Черный граф - Серж Арденн 9 стр.


Теперь настал черед хохотать, Буароберу.

– Не поверите, монсеньор, он не устает удивлять.

Всем своим видом, Ришелье выказывал явное удовольствие, предвкушая один из увлекательнейших рассказов о великолепном господине Рокане, которые так любил слушать в исполнении гениального Лё Буа. Воодушевленный вниманием министра, потирая ладони, Буаробер начал с большой охотой.

– Не далее, чем на прошлой неделе, Рокан, сговорился с приятелем, одним приором из предместья, вместе поохотиться на куропаток. Господа условились отправиться после вечерни. Но Рокан, как обычно всё перепутав, явился на час раньше. "Но мой дорогой…" – заметил приор – "…мне ещё предстоит отслужить вечерню". На что наш Рокан, не смутившись, ответил – "Вот и славно, я стану вам прислуживать". Приор, будучи, к слову, человеком весьма бестолковым, согласился, полагая, что Рокан снимет, по крайней мере, ягдташ и ружье. Ничего подобного! Тот поднялся на хоры при полной амуниции, да ещё с собакой на поводке!

Ришелье с Буаробером разразились таким хохотом, что секретари кардинала, на сей раз, Вернье и Маршар, прибывавшие за дверью, в приемной, переглянулись.

– В этом облачении, Рокан пропел всю "Magnificat" от "anima mea Dominum", до "Abraham, et semini eius in saecula"!

– Что ж, в наш жестокий век, каждый молится и верует, как может…

Едва отдышавшись, собеседники вновь взялись за вино. Наслаждаясь букетом испанской лозы, Буаробер решил, что наступил благоприятный момент, перейти к его делу. Он искоса взглянул на Ришелье, и, поставив бокал, многозначительно произнес:

– Credo, quia absurdum est…

Кардинал смерил помрачневшего приора лукавым взглядом.

– Вижу, вы желаете вернуться к вашим рассуждениям о совести?

– Именно, Ваше Преосвященство, именно!

– Что ж, извольте. Как вам известно, я стараюсь не нарушать обещаний. Но только помните, чувство вины вещь естественная, но оно проходит также внезапно, как и появляется, если не мешать.

– Непременно учту, Ваше Преосвященство.

Произнес Буаробер, верный своей неизменной любезности.

– Тогда ближе к делу, Лё Буа, слушаю вас.

– Монсеньор, я вижу перед собой великого человека, вы же видите доброго. Именно эти обстоятельства, вынуждают меня просить о принятии справедливого решения.

– Только не забудьте, мой друг, что иногда справедливое решение не самое правильное.

– В любом случае, предательство должно быть наказано!

Кардинал, прищурив глаза, настороженно произнес.

– Осторожнее месье, это серьезное обвинение.

– Опасаться следует тем, кто обвиняет голословно, мне же бояться нечего! Я требую встречи с графом де Вардом, чтобы он назвал мне, в вашем величайшем присутствии, причину, по которой похитил из аббатства Сен-Женевьев, мадемуазель Камиллу Ванбрёкелен?!

– Вот как? Тогда соблаговолите узнать, я ему приказал!

Если бы приор в этот момент стоял, он вернее всего упал бы, после безжалостного и острого как топор палача, возгласа кардинала.

– Но…

– Господин Буаробер, я очень ценю вас и дорожу нашей дружбой! Но дела государства, требуют моей твердости и вашего невмешательства. Поверьте, те, кто принимает политику за состязания в благородстве и великодушии, либо умалишенный, либо притворяющийся им.

Ришелье вскочил с кресла и, сделав несколько шагов, остановился, глядя в окно. Поднялся и Буаробер, вслушиваясь в слова кардинала.

– Мне достоверно известно, господин Буаробер, о ваших приключениях в Брюгге. Как и об этом негодяе аптекаре, дядюшке нашей Камиллы…

Слово "нашей" резануло слух взволнованного приора, не отваживжегося прервать Ришелье.

– …известно всё без исключения. Именно поэтому, я велел де Варду, перевести девушку в надежное место.

Тревожный взгляд, отчасти потерявшего способность говорить Буаробера, заставил кардинала снизить накал.

– Можете не волноваться, с ней обходятся как с принцессой, она не в чем не испытывает нужды и вскоре, если всё произойдет как я хочу, будет на свободе.

– Но, монсеньор, она ведь ещё совсем ребенок!

– Мне кажется, вы преувеличиваете, Лё Буа!

Раздраженно воскликнул Ришелье, как обычно выказав недовольство по отношению к людям, настаивающим на том, о чем, как он полагал, почти, не имеют представления.

– Но даже если и так, даже если ваши слова верны, то речь вовсе не о девчонке, а о том кто в ней заинтересован. Это дело государственной важности, и я настоятельно рекомендую держаться вам от него подальше!

– В таком случае, Ваше Преосвященство, я имею все основания считать себя оскорбленным, и более не нуждаюсь не в дружбе с вами, не в вашей поддержке! Я уезжаю монсеньор, чтобы более не слышать и не видеть того, что так претит моей совести! Имею честь!

Едва нащупав близоруким взглядом дверь, лишившийся от собственной дерзости сил, Буаробер шатаясь, вышел из комнаты. Проводив его сочувствующим взглядом, Ришелье повернул голову в сторону небольшой дверцы, скрытой фламандским гобеленом, откуда появился Рошфор.

– Вы давно прибыли?

Равнодушно поинтересовался кардинал.

– Немногим позже господина Буаробера.

– Значит, всё слышали?

– Да, монсеньор.

Задумчивый взгляд кардинала вновь устремился сквозь каминную решетку, где плясали языки пламени.

– Знаете ли, Рошфор, в сущности, опаснее всех писатели. Ведь нас не сохранят в памяти такими, как мы были на самом деле, нас запомнят такими, как нас опишут. Собственно как и время, в котором мы имели неосторожность жить.

– Вы намерены бороться с ними, монсеньор?

– Я никогда не предпринимаю бессмысленных усилий, граф. Есть мысль получше: я намерен открыть академию, где соберу их всех, облагодетельствую и возглавлю.

1 (прим. авт.) Именно так, Ришелье, предпочитал называть своего друга Буаробера.

2 (лат.) Я верую, потому что это нелепо…

ГЛАВА 11 (105) "Инесс де Лангр"

ФРАНЦИЯ. НОРМАНДИЯ. МОНАСТЫРЬ АМБУЙЕ.

В этой главе, нам с вами предстоит вновь перенестись в Нормандию, в аббатство Амбуйе, где, как вы помните, оставили Инессу де Лангр, виконтессу де Шампо, старшую дочь графа де Бризе и сестру Шарлотты, воспитывающую в обществе нескольких крестьянских женщин, сына Шарля, младенца рожденного от принца крови, графа де Суассона.

Поселившись в небольшом домике, на берегу прекрасного озерца, Инесс, испытывала страдания присущие особе, лишенной прелестей прежней бурной жизни при королевском Дворе. Её привычки, привязанности и привилегии, в одночасье канули в Лету, оставив молодую женщину в положении узницы, брошенной в лапы сонного одиночества, и обреченной на прозябание в неприветливой монастырской глуши. Ко всем бедам, постигшим виконтессу, главным её несчастьем, пожалуй, являлась, старуха Берарда, получившая по повелению приора Туртора, полную власть над мадам де Лангр и её бастардом. И чтобы понять всю тяжесть влияния этой угрюмой особы, мы, как обещали, в нескольких словах, попытаемся довести до вас суть сего мрачного образа.

О таких говорят: она была из тех, кого осчастливила, сделав несчастной, любовь. Женщина, примерявшая венок распутства, вооружившись посохом бесстыдства и отправившаяся в блуд по дороге порока, наслаждаясь сладкими плодами греха, если не в зрелом возрасте, то в старости непременно, становиться ярой поборницей благочестия и морали. Такие особы сбиваются в стаи, ввергая себя в лона церкви, упиваясь собственной добродетелью. Их неистовая одержимость, бушующая всеиспепеляющим пламенем Веры, стоит на страже безгреховности и невинности, взвалив на костлявые старушечьи плечи бремя законника и праведника, обнажившего карающий меч осуждения и наказания. Они добровольно становятся рьяными ревнителями целомудрия и духовности, зорко наблюдая за молодыми особами, попавшими в их поле зрения. И уж если, можно даже сказать на их радость, юное создание не проявит должной безупречности, сия стая ворон, словно завидев падаль, слетается на пир попранной нравственности, и из чувства сострадания и справедливости непременно прикончит "недостойную тварь", заклеймив, а затем, втоптав её в грязь, тем воздав по заслугам, восстановит высшую справедливость. Такие с восторгом взирают на костры инквизиции, уповая на священный огонь, свято веруя, что это единственный путь, привести человечество к праведности и благочестию. Прошлое сестры Берарды было столь же порочно и неизведанно, за исключением изгнания из аббатства Святой Урсулы в Эксе, сколь настоящее безукоризненно праведно, что очевидно и диктовало неприязнь настоятельницы приюта, к особам подобным виконтессе де Шампо, обладающей качествами и надеждами, безвозвратно утраченными старухой урсулинкой.

И вот, в один из дней, как в любом из монастырей, словно две капли воды похожем на предыдущие, сразу после утренней молебны, сестра Берарда, в сопровождении двух дебелых монахинь, приблизились к домику занимаемому госпожой Инесс. Бесцеремонно, словно хозяйка жилища, урсулинка со свитой, вошла в просторную комнату, где после молитвы, трапезничали виконтесса в компании трех женщин, деливших с ней кров. Остановившись посредине комнаты, Берарда обожгла сидевших за столом гневным взором, провозгласив:

– Мадам де Лангр! Я недовольна вами!

Угрожающий тон монахини, заставил крестьянок, приклонивших головы перед настоятельницей, удалиться в соседнюю комнату. Инесс поднялась со скамьи, с вызовом глядя в глаза властной посетительнице, желающей, во что бы то ни стало, сломить девушку, заставив подчиняться своей воле. Урсулинка властно произнесла:

– Я приказала вам являться на богослужение в часовню Святой Маргариты! Только там, вы и ваша прислуга, обязаны возносить молитвы Господу нашему и Деве Марие!

– Но, сестра Берарда, я писала падре Туртора, чтобы он разрешил нам молиться вне святой обители, на что получила милостивое разрешение. Для этого я заказала в Монтвилле вот этот небольшой алтарь. Приор одобрил и освятил его.

Она указала на стоящий в углу комнаты, у стены, за прихваченными серебряным шнуром бархатными занавесками, маленький алтарь, возле которого на складном аналое, меж высоких свечей, лежал раскрытый требник.

Всё, что приготовила Инесс для благочестивых молитв, а также её заверения касающиеся приора Туртора, подействовали на монахиню прямо противоположно тому, чего ожидала виконтесса. Окинув взыскательным взглядом стройную фигурку дворянки, облаченную в довольно скромное, по парижским меркам платье, Берарда воскликнула:

– Я запретила вам носить сии бесовские одежды! Вам следует помнить, где вы находитесь и чей хлеб едите!

– Прошу не забываться, я содержу себя и ребенка, а так же прислугу, за собственный счет, и никому не позволю оскорблять меня!

От дерзости, которую усмортела в словах виконтессы урсулинка, она поменялась в лице, её маленькие, почти исчезнувшие в складках морщин глазки, сверкали неистовством.

– Я полагаю, что знаю жизнь и разбираюсь в людях, от того, что первую половину своего земного пути слишком много страдала, а вторую безудержно молилась. Учитывая сию череду мук и раскаянья, через которые мне суждено было пройти, я имею права сказать, что презираю таких как вы, и будь моя воля…но я слишком многим обязана мадам де Шеврез и падре Туртора, чтобы судить вас по своим законам.

Но кое, что, всё же, в моей власти. Я научу вас покорности!

В неистовстве, сцепив зубы, прошипела Берарда.

– Взять её! Заприте девчонку в подземелье, приносите раз в сутки лишь хлеб и воду! Я вытравлю из вас гордыню и своеволие!

Две дородные урсулинки, схватив за руки изящную девушку, потащили её, следуя за Берардой, в сторону мрачной изгороди приюта. И лишь полоумный Дидье, по собачьи преданный виконтессе, за её доброту, словно уж, на брюхе, прячась за кочки в высокой траве, крадучись направился вслед за старухами.

****

Тем временем, граф де Ферроль, во главе отряда из четырех всадников, прибыл из Савойи в Нормандию, остановив своего взмыленного жеребца у ворот святой обители Амбуйе.

– Эй, там, открывай!

Закричал савойский дворянин, сдерживая ретивого скакуна. За воротами послышались голоса, после чего тяжелая дубовая створка, медленно приоткрылась. Несколько монахов в просторных рясах, показались из-за ворот, с интересом разглядывая гарцующих на лошадях господ в пыльных дорожных платьях. Оглядев с высока служителей Господа, граф воскликнул:

– Мы прибыли из Парижа, по приказу герцогини де Шеврез. Срочно сопроводите нас к Его Высокопреподобию, приору Туртора.

Один из монахов, наверняка, лучше других осведомленный о делах настоятеля с влиятельной парижской особой, приказал отворить ворота и впустить усталых путников на территорию монастыря.

Спешившись, трое савойцев, вместе с графом, сопровождаемые всё тем же монахом, направились в сторону одной из построек аббатства, располагающихся в восточной стороне, возле ограды, за которой простирался сонный яблочный сад. Оказавшись в просторной комнате, где сидя за письменным столом, их встретил приор, месье де Ферроль торжественно произнес:

– Ваше Высокопреподобие, мы прибыли из Парижа от Её Светлости герцогини де Шеврез.

Румяный, круглолицый Туртора, оторвавшись от бумаг, внимательно оглядел, будто сосчитав, всех по очереди господ, явившихся в столь ранний час, в святую обитель.

– Чем могу быть полезен, господа?

Без тени удивления произнес священник, поднявшись навстречу гостям. Ферроль покосился на монаха, препроводившего савойцев в кабинет настоятеля и расположившегося у двери, очевидно ожидая дальнейших указаний приора. Уловив взгляд дворянина, Туртора, обратился к провожатому.

– Ты свободен, сын мой, распорядись, чтобы лошадей господ поставили в конюшню, а гостям приготовили завтрак и комнаты для отдыха.

– Незачем, святой отец…

Резко оборвал его дворянин.

– … мы, по-видимому, вскоре покинем вашу тихую обитель. Так, что не о чем беспокоиться.

Туртора кивнул, подав знак монаху, после чего тот немедленно удалился. Убедившись в том, что кроме священника и людей, прибывших с ним, никто не сможет услышать их разговора, граф произнес:

– Мы явились за виконтессой де Шампо, которая пребывает под сенью благословенного Амбуйе. Нам приказано немедленно доставить её в Париж.

Выслушав незнакомца, приор наигранно улыбнулся.

– Что ж, это вполне возможно, вот только я хотел бы увидеть бумагу, в которой подтверждаются ваши полномочия.

– Вам не достаточно слова дворянина?!

– Ну, что вы, разумеется, вполне достаточно. Я, несомненно, верю вам, сын мой, вот только без бумаги, с печатью и подписью мадам де Шеврез, не уполномочен расставаться с нашей очаровательной виконтессой.

– Печатью?

Искривив губы произнес граф.

– Именно.

– Что ж, думаю, эта печать подойдет?

Он медленно опустил глаза на дуло пистолета, показавшееся из-под плаща. Взгляд священника проследовал в место указанное взором дворянина.

– Что это?

– Это то, посредством чего, в скором времени, придется сменить настоятеля в сем прекрасном монастыре. Надеюсь, на поиски аббата, на столь доходное местечко, не уйдет много времени?

После циничных слов гостя, румянец, пылавший на сытых щечках приора, сменила мертвенная бледность.

– Но, господа…

С трудом вымолвил он.

– Вы правы…

Прервал блеяние священника Ферроль.

– …на выстрел сбегутся братья во Христе, поэтому придется попросту перерезать вам глотку. Маринель …

Отпетый головорез по имени Маринель, в чьих способностях, даже на первый взгляд, не было повода усомниться, выхватив кинжал, сделал шаг в направлении оцепеневшего от страха приора.

– Постойте…

Воскликнул Туртора, выставив перед собой руки, будто желая сдержать напористого савойца.

– …погодите! Её нет в монастыре, как вы понимаете, и быть не может! Ведь монастырь мужской.

– Где она?

Приор, попятившись, упал в плетеное кресло, лишившись сил.

– В полу лье отсюда, находится приют Сент-Маргарит. Управляет им монахиня, сестра Берарда, отдадите ей вот это распятие, и она укажет вам, где девица.

Он попытался достать из-за пояса небольшой оловянный крестик, нанизанный на общий шнурок с крошечными деревянными сферами. Но, от волнения, рука настоятеля дрогнула так, что ненароком разорвала непрочный шнур, зацепившийся за одну из пуговиц его сутаны, отчего шарики забарабанили по вековым плитам древней обители.

– Вот, возьмите. Это служит условным знаком. Получив это, она беспрепятственно выдаст вам девицу.

Проницательно глядя в напуганные глаза приора, Ферроль приняв крестик, передал его одному из молодцов.

– Тюрсо, бери с собой двоих, и скачите в приют. Когда возьмете девчонку, пришлешь за нами Фаличетти. А мы с Маринелем, останемся здесь, со святым отцом, с тем, чтобы помешать ему, проявить неосмотрительность, благодаря которой его уже сегодня смогут принять на Небесах.

В скором времени, три всадника, пронеслись под аркой ворот приюта Сент-Маргарит. Покинув седла, молодые люди, звеня шпорами и бряцая оружием, вошли в распахнутые двери, мрачного пристанища, обители безумия и нищеты, оказавшись под сводами длинного полутемного коридора, где слышались вопли безумных. Устойчивый запах гнили и фекалий, ударил в нос. Продвигаясь по арочному лабиринту, пропитанному человеческими страданиями, напыщенный самоуверенный вид молодцов несколько стух, казалось, утратив цвет и форму, будто тяжелое дыхание святого Назария ударило им в лицо, заставив савойцев насторожиться и взяться за оружие. Из полумрака, на встречу непрошенным гостям, вышла монахиня в черной рясе и такого же цвета накидке, поддерживающая под руку пожилого мужчину, едва переставляющего, покрытые кровавыми язвами ноги.

– Сестра…

Обратился один из мужчин к урсулинке. Старуха подняла голову, равнодушно глядя на незнакомца.

– …мы прибыли по поручению Его Преподобия падре Туртора к сестре Берарде.

Будто не замечая более вопрошавшего, монахиня, сосредоточив всё своё внимание на несчастном калеке, тихо ответила:

– Там, прямо, дверь.

Не затруднив себя более ни единым словом, она, подхватив за тощие бедра страждущего, обратилась к нему:

– Давай Жослен, давай, смелее…вот видишь, уже лучше…

Следуя во тьме гнусного лабиринта, казалось под наблюдением невидимых и ужасных существ, савойцы вскоре достигли распахнутой двери, где в довольно просторном каземате, под сводчатым потолком, за громоздким бюро, сидела монахиня в досадной черной рясе. Оставив Фаличетти во мраке коридора, у двери, Тюрсо с коренастым молодцом, сжимающим под плащом рукоятку пистолета, вошли в плохо освещенное помещение.

– Сестра Берарда?

Спросил молодой мужчина, пытаясь разглядеть лицо той, кто, уткнувшись носом в лист бумаги, исписанный синими чернилами, что-то невнятно бормотала, направляя неразборчивые слова в черное чрево бюро. Услышав незнакомый голос, урсулинка

подняла глаза, вонзив ужасающий взор в лица незнакомцев. По спине Тюрсо пробежала дрожь. "Такое может присниться лишь в кошмарном сне!" – подумал он, глядя на старуху.

– Вы сестра Берарда?

– Чего вам угодно?

– Мы прибыли за виконтессой де Шампо. А вот это, вам велел передать падре Туртора.

Назад Дальше