняли какой-то мертвенный, желтоватый блеск, словно посланец Рима сильнее, чем Александр, болел сердцем о горестях Руси.
- Непонятен мне твой язык, святой отец, - начал Александр и слегка усмехнулся. - Шведский правитель Биргер говорил проще. Здесь, в Новгороде, слышал я от посла его уверения, но не в дружбе. "Если можешь - сопротивляйся! - говорил мне посол Биргера, передавая его слова. - Я стою на твоей земле, пленю тебя и твою землю". Того ли и нынче ждать нам?
- Поход свеев - плод горького недоразумения, король Александр! - горячо, с чувством воскликнул отец Биорн. - Святейший престол осудил то, что совершено правителем Биргером именем христианнейшего короля, - подавив неловкость, вызванную напоминанием о походе шведов, продолжал он. - Но и в горьком плоде есть зерно радости, - последние слова отец Биорн произнес так многозначительно, словно рад был тому, что Александр напомнил о походе Биргера. - Битва на Неве прославила твое имя и возвысила Русь во мнении не только друзей, но и врагов ее.
- А Псков? Захват его Ливонским орденом меченосцев тоже плод недоразумения? - как бы не поняв лести, прозвучавшей в словах отца Биорна, сказал Александр. - Недоразумение и то, что, захватив Псков, ливонские лыцари срубили городки на нашей земле?
- О том я не ведаю, король Александр, не ведаю и того, какие воздвигнуты городки и где.
- Город Копорье в Водской пятине новгородской… Мы защищаем отчины свои, стоя на земле предков, не идем за ее рубежи, а лыцари-меченосцы "защищают" себя на нашей земле… Хочу знать: осудил их римский патриарх или закрыл глаза на то, что совершено ими?
- Я не воин, король Александр, и страшусь осуждать воинов, - отец Биорн благочестиво сложил на груди руки. - Я сказал истину: апостолическая римская церковь скорбит о бедах Руси, принятых от язычников, и молит бога, чтобы отвратил он беды ниспосланные. Пребывая в Новгороде Великом, убедился я, что ни Орда, ни лишения не сломили духа и силы Руси. Складывать ли ей оружие перед язычниками? О том желал бы я услышать слово твое, король Александр. Облекать ли себя в рубища и склонять голову перед ханами и идолами их или поднять меч и изгнать язычников?
- Если бы я спросил совета твоего, святой отец, что бы ты молвил?
- О! Я сказал бы то, что скрыто в моем сердце, - оживился отец Биорн. - Недостойно для христианина склонять голову перед неверными, - торжественно, словно произнося священную клятву, повысил он голос. - Бог вложил силу в твой меч, король Александр, и диавол, предстоящий в личине язычников, силою крестною поражен будет и повержен в прах.
- А жертвы, которые мы должны принести в борьбе, вознаградятся ли они?
- Напрасны сомнения твои, король Александр! Милость божия неизреченна. Готов я к тому, чтобы дать добрый совет, совет друга, и уверить тебя, что святейший престол благословит оружие твое, поднятое против неверных. Благородные рыцари пресвятой девы, христианнейшие короли, коих почитаешь ты ныне врагами своими, придут на помощь тебе, как союзники и друзья, плечо о плечо с тобою будут сражаться они против орд язычников.
Казалось, последние слова отца Биорна поколебали твердость Александра. Он размышлял. Довольный впечатлением, какое произвели его слова, отец Биорн терпеливо, не выдавая ни взглядом, ни движением того, что его волнует, ждал ответа. Восковые свечи потрескивали и дымились. Со двора доносились громкие голоса дружинников. Наконец Александр оторвал руку от подлокотника кресла, приподнял ее, как бы призывая к вниманию, и сказал:
- Слышал я совет мудреца, ради любознательности своей прибывшего в Новгород, или совет мужа, облеченного доверием, который высказал то, что поручено ему высказать?
- Слова мои подсказаны сердцем и желанием добра тебе и земле твоей, король Александр, - приложив руку к груди, мягко и задушевно произнес отец Биорн. - Но при отбытии моем из Рима я слышал их из уст того, кто имеет власть отпускать грехи и повелевать королями.
- И тебе повелено передать их в Новгороде? Так ли я понял, святой отец?
- Я отвечу - да.
- На торгу, если гость предлагает товар, то берет взамен другой товар или серебро, - сказал Александр. - Рука дружбы не ценится серебром; чем закрепятся слова твои, которые я слышал?
- Тем, что дает покой и счастье, - возгласил отец Биорн. - Дружба апостолической церкви и святейшего престола - это дар брату, дар любви и всепрощения.
- Дары приносят сильным, ища защиты их…
- И тем, кто ослабел в немощи, чтобы вернуть в сердца их мужество, веру в силы свои в битве с язычниками, с черными исчадиями ада и сатаны, - ответил отец Биорн.
- Дружба между людьми скрепляется пожатием руки, - заметил Александр. - Дружба между правителями - крестным целованием и грамотами. Какие обещания Рима будут подтверждены грамотами и клятвой?
- Те, что восстановят мир, послужат единству и прославлению церкви Христовой.
Как ни убедительно говорил папский посланец, Александр не верил его искренности. Он понимал, что папист хитрит; за лестными, но ни к чему не обязывающими словами его скрываются тайные намерения, исполнение которых и есть цель приезда его в Новгород. Биорн оправдывал папскую курию, старался доказать непричастность ее к походам шведов и ливонских рыцарей. Не верилось Александру, будто нынешний папа, от лица которого явился посол, искренне намерен оказать помощь Руси в борьбе с ордами Батыя. Но Александр промолчал о том, что думал. Он давно понял, что папский посланец смотрит на него, как на упрямого, но простодушного и недалекого в суждениях князя. Это было по душе Александру, он искусно продолжал начатую игру. По мере того как развивалась беседа, глаза его становились все более доверчивыми, речь звучала спокойнее и, что не могло скрыться от внимания посланца папской курии, Александр спрашивал и говорил не как русский князь, слово которого решает судьбу города, а словно бы лишь из любопытства к тому, что слышит. Последние слова Биорна, казалось, полностью захватили внимание Александра.
- Те, что восстановят мир, - повторил он. - Но какие обязательства должен я возложить на себя, святой отец?
- Прошу позволения объяснить это, - потупив глаза, скромно произнес отец Биорн.
В ответ Александр чуть склонил голову.
- Прости меня, король Александр, если я отвлекусь к некоторым событиям, случившимся давно, но плоды которых мы пожинаем ныне, - начал отец Биорн. - Почти двести лет минуло с той поры, когда христианская Русь, впав в византийскую ересь, откололась от апостолической римской церкви и подчинилась восточному патриарху. Тяжкая кара ныне постигла Русь. О король Александр, не за грехи ли предков, не за заблуждения ли, исповедуемые и ныне церковью русской, обрушилась кара? Страшен гнев божий, но безмерна и милость. Святейший престол и апостолическая римская церковь, служителем которой предстою я, обладают неисчерпаемыми силами, способными защитить Русь, оказать ей помощь в борьбе с ордами неверных.
- Карою ли за грехи мерять беды наши, святой отец? - сказал Александр, не возражая, а как бы высказывая лишь вслух тревожившие его мысли. - Кровь и пепел городов наших - не это ли ослабило силу Орды и остановило руку хана Батыя, занесенную над городами западными?
Отец Биорн глубоко вздохнул, а когда заговорил, в речи его не слышалось больше ни льстивых, ни угодливых слов, какие расточал он, начиная беседу с новгородским князем.
- С грустью и смирением в сердце выслушал я, король Александр, слова твои, будто жертвы, понесенные Русью, ослабили орды хана. Справедливо то, что орды язычников не проникли далеко на запад, но что остановило их? Не жертвы и беды Руси, а отпор истинных сынов церкви Христовой не допустил язычников пройти путями Аттилы, древнего предводителя гуннов. Не чудо ли истинное совершилось? Не знамение ли веры надлежит видеть в том, что крестоносное войско западных христиан рассеяло язычников и гнев божий покарал слуг сатаны! Ныне бог устами святейшего отца церкви, преемника апостола Петра и наместника Христа на земле, призывает вас: изгоните семена ереси, примите священство единой апостолической римской церкви, и милость божия посетит вас.
- Войско хана Батыя ныне в Польской и Угорской землях, святой отец, - выслушав отца Биорна, промолвил Александр. - Польская и угорская рати приняли поражение от Орды.
- Не все достоверно в слухах, которые смутили тебя, король Александр, - прикрывая улыбкой смущение, вызванное словами Александра, произнес отец Биорн. - Временное поражение польского войска Генриха Благочестивого и угорского короля Белы Четвертого не свидетельствует о слабости сил западных христиан.
- Король Бела бежал из своей страны, святой отец.
- Да, но уход короля Белы вызван не поражением, а волей и силой, - произнеся это, отец Биорн набожно возвел очи горе. - Скоро, король Александр, ты услышишь подтверждение слов моих. Ныне хотел бы я знать ответ твой на призыв святейшего престола. Примешь ли ты слова дружбы?
- Обычаи русские не сходны с обычаями западных народов и правилами римской церкви, - ответил Александр. - Наши попы знают свой язык, но мало среди них ведающих латынь; не примет Русь латинской обедни.
- В твоих устах, король Александр, латинская речь так совершенна, что, слушая тебя, я наслаждаюсь и радуюсь. Язык этот звучен и приятен богу, ибо это язык первых христиан, обращенных апостолом Петром. Но снисходя к тому, о чем только что говорил ты, святейший престол оставит Руси ее обычаи; церковь русская, как и ныне, будет иметь закрытый алтарь, двойное причастие, облачения и песнопения, сохранит свой язык. Ключом, который откроет Руси путь к спасению и миру, явится принятие священства и епископов от Рима.
- По обычаям своим Великий Новгород избирает епископа и не примет иного, - сказал Александр.
- Римская церковь не дерзает на установленное издревле право Новгорода Великого избирать себе епископа, - согласился отец Биорн. - Но, избранный по обычаям, он получит рукоположение в Риме.
- Дела церкви решаются на владычном дворе, святой отец. Ведомо ли владыке архиепископу о послании римского патриарха?
- О да, - заверил отец Биорн. - Владычный двор готов принять унию с апостолической церковью и признать главенство папы патриарха над церковью новгородской.