Уличи не вели обширной торговли с другими народами и не были заинтересованы в присоединении своих земель к разраставшемуся за счет соседей-славян Киевскому княжеству. Поэтому они оказали завоевателям сопротивление, сумевшее остановить доселе непобедимую русскую рать. Учтя опыт дулебов и других покоренных народов, они не решились вести войну в открытом поле, где их войско непременно было бы разбито, грозными варяжскими полками, а скрылись в лесах и заперлись в наиболее укрепленных градах, где можно было бы выдержать длительную осаду и вести активную оборону. Воины киевского князя сумели взять штурмом несколько городков, и на этом их воинские успехи, казалось бы, окончились. Столицу уличских земель – град Пересечень, расположенный в южном течении Днепра, Олег осадил, так как штурмом взять не смог. Простояв под стенами всю зиму, киевский князь вынужден был отступить.
Помимо князя в комнате сидели шестеро суровых искушенных в ратном деле мужей, возглавлявших собственные дружины и рати, входившие в состав единого княжеского войска. Вельмуд – огромный седоволосый варяг с квадратным подбородком, воевода младшей дружины, сидел по правую руку от своего князя и исподлобья поглядывал на остальных членов княжьей Думы. Рядом с ним восседал приземистый и плотный боярин Стемид из знатных бодричей. Напротив варягов сидели предводители скандинавских дружин, повзрослевший и возмужавший Свенельд и одноглазый нурман Фрейлаф со шрамом на левой щеке. Вожаки ополчения, собранного в основном из киевлян и новгородцев, Сновит и Глоба, сидели спиной к входу в комнату напротив недовольного итогами завоевательного похода и от этого хмурого киевского князя.
– Ну, что скажете мне, воеводы да бояре, сколько нам в стенах этих еще сидеть, бока наращивать? – в голосе Олега чувствовалась нескрываемая злоба. – Вот вам и уличи, лесовики-лапотники, всем вам, великим ратникам, носы утерли, да и мне вместе с вами. Что скажешь, Вельмуд, есть мыслишки какие аль дар речи потерял?
– С речью-то все в порядке, великий князь, да и слова твои, что бока наращиваем, тоже неверные, ты и тут малость ошибаешься, – даже в минуты княжьего гнева воевода младшей дружины не боялся говорить Олегу правду в глаза. – Два обоза для войска, что из земель дулебских к нам шли, уличи-то захватили. Запасы кончаются. Как бы вскорости конину жрать не пришлось, туговато у нас с провизией.
– То, что о людях заботу проявляешь, это правильно, – слегка смягчился Олег. – Вот только нам сейчас не о харчах думать нужно, а о том, как врага одолеть. А что провизия кончается, так сам же знаешь, еще один обоз к нам идет под охраной усиленной, так что животы будет, чем набить.
– Надо бы нам людишек местных как следует попытать, попрятали, небось, припасы на черный день. Если взяться за них, они и расколятся. Никакой обоз с провизией ждать не придется, – прорычал сквозь зубы здоровяк Фрейлаф. Дозволь, князь, мои хирдманы местным уличам быстро языки развяжут.
– Вы мне тут уж поразвязывали языки, когда всю деревню у тиверцев перерезали, – в голосе князя снова по явились стальные нотки. – Твои нурманы – воины, конечно, хорошие, но зачем же люд мирный резать, как скотину бездушную? Когда тиверцев примучивали, твои воины земледельцев простых порезали, баб да девок всех посильничали, да ладно бы просто блуд свой потешили, так еще и потом головы им порубили, как курам, несколько хат спалили, добро какое-то искали.
– Так ведь нашли же запас припрятанный, – самодовольно возразил бывший нурманский ярл.
– А что толку, шкур стопка, зерна несколько мешков да три бочки меда – и весь твой клад найденный, а проблем-то теперь из-за того не расхлебать. Чтобы ложку из березы вырезать, необязательно все древо валить, одного сучка достаточно да ножика малого, а твои хирдманы только топорами рубить и умеют, как лес, народец валят. Глядишь, не было бы у нас такой славы, людишки местные и не воевали бы против нас так рьяно. Вон, половина народов покоренных добровольно в княжество наше влилась, а теперь что? Вы не с виком на эти земли пришли, нам княжество растить да ширить надобно, чтобы земли эти нашими стали, пути торговые в страны заморские открытыми были. К морю выход нам нужен, тогда богатства к нам рекой потекут, серебро да золото, а не те шкуры драные, что вы в деревне откопали. Вперед смотреть надобно, а не баб топтать да кровь людскую напрасно лить.
Фрейлаф только пожал плечами и отвернулся.
– Вон Свенельд тоже из вас, из скандинавов, так его дружина без боя несколько городков взяла, и добыча у них, и грады покоренные, – продолжал Олег, указывая на сурового светловолосого свея с гордо поднятой головой, молча сидевшего на своем месте.
– А что делать-то будем, если обоз с провиантом вовремя не придет? – поворачиваясь к князю правым боком, громко произнес Сновит. – Ропщут мужики-то.
Левое ухо, срубленное боевым топором, воевода-кривич потерял в схватке с ятвягами , поэтому был слегка глуховат.
– Ой, накличет беду этот глухиня, чтоб ему, – прошептал сидящему рядом Вельмуду боярин Стемид.
– Ну, а ты, Глоба, чего молчишь, как воды в рот набрал? – обратился к предводителю новгородского ополчения князь. – Город твой Великим зовут, а толку? Дружину в свое время не дали, помощь обещали, а где она теперь, помощь та?
– Не в ответе я за город Новгород, княже, мне бы воинство свое удержать в повиновении, недовольны вои, – Глоба тут же пожалел о сказанном.
С самого начала похода Олег очень уж зол был на новгородцев за то, что ратников городских ему для похода не дали. А сейчас, услыхав о том, что предводитель новгородцев управу на них теряет, совсем осерчал, разгневался.
– Что?! – уже не говорил, а кричал князь на перепуганного новгородского воеводу, – Вы что же, думали, мечи взяли, шеломы на головы дурные напялили, вот вам тут и добыча, и слава? Нет уж, дело ратное – оно дело трудное, не легче любой другой работы, только тут еще кровушку лить нужно, частенько не только вражью, но и свою собственную!
В этот момент раздался стук в дверь, и через мгновение запыхавшийся и возбужденный Горик влетел в комнату, вызвав у всех сидящих неодобрительные взгляды.
– Не серчай, княже. Вести срочные, недобрые. Вой раненый в лагерь пришел. Говорит, обоз к нам шел с припасами. Вороги наши, уличи, тот обоз перехватили, охрану побили, ну, в общем… – вбежавший в комнату гридь не договорил до конца свою фразу.
Все сидевшие в комнате встали со своих мест.
4
После того как Горик сообщил князю и его воеводам дурную весть и удалился, Олег быстро указал всем своим военачальникам, что кому из них нужно делать, не вдаваясь в рассуждения, и отослал их к своим воинам. Закончив с этим, князь призвал к себе своего верного сотника, и остался с ним в комнате наедине.
– Верно про тебя говорят, что ты ведун, – удивленный Горик смотрел на князя с нескрываемым восхищением. – Как прознал, что говорить с тобой я хотел с глазу на глаз, без свидетелей.
– Тут не надо ведуном быть, а просто голову на плечах иметь, – князь выглядел очень усталым и опустошен ным. – Ну, говори, что сказать хотел, не томи.
– А то и хотел, что воин тот, что обоз сопровождал, на руках у меня помер, кровушкой истек, но сказал главное, – в глазах Горика была тревога. – Ждали тот обоз уличи, точно ждали. Тот вой, что весть дурную принес, из русов был, воин опытный. Так вот он поведал, что засада была по всем правилам организована, охрану побили в считанные мгновения. Вывод какой? Кто-то из своих им о том обозе донес, где и когда пойдут, каким числом.
Горик смотрел на князя и ждал его ответных слов. Олег молчал, обдумывая услышанное.
– Была у меня такая мысль еще когда первые два нападения были, да не хотел верить, что кто-то свой предал, а теперь и ты вот туда же. Но кто? – Олег размышлял вслух.
Горик стоял и смотрел на князя.
– Все у тебя иль еще чего сказать хочешь? – посмотрев на варяга, спросил князь.
– Воин тот погибший сказать успел, что те людишки, что на обоз напали, не просто уличи-лапотники. Старший у них странный какой-то, сразу в нем опытный вое вода чувствуется, не из простых мужиков воин – умелый да мудрый. Наверняка византиец или хазарин знатный.
– Откуда здесь хазарину быть? – с недоумением посмотрел на Горика князь.
– Так слух есть, что уличи с Каганатом союз заключили, да и в нападавших на обозы степная повадка чувствуется. Ловко нападают, исподтишка. Побьют народец стрелами и исчезнут с добычей.
Олег нахмурил брови – вести были действительно недобрые. Он размышлял долго, Горик все это время молчал.
– Ладно, – Олег словно очнулся ото сна. – Про то, о чем мы тут говорили, никому не сказывай, а обоз мне ищите и людей тех, что его захватили. Ты мне их из-под земли достать должен вместе с вожаком тем загадочным. Понял?
– Понял, княже, как не понять. Ищем уже. Я тут в леса Радмира послал, со дня на день вестей от него жду. Вроде бы взяли они след тех разбойничков.
– Радмиру-то своему доверяешь? А то всякое может быть, да и молод он еще, – усмехнулся князь. – Неровен час, опять дел каких наделает, не расхлебаем.
– Не наделает, будь уверен. Как за себя ручаюсь.
– Ну, коли так, ступай. Да про молчание не забывай. А того, кто дело наше предает, я сам поищу, а найду, так не пощажу! – и князь со всей силы грохнул по столу огромным кулаком.
5
За все годы, пока войско князя вело войну со славянскими племенами, Радмир возмужал, заматерел и, как и многие воины киеского князя, потерял счет врагам, которых сразила его рука. В землях дулебов и хорватов, в боях с тиверцами и уличами молодому дружиннику пригодилось все то, чему обучили его сначала в младшей дружине княжича Игоря, а затем и в гриднях у самого князя русов – Олега. Теперь он, простой славянский юноша, стал даже не просто воином-дружинником, теперь под его началом был десяток гридней, которых молодой воин водил в бой. В этот поход Радмир взял лишь половину своего небольшого отряда, и сейчас четверо воинов, несколько дней преследовавшие врага по труднопроходимым лесам, ждали решения своего вожака.
– Ну что, пожалуй, вот они, те уличи, что на наших нападали, – сказал Радмир смывая пот с лица. – Теперь вы двое, – обратился молодой вожак к Путьше и Варуну, – вернетесь в наш лагерь. Скажите Горику, что мы нашли тех, кого искали. Пусть просит у князя сотню воинов, или сколько сам решит отправить, и двигается сюда. Если уличи покинут эти места, идите по нашему следу.
Оба молодых гридня только кивнули и, подхватив свое оружие, скрылись в густых зарослях.
– Ну а нам нужно узнать как можно больше о наших врагах, мы остаемся здесь.
– Я один к ним проберусь, разведаю, а то от вас уж больно шуму много, – пробормотал Любим, в очередной раз не позабывший попрекнуть своих более молодых и
неопытных по его меркам спутников.
Оба дружинника только переглянулись, скрывая усмешки. Любил поворчать старый воин, хоть на самом деле и был довольно беззлобным.
– Ничем его не сморить. Столько дней в пути, а старый ворчун будто бы и не устал вовсе, – со вздохом произнес Боримир, развалившись на мягкой влажной траве, после того как Любим исчез из виду. – У меня вон все ноги от ходьбы распухли, а ему хоть бы что.
Огромное озеро разделяло притаившихся в кустах дружинников от обнаруженного ими лагеря уличей. Любим отсутствовал несколько часов, и молодые гридни уже начали беспокоиться, но старый следопыт вскоре появился, бесшумно выйдя из кустов и направившись к ожидавшим его воинам.
– Обоз они пригнали с провизией, который к нам в лагерь шел. Те самые это вои, – произнес полушепотом полянин. – Только чудные они какие-то, сборище непонятно кого. Половина, похоже, степняки, половина – уличи, а главный у них – чернявый такой, увидел бы я его в Киеве, так решил бы, что византиец он, вылитый грек.
– Если грек ими командует, то понятно, почему они так ловко на отряды наши нападают да на обозы с провизией. Греки – воины славные, трудно нам будет их побить, когда наши придут, прольется кровь, – покачав головой, озабоченно произнес Радмир.
– А откуда ж степняки в их воинстве? – с недоумением спросил Боримир, обращаясь к обоим своим спутникам.
– Может, уличи с Каганатом союз заключили, а может, с булгарами, – пожал плечами вернувшийся с разведки старый полянин. – Больно уж их вои на хазар похожи и одежкой, и повадками.
– С хазарами у меня счеты старые, давно за родичей своих с ними поквитаться хочу, а то ни разу еще не приходилось с тех самых пор, как они селение наше сожгли, – посмотрев в сторону вражеского лагеря, произнес Радмир.
– Если Путьша с Варуном не заплутают в лесах, то подойдут наши через несколько деньков, вот тогда и поквитаешься, а сейчас я бы в их лагерь больше не совался. Часовые у них кругом выставлены, лучше пока их не тревожить понапрасну.
Через четыре дня сотня конных воинов во главе с Гориком подошла к большому озеру, возле которого был разбит лагерь уличей. Но поквитаться с врагом не получилось. Накануне ночью уличи скрытно покинули свой стан и ушли в болота. Преследовать врага по незнакомым топям Горик не решился. Кто-то снова предупредил загадочного вождя непокорных славян, и наградой для подошедших к озеру дружинников князя стал лишь брошенный беглецами обоз с провизией.
Глава вторая
1
Сидя на скрипучей старой лавке в сырой, не протопленной клети, Иларий смотрел на стоящую перед ним клетку и размышлял. Казалось бы, совсем обычные, такие же как сотни других птиц, эти маленькие живые существа в очередной раз спасли его от большой беды. Гордый и напыщенный голубь-самец, нахохлившись, сидел в своем сплетенном из тонких ивовых прутьев жилище и громко ворковал что-то на своем непонятном птичьем языке. Голубка, сжавшись в небольшой мягкий комочек, сидела молча, пытаясь согреться, и слушала песни своего пернатого друга. Иларий приоткрыл клетку и, стараясь не напугать ее обитателей, поставил внутрь маленькую мисочку с водой.
– Он всегда знает, где искать свою подругу. Как бы далеко его не увезли, он найдет свою самку, а значит, и того, кто держит ее в своей клетке, – Иларий вспомнил слова Фотия, когда византийский купец вручил ему эту пару голубей. – Если установить нужные сигналы, то лучших гонцов, для того чтобы передавать сообщения, не сыскать на всем белом свете. Береги их.
Иларий и сам когда-то был византийским подданным, и не простым подданным, а воином на службе у двух императоров – Василия и его сына Льва , повидавшим за свою жизнь много боев и сражений, проливший реки человеческой крови. На вид Иларию было около тридцати. Он отличался отменным здоровьем и, несмотря на относительно невысокий рост, был силен и быстр, как барс. Его мышцы на руках и ногах напоминали стальные канаты, а огрубевшие от долгих занятий с мечом и копьем ладони были покрыты твердыми, как воловья кожа, мозолями. Гладковыбритое лицо бывшего кентарха скутатов , несмотря на несколько неглубоких шрамов, носило следы былой привлекательности, когда-то так притягивающей к отважному воину женщин всех возрастов и социальных слоев византийского общества.
Несколько дней назад, когда возглавляемый Иларием отряд уличей и их союзников, хазар, проведший накануне несколько успешных нападений на вражеские отряды и завладевший тремя обозами с провизией, остановился на постой вблизи большого озера. Красавец-голубь прилетел и стал кружить возле клетки, в которой сидела его самка. Поймав птицу, Иларий увидел на его лапке клочок красной материи. Это был условный сигнал. Обычно союзник-воевода, находившийся в лагере русов, присылал гонца, который сообщал, где и когда пройдет обоз с провизией, где пойдут небольшие отряды, на которые могут напасть воины Илария, скрывавшиеся в лесах. Но голубь с красной тряпкой на ноге был сигналом опасности, которая грозила воинам византийского командира. Действовать нужно было немедленно. Не теряя времени на сборы, бросив добычу и недавно захваченный обоз, ночью Иларий увел своих людей в леса. Долго скитаясь по заболоченной местности и запутывая следы, отважные воины уличей ценой брошенной впопыхах добычи смогли спастись от грозного врага, а непобедимые русы снова остались ни с чем.
Оставленная добыча представляла собой большую ценность, но Иларий бросил ее, не сожалея. Однако он не забыл прихватить с собой клетку с голубями, которая сейчас стояла перед ним на столе. Напившись воды, голубь умолк и прижался к своей любимой. Вскоре обе птицы, прикрыв глаза, уснули безмятежным сном, словно влюбленная пара. Илларий продолжал смотреть на птиц молча, словно боялся ненароком потревожить их сон.
2
Он родился в семье крестьянина и с детских лет был приучен к простому труду, когда для того что бы заработать на кусок хлеба, приходилось целыми днями работать в поле под палящими лучами беспощадного солнца. Но когда Иларий подрос, крепкого и смелого юношу забрали в солдаты. Империя постоянно вела войны с соседями, и юноша вскоре понял, что с помощью спаты, скутума и собственной храбрости можно заработать гораздо больше того, что может дать изнурительный труд на плантациях аристократов.
Василий Македонянин, в то время правивший Империей, вел ожесточенные войны с арабами. Походы византийского войска были не всегда успешны, и для того чтобы защитить границы, требовались все новые и новые воины. Когда на смену Василию, умершему на охоте, пришел его сын Лев, положение в армии не улучшилось. Талантливый писатель и философ, нареченный в народе Мудрым, новый император написал немало книг и трудов по стратегии и тактике ведения войны, но при этом не слишком прославился, ведя войны с соседями. Но Иларию повезло, он стал служить под началом талантливого и храброго военачальника Никэпора Покаса , где получил колоссальный опыт и дослужился до кентарха. Такому успеху бывшего крестьянского паренька могли бы позавидовать многие, и жизнь Илария сулила ему новые и новые достижения, если бы не случай.