Это было любимое место, куда в последние годы жизни ездил его отец Всеволод Ярославич. Сам Мономах тоже не обходил монастырь стороной и посылал ему богатые дары. Оделил его землёй и ловищами по Днепру в первые дни своего вокняжения. Печерский монастырь не получил покамест ничего - за то, что поддерживал Святополка Изяславича. Теперь, став великим князем, Владимир Всеволодович мог более не притворяться - он ревновал власть к своим братьям и радовался, получив золотой стол. И не мог допустить и мысли, чтобы после Святополка Изяславича что-то осталось. Была б воля - вовсе вымарал его имя. Но о таком негоже было и думать. Значит, расправиться с памятью о своём предшественнике надо было иным путём.
Выдубицкий игумен Сильвестр был давним другом Владимира Мономаха. В стенах Выдубиц обретался отец Василий - бывший духовник Мономаха и его доверенное лицо, по наказу переяславльского князя побывавший в узилище Василька Теребовльского. Позже он составил свой рассказ о тех событиях, и тот лежал втуне до сего дня, ибо в Выдубичах не велось своего летописания.
Игумен Сильвестр не мог сдержать удивления и радости, когда узнал, что Владимир Мономах сызнова посетил его монастырь. Был он так же сух, как и Нестор, но двигался не в пример живее. Глаза горели удивлённо-радостным огнём, когда он принимал в палатах своего покровителя и друга.
По приказу Мономаха двое слуг внесли ларец, где покоилась "Повесть".
- Сей труд забрал я из Печерского монастыря, - молвил Владимир, когда исписанные листы легли на стол перед Сильвестром. - Прочтя, понял я, что не всё верно описывал Нестор, лукаво помышляя о возвеличивании Святополка Киевского, коий был князь ничтожный, волей и духом слабый и полководец худой.
- Да, княжьи добродетели были ему не ведомы, - покивал Сильвестр, - он более всего радел о своей выгоде, нежели о Руси. И сребролюбием страдал чрезмерным. Иное дело ты, сын мой. Твоими благими делами долго будут ещё люди восторгаться.
- Вот и желаю я, чтоб мои дела и дела иных князей по правде были описаны в "Повести временных лет" - потомкам в назидание. Ибо не о славе мирской пекусь. - Владимир подвинул к игумену несколько листов. - И не желаю я, чтоб вот это оставалось в памяти народной. Ныне настают новые времена. И деяния наших предков должны быть описаны по-новому.
- Перепишем, - взглянув на листы, согласился Сильвестр. - Как ты повелишь, так всё и перепишем! Сам, лично, перепишу.
- Но верно ли ты понял, как надо всё переделать? - понизил Мономах голос. - Ведаешь ли ты настоящую правду о делах волынских, новгородских и киевских? Ведь Нестор и предшественник его, Никон, знать не знали, что мои люди многое видели и оставили для меня свидетельства. Нестор не бывал в походах сам и не может знать точно, кто на самом деле водил полки - киевский князь или кто иной. И чьими в таком случае были победы, а чьими - поражения. И много ещё чего не знал Печерский летописец. А ты знаешь, - Мономах по-особому, настойчиво-вкрадчиво, взглянул в глаза Сильвестра.
- Да, князь, - кивнул тот. - Всё, что ведомо тебе, ведомо мне.
- Так постарайся же, - Мономах выпрямился, - сделать так, чтобы и потомки наши знали это. А я за то в долгу не останусь.
Нестор, вскоре скончавшийся, так и не увидел более своей "Повести временных лет". И ту повесть, что писал он, никто более не видел. Осталось прежним лишь название.
2
Принял княжий венец Владимир Всеволодович Мономах Переяславльский. Рассадил по-новому своих сыновей. Ярополку, уже прославившемуся ратными подвигами, оставил Переяславль, чтоб было кому оборонять Русь от половцев. Романа держал при себе, прочих сынов рассадил по городам Залесской Руси - кого в Суздаль, кого в Ростов, а самого меньшого, Юрия, отправил в недавно срубленный град, названный Владимиром, по имени самого князя.
Кроме Романа не устроены были ещё трое его детей - сын Святослав и дочери Евфимия и Агафья. Старшей, Евфимии, шёл уже семнадцатый год, и после свадьбы Ярославца Святополчича на Елене Мстиславне приспело время найти мужа и для неё.
Таковой давно сыскался - Коломан, король Венгрии. Вдовец, потерявший к тому же единственного сына и озабоченный тем, что трон уплывает из его рук, льющий кровь своих братьев и их малолетних детей, хромой, горбатый, шепелявый и слабый по причине преклонных лет, король угров никоим образом не был парой красивой девушке. Но среди его родственников жила дочь Святополка, Предслава, ставшая матерью и имевшая большое влияние на окружение короля. Покуда был жив Святополк, Коломан опасался пальцем тронуть и Предславу, и её семью. Как он поведёт себя теперь, когда старые союзы потеряли силу?
Мономах был убеждён, что наилучшим решением будет свадьба Евфимии с Коломаном. Он пошёл к дочери и объявил ей свою волю.
Правду сказать, в сердце Евфимии ещё жил волынский князь Ярославец - первая девичья любовь долго не угасает. Весть о том, что он женился на её племяннице, больно отозвалась в душе девушки. Она много плакала впотай, но, услышав от отца весть о предстоящем замужестве, ахнула:
- Правда ли, батюшка? За кого же?
- За Коломана Угрского. Правда, он латинянин, но король. Ты станешь королевой венгерской и сможешь повернуть Венгрию к союзу с Русью. И твой сын станет королём.
- Но я... не хочу. - Евфимия отвернулась к окну.
- Не бойся. Твои сёстры вышли замуж, племянницы тоже. Пришёл и твой черёд. Коломан хоть и стар...
- Стар? - переспросила девушка.
- Стар. И хотя понимаю, что тебе он может не понравиться, да ничего не поделаешь. Надо.
- Но отец, я не хочу! Я бы хотела уйти в монастырь...
- Что? - Мономах поразился. Подобного он от дочери не ожидал. Мало того что две его сестры стали монахинями, так теперь и младшая, любимая дочь!
- Да, в монастырь, к тётке Янке! Отец, не отдавай меня за старика!
- Эвон, чего испугалась! - усмехнулся Мономах. - Долго он не протянет, а ты останешься правительницей, как прабабка Ольга при Святославе. Вся Венгрия будет под тобой! Об этом думай! Я уж обо всём уговорился.
- Но ты сам говорил, что угры - латиняне...
- Ничего! Я говорил с митрополитом Никифором, дабы узнать, как отверглись они от православной веры. Ничего особенного нет. Так что готовься!
Мономах вышел, и до самого отъезда Евфимии больше лишним словом с ней не перемолвился. Слёзы дочери для него были водой - сегодня пролилась, а назавтра высохнет. Он даже радовался, что придержал её в прошлом году, не отдал за Ярославца. Велика ли честь для дочери великого князя быть замужем за его подручником? Изяславов корень потерял на Руси всю силу. Им теперь вряд ли удастся воссесть на золотой стол, а в повиновении держать - другое дело. Будущее - стареющий Мономах это ясно понимал - за детьми. Сыну Мстиславу достанется по наследству распря с Волынью. Ему и разбираться - ведь Елена его дочь.
О будущем думал он и когда осенью того же года женил сына Романа на дочери Володаря Ростиславича. После ослепления Василька неистовые братья попритихли - из них двоих младший был самым деятельным и, став в тридцать пять лет калекой, устранился от дел. На долю его брата Володаря выпало оберегать сразу две волости - свою и Василькову, ибо сыновья теребовльского князя были слишком малы, чтобы сами водить полки. Оставшись одни в окружении угров, ляхов, болгар, византийцев и половцев, братья Ростиславичи обрадовались союзу, и брак был заключён в считаные дни.
Единственное, что омрачило жизнь Мономаха, была смерть сына Святослава. Тихий болезненный мальчик, которого девятнадцать лет назад отдали заложником Итларю и Китану, с годами превратился в тихого болезненного юношу, великого любителя книг. Он часто хворал и потому не ходил в походы с отцом и братьями, оставаясь дома и блюдя Переяславль. И сейчас он жил в нём, не мешая Ярополку. Все потихоньку смирились с мыслью, что он, подобно Святоше Давидичу, уйдёт в монастырь, но этого не случилось. Святослав угас незаметно в разгар зимы, ушёл, ни на что не жалуясь и ни о чём не жалея.
Только-только справили сороковины по Святославу, только-только Мономах, вернувшись в Киев, зажил прежней жизнью, пришла от Волынских пределов весть - через Угрские Ворота перевалил обоз королевы Евфимии Владимировны. Дочь возвращалась к отцу.
Мономах сперва не поверил, но примчавшиеся гонцы короля Коломана подтвердили весть, а ещё несколько седмиц спустя Евфимия действительно стояла на пороге, зябко кутаясь в шубу - ту самую, которую уложила в качестве своего приданого. Отец и дочь встретились глазами.
Евфимия сильно переменилась. Это была всё та же красавица, строгой северной красой пошедшая в мать Гиту и прабабку Ингигерд Шведскую. Но первые морщинки прорезали её строгое чело, взгляд прекрасных глаз потух, а веки покраснели от многих слёз. Губы жалобно кривились.
- Пустишь ли, - еле выговорила она, - на порог, отец?..
И, не дожидаясь, сама прошла и тяжело опустилась на лавку. Мономах остался стоять, сверху вниз глядя на дочь. На ней было русское платье, и только убор замужней женщины был венгерским.
- Откуда ты? - только и спросил князь.
Евфимия вскинула мгновенно набрякшие слезами глаза.
- Откуда? - вскричала она срывающимся голосом. - От Коломана твово, будь он неладен! Отослал меня. Видеть не желает...
Голос её сорвался, и она зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
Мономах тоже присел. Он не торопился утешать дочь - поотвык, очерствел сердцем после смерти жены да в великокняжеских заботах. Да Гита никогда и не плакала и даже смерть Изяслава пережила тихо, пряча горе внутри.
Молчание отца оказало целительное действие. Вскоре Евфимия выпрямилась, отирая глаза и губы, и заговорила тихим, пустым голосом:
- Кабы ты ведал, что я пережила, батюшка! Да меня Коломан ни во что не ставил! Своих людей приставил, чтоб день и ночь стерегли, будто я пленница. Из светёлки целыми днями не выходила, и ко мне никого не пускали. А ежели и выйдешь, то чтобы перед его родичами и гостями покрасоваться - глядите, мол, все, какова у меня жена. Постоишь, будто идол, раскрашена да наряжена, поулыбаешься - и опять в свою темницу, под замок... А ночи... - Евфимия всхлипнула. - Каждую ночь заходил, проклятый! А ведь он стар и крив. Шепеляв, лыс, хром, дух от него тяжкий... так от холопов не пахнет, как от него несло! Дёснами щербатыми улыбается, мнёт меня всю, тискает, в лицо жарко дышит. Мне тошно, а я улыбаюсь в ответ, говорю, что люблю... А он не верил! Никогда не верил. Всё допытывался, не остался ли у меня на Руси сердечный друг.
- Да какой друг, - не сдержался Владимир, - когда ты у меня как перловица в ларце...
- Вот и я то же говорила, - вздохнула Евфимия, - а он тогда по-иному пытать стал - дескать, на Руси не было, так тут успела кого завести. Я божилась, а ему всё нипочём. Слуг, воев-то, убрал. Старух каких-то понаселил, чтоб следили да наушничали. К окну не подойди - авось полюбовника высматриваю. И к гостям перестал выводить. А коли обычай того потребует, так выведет, а уж после, ночью, отыграется. Мало всю не обнюхает, а потом щипать и мять примется... И всё пытает - с кем я да когда. Да какие поносные речи про него с полюбовником вела, да как замышляю его со свету сжить, чтоб самой править, да с кем из родни его сношусь, чтоб мужа погубить... Я все глаза выплакала. Такая тоска меня порой брала, что хоть руки на себя накладывай. А я ведь...
В верхних сенях было прохладно - тепло проникало только через двери во внутренние покои, - но Евфимия распахнула шубу, открывая раздутое чрево.
- Тяжёлая ведь я, - с придыханием воскликнула она. - Когда говорила, надеялась, что обрадуется - он ведь хотел наследника. А Коломан... - снова захлюпала носом, только пуще взъярился. "От полюбовника, - кричит, - понесла и хочешь, чтоб я твоего щенка в королевичи произвёл! Не бывать, мол, такому!.." Вот и выслал. А это его дитя. Мне ли не ведать...
Она обняла чрево обеими руками, глядя на него со смешанным чувством нежности матери к нерождённому ребёнку и досады на непутёвого отца, отрекающегося от своего чада.
- Я уеду, - еле слышно прошептала Евфимия, не поднимая глаз. - Куда хошь уеду, в монастырь уйду. Токмо дай родить, батюшка...
- Чего уж, - Мономах поднялся, - али я враг своему внуку?.. Живи.
3
Настал новый, шесть тысяч шестьсот двадцать третий год От Сотворения мира (1115 от Р.Х. - Прим. авт.). Сто лет назад умер Владимир Святославич Креститель, народное Красно Солнышко. Сто лет назад началась усобица, стоившая жизни двум его сынам - Борису и Глебу. Бог покарал Святополка Окаянного - не дал ему детей. Нынешние князья все были потомками его победителя и младшего брата, Ярослава, при жизни прозванного Мудрым. И, торжествуя давнюю победу и вспоминая своё недавнее торжество - ведь князя, коего он сменил на престоле, тоже звали Святополком! - Владимир Всеволодович Мономах решил перенести мощи братьев-страстотерпцев на новое место. В Выдубицком монастыре Сильвестр как раз успел переписать повесть об их жизни по-новому, по-книжному. И ныне никто не усомнится в том, что братья были святыми.
В первый день месяца травеня (мая. - Прим. авт.) был освящён новый каменный храм в Вышгороде, а на другой день должно было состояться перенесение мощей святых братьев.
На этот праздник съехались все князья Русской земли, все старшие Ярославичи.
Мстислав накануне приезжал уже в Киев - на вокняжение отца. Перед этим он встречался с отцом и некоторыми братьями только на свадьбе дочери Елены. Сейчас у него подрастала третья дочка - Ксения. Бойкая, живая девочка созрела для замужества, несмотря на лета - в конце зимы ей исполнилось всего двенадцать, но она уже была не по годам взрослой.
Вместе со Мстиславом приехал и его старший сын Всеволод. Стрыи - Ярополк, Роман и Вячеслав - впервые видели сыновца и нашли его во многом похожим на отца.
Отозвались на приглашение и Святославичи. Последние годы они жили тихо-мирно в своих вотчинах, не высовывая оттуда носов и ничем не напоминая о себе. Но тут приехали всем родом - и Давид с четырьмя сынами - старший, Святоша, всё больше отдалялся от мира и уже жил в монастыре. Приехал и Олег - совсем седой, согбенный болезнью и почти сгоревший от внутреннего огня, тоже с сыновьями. Издалека, из Рязани, прискакал последний Святославич, Ярослав, со старшим сыном Ростиславом. Откликнулись на приглашение и потомки Святополка - Ярославец Волынский прибыл вместе с младшими братьями и всем семейством. Нежданно-негаданно в Киев приехали и потомки Всеслава Полоцкого - старший, упрямый и во всём следующий по отцовым стопам, Глеб со своими сынами, Давыд с молодым сыном Брячиславом, их братья Святослав и Ростислав. Не приехали только Борис Всеславич и самый старший - Рогволод, а также хворый Роман. Подарком судьбы стал для Мономаха приезд жениха средней дочери, Агафьи, - Всеволода Давыдовича Городенского. Посватавшись к Мономаховне, сын Давыда Игоревича стал союзником и помощником Владимира Всеволодовича. Не было только никого из Ростиславова корня, и жена Романа Владимирича Настасья напрасно ждала приезда отца либо кого из братьев.
Князья собрались накануне, ещё до освящения Вышегородского храма. Всеславичи заняли давно пустовавший Брячиславов двор, Святославичей Мономах, как ближних родичей, разместил в Берестове. За это Олег был ему в глубине души благодарен - Новгород-Северский князь в своё время слишком много вытерпел от Мономаха и не мог спокойно смотреть и слушать, как новый киевский князь расточает мёд и елей.
Зато Мстислав был рад лишний раз побыть с отцом. Он не смог прибыть на свадьбу брата Романа и похороны Святослава и теперь навёрстывал упущенное. Хотел повидаться с Еленой, но Ярославец не отпускал жену ни на шаг. Только в самый день приезда отец и дочь смогли накоротке повидаться. Мстиславу бросилось в глаза, как бледна и болезненно-худа Елена. Она была с двухгодовалым сыном Юрием, и видно было, что девочка - замужество и материнство не изменило её, - просто не знает, что делать с ребёнком.
Приехав в Киев, Мстислав сразу отправился к отцу в терем. Они обнялись. Мономах внимательно разглядывал старшего внука, рослого, ещё по-юношески долговязого Всеволода. Второго сына, Изяслава, Мстислав оставил в Новгороде заместо себя.
- Как меньшие? - спросил Мономах. Меньшими он называл двух младших сыновей Мстислава - Святополка и Ярополка.
- Растут. Святополка зимой на коня сажали.
Самый младший сын родился накануне свадьбы Ярославца и Елены, посему его и назвали в честь тогдашнего великого князя.
- А Христина как?
- Зимой ей недужилось, да к лету оправилась.
- Привёз бы. Я б посмотрел на сноху.
- С младшими она. Некогда.
Владимир Мономах хотел возразить, что его Гита, несмотря на беременность, всюду сопровождала мужа.
- Что Евфимия? - вспомнил Мстислав о сестре.
- Сына родила. Борисом назвали. Борисом Коломановичем.
- А Коломан-то что?
- А что ему? Помер, оставил стол брату, Стефану.
Оба помолчали, вспоминая Венгрию и её государей.
Сколько хлопот доставили угры в прошлом и всё никак не хотят усмириться! То ищут союзов с Русью, то сами рвут с нею связи.
От Венгрии мысли сами собой перетекли на русских князей.
- Елену-то видел? - спросил у Мстислава отец.
- Нет. Ярославец отговорился - дескать, недужит княгиня. В дороге ей худо сделалось. Чую - не будет ей за ним житья.
- Да, Святополково гнилое семя ещё попортит кровь Руси, - согласился и Мономах. - А всё же не следует нам первым начинать свару. Пущай вороги сами себя проявят. Помнишь, как сказано в Писании: "Поднявший меч от меча погибнет".
- А ещё говорят: "Худой мир лучше доброй ссоры", - подхватил Мстислав. - Отец, нынче в Киеве все князья собрались. Самое время уладиться, коли у кого на кого обида.
Мономах покачал головой. То, что сын умел мыслить далеко и широко, его радовало, но в то же время на память приходили другие княжеские снемы - съезд в Любече, после которого обманом захватили и ослепили Василька Теребовльского. И другой съезд - в Уветичах, когда осудили Давыда Игоревича. Ныне братья Ростиславичи сидят тише воды, ниже травы, да и сын у Давыда Городенского вырос не в отца - смирнее и добрее. Однако на место одних смутьянов встают другие. Что-то будет...
- У кого с кем обида, Мстислав? - промолвил Мономах. - Святославичи смирились - Давид всегда на моей стороне был, Олег в прежние годы крови попортил, однако присмирел. Ярослав вовсе не страшен - сидит в своей Рязани, мордвой обложен - и ладно. Вот разве что Всеславичи... Глеба Минского помнишь? - Мстислав кивнул, хотя лично князя в глаза не видал. - Сызнова воду мутит. Промеж Всеславова племени нет мира. Борис, старший, среди них никакой силы не имеет. Всё под себя Глеб захватил. До того младший братьев и сыновцев довёл, что Роман Всеславич вовсе из Полоцкого княжества уехал, а Давыд Всеславич под руку Киева просится.
- Нешто так? - встрепенулся Мстислав. Он с юности знал о давней ссоре Ярославичей со Всеславьичами. В молодости сам Владимир Мономах испытал на себе тяжкие последствия этой распри, и Мстиславу было тревожно-радостно слышать, что давние враги их рода ослабляют сами себя.
- Истинно так, - покивал Мономах. - Давеча, прямо перед тобой, приходил от него человек - принёс добрую весть. Я и ранее слышал, но только теперь уверился. А ведь у Давыда сын Брячислав неженатый...