Радмир уже третий час упражнялся с двумя молодыми парнями из юных во дворике перед княжьей гридницей, где он нашел свой новый дом и новых товарищей. Теперь уже он преподавал молодым парням азы воинской науки. Жизнь при дворе Олега мало чем отличалась от той, прежней, разве что бывалые воины меньше отдавались учебе, они предпочитали настоящую сечу и любили не просто махать мечом. Они привыкли убивать, этому они посвятили всю свою жизнь. Суровые и задорные, болтливые и молчуны, задиры и степенные мужи – все они составляли воинское братство, готовое в любую минуту оказать помощь товарищу, пролить свою кровь за князя и его дело.
– То, что науку воинскую совершенствуешь, молодец. Только давай переодевайся, пойдешь к Свенельду от меня с поручением, и поскорей, дело важное.
Через несколько минут Радмир стоял перед Сбывоем в чистой белой рубахе, держа за узду фырчащего Щелкуна.
– Скажешь молодому боярину, чтобы дружину свою собирал. Всех, кого на постой да к родичам отпущены. Князь, мол, так приказал. Собирает он большую дружину для похода. Новгородцы дружину свою не дали, говорят, мол, эсты да даны пошаливают, опасаются с их стороны нападения да каверз разных. Князь в Новгороде добровольцев собирает, поэтому задержится, и к приходу его все бояре да большая дружина готовы к походу быть должны. Все запомнил?
– Запомнил, слово в слово передам, – и молодой гонец вскочил в седло коня.
– Ну, ступай, другие гонцы в пути уже. Эх, завертелась карусель, скоро польется кровушка, как водица. Война – она всегда не прогулка.
Глядя вслед своему гонцу, суровый рус любовно поглаживал рукоять своего меча.
6
Влетев через распахнутые ворота во двор боярского дома, напугав при этом стоявшую на крыльце дворовую девку, которая только и успела взвизгнуть от неожиданности, посыльный Сбывоя лихо соскочил с коня. Бросив поводья оказавшемуся поблизости мужичку, Радмир поспешно вбежал на крыльцо.
– Коня привяжи. Хозяин-то дома? С порученьем я к нему от князя.
– Нет хозяина-то, кормилец. Уехал он по делам давеча, только завтра поутру быть обещал. Боярышня дома, может, ей передашь вести свои, – схватив брошенные ему поводья, засуетился мужик, услыхав, что прибывший воин посланник самого Олега.
– Кто это там челядью моей командует, как у себя дома? Да шум поднимает, – раздался женский голос из соседней комнаты. – Кого еще там нелегкая принесла?
Светловолосая хозяйка дома показалась на пороге и с гневом в глазах посмотрела на Радмира. Юноша замер на полуслове. Это была она, та самая красавица, которую он не смог забыть с тех самых пор, как впервые повстречал ее на рынке при стычке с Сигвальдом и его дружками.
"Асгерд", – так назвал ее Сувор, один из тогдашних товарищей Радмира.
– Чего тебе, гридь, вы что там, у князя вашего, совсем страх потеряли, в дом врываетесь, прислугу пугаете, небось не враги тут, люди знатные живут, – женщина сурово глядела на Радмира, а тот, словно потеряв дар речи, стоял перед ней с полураскрытым ртом не в силах вымолвить и слова.
Вдруг Асгерд замолчала и взгляд ее потерял прежнюю суровость, а металлические нотки в голосе куда-то исчезли.
– А я тебя помню. Ты тот самый парень, который чуть не спалил меня глазами на рыночной площади, – молодая боярыня усмехнулась, прикрывая рот рукой. – Точно-точно, помню, вы тогда еще с нурманами княжича свару затеяли, а братец мой все это пресек.
Красавица снова прикрыла улыбку рукой, украшенной изящным серебряным браслетом. Ее в очередной раз приятно позабавило смущение молодого воина, которое она читала на его лице.
"А он красив. Высокий, сильный. Даже чем-то похож на Альва", – подумала Асгерд.
Она уже второй год была вдовой, но мужчины, который смог заменить ей погибшего мужа, пока не встретила. Альв верно служил нынешнему князю и погиб в битве с древлянами, сопровождая Олега в одном из его походов в славянские земли. Глядя на этого паренька, Асгерд поняла, как сильно она истосковалась по крепким рукам, по тому сладостному чувству, которое может дать женщине настоящий мужчина. Альв был старше стоявшего перед ней молодого гридня, но когда они познакомились и она из невесты вскорости стала женой, покойный супруг был как раз примерно в таком возрасте, как и этот, стоящий сейчас перед ней молодой красавец. Асгерд отбросила пришедшие в ее голову мысли и, снова приняв суровый облик, спросила.
– Так что ты хотел, воин, и как твое имя? Я же должна тебя как-то называть.
– Радмиром зови, боярыня, княжий дружинник я, с поручением от сотника нашего Сбывоя к брату твоему Свенельду, – голосу парня не хватало привычной твердости.
"Что же такое со мной, почему я перед ней робею?" – мысленно ругал себя юноша, не отдавая отчета в своих поступках и словах.
В его голове в один миг словно пронеслась вся его жизнь. Детство, друзья, хазарский набег, смерть близких и, конечно же, его старая любовь. Но тогда он почему-то
не испытывал ничего подобного. Зоряна с ее простой полудетской красотой не шла сейчас ни в какое сравнение с этой величавой, светловолосой женщиной, красота которой так поразила Радмира еще при первой встрече. Зоряну он быстро забыл, как только сердце его наполнилось той болью, которую он испытал при потере своих близких. Да и Зоряна недолго горевала по парню. Молодой рус Чеслав стал новой ее страстью, которой она отдалась всей своей душой. Сейчас Радмир стоял и смотрел на стоящую рядом, но в тоже время такую далекую недоступную для него женщину, и в его горле словно застыл комок.
– Брата нет. Он завтра обещал быть. То есть приедет завтра.
Радмиру показалось, что голос Асгерд дрожит. Но, тут же устремив свой взгляд в сторону, женщина снова приняла гордый и величественный вид и сурово сказала.
– Можешь передать свое поручение мне, а я скажу о нем брату, а нет, так ступай и приходи завтра. Если хочешь, – женщина вновь смутилась, осознав, что она только что назначила новую встречу так приглянувшемуся ей парню.
– Да-да, я завтра, завтра приду. Прости, боярыня, что потревожил тебя и людей твоих, – Радмир попятился задом, кивая головой, – Завтра приду обязательно, к брату то есть.
Оказавшись на улице, молодой дружинник вздохнул полной грудью, переводя дух. Наедине с хозяйкой дома он потерял все свое самообладание и теперь испытал настоящее облегчение.
– Коня веди, – крикнул Радмир местному мужику, вскочившему при виде гридня с низенькой деревянной лавки.
Тот поспешил привести Щелкуна, который, увидев хозяина, ткнулся ему мордой в лицо.
– Ну чего ты, дурашка, всего меня перемазал слюнями своими, – ласково потрепав своего питомца за шею, произнес юноша, – Пойдем, завтра нам тут быть велено.
Не садясь в седло, а ведя жеребца на поводу, Радмир вышел за ворота.
– Стой, гридь. Дело у меня к тебе, – услышал замечтавшийся юноша грубый окрик, раздавшийся у него за спиной.
7
Ветки костра сухо потрескивали, и легкий дымок поднимался вверх, растворяясь в потоках прохладного ночного воздуха. Запах жареного мяса приятно щекотал ноздри и вызывал острое чувство голода. Брошенное в костер новое полено подняло над ним небольшой столб из искр, которые, разлетевшись в стороны, исчезли в ночной темноте.
Все четверо сидели у костра в предвкушении долгожданного ужина. Троих из тех, кто его пленил, Кнуд видел впервые. Бородатый, русоволосый, с курносым, слегка рябым лицом мужик внешне напоминал кривича, его звали Заруба. Двое других, судя по говору, были из мери. Их имена были труднопроизносимы для нурмана, но все окружающие называли их Позеем и Учаем. Эти двое были чем-то похожи друг на друга, и Кнуд сделал
для себя вывод, что они братья. Старший из этой парочки, пухлощекий здоровяк с могучими плечами и толстой шеей, сидел сейчас на расстеленном на траве потнике и резал острым ножом здоровенную краюху хлеба. Второй мерянин, помоложе, был худощав, жилист, и, глядя на его тренированное тело, можно было сказать, что он не простой деревенский мужик, а воин. Неподалеку, освещаемые светом луны, паслись стреноженные кони, перебредавшие с места на место в поисках новой порции свежей и сочной травы. Третьего мерянина, Челигу, Кнуд знал довольно неплохо. Хитрый и услужливый слуга Страбы, выполнявший для него особые поручения, был знаком большинству людей, находящихся в услужении у боярина. Его знали все, но в тоже время никто не знал о нем ничего. Он не жил в боярских хоромах, а значит и не был его челядником. В гриднице, где жили дружинники боярина, он тоже никогда не показывался, хотя, судя по повадкам и выправке, Челига был воином, и к тому же неплохим. В то время, когда они жили в лесу в ожидании предстоящего покушения на князя, Челига приходил несколько раз с поручениями, но общался он только с Сигвальдом наедине. Одним словом, пленивший его прислужник Страбы был для скандинавского наемника человеком-загадкой.
Кнуд попробовал пошевелиться, но связанные в запястьях руки затекли настолько, что каждое движение причиняло боль. Ноги у нурмана были свободны, но это не особо облегчало его страдания. Пленный попробовал размять одеревеневшие пальцы, это принесло некоторое облегчение. Ему все было понятно без слов. Страба послал за ним этих людей, чтобы вернуть свое напрасно потраченное золото и убрать ненужного свидетеля. То, что его не убили сразу, наводило на мысль о том, что сперва Страба желает его допросить на предмет того, не поведал ли Кнуд кому еще тайну покушения на киевского князя.
"Эх, если бы не нога, – подумал нурман о своей ране, которая после того как он попал в плен, снова напомнила о себе, – может, и удалось бы от них уйти".
Наконец-то ужин был готов, и вся четверка принялась насыщать изрядно опустевшие за время преследования пленника желудки.
– А что в мешке-то у него? – как бы невзначай спросил у сразу же насторожившегося от этого вопроса Челиги старший из братьев. – Вроде звенело что-то.
Когда преследователям удалось связать бывшего дружинника боярина Страбы, именно Позей первым снял с пленника его мешок и заподозрил, что в нем не только еда и одежда. Челига тогда буквально вырвал у старшего мерянина дорожную суму нурмана и лично осмотрел ее содержимое, не показывая остальным.
– Пленник и все его вещи – мои, – ваше дело было его поймать и доставить туда, куда я скажу. Тебе за это платят, Позей, а не за то, что ты задаешь лишние вопросы.
Челига, произнося эти слова, невольно поправил висевший на поясе меч, и это движение, безусловно, не осталось незамеченным для всей оставшейся троицы.
– Да я что, я ничего. Так, интересно просто, на какую дичь столько времени охотились.
– Так, может, правда есть там что полезное, может, скажешь, что прячешь, – поддержал своего старшего брата младший мерянин. – В самом деле, столько по лесам рыскали, жизнью рисковали, а плата-то не больно уж высока.
– Сказано тебе, не суй нос куда не следует, а то я тебе его отрежу, – сурово произнес вконец разозлившийся Челига, сделав угрожающий жест ножом, которым только что резал приготовленную на ужин дичь.
Учай только пожал плечами и снова принялся за еду. Они с братом давно уже знали Челигу и, признаться, немного побаивались этого таинственного вояку. У него всегда водились деньги, и порой не задумываясь, он мог пустить в ход свой нож, которым пользовался даже чаще, чем мечом, всегда висевшем на поясе. Несмотря на то, что оба брата тоже были парнями не робкими, их основным оружием были топоры да луки, они не владели мечом, а были простыми татями, готовыми за достойную плату пуститься в любую авантюру. Челига часто нанимал Позея и всегда платил пусть не очень большую, но все же приличную плату за его неприглядную и грязную работу.
– А ты чего тут расселся, или тебе тоже мало платят? – зло прикрикнул Челига на молчавшего все это время Зарубу, – иди вон лучше пленника проверь. – Вдруг развязался, так не успеете глазом моргнуть, он вам тут всем глотки перережет.
– Пожрать не дадут, – недовольно проворчал вечно угрюмый кривич, поднимаясь со своего насиженного места.
Он молча обтер жирные руки о траву и отправился к тому месту, где лежал связанный Кнуд.
– Все заканчиваем, теперь всем спать, ты, Позей, сторожишь первый, – и Челига, расстелив на земле свой толстый плащ, начал устраиваться на ночлег прямо под открытым небом.
Через несколько минут все, кроме часового, уснули.
8
Кнуд проснулся от резкого окрика. Он открыл глаза и, приподнявшись на локтях, увидел промелькнувшую возле костра тень.
– Там же куча монет, золото, – кричал Позей. – Мы можем все это поделить, и тогда мы будем купаться в роскоши всю оставшуюся жизнь.
Старший из братьев мерян стоял перед разбуженным Челигой сжимая в руке нож. Слуга Страбы держал в руках сумку Кнуда, в которую, пока он спал, успел слазить предприимчивый и любопытный Позей. Меч Челиги, отброшенный ногой его противника, лежал в стороне, и поэтому в руках у боярского слуги откуда ни возьмись появился нож. Разбуженные криками Учай и Заруба вскочили со своих нагретых телами мест и спросонья пытались осознать, что же происходит. В глазах у Челиги сверкнула злая усмешка, и он, не дожидаясь пока Позей предпримет следующий шаг, ударил его тяжелой сумкой по руке. Монеты в мешке звякнули, мерянин выронил нож, а Челига со змеиной быстротой выбросил вперед свою вторую руку. Сверкнула сталь, и длинный клинок обагрился кровью. Позей с искривленным от боли лицом упал. На секунду все остальные с ужасом застыли на своих местах.
– Брат! Ты же брата моего убил! – не веря в происходящее, закричал младший из братьев.
Челига не торопясь поднял лежавший в стороне меч и, обнажив его, повернулся лицом к Учаю, который, в свою очередь, схватил топор и бросился на убийцу брата. Тот сумел уклониться от атаки и попытался достать противника мечом, но молодой мерянин тоже был не новичком в воинском деле. Он ловко увернулся, и оба недавних соратника, ставшие теперь врагами, принялись молча кружить по поляне, выискивая слабое место в обороне врага. Челига был удивлен прыти молодого бродяги, которого он по совету старшего брата взял на это дело. С Позем Челига не раз прокручивал свои темные дела, а вот Учая использовал первый раз. Так легко расправившись со его здоровяком-братцем, который отяжелел и стал слишком неповоротлив в последнее время, Челига почувствовал,
что сейчас ему может прийти конец – противник его слишком быстр.
– Может, договоримся? – тяжело дыша, спросил главарь перессорившегося воинства. – Тебя кто же так ловко биться научил?
– Не договоримся мы с тобой, собачий сын, – зло скрежеща зубами, произнес молодой мерянин. – Ты брата моего убил, – он дышал ровно и был все так же быстр, как и в начале схватки. – А биться меня нурманы учили, была у нас в деревне парочка залетная. А для нурмана топор – любимое оружие. Бог их Торя больно уж это оружие любит, – исказив имя скандинавского божества , произнес Учай, потрясая своим топором.
Челига продолжал пыхтеть и, опустив меч, словно совсем выдохся, указав в сторону Кнуда, произнес:
– Вон тоже нурман, только топора у него нет.
Простоватый Учай повернулся в сторону пленника, не поняв подвоха. Челига, усталость которого оказалась напускной в тот же миг прыгнул вперед и сделал длинный выпад. Меч его вошел в грудь врага по самую рукоять.
– Дурак. Махать топором – это только полдела, побеждать нужно еще и головой, – и провернув меч в ране, Челига с силой вырвал его из тела осевшего наземь врага.
Он был горд собой. Он сумел победить молодого и сильного противника использовав не только свою силу и опыт. Он был хитрее, поэтому до сих пор жив, а поверженный враг валяется у его ног. В этот момент что-то больно врезалось ему в спину. Как он мог забыть про оставленного без внимания кривича. Челига, повернувшись, опустился на колени и посмотрел на своего убийцу.
– Ты не понимаешь, кто стоит за мной, тебя теперь за это золото из-под земли достанут и в пыль сотрут.
– Ты бы поменьше людям слов гадких сказывал. А то кричишь вечно, да обидеть доброго человека норовишь, – Заруба со спокойным видом вытащил из тела Челиги свой простенький нож с костяной ручкой и широким кованым лезвием, который он мгновенье назад ловким броском метнул в спину своего подельника. – Хоть и платил ты нам, да не больно я любил тебя.
Заруба спокойно приподняв голову Челиги, полоснул его ножом по горлу, как будто свинью, а не человека резал.
– Этих, правда, я тоже не больно любил. Дурные они какие-то, бешеные, – имея в виду погибших братьев – мерян, продолжил свой монолог Заруба. – Так что мне их тоже не жаль. А золотишко мне самому теперь сгодится. А то, что кто-то искать меня станет, так ты же сам говорил, что про нас, наймитов своих, никому не сказывал, как и нам про того на кого сам батрачишь. Искать вот его будут, нурмана беглого, ведь он золото украл. Мне нурман этот плохого не сделал, так что пусть живет, да и вас когда найдут, на него подумают, а я тем временем далеко уж буду.
Сказав это, Заруба побрел к коням и через некоторое время, забрав коней и мешок с золотом, исчез для Кнуда и оставленных на поляне мертвецов навсегда.
– А ведь он прав, – выслушав прощальный монолог уехавшего кривича, подумал оставленный на поляне среди мертвецов нурман. – Страба найдет Челигу и нанятых им мерян. Не обнаружив при них денег, он подумает, что золото забрал Кнуд, и поэтому пошлет новых людей по его следу. Из этого следовало только одно – пока мертвецы не обнаружены и коварный боярин не нанял новых убийц, он – Страба – должен умереть.
Кнуд пополз к мертвецам в поисках чего-нибудь, что помогло бы ему избавиться от опостылевших тугих пут, стягивающих его руки.
Глава пятая
1
Его звали Горемысл. Тучный, невысокий коренной варяг из родовитых бодричей, он стоял перед Радмиром и смотрел на парня свысока. Рядом с разодетым в богатые одежды почтенным мужем стояла парочка слуг, облаченных в менее дорогие, но тоже вполне приличные наряды. Оба сопровождающих варяга были вооружены короткими мечами, кроме того у них на поясах висели дорогие кинжалы. У самого Горемысла на поясе висела длинная кривая сабля, изготовленная восточными мастерами, ножны и рукоять которой были отделаны драгоценными камнями и оторочены золотой насечкой.
"Не оружие, а украшенье бабское, – подумал Радмир, бросив взгляд на саблю окрикнувшего его варяга. – Как с таким воевать-то? Разве что враги от блеска тех каменьев зрение потеряют".
На шее престарелого красавца висела золотая цепь толщиной с большой палец, которую он то и дело теребил своей левой рукой. Правую грозный воин держал на рукояти своей драгоценной сабли. Радмиру Горемысл был немного знаком. Он не раз видел его при дворе юного княжича, и по словам более старых вояк, вроде Сбывоя, сей почтенный муж был когда-то неплохим воином. Но с годами этот богатырь отяжелел, обленился и чаще вел светские мудреные беседы да торговлю, пополнявшую его богатства и приумножавшую владения, полученные им еще от самого Рюрика.
Радмир отвесил собеседнику почтительный поклон.
– Чем обязан, боярин, что за дело у тебя ко мне?