5 августа советские войска освободили города Орёл и Белгород. Вечером этого дня в честь крупного воинского успеха в Москве впервые за два года войны был дан победный салют. С этого времени артиллерийские салюты постоянно возвещали о славных победах советского оружия. 23 августа был освобождён Харьков. Так победоносно завершилась битва на Курской огненной дуге. В ходе неё было разгромлено 30 отборных дивизий противника. Немецко-фашистские войска потеряли около 500 тысяч человек, 1500 танков, 3 тысяч орудий и 3700 самолётов. Битвой под Курском завершился коренной перелом в Великой Отечественной войне.
***
В разгар Курской битвы полковник Шаповалов командовал 178-й танковой бригадой. Вначале его танкисты держали оборону на рубеже реки Пены – перед Ивней. Когда они только прибыли туда Иван Матвеевич был шокирован открывшимся видом.
- Сколько техники и людей задором потеряли! – с горечью выдохнул он.
- Очевидно, - вставил начштаба Саркисян, - танковая бригада легла…
В низине виднелись несколько десятков ржавых танков - в окружении тысяч трупов. Оглядевшись на местности, они поняли, что немцы запустили в мешок наступающих, а потом расстреляли их с окрестных холмов.
- Не надо было быть профессиональным военным, - заметил полковник, - чтобы понять идиотскую бессмысленность нашей атаки.
- К сожалению ошибки лучше видны после поражения…
Они разговаривали сто на вершине небольшого холма. Теперь уже советские танкисты ожидали появления вражеского танкового клина. И не ошиблись: танки пошли в атаку под прикрытием артиллерийского и миномётного огня.
- Сосчитайте, сколько их прёт! – приказал комбриг командирам танковых батальонов.
- Десять "Тигров" и двадцать средних танков.
- Точно звери?
- Да.
- Много, чёрт возьми!
- Вот повезло нам, - выругался начальник штаба, - не могли они рядом пройти…
- В жизни нет ничего случайного, - рассеяно сказал Шаповалов, - всё, что происходит с нами, происходит в нужное время и в правильном месте...
Из-за пыли, поднятой разрывами снарядов и гусеницами вражеских танков, он не видел глубины стального клина.
- По моим наблюдениям, - вставил Саркисян, - вражеские танки идут в атаку медленно, боевая скорость у них не более 10 километров в час.
- Передайте по рации всем танкистам и самоходчикам приказ не обнаруживать себя, а подпускать вражеские танки на дистанцию 200-300 метров и бить без промаха.
- Есть!
По мере приближения свирепых танков к переднему краю его бригады полковнику всё больше тревожила мысль:
- Выдержат ли наши танкисты, смогут ли подпустить их на дистанцию кинжального огня.
Особенно командир беспокоился за 2-й танковый батальон, укомплектованной машинами Т-70 с 45-мм орудиями, ведь среди атаковавших танков двигалось более десятка "тигров".
- Его пушка вышвыривает снаряды со страшной силой и буквально разрывает слабенькую броню. – Со злостью сказал Шаповалов.
- А для них "сорокапятка" - как горох об стену…
- Нам бы, хотя один КВ. - Командир самоходно-артиллерийского полка подполковник Лебедев стоял возле Ивана Матвеевича. – У меня в 41 году случай интересный произошёл. Наш КВ-1 заглох на нейтральной полосе. Немцы долго стучали по броне, предлагали экипажу сдаться, но тот отказался. Тогда немцы зацепили КВ двумя своими лёгкими танками, чтобы оттащить наш танк в своё расположение, и там без помех вскрыть. Расчёт оказался не совсем верным. Когда они начали буксировку, наш танк завёлся.
- Видимо имел место "запуск с толкача". – Вставил Шаповалов, внимательно рассматривая поле предстоящего боя.
- Быть может, - сказал Лебедев и продолжил: - Он потащил немецкие танки в наше расположение. Немецкие танкисты были вынуждены оставить свои танки, и КВ приволок их к нашим позициям.
- В начале войны ему не было равных, - подтвердил Иван Матвеевич, - а сейчас эти проклятые "тигры" появились…
Лебедев связался по радио с командиром батареи СУ-152 и установил, что все самоходки, стоящие на прямой наводке, получили свои цели и ждут их подхода к намеченным ориентирам.
- Бои орлы готовы стрелять. – Доложил он.
- Ждать!
Передний край советской обороны и переднюю линию вражеских танков разделяло теперь не более километра. Артиллерийский и миномётный огонь противника усиливался, несколько снарядов разорвалось вблизи наблюдательного пункта Шаповалова.
- Они уже близко! – доложил встревоженный начштаба.
- Не обнаруживать себя! – рявкнул нервничающий полковник.
- Если они подойду слишком близко, их не остановишь.
- Главное выбить у них "тигры", другие наши снаряды не пробьют их броню…
- Такого в Уставе нет!
- В любви и на войне выигрывает тот, кто не признаёт никаких правил.
Враждебные танки неумолимо приближались. Вот до ближайшего "тигра" уже 800... 700... 400 ... метров. Какими долгими казались эти минуты!
- Открыть огонь из самоходок! - Резко приказал Шаповалов.
- Огонь! – азартно крикнул в шлемофон подполковник.
Прошло несколько секунд, и один за другим прогремели звучные выстрелы из мощных 152-мм орудий. Тут же Иван Матвеевич увидел в бинокль, как башня одного из монстров охватило жадное пламя.
- Попали! – с восторгом крикнул он.
- Готова зверюга… - согласился Саркисян.
Через несколько секунд, когда дым развеялся, танк уже стоял... без башни. Командир батареи СУ-152 доложил, что в результате прямых попаданий подбито ещё два "тигра".
- Молодцы! – похвалил комбриг и приказал: – Огонь из всех стволов!
- Беглым пли! – скомандовал начальник штаба.
Точные выстрелы самоходок послужили сигналом для плотного огня из всех стволов, находившихся в первой линии танковых капониров.
- Не зря мы их тренировали! – удовлетворённо потирая руки, сказал Шаповалов.
- Война – лучший тренер. – Согласился довольный Лебедев.
Этот бой оказался скоротечным. После того как впервые три "тигра" в течение нескольких секунд были превращены хищными самоходками в стальной лом, остальные вражеские танки, как по команде, развернулись на 180 градусов и ушли на свои исходные позиции.
- И мы научились воевать! – весело сказал Саркисян.
- Главное использовать сильные и скрывать слабые стороны наших танков. – Комбриг снова настроился на деловой лад. - Во время боя им так и не удалось подойти к переднему краю обороны 2-го танкового батальона ближе, чем на 100 метров.
- Иначе бы "тигры" перемололи их в труху.
***
Если взглянуть на сентябрьское небо в приднепровских местах – душа возликует. Умытое нежными дождями, оно излучает тепло, празднично синеет, изредка пропуская лёгкие облака и стаи улетавших птах.
- Вот бы забраться туда! - Солдатам так хотелось оказаться в его мирной бездонной глубине, поскольку на земле творилась адская круговерть.
Чадящие стены домов, срубленные осколками берёзы, покорёженная на обочинах техника, учащающие сердцебиение взрывы снарядов и бесконечное движение к Днепру бесформенной воинской массы.
- Противник ещё не успел закрепиться на правобережных кручах восточнее отвоёванного недавно Переяслава. – На совещание у командира 10-го танкового корпуса 40-й армии собрались командиры подразделений.
Генерал Алексеев обрисовал боевую обстановку:
- Нам не хватило плавсредств, чтобы с ходу переправить через широкую реку боевые машины.
Время работало на гитлеровцев, поэтому спешно пришлось захватывать плацдармы доблестью пехоты. Та ожесточённо осваивала землю на правом берегу. Пока наводили понтонные мосты и паромные переправы, в корпусе решили перегруппировать силы, объединив боевую технику в два ударных кулака.
- Своими машинами двинешь так, чтобы немцы винтом покатились домой, – генерал Алексеев на карте показал Ивану Матвеевичу Шаповалову, как должна действовать его группа.
- Понятно!
В сложившейся обстановке командир корпуса решил направить на букринский плацдарм 16 танков и САУ, а также 727-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк. Эти силы возглавил командир 178-й бригады полковник Шаповалов.
- Твоя задача состоит в следующем, - сказал генерал напоследок, - любой ценой закрепиться там и обеспечить переправу основных сил армии.
- Всё сделаем!
Совершив обходной марш, его отряд в течение ночи на 29 сентября сосредоточился в нужном районе. Отряд был переправлен на плацдарм и сосредоточился в районе Трактомирова, где получил приказ совместно с частями 47-го стрелкового корпуса наступать вдоль правого берега Днепра на соединение с отрядом Ковалёва, с тем, чтобы образовать единый плацдарм.
- Не удержим плацдарм, - инструктировал полковник своих офицеров, - сбросит немец нас в Днепр.
- Ох, как тяжело будет его, потом оттуда подвинуть…
С утра 29 сентября противник перешёл в наступление. До двух пехотных полков при поддержке танков атаковали полки 161-й стрелковой дивизии с целью овладеть Великим Букрином. Решительным ударом отряда враг был отброшен в исходное положение.
- Нате - выкусите! – с радостью сказал Иван Матвеевич, осматривая место недавнего боя.
- Двинули немцу под дых… - согласился легкораненый Саркисян.
Плоская равнина разлеглась в удобной излучине великой реки. Повсюду были натыканы воронки и траншеи, валяются неубранные трупы. А посредине торчало громадное подбитое немецкое самоходное орудие "Пантера" - чудовищный обгорелый зверь, покрытый копотью и пятнистой маскировочной окраской.
- Не помогла ему броня! – полковник похлопал ладонью по мощной шкуре.
- А броня не слабая… - вставил начальник штаба.
Машина убийства уткнула свой длинный хобот-пушку в землю и застыла. Из открытых люков, свисая вниз и почти касаясь земли руками, торчали два обгорелых трупа. У одного - чёрное обугленное лицо и светлые, развевающиеся на ветру волосы, другой весь искромсан осколками…
- Стоило попасть в Россию, чтобы найти смерть! – сказал с грустью Шаповалов.
- Не зачем было к нам соваться… - заметил Саркисян.
Накануне немцы были остановлены на этом лугу, прорвалась вперёд только одна "Пантера". Она переползла через небольшую речку, и только тут её прищучили: рядом с железной махиной виднелся невысокий холмик. Здесь зарыли солдата, уничтожившего монстра связкой противотанковых гранат…
- Тихий такой был парнишка! – сказал полковнику закопчённый комбат танкового батальона, первым встретивший врага.
- Тихие бывают самыми геройскими… - кивнул головой Иван Матвеевич и снял шлемофон.
Километрах в пяти от фронта командирский танк наткнулся на большое поле, сплошь уставленное разбитой техникой. Сюда с передовой специальными тягачами трофейные бригады стаскивали разбитые танки, пушки и бронетранспортёры. Среди них были и немецкие машины. Делалось это то ли для ремонта, то ли для отправки на переплавку.
- Металл в военное время был особенно дефицитен. – Заметил Шаповалов.
- Картина впечатляющая. – Сказал начальник штаба бригады.
Толстый металл танковой брони был прошит бронебойными снарядами. Пласты стали разодраны, скручены в спираль или искорёжены, подобно зазубренным лепесткам неведомых цветов. Некоторые танки рыжие - они сгорели, на некоторых видна бурая засохшая человеческая кровь, а иногда лежали изувеченные останки танкистов…
- Ведь в каждом танке, у каждой разбитой пушки погибли люди. – Внутренне содрогаясь, прошептал Шаповалов.
- И у каждого дома остались родные! – поддержал командира Саркисян.
Они знали, что этот памятник смерти скоро исчезнет, переплавившись в другие танки и пушки.
- Придут новые люди и вновь будут направлены в жуткий конвейер войны, - Иван Матвеевич отвернулся от свалки отходов смерти, - работающий непрерывно и требующий всё новых и новых жертв.
- Пока не победим Гитлера!
- Должны победить…
Преодолевая яростное сопротивление гитлеровцев, и отражая в день по нескольку контратак, отряд и части 161-й и 253-й стрелковых дивизий к концу первой декады октября вышли на северо-восточную окраину деревни Ромашки и закрепились на ней.
- Теперь главное удержаться! – настраивал подчинённых Шаповалов.
- Снарядов маловато…
Два дня противник предпринимал отчаянные попытки сбить их с занимаемого рубежа. Однако стойкость и высокое мастерство советских танкистов позволили им удержать захваченные позиции. Вскоре ему позвонили из штаба 40-й армии:
- Товарищ полковник! С вас причитается.
- Что случилось?
- Скоро будет что обмывать…
По секрету, который для Ивана Матвеевича не был секретом, сообщили о грядущих добрых переменах в его фронтовой жизни. А они, эти перемены, пошли, почитай, косяком. Полковника Шаповалова назначили командиром 10-го танкового корпуса. Через месяц торжественно вручили в Кремле медаль "Золотая звезда" и присвоили звание генерал-майора танковых войск.
Глава 9
Пришёл властный сентябрь, а с ним и золотая осень, та осень, что просится на полотно художника, ласковая, задумчиво грустная, непередаваемо прекрасная. Недолго она радовала поздним теплом, зарядили нудные дожди, и люди больше не смотрели на потускневшие деревья, другие заботы одолевали их.
Усталые и мокрые солдаты собрали всё, что могло гореть и вопреки приказу развели слабосильный костёр. Григорий с натугой стянул сырые сапоги и начал сосредоточенно сушить драные портянки на чахлом огне. Костёр мгновенно окружили солдаты из пополнения, шедшие вперёд.
- Каково на фронте? – спросил дрожащий рядовой.
- Скоро поймёшь…
- Всех ли убивают? – продолжил расспрашивать новобранец.
- Новобранцев всегда можно отличить от бывалых солдат. – Сказал с усмешкой младший сержант Кошелюк. - Они суетятся, не находя себе места и предвкушая встречу с фронтом.
- Бывалые же, как только выпадает свободная минута, - поддержал его Григорий, - садятся, поставив автомат между коленями, и расслабляются, отдыхая всеми клетками своего тела.
- Однако они могут собраться в долю секунды, быстро оценить обстановку и, если надо, вступить в бой.
- Мы такие…
Вдруг неподалеку разорвался немецкий снаряд, и певуче засвистели осколки. Один из них, здоровенный и горячий, урча, прошёлся Григорию по спине, вырвал весь зад шинели и, сердито шипя, плашмя упал на снег. Усталый и отупевший от бесконечных боёв он продолжал равнодушно сушить портянку, по-видимому, даже не изменившись в лице.
- Тушите быстрей костёр! – хрипло крикнул Кошелюк. – Немец бьёт на свет.
- Погреться не дадут…
Солдаты стали судорожно разбрасывать ногами горящие сучья, оправданно ожидая нового залпа. Шелехов потрогал поясницу, длинно вспомнил немца и его маму, так как понял, что теперь придётся мёрзнуть. Новобранцы были ошеломлены, испуганы - для них происшествие было диковинным и ужасным…
- Всегда у вас так? – спросил прыщавый солдатик.
- Энто ищо цветочки…
Между тем в боевых действиях наступила ночная пауза. Немцы включили радиорепродукторы, и во мраке украинской ночи громко зазвучала знойная мелодия "Рио-Риты" - модного в предвоенные годы фокстрота. Григорий залез в воронку, но резкий ветер всё время отворачивал полу драной шинели, оголяя спину.
- Чёрт, как холодно! – поёжился он и запахнулся плотнее.
- А если сходить к интендантам, - несмело предложил новобранец, - попросить другую шинель…
- Энти тыловые крысы скорее удавятся, - буркнул Григорий.
На другой день наступление удачно продолжалось. Однако было ясно, что немцы постепенно оправляются от неожиданности, подбрасывают свежие силы. Обстрел с их стороны усилился… К исходу дня Шелехов почувствовал, что заболевает.
- Продуло-таки через дыру в полушубке! – определил он.
Григорий дрожал в лихорадке, зубы его лязгали, как у голодного волка. Видя это, ротное начальство приказало ему отправляться в тыл и отлежаться в шалаше у пушек.
- Идти нужно километров восемь-десять.
- Дойду…
Дорогу он представлял себе весьма приблизительно: шёл по наезженному машинами и танками пути. Вскоре стало совсем темно. Стрельба доносилась откуда-то издали. Зарево осветительных ракет вспыхивало у самого горизонта.
- Я совсем один под усыпанным крупными звёздами небом. - Голова кружилась и болела.
Часто он терял контроль над собою и не понимал, где находится. Сохранялось только осознание необходимости двигаться дальше и не останавливаться ни в коем случае. Когда забрезжил рассвет, на дороге появились трактора с пушками, едущие ему навстречу.
- Счастливое совпадение! – это переезжала вперёд батарея их полка.
Григория посадили на прицеп, укрыли брезентом, а когда приехали на новое место, положили у печки в шалаше.
- Ежели бы я разминулся с вами, - признался он, - то не нашёл бы никого…
- Спи!
- Совсем заблудился, и Бог знает, чем бы энто всё кончилось! – прошептал Шелехов и крепко заснул.
Пушки стреляли, а он выгонял свою хворь, почти улегшись на раскалённую печурку. Через день простуда отступила. Придя в себя, Григорий вылез как-то утром на запоздалое солнышко и, едва успев оглядеться, бросился наземь с криком:
- Опасность!
Со страшным ворчанием прилетел здоровенный снаряд, отскочил от земли и взорвался. Два батарейца, не обладавшие быстротой реакции, которая вырабатывается на передовой, были убиты.
- А ведь они спасли меня… - подумал он с сожалением.
… Следующей ночью Шелехову снилась высокая, по грудь, зреющая рожь. Зелёные волны бесшумно катились по житному полю, и солнечный свет струился в набирающих спелость колосьях.
- К чему такое снится? – гадал он.
После таких сновидений его настроение портилось как погода на улице. Сентябрь оплакивал погибших. Дороги обессиленного Донбасса окончательно разбиты непрерывными дождями и пройденными накануне войсками.
- Заманчивые тропки по бокам дороги ищо больше непроходимы, - подумал Григорий, - так как разминировали только проезжую часть, и несколько ребят, сунувшись с дороги, нарвались на хитро заложенные мины.
Отяжелевшие от прошедших километров солдаты шагали по липкой грязи. Набухшие от неё сапоги намертво притягивали ноги к земле, мокрая одежда сковывала движения. Шли уже несколько суток и через силу бубнили:
- Когда уже роздых?
- Сколько ищо впереди, солдату не положено знать.
Привалами не баловали. Останавливались обычно в населённых пунктах, но не видели ни одного целого. Лишь трубы печей да остатки пепелищ напоминают о существовании здесь до войны деревень. Правда, иногда откуда-то из землянок, подвалов выходили женщины и детишки, реже - старики.
- Тяжело смотреть на энти развалины домов, на рвань одёжи людской. – С огорчением прошептал Григорий. - С какой жадностью набросились ребятишки на котелки с кашей из ротной кухни.
- Что ты говоришь? – переспросил ефрейтор Бугайло.
- Отдыхай…