– Да вот спросить тебя хочу, что ты тут, возле этих хором, крутишься? Какие у тебя тут дела могут быть?
– Не серчай, почтенный господин, дела те не мои, а княжьи. А делиться теми заботами, которые меня сюда привели, мне не велено. Кому надобно – о том поведаю, а тебе не могу.
Радмиру сразу не понравился этот напыщенный боярин, своим поведением и манерой общения напоминавший ненавистного Страбу.
– Совсем гридь княжья от рук отбилась. Не чтит мужей уважаемых да почтенных. Вот я возьму, да и княжичу нашему пожалуюсь, что грубишь ты да старшим почтения не кажешь.
– Воля твоя, боярин, жалуйся, только я тебе все одно ничего не скажу. Ты хоть и муж важный да знатный, а мне все равно не указ. Мне князь наш – голова, командиры и вожаки наши дружинные, перед ними и ответ держать.
– Ты смотри, какой наглец, ну я тебе припомню, – взбешенный ответом парня Горемысл топнул ногой. – Попомнишь меня еще, точно все Игорю расскажу, смотри у меня, а здесь, возле хором Свенельдовых, я тебя чтобы больше не видел, а то…
Радмир не дослушал последних слов знатного варяга, потому что мгновение назад вскочил в седло и уже вовсю мчался доложить Сбывою, что не смог выполнить его волю.
"Чего это пузан этот ко мне пристал, – думал Радмир, въезжая в ворота княжеского двора. – Всем им слова ни скажи, только поклоны бей да угождай во всем".
Сбывой, услышав отчет от своего гонца, повелел тому завтра с утра снова съездить к Свенельду и дожидаться там его возвращения. Про инцидент с Горемыслом молодой дружинник никому не сказал.
Весь оставшийся день и почти всю ночь юноша думал о прекрасной сестре свейского боярина.
2
Они сидели в просторной светлице, в которой со всех сторон были большие окна, на каждом из них красовались расписные резные ставенки. Посреди комнаты стоял широкий стол, накрытый шелковой красной скатертью, вокруг которого суетилась парочка боярских прислужников.
Оба, хозяин и гость, восседали на удобных дубовых стульях с высокими резными спинками. Посреди светлицы между столом и побеленной печной стенкой, служившей для обогрева помещения, лежала огромная медвежья шкура с оскаленной пастью. На столе стояли серебряные кубки с заморскими винами, мясо, дичь, сладкая выпечка и другая, очень редкая по тем временам снедь.
– Знатные у тебя хоромы, боярин и пища у тебя знатная, – обращаясь к хозяину, произнес Горемысл, запивая терпким виноградным вином гусиную ножку. – Даже терем с балконом построил, любо-дорого смотреть.
Тяжело вздохнув, Горемысл потянулся за очередным куском пирога с гусиной печенкой. Страба, сидящий напротив, поглядывал на гостя, попивая вино.
– Так ведь и у тебя, боярин, хоромы-то вроде не хуже моих, мастера-греки строили. Кучу золота, наверное, в них вложил?
– Ох, и не говори, друг, много денег ушло на новые постройки. Много, – тучный варяг озабоченно покачал головой. – А дела-то торговые все хуже и хуже идут, одни убытки от торговли. У тебя-то с этим вроде бы проблем нет, вон я слыхал, недавно ладьи твои от греков пришли, да доверху товаром груженные. Как ты так удачно торговлю ведешь аль у тебя секрет какой? – Горемысл, хитровато прищурившись, с интересом посмотрел на Страбу.
– Какой секрет, просто удача с моими купцами да охрана надежная, вот торговля-то и идет да люди лихие, до чужого добра охочие, на мои товары не зарятся, а кто зарится, тот побаивается. Охрана-то у меня надежная, нурманы да варяги, кто ж с ними сладит.
– Да, дружина-то у тебя славная, и земли на прокорм тебе Рюрик хорошие отдал, говорят, три шкуры со славян твои удальцы-дружиннички дерут? Народец-то, дескать, недоволен.
– На то он и народец, чтобы землю пахать да дружину кормить, а недовольных и укоротить можно. А ты сам-то что так прибедняешься? Дружина у тебя тоже немалая, да и торговля вроде бы неплохо продвигается, а коли денег мало, так вон князюшка наш – Олег – в поход, говорят, собирается. Большую дружину кличет, всех под свои знамена зовет. Садись на коня, собирай дружину да воев из мужичков своих и отправляйся в новые земли. Война нынче – дело самое прибыльное.
– Какая война, стар я стал, на коня-то с трудом влезаю, – тучный гость похлопал себя по круглому животу. – Людей-то я Олегу дам и командиров назначу, попробуй не дай, князь-то наш на расправу лют. Это тебе хорошо, ты при княжиче, он малец еще, ему в бой идти не надобно, да и тебе вместе с ним.
– Ну, а коли стар, говоришь, зачем тебе богатства-то?
– Да как зачем. Прошлую весну жена у меня померла старшая, так вот решил я еще одну жену взять из знатного рода, поэтому и на войну мне никак нельзя.
– А кому же честь такая выпала? – усмехнулся Страба, глядя на незатейливого жениха.
– Асгерд, сестре Свенельда, боярина свейского. А что, и богата, и рода знатного, да и к князю нашему их род приближен. Да и вдовая она, говорят, уж второй год.
– Этот пузатый выскочка – жених Асгерд, – Страба прикрыл рот рукой, чтобы не прыснуть со смеху. – Да она же на него и смотреть не станет.
– А что, роду я знатного, не беден, при княжиче молодом всегда, – продолжал рассуждать Горемысл. – Так я вот и подумал, может, поможешь мне в этом деле. Ты при Игоре, считай, первый знатный муж, не смогут Свенельд и Асгерд отказать, коли ты за меня попросишь да посватаешься, а я век признателен буду, отблагодарю, чем смогу.
Страба начал судорожно рассуждать, как же отказаться от столь неожиданной просьбы, чтобы просящего не обидеть.
– Только вот сомненья у меня есть, – продолжал престарелый жених. – Я тут сегодня поутру к ней домой, к Асгерд то бишь, захаживал, напрямик не сказал, но намекнул, стало быть, а она в ответ ничего. Братца-то её на месте не было. Но вот перед тем, как я к ним в хоромы-то вошел, возле дома паренька встретил из дружинников Олеговых.
Страба с трудом сдерживал смех.
– Что, к невесте твоей уже добры молодцы похаживают, пока ты сватов подыскиваешь?
– Вот именно, чего он там крутился? – не замечая иронии хозяина, размышлял простоватый гость. – Говорит, что по делам княжьим, а каким – не сказал. Да еще наглый такой, глазищи дерзкие, ты его знать должен. Он же недавно Сигвальда, дружинника твоего бывшего, убил, когда князя стерег после попойки Игоревой.
Страба сразу насторожился. Дело принимало интересный оборот.
– Если она молодых парней принимает, так зачем же мне такая жена нужна? – совсем уже разболтался захмелевший варяг. – А если правда по делам, то дело другое. Ты не знаешь часом, чего этот деревенщина у Асгерд делать мог.
– Я-то не знаю, но на твоем месте непременно бы узнал. Если они и вправду полюбовники, так наказать его нужно. А раз говоришь, что он еще и нагрубить тебе посмел, так точно не надо такого прощать. Ты у нас, говорят, воин славный, хоть на коня и почти и не садишься сейчас, так мы, варяги, всегда пешими бились и как бились!
– Да он же, говорят, самого Сигвальда Эриксона зарубил, где мне с ним биться, стар я стал для ратных дел.
– Стар не стар, а силушка-то есть еще, – Страба похлопал гостя по широкой спине. – А гридь этот молодой еще да неопытный, из славян примученных, из радимичей. А они никогда меча и сабли в руках не держали, борона да соха – весь их арсенал. А Сигвальда, скорее всего, не он, а князь сам и сразил, он ведь в сече той изрядно
мечом помахал, а князь у нас, сам знаешь, какой воин славный.
Страба разразился целым потоком красноречивых похвал в адрес своего гостя, перечисляя и приукрашивая все его былые подвиги и заслуги. С Рюриком, дескать, в походы ходил, славу и богатства мечом добыл. Подвыпивший Горемысл разошелся, сам уверовав в то, что говорил ему хитрый Страба.
– И в самом-то деле, чего это я, если узнаю, что этот гридь к моей невесте пристает, ох не поздоровится молодцу. Завтра же пойду к Свенельду сватать сестру его, а если опять мальчишку этого встречу, вызову его на бой, тогда Асгерд по-другому на меня смотреть станет, поймет, кто чего стоит.
Так оба собеседника просидели за столом до глубокой ночи, изрядно накачав себя вином, и Горемысл, уснув прямо за столом, остался ночевать в доме своего гостеприимного приятеля.
3
Одетый в свои лучшие одежды, подпоясанный шелковым красным поясом, с мечом на боку, на этот раз Радмир загодя остановил коня перед домом, дав ему и себе перевести дух. Как он ни старался, но волнение и легкую дрожь в коленях побороть не смог.
Он въехал в ворота и огляделся. Боярская челядь занималась своими делами. Между дворовыми постройками, хлевами и амбарами бегали несколько человек прислуги,
задавая корм скоту да перетаскивая от одного строения к другому какие-то вещи и мешки. Одним словом, сегодня молодой дружинник не произвел такого переполоха, который случился по его приезду днем раньше. Сегодня его встретила сама хозяйка. Асгерд вышла на крыльцо, как только Радмир въехал в ворота. Перед ступеньками молодую хозяйку ждал тот самый мужичок, которому вчера Радмир вверил своего любимого Щелкуна. Только теперь боярский слуга держал под уздцы оседланную пегую красивую лошадку с тонкими ногами и белым пятном во лбу.
– А, это снова ты! Братца моего нет еще, человек от него был, сказал, еще на день задержится, – словно только сейчас заметив прибывшего всадника, с улыбкой произнесла Асгерд. – Ну что, раз уж приехал, составишь мне компанию, я вот лошадь свою новую решила объездить немного, хочу за город выехать покататься.
Радмир не поверил своим ушам от свалившегося на него счастья.
– Как прикажешь, боярыня, все равно мне брата твоего дожидаться велено.
– А что же ты, матушка, нас заранее не предупредила, вон дружиннички все дрыхнут еще, погоди малость, сбегаю, подниму кого-нибудь в охрану тебе, – засуетился слуга.
– Не нужна мне стража, я и сама за себя постоять могу, – и молодая женщина, отодвинув накинутый на плечи плащ, продемонстрировала окружающим висящий у нее на поясе кинжал с дорогой отделкой.
– Как же так, а если худое случиться с тобой или люди лихие нападут? Вон братец-то твой всюду с охраной ходит, хоть и сам воин знатный. Не губи, родимая, дозволь людишек кликну.
– Не бойся ничего, а от татей разных да людей лихих меня вот он стеречь станет, – и задорно посмотрев на опешившего Радмира, спросила. – Ну что, герой, будешь меня охранять или как?
– Жизни не пожалею, боярышня. Не волнуйся, все для тебя сделаю.
После этих слов Асгерд ловко, по-мужски, запрыгнула в седло и, пришпорив свою лошадку, величаво выехала за ворота. Радмир молча последовал за ней.
– Надо же, охранник. Да от таких охранников тебя в первую очередь и надо остерегать, – недовольно пробурчал заботливый слуга. – Влетит нам от Свенельда, ох, влетит.
По улицам города они ехали молча, стараясь не привлекать внимания окружавшего их киевского люда. Выехав за город, Асгерд пустила свою лошадь в галоп, и Радмиру пришлось слегка пришпорить Щелкуна, чтобы не отстать от своей прекрасной спутницы.
Кони несли их вперед по проселочной дороге, слегка разбитой проходившими здесь ранее возами и телегами, на которых горожане и приезжие гости стольного града ежедневно возили свое имущество и товары. По обеим сторонам дороги колыхались под порывами ветра слегка пожелтевшие от солнца, но все еще окрашенные яркой зеленью высокие травы. Вдалеке виднелись засеянные поля, золотившиеся колосьями злаков. Небольшие еловые лесочки чередовались с шелестящими листвой осиновыми рощицами. Дорога уходила вдаль и упиралась в горизонт, над которым легкой пеленой нависали белые пушистые облака, плавно переходившие в голубую бескрайнюю ширь.
Асгерд остановила свою лошадку и посмотрела вверх. Высоко-высоко в небе, оглашая землю своим громким криком, летели журавли. Радмир тоже остановил коня.
– У нас на севере, в землях, где я родилась, нет такой красоты, – голос женщины непривычно дрожал. – Там, конечно, тоже очень красиво, и я любила свою родину, но здесь все другое. Тут нет холодного моря, посылающего на людей штормы и бури, в которых гибнут моряки и воины, нет фьордов, окруженных прибрежными скалами, над которыми кружат чайки и другие морские птицы. – Асгерд усмехнулась. – Ты не поверишь, только здесь я впервые увидела журавлей.
– Там, откуда я родом, много журавлей, – ответил юноша, не найдя никаких других слов.
– Только не думай, что я не тоскую по своей родине, просто глупо это – тосковать по тому, чего никогда не будет. Ведь теперь мой дом здесь, и назад я не вернусь никогда. А где твой дом? Расскажи.
– Наверное, мой дом тоже теперь здесь, поскольку там, откуда я родом, у меня не осталось никого: родители, друзья – все погибли.
– А любовь, была любовь?
– Не знаю, была ли это любовь, только нет ее больше.
Они оба слезли с коней и просто шли по ровному полю, касаясь руками высокой травы.
– А чем ты так рассердил Горемысла, он вчера пришел ко мне и все делал какието намеки, будто сватать меня собрался, а потом стал про тебя расспрашивать. Что за воин, зачем приезжал? – Асгерд рассмеялась.
– А ты что? Что ответила ему?
– Что я ему отвечу, все как есть, приезжал к брату по поручению княжьему.
– Да я не об этом, по поводу сватовства, что сказала? – в глазах юноши была тревога.
– Ах, ты об этом. Да зачем он мне, старый, толстый, да и род наш повыше его по положению будет.
Асгерд сразу заметила, что после последних ее слов молодой гридь весь напрягся.
– А ты, что ревнуешь?
Радмир еще сильнее напрягся и сжал кулаки. Его спутница не знала, что и сказать. Ей безусловно нравился этот молодой и красивый воин, но женщина понимала, что все это просто мечты, и это ее безгранично раздражало.
– Довольно. Нам пора возвращаться.
Обратно они ехали молча до тех самых пор, пока не въехали в распахнутые ворота Свенельдовых хором.
4
– Я же говорил тебе, чтобы тут носа своего не показывал! – толстый боярин весь позеленел от гнева. – Ты вчера мне надерзил и сегодня крутишься здесь, несмотря на мое повеление.
После этих слов Радмир тоже начал терять терпение. Горемысл встретил их в дверях боярского дома. Накануне утром он заявился к Асгерд с твердым намерением просватать молодую свейскую вдову, но услышав от прислуги, что та уехала за город с княжьим дружинником, пришел в ярость. Голова его еще гудела после вчерашней попойки, но уходить он не пожелал, увидев возвратившуюся с прогулки парочку, Горемысл был готов на все.
– Уймись, боярин, я же говорил тебе – не указ ты мне, – Радмир все больше и больше выходил из себя.
Теперь зная, что этот толстяк собирается сватать так приглянувшуюся ему женщину, юноша с трудом сдерживал свой гнев.
– Ты деревенщина, нищета безродная. Куда лезешь, на кого заришься?
– Сказано тебе, уймись, ты на моей земле, а командуешь, как будто у себя дома! – выкрикнула Асгерд, задетая наглостью своего новопровозглашенного жениха.
– Сама уймись, связалась с каким-то босяком, посмотрим, что братец твой скажет. А на моей стороне и Страба-боярин, и сам княжич будут! – истошно орал Горемысл.
– Тебе, собака, за босяка ответить придется и за то, что хозяйку дома оскорбил, – вконец вышел из себя Радмир.
– Что? Ты! Грозить мне! – при этих словах Горемысл выхватил свою дорогую саблю и бросился с ней на стоящего на краю крыльца Радмира.
Дело зашло слишком далеко. Молодой гридь действовал мгновенно. Он не стал прибегать к оружию, поскольку противник был слишком тяжел и медлителен. Юноша просто уклонился от удара, поднырнув под правую руку врага и отведя ее за локоть в сторону, с разворота ткнул правой ладонью противника в плечо. Этим все могло и закончиться, но Горемысл, потеряв равновесие, оступился и, кубарем слетев с высокого крыльца, всей своей массой грохнулся на землю.
– Не дышит, – подбежав к боярину, сообщил один из сопровождавших его слуг.
– Похоже шею свернул, – вставил слово прислужник Асгерд, наблюдавший всю эту сцену. – Худо дело, ох худо.
– Родичи убитого будут требовать княжьего суда над убийцей, – указав рукой на Радмира, произнес второй слуга Горемысла.
Асгерд стояла бледная как труп.
– Садись на своего коня, скачи в центр города, туда, где рынок. Где первый раз мы встретились с тобой, когда вы с нурманами ссору затеяли. Последний дом по левую руку на этой улице. Женщина откроет, скажешь, от меня. Она спрячет тебя. Я приду к тебе, скажу, что дальше делать. Князя в городе нет, защитить тебя некому, – Асгерд говорила шепотом, чтобы ее мог слышать только Радмир. – Езжай, не задавай вопросов, иначе не сносить тебе головы.
Радмир вскочил в седло и выехал со двора под осуждающие крики слуг погибшего боярина.
5
Радмир нашел дом, про который говорила Асгерд, без особого труда. Старая избенка, окруженная невысоким тыном, то там, то здесь покосившимся от старости, представляла собой обветшалое строение с пожухлой соломенной крышей восьми венцов в высоту, состоящее из двух клетей, соединенных сенями. Позади этого неприглядного домика стоял небольшой сарай, из которого раздавалось жалобное блеяние коз и кудахтанье кур. Сама изба, не имевшая трубы и отапливаемая по-чёрному, вся перекосилась, а осиновые венцы везде дали широкие трещины.
Юноша спешился, и, отворив калитку, вошел во двор. Он окликнул хозяев, но ему никто не ответил. Привязав коня под соломенным навесом, который примыкал к сараю, молодой гридь подошел к входу в избушку и громко постучал в дверь. Через несколько минут по какому-то шороху в доме понял, что жилище обитаемо. Внутри громыхнули какие-то горшки, по всей видимости, задетые хозяевами, и скрипучий старческий женский голос произнес:
– Кто там прётся на ночь глядя? Я гостей не жду.
– Меня прислала боярыня Асгерд, сказала, что тут мне смогут помочь.
После этих слов дверь слегка приоткрылась, и сквозь щель Радмир увидел старуху с седыми спутанными волосами, свисающими на лоб. Хозяйка долго рассматривала гостя подслеповатыми глазами.
– Воин? От хозяйки пришел, говоришь? Ну, входи, входи, – в голосе старухи слышалось удивление.
Низко пригнув голову, Радмир прошел в помещение.
Внутри этого убогого жилища сохранялась такая же атмосфера запущенности и нищеты. Нависающий над головой, покрытый сажей потолок с узкой дымницей заставил высокого дружинника сгорбиться. Запах гари и сырости резко ударил в нос. Всюду на стенах и под потолком висели какие-то амулеты, обереги из костей животных, клочков кожи и перьев птиц. На полках стояли вырезанные из дерева и кости фигурки зверей и каких-то неизвестных Радмиру божков.
– Проходи сюда, садись, – старуха указала рукой на невысокую лавку, стоящую в углу. – Говори, зачем тебя моя госпожа прислала. Чем я могу помочь, от меня ведь теперь толку мало, сама еле хожу.
– Укрыться бы мне на время, вот с чем я пожаловал. Боярыня сказала, что здесь безопасно.
– Укрыться – это можно, ко мне сюда никто не захаживает, не больно людям жилье мое нравится, – старуха разразилась скрипучим смехом. – Располагайся, хозяйке моей мне угодить завсегда приятно.
– Мне бы коня напоить да корму ему какого задать, а то не успел я.
– Воду во дворе в колодце найдешь, а овса для вас у меня нет, твой-то конь, поди, сена не ест, а у меня только сено, я ведь коз держу.