3
Казаки пировали три дня. Но невесело было атаманам. Первым двум, потому что бежать предстояло и уже скоро. Да и вторые не слишком веселились: их могли, как собак, на друзей натравить. Да и без ватаг Ивана Кольцо и Богдана Барбоши ослабело бы их войско. Не потому, что они всё и всегда делали вместе! Совсем нет! Но когда была нужда, когда серьёзный враг оказывался близко, казаки выступали одной стеной и почти всегда побеждали. Они хорошо знали: самый добрый веник по прутикам можно разобрать и сломать, а когда те прутики вместе связаны – одной бечевой! – тогда такой веник любой сор выметет из родного дома!
К полудню третьего дня гульба пошла на убыль, тогда сторожевые казаки и доложили своим командирам:
– Струги! Струги! – едва добежав до шатров, закричали они. – Пять штук! Сверху плывут! С пушками и солдатами!
– Неужто дождались? – выходя из своего шатра, спросил самого себя Иван Кольцо. – Это что ж нам теперь – воевать с ними?!
Четыре атамана, натянув шаровары и набросив кафтаны, щурились на ясном апрельском солнце. Уже волновалась вся Барбошина поляна – гудел весь казачий улей! – весть о гостях разнеслась ветром по шатрам и палаткам!
– Коли надо, будем воевать, – отозвался Богдан. – А тебе, Ермак, и тебе, Матвей, так лучше сразу прочь идти. Запятнаете себя знакомством с душегубами ногайцев!
Но Ермак только отмахнулся:
– Я первым за тебя вступлюсь!
– Ну да! – отозвался Богдан. – Царь тебе твои заслуги в Польше не вспомнит! А вот берёзку для тебя придумает да с верёвкой покрепче!
– Типун тебе на язык, Богдашка! – рявкнул на чернобородого товарища Ермак.
Так и подошли они в окружении своих казаков к обрыву. А там у песчаного берега уже чалили к берегу пять стругов. И смотрели на них снизу вверх гости. Настороженно смотрели! Знали, к кому плыли!
– Да не похожи они на царёвых слуг, – сказал Ермак.
– И верно, – подтвердил Матвей Мещеряк. – На царёвых стругах стрелецкие кафтаны да секиры так и пылают! А тут – кольчуги, рубахи да зипуны. Кто бы это мог быть? Казанцы? Новгородцы? И не купцы. Да кто ж?
– Сейчас поднимутся и представятся! – усмехнулся Богдан Барбоша. – Надеюсь, не придется нам их жизни лишать. Очень на это надеюсь! Помоги, Господи…
Вскоре гости в количестве четырёх человек уже поднимались по холму к атаманским шатрам. Казаки поглядывали на них играючи, подкручивали усы. Мрачными были гости – чересчур бородатыми, одетыми в темное, точно Каспия и Азова никогда не видели, на рынках восточных не бывали, а в глуши жизнь свою проживали!
– Точно медведи, – заметил Богдан. – Весна, вот они и выползли на свет Божий…
По рядам казаков пробежал хохоток. Четыре атамана встали в ряд, точно говорили: мы друг за друга, и не бывать иначе! Гости, поглядывая на казаков, остановились на расстоянии от грозных атаманов и поклонились им в пояс.
– Кланяются, да низко – уже хорошо, – бросил Иван Кольцо в сторону Богдана Барбоши. – Коли прибыли бы головы рубить, нас бы кланяться заставили!
– А может, они хитростью нас подманивают, – заметил в ответ Богдан.
– Тсс! – бросил товарищу Ермак. – Дайте людям слово сказать.
– Доброго вам здоровья, волжские атаманы, – сказал старший из гостей. – Мы, видать, во время пира вас застали. Ну так просим прощения…
– Наш пир на весь мир! – уперев руки в боки, сказала Матвей. – И вам чарка достанется!
– Кто такие, люди добрые, говорите, – попросил Ермак. – Если с добром приехали – мы и вас к столу пригласим. Прав мой товарищ: пир наш по случаю великого мира на Русской земле!
– Меня зовут Трофим Кочергин, – представился старший. – А кто у вас за голову будет?
Иван Кольцо и Богдан Барбоша, ставшие вне закона, покосились на Ермака. В нынешней ситуации ему должно было назваться головой. Недавний герой Ливонской войны кивнул:
– Меня зовут Ермак Тимофеевич. Волжский атаман. Я и буду за старшего.
Трофим Кочергин вновь поклонился.
– Мы из Перми прибыли, от господ Строгановых. От Максима Яковлевича, от Никиты Григорьевича и от Семёна Аникиевича. Господа Строгановы, владельцы Соли Вычегодской и многих городов в Перми Великой, и Чусовских городков, и многих владений за Камнем, низкий поклон шлют волжскому казачеству!
– Вон оно что, – вздохнул с облегчением Иван Кольцо. – Издалека вы!
Было ясно: сей приезд никакого отношения к злой воле царской иметь не мог!
– И что же хотят от нас твои хозяева, господа Строгановы? – спросил Ермак.
– А хотят они пригласить волжских атаманов к себе, в Пермь Великую, для защиты от сибирских татар и пелымцев проклятых, которые с татарами на нас ходят. В прошлом году вышли из-за Камня и половину городков пожгли. Солеварни порушили. Людишек с собой увели более тысячи. И мужичков наших, и баб, и детишек даже. А кто противился супостатам, тех не пожалели. Всех вырезали.
Атаманы переглянулись. И казаки уже переглядывались, всё теснее собираясь за спинами атаманов и послов. Горячий шепоток так и шёл по рядам: сибирцы приехали – на службу зовут! Татар бить!..
– А что же царь? – спросил Ермак. – Чего он не помогает своим солеварам?
– Так война же была! – воскликнул Трофим Кочергин. – Какая тут помощь? Царь ещё и от нас служивых людей забрал. А сколько людей погибло на этой войне? Скольким уже не вернуться домой да на прежнюю службу? Обнищала земля наша людьми. Уже и забыли, когда мир-то был! Разве не так?
– Это верно, Трофим Кочергин, – кивнул Ермак. – Это мы знаем лучше других!
– А теперь, когда Русь ослабла? – Строгановский посол глянул на своих и тяжко вздохнул. – И черемисы бунтуют, и татары лютуют, и пелымцы, черти, плоть нашу грызут, – в сердцах признался он. – Житья нам от них нет, от нехристей этих! Царь ведь так и сказал Максиму Яковлевичу: ищи сам себе воинов. И плати им сам! Мы твоему деду и отцу великие милости подарили, теперь твоя очередь добром платить. Вот так. Вот мы теперь людей и ищем! А куда нам плыть? Где людей брать? Не с полей же крестьян собирать, лапотников! Стрельцов не дадут. А кто лучше казаков быть может? Да никто!
– А он прав, – кивнул Матвей Мещеряк. – Лучше нас никого нет! Один казак трёх любых вражьих псов одолеет! А, Ермак Тимофеевич?
– Коли смелость да оружие есть – так и будет, – кивнул атаман.
– Вон, гляди, как судьба распоряжается! – вдруг с вдохновением покачал головой Иван Кольцо.
– Что такое? – спросил Мещеряк.
– Да как – что? – покачал головой Кольцо. – Помилование к нам само в руки просится!
– А ведь и точно, – согласился Мещеряк.
– А Максим Яковлевич платить как будет? – поинтересовался Богдан Барбоша. – Серебром али золотишком?
– Да хошь самоцветами! – всплеснул руками посол. – Камень – он много добра рождает! А Камень, горы наши сердитые, и есть вотчина господ Строгановых!
– Начало разговора есть, – кивнул Ермак. – А теперь к столу, гости дорогие. Мы уже три дня пируем! Думали, пора и честь знать. А тут вы. Но и вам кое-чего достанется!
– Вот и хорошо, – кивнул Трофим Кочергин и обернулся к своим: – А ну, мёд казакам несите! Да побыстрее! У нас мёд и лечебный, и хмельной! На всякий вкус! Наш мёд сам царь-батюшка Иоанн Васильевич жалует! Всякий раз привозить просит!
– Мёд, Трофим, это хорошо! – заметил Матвей Мещеряк и хлопнул гостя по плечу. – А мы тебя и твоих людишек азовскими винами угостим! Тоже добрый напиток! Уж поверь!
Ночью, когда гульба разгорелась с новой силой, Матвей спросил главного атамана:
– Ну что, Ермак, скажешь? Пойдём мы к ним? Или туточки останемся?
Атаманы расположились у костра. Сибирцы решили искупаться в Волге. От реки шёл рёв и плеск. Трещали сучья в огне. Иван Кольцо тоже потянулся к старшему товарищу: его это касалось еще в большей мере! Над ним петля качалась. Царская. И Богдан Барбоша вопросительно взглянул на Ермака.
– На Волге хорошо, особенно после Речи Посполитой. Но земля и впрямь обеднела. А нам такое войско кормить надо, – Ермак говорил с расстановкой, отпивая из чарки вино. – У ногайцев теперь не возьмёшь: они с царём сдружились. Через Каспий в Персию идти? Это людей терять. Да ещё неизвестно, как удача повернёт. А впереди зима! Обленятся казачки от безделья, затоскуют, как волки, выть начнут. И разбредутся по всей Волге искать где теплее – баб пойдут искать. Казакам дело нужно. Рука саблю не должна отпускать. Ворога казак должен чуять и днём, и ночью.
От него ждали и других слов.
– Но это только одна сторона, – точно почуяв настроение атаманов, продолжал он. – А другая ещё хуже. Налей мне чарку, Матвей…
Мещеряк плеснул Ермаку, налил вина и другим атаманам.
– Говори! – поторопил друга-атамана Иван Кольцо.
Именно от Ермака теперь зависело их будущее.
– Мы же знаем, как всё случится, – сказал он. – Пройдёт немного времени, и приплывут сюда царёвы слуги – воров и разбойников Ивана Кольцо и Богдана Барбошу изымать. – Ермак покачал головой: – Да ещё меня заставят оружие из ваших рук взять. Что тогда? На Волге вместе нам не быть. Разбегаться придётся. Вам уходить навсегда отсюда – на Яик, это пока, а то и на Терек. Забыть о Волге и Руси навсегда! И за спину смотреть, потому что за ваши головы ногайцы дорого заплатят! А если все вместе в Пермь пойдём, то, глядишь, и забудет царь прежние обиды. Не такой же он безумец, чтобы защитников своего добра, а добра в Перми и у Камня и впрямь много, ловить и казнить? Зачем ему это? Там вы героями станете. Да и Строгановы – богатые хозяева. Уж если кому и служить, так им! Золотом и самоцветами разживёмся. Вот так я думаю…
– У меня уже сердце иначе забилось! – сжал кулаки Матвей Мещеряк. Налил себе полную чарку. – Как перед битвой!
– И мне налей – до краёв! – сказал ему Иван Кольцо. – Буду сегодня пьяным!
– Так ты и вчера нетрезв был! – усмехнулся Мещеряк.
– А нынче буду очень пьяным! – рявкнул Иван.
– Ну всё, держись, Волга! – наливая товарищу, рассмеялся Матвей.
– А ты что думаешь, Богдан? – спросил Ермак у Барбоши.
– Всё бы хорошо, да одно плохо, – ответил бородач.
– Что плохо-то? – выпив и утеревшись рукавом, спросил Кольцо.
– Строгановы – царские люди, им служить – царю служить. А я царям не служу. Не верю я царям! Слову их не верю!
– Ну да, цари – капризные люди, но так на то и цари! – заметил Иван Кольцо. – Или нет?
– Быстро ты своих казачков-то забыл! – усмехнулся Богдан.
Лицо его освещалось порывами от пламени костра, по губам так и ползала язвительная улыбка.
– Каких казачков? – нахмурился Кольцо.
– Да таких, Ваня! Митьку Бритоуса и Ваньку Юрьева!
– И что с того? – спросил Иван Кольцо.
– Царь нам разрешил ногайцев бить, а в кармане кафтана уже петлю для нас держал. Мы для него и бояр его хитрых – точно разменная монета! Вот что мне не по нраву. Не хотелось бы мне игрушкой в руках царя, да к тому же бешеного, оказаться. Ой, как не хотелось бы!
Ермак задумался.
– Время есть подумать, Богдан.
– А я и думать не буду – плыву! – сказал Иван Кольцо. – А ты, Матвей?
– И я плыву. Даже если Ермак Тимофеевич заартачится!
– А ведь говорил, что до самой смерти со мной будешь? – усмехнулся головной атаман. – На шаг не отойдёшь! А вот коли откажусь?
– А ты не откажешься! – с вызовом кивнул Матвей.
– А вдруг?
– Попробуй! А я погляжу!
– Эх, ты, чёрт мещерский! – рассмеялся Ермак. – Нет, ребятки. Не хочу на боку лежать! Истинный крест! Не хочу на Волге зимы дожидаться, а после в оконце избёнки таращиться и новой весны ждать! Сила во мне так и просится наружу! В мир просится! Битвы хочу! Жить хочу!
– Вот они – слова головного атамана! – рассмеялся Иван Кольцо. – За таким вот мы хоть на край света пойдём!
От берега возвращались накупавшиеся сибирцы, кутаясь в покрывала. Казаки им наполнили чаши.
– Волга ваша хоть и весной, а как парное молоко! – рассмеялся Трофим Кочергин. – У нас покрепче водица-то будет! – Он выпил чарку до дна и присел к костру. – Так охолонит, что мало не покажется!
– Вот и попробуем вашу водицу, – кивнул Ермак.
– Так поедете, стало быть? – с радостью и надеждой в голосе спросил Трофим Кочергин.
Ермак поймал горящие взгляды Ивана Кольцо и Матвея Мещеряка.
– Поедем, – кивнул атаман. – Мы ведь только с войны! Чуть передохнём и поедем. Поплывём!
Перед самым рассветом Богдан Барбоша вошёл в свой шатёр. Закутавшись в покрывала, при свечах, на него смотрела Роксана.
– Отчего не спишь, милая? – спросил он.
– Под ваши-то вопли, Богдашенька? – улыбнулась она. – Рыба в Волге – и та не спит. Ждёт, когда вы угомонитесь… Стало быть, в далёкие края собираешься?
– Может быть, – сбрасывая рубаху и ложась рядом с ней, ответил Богдан.
– А ты обо мне подумал? – тихонько спросила молодая женщина.
– А что о тебе я должен думать? – нахмурился разомлевший и хмельной атаман.
Роксана молнией вскочила на колени.
– Не подумал?!
– Да что случилось-то?
– А ведь и впрямь не подумал, – горько улыбнулась она. – Ах, Богдашенька, ты как дитя бываешь. Наивный совсем, – она провела рукой по его лицу, – хоть и разбойник славный…
Он перехватил её руку в браслетах и кольцах.
– Да говори же…
– Я без тебя остаться не могу, понимаешь это? – спросила она.
– Да почему же?
– Не понимаешь… – Роксана покачала головой, приложила его руку к полной груди. – Слышишь, как сердце стучит?
– Слышу. Ну?
– Боюсь я, Богдашенька. Очень боюсь. Потому что учёная. – Она отвела его руки от груди, приложила к губам, поцеловала шершавую, раскалённую ладонь атамана. – Да переученная… Я ведь баба красивая, за мной сотни глаз следят. Неужто сам не знаешь? Ты просто привык ко мне. Не замечаешь того. При тебе не следят – кто посмеет, а стоит тебе отвернуться? Даже Ванька Кольцо, друг твой, на меня пялится. Глазами ест. А потеряю я тебя, что тогда? Знаешь, что со мной будет?
– Что будет? – глухо спросил бородач-атаман.
– На части меня рвать станут, Богдашенька, вот что. Каждому от меня надо будет! Уедешь – на кого оставишь? Каждый ведь думать станет: а вдруг нет его более, Барбоши? И никто уже не заступится за неё! И теперь она – моя добыча! Ты лучше сразу отпиши: коли меня не станет – Федьке Косому Роксана перейдёт или Гришке Запойному! Или Стёпке Длиннорукому!
– Хватит!
– Нет, не хватит! Я правду говорю…
– Ну так я тебя с собой возьму!
– Куда? В Пермь твою? Под татарские стрелы? Ты меня оберегать будешь или от сибирских татар угодья Строгановых охранять?
– А коли я и то, и другое сумею?
– Вряд ли. Это где ж такое видано, чтобы бояре или князья в чужие страны жён своих везли? Да и не хочу я на Камень ехать!
Она дёрнулась, но Богдан не выпустил её руку из своей. Глядя в её чёрные продолговатые глаза, Барбоша улыбнулся:
– А ты не жена мне. Ты полонянка моя, невольница. Куда скажу, туда и поедешь.
– Пусть будет по-твоему. Пусть, – Роксана кивнула. Он не отпускал её руки, она – его взгляда. – Но сердце моё говорит мне: смерть ты найдёшь там, в чужом краю!
– Врёшь?
– Не вру, – покачала она головой. – Ты же знаешь: сердце моё всегда правду говорит. И я с тобой заодно пропаду. Потому что люблю только тебя одного и с другим быть не хочу. Никогда…
Он потянул её к себе, и расписные восточные покрывала тотчас сползли с её нагого тела. Она и сама потянулась к нему, став податливой, волнующей. Её высокая грудь коснулась его груди.
– Ты лучше меня люби, Богдан, люби, ни на минуту не отпускай! Подберёт ветер – унесёт! И не увидишь более! – Роксана обвила его шею руками. – Что нам река, Богдашенька? Волгу на Яик поменяем. Яик на Терек. Главное – мы вместе. Без меня ты с одним крылом останешься, и я точно такой же калекой без тебя буду. И не летать уже нам! Только сгинуть! Меня ведь наложницей и рабой люди сделали. Не своей волей я такой стала. А любить я умею! И крепче других! Ты сам знаешь это. Люби и ты меня, пока я рядом, и не отдавай никому и никогда. Только любовью и сохранишь меня! А как иначе жить и для чего?..
В этот самый предрассветный час три хмельных атамана стояли у самого обрыва Волги и смотрели на чёрную весеннюю реку. На той стороне исполинами – грядой, драконьей спиной! – поднимались Девьи горы. Гульба позади атаманов шла на убыль. Догорали костры. Четыре дня славной попойки утомили казаков. Голоса звучали уже слабо. И отовсюду доносился тяжёлый храп бойцов.
– Бог мой, как битвы-то хочется! – вырвалось у Ивана Кольцо. – Новых земель хочется! Новых рек!
– В Ливонии мечтал, когда на Волгу вернусь, как поживу в своё удовольствие на родных берегах, – согласился с ним Матвей Мещеряк. – А теперь хоть сейчас готов прыгнуть в струг и плыть на север!
– Ещё круг надо будет собрать, – заметил Ермак.
– Но ты ведь и сам знаешь, что решат казаки, – молвил Матвей.
– Знаю, – кивнул Ермак.
– Они уже всё решили этой ночью! – подтвердил Иван.
Ермак улыбался: поход уже стал вожделенным миражом для большинства казаков.
– А ещё головного атамана выбрать…
– Ну, ты и сам знаешь, Ермак Тимофеевич, кто будет атаманом, – усмехнулся всё тот же Мещеряк.
Ермак взглянул на Ивана Кольцо. Тот задиристо улыбнулся:
– Я бы, конечно, в другое время поспорил с тобой. Да нынче я числюсь висельником у нашего царя! За честь почту, Ермак Тимофеевич, атаман казацкий, за тобой идти!
– Тогда только и остаётся сказать: здравствуй, Волга, и прощай! – глядя на горы, через великую реку, вымолвил Ермак.
Луна сверкала в ласковой и спокойной воде. Серебрилась река. Незаметно текла она во тьме к далёкому Каспию. Мерный шум прибоя под обрывом успокаивал сердце. Две лодки внизу бились друг о друга бортами, поскрипывали уключины. Предрассветная пора притупляла все эти звуки, покрывая всю ширь Волги величественной тишиной…
Часть вторая. Великое завоевание
Глава первая. Империя Строгановых
1
Бывает порода людей: где бы ни рождались они, из какого бы сословия ни выходили – корень их так прочен и силён, что вырастают они подобно тысячелетнему дубу, которому не страшны ни бури, ни холода, ни другие напасти. Леса вокруг полягут, ветер превратит землю в пустыню, а дерево это останется и будет стоять одиноко века. Коли родятся такие люди в царских семьях, то завоюют полмира и взойдут до небес, увидят свет среди чёрного люда и тут поднимут голову, и станут расти не по дням, а по часам. И рано или поздно построят свою империю.
Именно такими людьми были Строгановы.