Всех оставшихся жителей выгнали на большак и погнали на Запад. Ночное небо на востоке, со стороны Орла полыхало и гремело ужасным заревом.
- Как живой щит нас используют, - сказала шагающая рядом с Митей разбитная молодуха.
- Думают, что наши бомбить не будут…
На станции Унеча их погрузили на открытые платформы, перевозящие военную технику. Советские самолёты летали прямо над вагонами, но лётчики видели гражданских, поэтому не стреляли. Так они доехали до небольшого городка в Украине.
- Надо нам Митя возвращаться. – Сказала ему попутчица, которую он уважительно называл Тимофеевна.
- Давно пора…
По пути, угнанные с ними земляки, постепенно рассасывались кто куда. Во время очередной стоянки на пыльном украинском полустанке они тоже шмыгнули в сторону и направились домой. Всю дорогу они проговорили как родные люди.
- Тимофеевна, - спросил женщину Митя, - а Вы как оказалась в нашем госпитале?
- Заболела… - ответила она, не вдаваясь в подробности. – А перед энтим сидела в тюрьме.
- За что?
- Ко мне иногда партизаны заглядывали! – скромно сказала женщина.
- Я тоже чудом выжил! – с гордостью произнёс Митя и рассказал ей свою историю.
- Хочешь послушать, как меня партизаны освободили? – спросила она мальчика.
- Хочу…
- Сидело нас в тюрьме города Суземки человек двадцать. – Начала неторопливый рассказ Тимофеевна. – Среди нас комиссар отряда Дайнеко, которого немцы случайно арестовали и не знали кто он такой. В любом случае нас готовились расстрелять, и партизаны решили отбыть пленников.
Митя слушал внимательно, вяло переставляя босыми ногами. Они уже прошли порядочный кусок пути, и у него почти не оставалось сил.
- Их разведкой было установлено, что бдительность гарнизона Суземки днём особенно принижена, немцы привыкли, что партизаны действуют только по ночам. Двоим партизанам связали за спиной руки и повели в комендатуру. Из конвоиров 5 бойцов оделись в форму немецких солдат, а 25 партизан-конвоиров нацепили на рукава полицейские повязки. Энтот отряд среди белого дня вошёл в Суземку и двинулся по центральным улицам. Жители с сочувствием смотрели на пленных и были уверены, что их ведут на казнь. Когда отряд вошёл во двор комендатуры, вся группа ворвалась в помещение, расстреливая всех, кто находился в комендатуре. Убили начальника полиции Богачёва, 10 немцев и 32 полицейских, а нас освободили.
- Повезло! – сочувствующе сказал Митя.
- Не то слово… нас в этот день должны были отправить на расстрел в Середину Буду. – Равнодушно сказала женщина. – Только я с партизанами не ушла. Лечится пошла в госпиталь, а дальше ты знаешь…
Так разговаривая, путники за три недели добрались до родных мест.
- Нужно найти гранату! – предложила накануне Тимофеевна.
- Зачем? – удивился Митя.
- Разрежем и достанем тол.
- Для чего?
- Если его развести и мазать твои раны - чесотка исчезнет.
Подросток не поверил, но на всякий случай сделал, как сказала попутчица. Пока они шли назад раны действительно зажили и больше никогда не беспокоили Митю.
***
5 августа 1943 года советские войска освободили город Орёл. Вскоре партизаны соединились с регулярными войсками РККА. В ознаменование больших заслуг перед Родиной Верховный Главнокомандующий отдал приказ о проведении в Орле парада партизан. Он состоялся 19 сентября 1943 года. В параде участвовали делегации почти всех партизанских формирований. Они представляли 60 973 партизан и партизанок, объединённых в 27 бригад и соединений, в 130 самостоятельных отрядов.
Николай в параде не участвовал, хотя до этого честно отвоевал в партизанском отряде почти год.
- Полицаям не доверяем! – открыто отвечали на его вопросы отцы-командиры.
- Да я там два месяца всего служил!
- Не умеет значения…
Подрывать рельсы на железной дороге посылали бывших полицаев, которые большими группами стали переходить на сторону партизан. Число перешедших даже иногда превышало численность повстанцев, что вызывало определённые опасения. Полицейские были, в основном, из военнопленных и "окруженцев"…
- Командуй Николай своими бывшими дружками! – командир отряда при каждом удобном случае напоминал о службе Сафонова у немцев.
- Какие они мне дружки?
После начала операции "Рельсовая война" немцы окружили в кольцо партизан Новозыбковского района. Партизаны, рассредоточившись мелкими группами и поодиночке, выходили из окружения. Часть из них, засевши в траншею, прикрывала отход своих товарищей. Кончались патроны, и приходилось спешно отступать. Шедший по траншее впереди Сафонова парень предложил:
- Давай поменяемся местами!
- Как хочешь…
Только они сделали это, как случайная пуля сразила его.
- Судьба! – присвистнул Николай.
После соединения партизан с регулярными войсками РККА из бывших полицаев сформировали батальон и бросили под белорусский город Гомель.
- Небось, сладко отсиживались в тылу под оккупацией? – поинтересовался мордатый интендант, выдавший явно бывшее в употреблении обмундирование
- А ты сам попробовал…
Гимнастёрка Коли оказалась с дыркой на груди и в пятнах старой крови. Капитан Щеглов перед форсированием реки Сож сказал выстроившемуся сводному батальону:
- Вы должны доказать, что являетесь бойцами Красной Армии! - Он с ухмылкой посмотрел на ряд разномастных бойцов. - На той стороне немцы, и ваша задача, форсировав реку, занять их позиции.
- Товарищ капитан, а оружие нам выдадут? - раздался неуверенный вопрос из первой шеренги строя.
- Оружие добудете в бою! - Ответ капитана не оставлял выбора: - Кто из вас останется в живых тот и будет зачислен в батальон...
Ночью началась кровавая переправа... Из четырехсот человек в живых осталось всего семьдесят два бойца. Рядового Сафонова зачислили в пулемётчики и выдали станковый пулемёт системы "Максим". Он попробовал поднять его и признался напарнику:
- Хрен поднимешь!
- Тяжеленая штуковина, - первый номер их расчёта отличался редким прагматизмом, - хорошо, что разбирается на несколько частей.
После нескольких выкашивающих боёв изрядно потрёпанную часть отвели в тыл и в разбитых железнодорожных "теплушках" направили под Новую Руссу. Там формировалась 171-я стрелковая дивизия полковника Негоды. Николай полгода воевал в ней, а после лечения лёгкого ранения попал в 383-ю "шахтёрскую" дивизию.
***
Когда Митя Сафонов вернулся в Криницы его семья уже жила в землянке, их хату сожгли каратели, когда забирали в кутузку.
- Сводный батальон! – шутил неунывающий Илья Афанасьевич. - Цельных 18 человек набилось...
- Откуда хоромы?
- Блиндаж остался после прохождения фронта – вот и заселили.
Духота утром стояла такая, что хоть топор вешай. Корову поставили в сарай без крыши – накрыть нечем было.
- По весне построим себе отдельную землянку. – Решили на семейном совете.
Нашли в роще разрушенный блиндаж, построенный немцами в три дубовых наката. Сафоновы понемногу разобрали его и, с помощью коровы, натаскали себе брёвен на землянку. Знакомый дед-печник сложил из кирпича грубку.
- Перезимуете, як короли... – пообещал он и взял сверх оговоренной платы мешок картошки.
- Настоящие хоромы!
Летом 1944 года оперуполномоченные из района объявили, чтобы к осени в землянках люди не жили.
- Приказ, конешно, хороший, но в лес даже по дрова не пускают! – сплюнул старший Сафонов.
- Придумаем чего-то…
- Где брать материал для строительства – эта головная боль не для начальства.
Ночью, таясь, на коровах стали разволакивать ели с дороги на Донаху. Во время оккупации немцы выпилили ели вокруг заброшенной помещичьей усадьбы и, добавив брёвен из леса, с помощью строительного батальона словаков, замостили этот большак.
- Потом в грязи потонем… - подумал Илья Афанасьевич, но каждую ночь отправлялся за строевым лесом.
Только он с помощью домочадцев собрал новый дом, как пришла беда. В донаховском лесу была создана исправительно-трудовая колония на 300 человек.
- Аукнулась мне должность немецкого старосты. – Тихо сказал он жене, когда за ним пришли.
- Неужто они не понимают, - изумилась Авдотья, - ты служил не немцам, а людям?
В лесном лагере отбывали срок "не злостные" полицаи, самогонщики, те, кто попался на воровстве колхозного имущества, неплательщики налогов. Лагерники изготовляли деревянные срубы, повозки, бочки; выжигали древесный уголь и варили дёготь.
- Кто там будет разбираться?
- Отработаешь год и вернёшься домой. – Успокоила его супруга.
Дёготь гнали из бересты, набивая её в керамические сосуды, называемые кубами. Эти кубы, вмазанные в печи, нагревались снизу, из них и вытекал дёготь, так необходимый в хозяйстве. Его использовали для смазки обуви, колёс, качелей, упряжи, повозок, для изготовления лекарств, для отпугивания оводов.
- В углежоги пойдёшь. – Осмотрев нового поселенца, решил косоглазый бригадир.
- А у меня есть выбор?
Углежоги жили в лесу неделями. Они выкапывали большие ямы, набивали их дровами и поджигали. Хитрость состояла в том, чтобы вовремя погасить этот исполинский костёр, закрыть яму дёрном и потушить угли.
- Если закроешь слишком рано – вместо углей окажутся головешки, - учил новичка парнишка, укравший в соседнем колхозе мешок зерна, - если поздно, то будет одна зола.
- Понятно…
Воду носили себе в вёдрах из деревни Воронино километра за два. Наступившей зимой измотанный лесной жизнью Сафонов споткнулся при спуске с крутой горки. Вода из оцинкованных вёдер окатила его с ног до головы. Пока Илья Афанасьевич добежал до тепла, коварная болезнь пробралась в стареющее тело. К вечеру он слёг с высокой температурой, а через пару дней умер от воспаления лёгких.
… После освобождения от немцев на 60 хозяйств в Криницах осталось 12 коров. Весной в хозяйстве Сафоновых приключилась великая радость – отелилась корова. Только вот после отёла не встала.
- Без ветеринара подохнет! - мать послала к нему Митю.
- Как я его уговорю прийти?
- Придумай что-нибудь…
Стоял март 1945 года, снег начал таять – самая распутица. Парнишка был обут в лапти, одет в укороченную топором шинель, на голове – "будёновка". Часа за два с "гаком" дошёл до места. Люди указали, где живёт ветеринар. Вышел из хаты старый мужик, выслушал и сказал:
- Пешком не пойду. Ищи лошадь.
- Кто ж мне даст лошадь?
- Это твои проблемы…
На сахарном заводе, взорванном немцами при отступлении, велись восстановительные работы. На заводе работали военнопленные немцы. Митя узнал у охраны, где живёт их начальник. Пришёл к дому, постучал в дверь, вышла девочка лет десяти.
- Чего надо?
- Позови отца.
Потом появился её отец, офицер: галифе, заправленные в сапоги, нижняя белая рубаха без кителя.
- Чего тебе?
Подросток объяснил, что нужна лошадь, чтобы отвезти ветеринара.
- А как я тебе дам лошадь? Потом, ищи – свищи!
- А пусть солдат со мной едет! - предложил находчивый Митя.
- Ишь ты, какой!
Пока мальчик стоял в коридорчике, с лаптей и онучей натекла на пол небольшая лужа. Появился офицер в кителе и фуражке. Пошёл и распорядился солдату запрячь лошадь в розвальни и отвезти их с дедом.
- Без коровы они погибнут. – Сказал он удивлённому солдату.
Когда приехали, корова была ещё жива. Старый ветеринар сразу определил причину: родильный порез. Дед достал резиновую грушу, "воткнул" в сосок и накачал по очереди каждый из четырёх. Корова подняла голову.
- Вставай кормилица! – подбадривала её плачущая мать.
- Зараз встанет…
Общими усилиями её поставили на ноги, укрыли дерюгой. Ветеринара угостили борщом вместо "магарыча". Солдат сев в розвальни, увёз деда домой, ничего не взяв…
- Бывают же добрые люди на свете! – заплакала от счастья Авдотья, когда бурёнка поправилась.
… В апреле мать послала Митю на базар в Унечу. Здесь находилась швейная мастерская, где шили суконные пиджаки и брюки. Продавали на базаре хлеб, картофель, муку, камсу, зажигалки и табак.
- Продашь яйца и купишь керосина. – Велела расчётливая Авдотья.
- Опять топать пешком?
- Если хочешь, - съязвила мать, - возьми самолёт…
Рядом с торговыми рядами – керосиновая лавка, где, как и до войны, работал высоченный, под два метра, Мендель Аронович Елисеев. Перед приходом немцев Митя видел как он на телеге, запряжённой парой лошадей, проезжал через их село.
- Что, бежишь, жидовская морда? – спросил кто-то.
- А что ж мне, оставаться?! - парировал он и хлестнул кобылку…
Лавка находилась в полуподвальном помещении. Мендель Аронович вместо кружки черпал керосин латунной гильзой от снаряда, опустив три пальца внутрь, а большим пальцем придерживая "мерку" снаружи. Керосина намерил 28 "литров" на 20-ти литровую немецкую канистру из-под бензина. И всё равно – недолив был налицо.
- Так туда же максимум двадцать входит!
Митя указал Менделю Ароновичу на надпись.
- Эти немцы, знаешь, что хочешь напишут!.. - Хмуро ответил тот. - Им только верь!
И, как бы в оправдание, добавил примирительно:
- У вас, деточка – всё своё. А тут: и яички – купи, и сметанку, и сало – купи!.. И на всё деньги надо. Иди с богом…
Глава 7
Старший лейтенант Головатюк выглядел совершенно убитым: от его роты, перед введением в бой насчитывавшей 150 человек, осталось десятка полтора.
- С кем воевать теперь? – думал он, пересчитывая бойцов.
Утром его рота опять штурмовала безымянную горку. Она, по-видимому, имела стратегическое значение, ибо её с диким упорством советское и немецкое начальство старалось захватить.
- Чё в неё так упёрлись? – возмущались выжившие солдаты.
- Пока нас всех не угробят, - сказал Петька Шелехов, - не успокоятся…
Непрерывные бои срыли всю растительность и даже метра полтора-два почвы на вершине.
- После войны на этом месте долго ничего расти не будет. – Потянулся всем телом Генка Шахов.
- Разве что железо с когтями…
Земля была смешана с осколками металла, разбитого оружия, гильзами, тряпками от разорванной одежды и человеческими костями.
- Пару лет тут точно простоит стойкий трупный запах…
- Думаю больше! – сказал Гена и посмотрел на поникшего ротного.
Полчаса назад Головатюк, поднявшись во весь рост и размахивая револьвером, кричал, пытаясь поднять в очередную атаку этот жалкий остаток.
- За мной, мать вашу!
Но его либо никто не слышал в грохоте разрывов мин и снарядов, в трескотне пулемётной, либо делал вид, что не слышит, но так или иначе, никто не поднялся и не закричал вслед за ним "ура".
- Не расстраивайтесь командир, - подбодрил его Шахов.
- Никто не поднялся…
- Почти никого не осталось!
Он и Петя Шелехов входили в те неполные два десятка бойцов, которые сдерживали натиск немцев.
- Тебе легко говорить, – пренебрежительно отмахнулся офицер, - а мне комполка голову оторвёт.
- Дальше передовой не пошлют, меньше роты не дадут! – пошутил Петя.
Головатюк огорчённо махнул рукой и, пригибаясь, побежал в своё временное жильё. Там сидели и пили водку командиры приданных полку пулемётных и миномётных рот. Они заняли большой немецкий дзот, наполовину разбитый. Из-под брёвен обрушенного наката торчала скрюченная рука и подкованные каблуки двух сапог.
- Своего квартиранта никак не достанете…
- Вытащить бедного "ганса" нет никакой возможности, он крепко зажат. – Как бы оправдываясь, произнёс Михаил Соколов и достал третью кружку.
Жили они в таком приятном соседстве уже несколько дней. У дзота, в канаве, лежали ещё шесть "друзей" в зелёных шинелях.
- Чего такой хмурый? – спросил вошедшего изрядно захмелевший миномётчик Соколов.
- Аааа! – скривился старлей и выпил залпом согревающий алкоголь. – Почти вся рота полегла.
- А что с батальоном?
- Почти никого их командиров не осталось.
- Зато скоро станешь комбатом…
Молча, выпили ещё по одной. Пулемётчик Первухин начал рассказывать услышанную историю:
- У меня в роте в начале войны служил красноармеец-пулемётчик Семён Константинович Гитлер, еврей по национальности. Воевал хорошо и я представил его к медали "За отвагу". Написал бумагу, всё чин чином, а меня на следующий день вызывает комдив и громко так спрашивает: " Ты что сукин сын думал, когда представление писал?.. Ты хочешь, чтобы я за отвагу наградил Гитлера?"…
Все выслушали смешной случай, но никто не рассмеялся. Да и повода смеяться, особо не было. На вопрос Соколова, что с ним и почему молчит, Головатюк как-то криво улыбнулся и почти одним рывком выскочил из блиндажа.
- Куда это он? - вырвалось у пьяного Первушина.
Соколов лениво ответил:
- Известно куда. Подымать в атаку. Такова уж доля командира стрелковой роты… Мне, пулемётчику, и то немножечко лучше. Я не подымаюсь первым и не кричу: "Вперёд! За мной!.."
- Я к счастью тоже!
- Как твоя, пулемётная рота?
- Осталось три отделения...
- Что-что?! Три, значит, пулемёта?
- Три "максима". Правда, есть ещё два ручных – "дегтярята".
- И всё?
- Всё, Михаил, всё... Ну, брат, мне пора. Пойду. А ты скажи своим, чтобы поточнее кидали свои игрушки. Давеча одна мина разорвалась в двух метрах от нашего "станкача".
- Может, немецкая?
- Нет, дорогой. Твоя!
- Не может быть! - вырвалось у Соколова, но он понял, что товарищ говорит правду и огорчился.
… В соседней землянке тоже происходили интересные вещи. Начальник Особого отдела части майор Пивоваров пришёл к Геннадию Шахову разгадать странный ночной сон. Тот ради шутки разок похвастался, что является большим экспертом в этом вопросе.
- Я видел во сне часы, на которых было двенадцать часов времени. – Спросил озадаченный майор. - Что это значит?
- Нужно подумать…
После того случая когда Пивоваров пытался "пришить" им дело за дискриминацию командиров Генка решил проучить вредного чекиста. Он глубокомысленно почесал бритый затылок и выдал:
- Часы - это месяц…
- Ну?!
- Время - могут убить в полночь! - "приговорил" Шахов особиста.
Тот в течение месяца не вылазил с КП полка, даже позеленел от недостатка воздуха в полусыром подвале-яме.
- Жив! – радостно выдохнул еле живой майор.
Шутливое пророчество неожиданно сбылось, только коснулось оно его и Петю Шелехова. В полночь 12 декабря 1942 года случайный снаряд разворотил дзот, где они спокойно спали, отправив Петю в госпиталь, а расшифровщика снов на тот свет…